В поисках прошлого

Отступление 8

Она проводила меня до самого коттеджа. Теперь уже не было никакого смысла таиться, так что мы пошли прямо к дому. В переулке с нами разминулся какой-то старик. «Прекрасный вечер, слава Богу», — сообщил он, прикоснувшись рукой к шляпе, словно был с нами знаком. Я оглянулся через плечо и увидел, что он тоже оглянулся на нас.

— Кто это? — спросил я у Шэй.

— Кто?

— Да этот старикан, который только что прошел мимо.

— А я и не заметила. — Она оглянулась, но его уже не было видно.

— Он вроде как знает тебя, — заметил я.

— Ну, этот хренов остров не так уж велик, так что, надо думать, знает. А какая разница?

После чего мы почти не разговаривали. У меня вдруг заболел живот. Может, это было следствие того, что я переел жаркого, но больше походило на предчувствие беды.

— Зайдешь? — спросил я возле задней двери.

— Нет, лучше я сразу назад, а то она еще разыскивать меня пойдет. — Шэй захихикала. — Мэрилин всегда предполагает худшее.

— Да на минутку!

Мы набросились друг на друга, еще не успев войти внутрь.

— Мне пора, — говорила она всякий раз, когда мы размыкали объятия, чтобы вдохнуть воздуху. Я очень хотел ее, но меня одолевали всякие страхи и предчувствия. Что она уйдет и больше никогда не вернется ко мне, узнав все, что ей готова рассказать Мэрилин. Или если даже и вернется, то я все равно своего не получу. Или, если даже и получу, ей это не понравится. Слишком уж здесь сыро и воняет. Никакой романтики. Мне нужно было не просто быстренько перепихнуться, но я боялся, что Шэй сочтет меня глупым и неуклюжим сопляком. Неумехой. Я страстно желал, чтобы она крепко прижалась ко мне, чтобы любила меня, а больше всего мне хотелось рассказать ей о себе все, что я еще не рассказал. При этом я понимал, что молчал слишком долго. В голове все смешалось, я не имел понятия, с чего начать. Хотелось просто умереть. Я не представлял, что ей наговорит Мэрилин и о чем сама Шэй уже догадалась на основании тех скудных сведений, которые я ей сообщил.

Времени, чтобы подготовить ее, у меня не было, так что я не стал даже пытаться.

— Завтра придешь? — спросил я.

Она отодвинулась от меня и засмеялась.

— Потому что сейчас уже времени нет, да? — уточнила она достаточно жестко. Но выглядела при этом как розовый бутон.

Я схватил ее и притянул к себе:

— Послушай, Шэй. Есть вещи, о которых я тебе не говорил. Не те, о которых я знаю, нет, это то, о чем я догадался, до чего сам додумался.

— Тетки боишься, да? — шепотом спросила она. — Не стоит, Мэрилин — нормальная баба.

— Правда? Она меня пугает немного. Да и я ей не особенно понравился, так ведь?

Она фыркнула:

— Дело не в том, как тебя на самом деле зовут, а в том, что ты собой представляешь. Здоровенный волосатый мужик — угроза моей добродетели.

— Ну, в этом смысле она совершенно права. — Я поцеловал ее в кончик носа. — Обещай, что придешь.

Шэй выпрямилась и одернула одежду.

— Обещаю.

— Что бы ни случилось?

— А что может случиться? — Она прыснула. — Не подгоняй фортуну, Суини. — Отворила дверь и выглянула наружу. — Горизонт чист, — шепотом сообщила она, потом оглянулась на меня через плечо: — Тебе не нравится, что она знает, кто ты такой, так, что ли, Гил? Не понравилось, что она назвала тебя Суини. — С этими словами Шэй рванула прочь.

Я долго сидел в темноте, перебирая в уме все, что сегодня произошло. Думал про дом тетки Мэрилин, сад. В тот момент, когда я стоял в воде и смотрел на это, в голове что-то щелкнуло, но, как обычно, я никак не мог прийти к правильному заключению. Видимо, потому, что я уже привык отключать сознание от того фрагмента своего прошлого, что грозил вот-вот вырваться наружу. Теперь же я заставил себя открыть все двери и впустить всех призраков. Одиночное заключение в этом сыром коттедже подходило для этого лучше всего. Я улегся на кровать и выбросил из головы все лишнее — особенно Шэй, — после чего открыл шлюзы для воспоминаний.

Пару часов спустя я снова встал. Было темно, и я никак не мог унять дрожь. Дело было не во внешнем холоде, казалось, у меня все заледенело внутри, а не только снаружи. Остальное меня как бы не касалось. Одевшись потеплее, я выбрался наружу, в ночь. На этот раз пошел по широкой дороге к старому слипу. Это был долгий путь, в обход, но я считал, что мне надо двигаться именно так. И шел как на автопилоте.

Сначала ночь казалась непроницаемо темной. Но когда я прошел около мили, облака разошлись, и показалась бледная половинка луны. Живые изгороди под ветром шуршали и скрипели просто оглушающе. И угрожающе. Чем ближе я подходил к старому слипу, тем больше мне казалось, что я иду по своим старым следам. Правда, никак не мог точно вспомнить, что ходил когда-то по этим узким тропинкам. Может, приезжал на машине, но никогда — ночью. К тому же я был сейчас полумертвый от страха.

Небо наконец расчистилось, ветер стих. Я сел на перевернутую лодку Салливанов, глядя, как волны мягко шлепают о берег, и некоторое время набирался смелости. Все вокруг стало незнакомым: слишком много изгородей, слишком много отсветов из окон домов. Тем не менее днем, когда мы с Шэй забрались в сад возле «Олд Корн Стор», я уже знал, что бывал здесь раньше. Ночью. Но не смог вспомнить, как попал туда и зачем. Когда я поднялся на ноги и огляделся, взошла луна.

И тут внезапно маленький Гил восьми лет от роду материализовался. Вот он сидит на заднем сиденье «рейнджровера», прижав бледное личико к окну. Дверца машины распахнута, водительское сиденье пусто. Он перебирается на него, потом вылезает из машины и озирается вокруг. Одной рукой держится за бок. По лицу его течет кровь… Тут видение пропало.

Я медленно спустился по галечному склону к реке и, держась у самого берега, пробрался через два сада и дошел до границы участка, на котором стоял «Олд Корн Стор». Продрался сквозь живую изгородь и скрючился в тени. Высокая крыша здания четко выделялась на фоне неба, я осмотрел ее и медленно опустил взгляд вниз. На занавесках, закрывавших большие застекленные двери, плясали отблески от экрана телевизора.

Тишина. Вот маленький Гил и вернулся в прошлое. Свет, падающий из дома, освещает почти весь сад, спускающийся вниз, весь склон, занятый лужайкой. Возле распахнутой застекленной двери стоит стол, рядом скамейка. На столе бутылка. Глаза мои скользят то вверх, то вниз, высматривая, выискивая, и вдруг я замечаю тени темных фигур, прячущихся в кустах по обе стороны дома. Я плохо их различаю, но чувствую, что они там. Мое внимание привлекает слабый отблеск, мелькнувший чуть дальше от того места, где я стою. Там движется, шурша листьями, что-то большое и темное — не около земли, но выше, гораздо выше моей головы. Я вижу, как шевелятся ветви, а потом все замирает.

Из-за застекленной двери появляется женщина, она словно выплывает. На ней длинное легкое платье, оно развевается. Она танцует? Раскидывает руки и кружится, кружится — прямо как балерина. Платье распахивается. Я вижу белые груди и темные волосы на лобке, чувствую, как к лицу приливает жар, я жутко возбужден, потому что знаю, кто она такая, эта женщина: она всегда тычет в меня пальцем, когда мы с Трапом плывем в лодке. Она и сейчас показывает на меня пальцем. Я поворачиваю голову, чтобы проследить, куда указывает ее длинная и белая рука. По саду идет Трап, держа в вытянутой руке рыбу. Ее серебристая чешуя блестит в падающем из дома свете. Женщина направляется к нему и, проходя мимо, на секунду поворачивается ко мне, я вижу, как двигаются ее губы, но прежде чем успеваю прочитать по ним, что она говорит, она отворачивается к Трапу. Смеется, хватает рыбу, швыряет на землю. Они стоят друг напротив друга. Я замираю. Она держит в ладонях свои груди, то поднимая их, то опуская, то вверх, то вниз. Трап подходит к ней ближе и ближе. Спотыкается, и она притягивает его голову к своим грудям. Мне хочется заплакать.

Теперь они идут назад, вверх по склону, прижавшись друг к другу. Вверх, вверх по склону, к булыжной отмостке под окнами. Там стоит кто-то еще, он у них за спиной, они его не видят. Я замечаю какое-то движение, но мне не до того — я не в силах отвести глаз от Трапа и женщины. Меня жутко интересует то, что они делают. Она стягивает с него желтый клеенчатый комбинезон. Лямки съехали вниз, прижали ему руки к бокам; он все пытается их высвободить. Вот она сбрасывает платье. И остается голой. Его штаны упали ему на лодыжки, а его штука у нее во рту. О Господи! Тут он вдруг валит ее и падает сверху. И начинает дергаться, вверх-вниз, вверх-вниз. Я не вижу лица Трапа, но женщина явно довольна — она улыбается, может, даже смеется. Трап падает лицом в траву, скатывается с нее. Потом поднимается, встает на колени и берет ее голову в ладони, как будто она плачет. И тут совершенно внезапно то, что скрывалось позади женщины, выскакивает, хватает ее за волосы и рывком поднимает на ноги. Женщина мотается как тряпичная кукла, но этот тип в черном отшвыривает ее в сторону. Очень грубо. Она падает, ударившись головой о камни отмостки, и замирает на месте.

Этот человек стоит, глядя на нее, потом медленно поворачивается туда, где прячусь я. На долю секунды свет из окна падает на его лицо. И я вижу, что это моя мать.

Не знаю, что мне делать. Я писаю в штаны, по ногам течет, прямо в ботинки. Трап уже натянул свои штаны, надевает лямки на плечи. Мама бежит к нему. Я не могу больше смотреть. Женщина садится. Озирается вокруг, видит, что Трап взял маму за руку. Она начинает смеяться. То сгибается от смеха, то откидывается назад. Почему? Не понимаю. Все трое, кажется, о чем-то спорят, кричат, но я ничего не слышу. В ушах сплошное молчание, тугое и мягкое. Трап тащит маму в сторону, вниз по склону, к воде.

Ноги меня не слушаются, не могу вспомнить, как пройти назад, поэтому карабкаюсь вверх по склону, держась поближе к живой изгороди. Тут огромный грязный коричневый ботинок наступает мне на лодыжку, а за плечо меня хватает чья-то рука. Я вырываюсь и бросаюсь прочь, сквозь изгородь. Стремительно несусь через поле, не оглядываясь, все бегу и бегу, пока не добираюсь до машины. Что-то или кто-то бежит за мной. Я залезаю в машину, падаю лицом вниз на заднее сиденье и закрываю голову. Одной рукой — другой я двигать не могу.

В машину что-то ударяется. Я дожидаюсь, когда вибрация от удара стихнет, и поднимаю голову. Выглядываю наружу. Трап замечает меня. Он держит маму за руку. По лицу его текут слезы. Мама смотрит на меня — она тоже плачет. У нее над глазом рана, по лицу течет кровь. И тут я внезапно припоминаю, почему мы здесь оказались.

Е-мейл от Шона Брофи Фионе Мур

Фи, место и время встречи меняются. Извини, конечно. Как насчет ресторанчика Роли на Боллзбридж, часов в девять? Тебе разве никто никогда не говорил, что редакторы обычно платят? Особенно по таким вот «официальным» случаям.

Целую, Шон