В поисках прошлого

Отступление 10

Когда я проснулся, был уже день. Кто-то барабанил в заднюю дверь. Я знал, что это не Шэй, она никогда не стучала. Я здорово замерз, просто окоченел, умирал от голода, и мне вовсе не хотелось кого-либо видеть, но стук продолжался, становясь все более нетерпеливым. Потом раздался голос:

— Открывай! Я знаю, что ты там!

Голос был женский. Мэрилин Донован. Черт бы ее побрал!

Я потащился к двери и впустил ее. Она огляделась по сторонам, потянула носом застоявшийся воздух.

— Господи! — сказала она. — Видать, лучше не спрашивать, чем ты тут занимался. — Мне захотелось ей врезать. Кого я ненавижу, так это всяких людишек среднего возраста, которые притворяются, что все-все понимают, и вообще любят фамильярничать. Сказать по правде, я всегда держался подальше от взрослых. И тут выдал миссис Донован самый вызывающий взгляд типа «не вздумай ко мне лезть», но она только рассмеялась.

— Ну-ну, — сказала она. — Вижу-вижу, ты страшно свиреп и все такое прочее, вот только, может, ты не откажешься чуток перекусить? Нам надо поговорить. Мне надо с тобой поговорить, Гил Суини.

— Если насчет Шэй…

— Шэй? Кто это, черт побери, — Шэй?

— Я про Норин. Ничем мы с ней тут не занимались, как вы изволили выразиться.

Она опять понюхала воздух — весьма недвусмысленно. Чуть не в лицо мне носом сунулась.

— Значит, ты зовешь ее Шэй? — Она рассмеялась. — Шэй Донован! Звезда эстрады, экрана, новейший поп-идол, так, что ли? — Она наклонила голову. — Звезда сейчас в школе, это во-первых. Я ее сама туда отвезла. Если ты намерен тут болтаться и ждать ее, мне наплевать. Ну, как насчет завтрака?

— А разве у меня есть выбор, миссис Донован?

— Есть, Гил. Еще как есть. Можешь пойти, а можешь и не пойти. Как тебе больше нравится. — Она помолчала. — И чего это ты так враждебно настроен?

И тут — неожиданно и к полному моему отвращению — глаза мои наполнились слезами, и я услышал собственные жалкие всхлипы, которые, как мне показалось, исходили от кого-то другого. Она не двинулась с места, не притронулась ко мне, не стала говорить слова утешения. Просто стояла и спокойно ждала, пока я не взял себя в руки, а потом сказала просто:

— Могу себе представить, чего тебе стоило, мальчик, это возвращение в здешние места. Но тебе не стоит меня бояться, не надо. Машина стоит у дома. — Повернулась и пошла к двери. Чуть помедлив, я последовал за ней.

Сегодня в кои-то веки не шел дождь, но небо было сплошь затянуто тучами, воздух сырой и холодный. Мы ехали в мрачном молчании, когда навстречу из-за поворота вынырнул огромный черный «мерседес», здоровенный, как похоронный катафалк, и чуть не врезался в нас. Я успел разглядеть водителя — это оказался тот самый старикан, который встретился нам с Шэй, когда мы вчера вечером возвращались в коттедж Спейна.

— Этот старый козел когда-нибудь кого-нибудь убьет, прежде чем сам отдаст концы, — буркнула Мэрилин. — Что-то он в последнее время нервный стал, рассеянный.

— А кто это?

Она бросила на меня удивленный взгляд:

— А ты не знаешь? Джер О’Дауд, по прозвищу Весельчак.

У меня екнуло сердце, но я был слишком сосредоточен, пытаясь сохранить хладнокровие, а Мэрилин не произнесла больше ни слова, пока мы не уселись за кухонным столом, на котором возвышались большущий заварочный чайник и огромное блюдо с ломтями черного хлеба домашней выпечки, толсто намазанными маслом. К моему облегчению, она начала болтать о какой-то ерунде, давая мне время прийти в себя. Сначала говорила о Норин, рассказывала, какая девочка умненькая; ее родители возлагают на свою дочь большие надежды и не потерпят никаких фокусов. Норин немножко смешная, но добрая девочка, она здорово умеет ладить с Лаймом. Потом сказала, что у нее тоже есть дочь, Эйслин, учится в Дублине на юридическом, собирается стать адвокатом. Рассказала она и о джазовом трио, сообщила, что Фрэнк тоже играл с «этими ребятами», когда служил в Пэссидж-Саут, а иногда садился за рояль в гостинице, чтобы подзаработать деньжат. «Он отличный музыкант, — заметила она. — Его тут из всех полицейских больше всего уважали». Вот так она переехала от настоящего к прошлому, без усилий, мягко. Невзирая на мои прежние подозрения, я теперь понимал, почему Шэй так хорошо к ней относится.

— Я ведь работала на твою мать, сам знаешь. Я тогда была домработницей суперкласса, самой лучшей во всем графстве. — Мэрилин засмеялась. — Очень собой гордилась. Ты меня совсем не помнишь, а?

Я помотал головой. Не хотелось признаваться, что помню, как она меня всячески избегала, но она, видимо, поняла это по моему лицу.

— Ты был просто прелестный ребенок, тебе было тогда около двух, когда я в первый раз пришла в Корибин. Но ты уже тогда показывал характер, все время устраивал сцены: кричал, визжал, ногами топал. Иногда головой об стенку бился. Я тебя немного побаивалась. А если по правде, как перед Господом, просто не умела с тобой справляться. Никогда не умела толком обращаться с маленькими детьми, даже с собственными. Думаю, это одна из причин, что я работала почти круглые сутки. Лайма практически вырастила Эйслин, стыдно признаться, но это так. Но когда они подросли, стало просто отлично! — Она улыбнулась. — Ты всегда начинал с ума сходить, стоило Крессиде выйти из комнаты. Наверное, именно поэтому она всегда выглядела такой утомленной и напряженной. — Мэрилин помолчала. — Мне потребовалось довольно много времени, чтобы во всем разобраться. А какая она теперь?

Я пожал плечами:

— Такая же по большей части. Тихая и спокойная, немного замкнутая. Последние четыре года мама жила в Оксфорде, ухаживала за моим больным дедом. — Тут наши глаза встретились. — Вечно она всем позволяет взять над собой верх, — добавил я.

Тут она меня удивила.

— Не верь этому. У той Крессиды, которую я знала, энергия прямо-таки фонтаном била, да и сердце было доброе. И не смотри на меня так скептически. Твоя мама, может, и тихая, и спокойная, но сильная — особенно когда дело касается ее семьи.

Мне не хотелось больше слушать, я не желал услышать от нее, что мой отец был настоящий варвар.

— А почему вы от них ушли? — спросил я.

— Да вовсе я не уходила, — прямо ответила она. — Меня выгнали! Я допустила одну ошибку — посочувствовала Кресси, а она этого терпеть не могла. Это я могу понять — сама такая же.

— И Норин вы все это рассказывали?

— Не все. Мы вчера ночью долго разговаривали. Она знает, как тебе жилось в Корибине. Сказала, что хочет отвести тебя туда; думаю, имеет на это право. Она в тебя здорово втрескалась, если ты еще не заметил. И беспокоится за тебя. А я не желаю, чтобы девочка страдала, ты меня слышишь?

— Что еще вы ей рассказали?

— Не так уж много. На самом деле я пыталась выяснить, сколько ты ей рассказал. А она расспрашивала о Джоне Спейне.

— И?..

— А что я могла ей сообщить, кроме того, что сама знаю? А это не слишком много, по большей части слухи да сплетни. Тебе бы лучше у Фрэнка спросить. Могу поспорить, он-то знает всю эту историю.

Тут у меня вырвалось:

— А вы мне расскажете, что знаете?

Тетка Шэй налила себе еще чаю.

— Джон Спейн прожил здесь лет двадцать, если не больше. Отличный был рыбак; помню, когда он тут только появился, то сперва именно за рыбака и пытался себя выдавать. Веселый был, только не мог утаить, что он человек хорошо образованный. Понятия не имею, как тут стало известно его прошлое, но люди откуда-то узнали. Это же Пэссидж-Саут, тут от сплетен и оглохнуть недолго. Джон был когда-то священником в ордене иезуитов и профессором университета в Риме, а потом в Гарварде, так что, вероятно, лучше многих понимал в педагогике и воспитании.

— А что привело его в эти места?

— Он тут родился неподалеку, кажется, где-то возле Дейнгина. И вот однажды просто появился тут, поселился в заброшенном здании школы и попытался его немного восстановить. Да… бедняга был совершенно безнадежен, когда надо было что-то сделать руками. Мой свекор, Дес, Господь упокой его душу, сжалился над ним и сделал большую часть всей работы, да еще нескольких своих приятелей привлек. А когда Спейн вызвался учить наших ребятишек — в том числе и моего Стива, и отца Норин, — Дес учуял запах жареного. В те дни в газетах было полно сообщений о скандалах, в которых были замешаны священники, и по большей части это было связано с детьми, доверенными их попечению. Кое-что, конечно, было правдой, но далеко не все; однако должный эффект они произвели, и далеко не всегда в отношении одних только виновных. Как только возник слух, что наш Спейн — священник-извращенец, он тут же начал распространяться; так продолжалось года два, пока из Бостона не приехала тетка Стива, Молли. Она нам все и рассказала. Она была просто битком набита такими историями. Так вот, Спейн, может, и был старым похотливым козлом, но детьми он никогда не интересовался. Женщины, вот на чем он погорел. А он всего-то увел жену какого-то там посла, а та потом покончила с собой — что-то в этом роде.

— Консуэла. — Имя буквально выскочило у меня.

— Что?

— Ее звали Консуэла. Это имя было золотыми буквами написано на борту его лодки, внутри. — Мэрилин смотрела на меня, слегка приоткрыв рот. — И он часто с ней разговаривал.

— Ты помнишь? Господи помилуй, как грустно! — Она пристально на меня посмотрела, склонив голову набок. — И ты сейчас в первый раз об этом заговорил, да?

Я ничего на это не ответил.

— А потом что было?

— Молли рассказала, что та женщина бросила из-за Джона мужа и детей. И всю свою блестящую жизнь. Но счастья им не было, ни минуты покоя. Их преследовала пресса, да так, что бедная женщина покончила с собой — выбросилась из окна и разбилась насмерть. Это все журналисты, самодовольные ханжи и лицемерные подонки, ничего больше! — Мэрилин откинулась и посмотрела на меня так, словно пыталась определить, стоит ли продолжать. Я ждал. — Вот что тебе следует знать, Гил. — Она тщательно подбирала слова. — Незадолго до того как Джон Спейн утонул, в округе о нем начали распространяться разные грязные сплетни и слухи… что он был педо… педофил. — Она споткнулась об это слово. Лицо ее стало пунцовым. — Ты говорил Норин, что в этом доме убили женщину, так ведь?

— Да. Мне очень жаль, если это вас расстраивает. То есть я понимаю…

Мэрилин отмахнулась:

— Не важно. Это всем тут известно. Кто угодно мог ей рассказать об этом задолго до тебя, чистая случайность, что никто не сподобился. Лично я себе не позволяю думать об этом, потому что иначе просто не смогла бы здесь жить, хотя мне тут очень нравится. Мы со Стивом никогда эту тему не обсуждаем. Никогда. Думаю, мы оба пытаемся забыть. Грустное это было дело, все вместе взятое. Кучу людей зацепило самым скверным образом. — Она снова замолчала, потом продолжила очень деловым тоном: — Ладно. Что я хочу сказать — женщина, которая жила в этом доме, она и была убита. Говорили, как раз она распространяла сплетни про Джона Спейна. Гнусные слухи, Гил. Она особенно напирала на то, что он… сексуально приставал к тебе.

Почему это меня не удивило? Разве я знал про эти сплетни? Может, это Трап мне о них говорил, чтобы предупредить меня? Или мама? Нет, вряд ли, потому что по какой-то странной ассоциации я тут же понял, что это не был ни один из них. Я закрыл глаза, но озарение не приходило. Я чувствовал, как горит у меня лицо, но смотрел теперь прямо ей в глаза.

— Такого никогда не было. Ни он, ни мой отец — никогда. Я бы такого ни за что не забыл, уж в этом-то я уверен совершенно. Отец бил меня смертным боем, но это единственное насилие, которое я испытал и которое точно помню. Джон Спейн и пальцем ко мне не притронулся.

Мэрилин грустно вздохнула и медленно покачала головой:

— Да, конечно. Единственная причина, почему я об этом упомянула, Гил, — просто не хочу, чтобы ты цеплялся за старые сплетни и думал как-то иначе. Джон Спейн, упокой Господь его душу, прожил в здешних местах не год и не два, и люди, зная, кто он такой, все время наблюдали за ним, так что если бы старик хоть раз позволил себе хоть что-то в этом роде, могу тебя уверить, все сразу стало бы известно. Эта женщина была просто гнусная тварь, она ненавидела Спейна. Бог знает, за что. Я лично не знаю, хотя много об этом думала.

— Спасибо. — Шэй была совершенно права, Мэрилин — нормальная тетка. — А вы с ней были знакомы?

— Да, я и у нее убиралась. А как же, я тут практически на всех этих приезжих вкалывала. Это теперь удивляюсь, откуда у меня бралось столько сил… Она была американка, какая-то там искусствоведка. Готовила каталоги для галереи О’Фаолейн в Дейнгине. Твоя мама тоже работала в галерее миссис О’Фаолейн, на полставки — они дружили. Кажется, эта миссис Уолтер прожила здесь лет девять или десять.

Ледяной холод пополз по ногам, забираясь все выше и выше.

— Миссис Уолтер?

— Да, Эванджелин Уолтер. — Мэрилин захихикала и вдруг произнесла с американским акцентом: — «Зовите меня просто Вэнджи, дорогая». Когда она это говорила, я не могла избавиться от желания назвать ее «вагина». — И фыркнула. — Господи, вот стыдоба-то! — Она вновь стала серьезной. — Упокой Господи ее бедную, измученную душу! — добавила она благочестиво.

— Измученную?

— Ну да, мне так всегда казалось, я ведь с ней каждую неделю виделась. Миссис Уолтер была очень одинока, полностью погружена в себя, никогда у нее ни для кого доброго слова не находилось, даже для тех, кто считал ее своим другом. Очень страдала от неврозов.

— А много у нее было друзей?

Мэрилин мой вопрос, кажется, удивил.

— Здесь не было. Но она довольно много ездила. Думаю, Весельчак О’Дауд — то есть Джер О’Дауд — был самым близким ее другом. Не разлей вода, вот какие они были. Неразлучники, — добавила она себе под нос.

— Он был дружен и с моим отцом, не так ли? — спросил я наугад.

Мэрилин бросила на меня странный взгляд:

— Не уверена, что это можно так назвать, хотя, конечно, они вместе крутили какие-то дела. Оба входили в совет директоров гостиницы «Атлантис». Ее потом закрыли, перестроили в шикарный жилой дом. — Я был уверен, она чего-то недоговаривает, но слишком нервничал, чтобы на нее давить.

— А с моей мамой миссис Уолтер дружила?

— С твоей мамой? — поразилась Мэрилин. — Нет, я бы не сказала. Миссис Уолтер, если можно так выразиться, не была создана для женского общества. Никоим образом.

Я никак не мог полностью осознать то, что она мне только что сказала. Та женщина, что тогда смеялась над нами, была матерью Алкионы? Если это так, почему Кресси все эти годы ухаживала за ее полоумной дочерью? Этот вопрос я задать не мог, не хотел слышать, что Мэрилин скажет по этому поводу, или, если уж совсем точно, не хотел, чтобы она подтвердила еще одно мое опасение. Я молча смотрел на нее через стол: она уставилась в окно, о чем-то задумавшись. Я налил себе еще остывшего чаю и отпил глоток. Странно, каким погруженным в себя может выглядеть человек, когда то, что вертится у него в голове, гораздо более интересно, чем все, что ему говорят. Я, по сути дела, почти не воспринимал сейчас внешний мир. И продолжал думать о яхте, о названии, написанном на ее транце, о людях, которые в тот день находились на борту. Теперь наконец я знал, кто они такие: мой отец, мистер О’Дауд, его приятельница миссис Уолтер и «леди в белом» — Алкиона Уолтер.

— У нее была дочь? — Я хотел подтверждения своей догадки.

Мэрилин с трудом сглотнула.

— Да, — пробормотала она. — Я-то ее никогда не видела, но мне говорили, она появилась здесь за день до убийства миссис Уолтер. Странно это. Насколько мне известно, она никогда раньше к матери не приезжала. Кажется, была умственно отсталая. Когда миссис Уолтер перебралась сюда из Нью-Йорка, девушку поместили в монастырь в Типперэри. К монахиням. Там ее все время и держали, взаперти.

— А почему миссис… Почему эта женщина перебралась сюда?

— Ну, знаешь, спроси чего полегче… Странный поступок, совершенно непонятный для человека, занимающегося искусством, не правда ли? Ей бы в большом городе поселиться. Я что имею в виду — кроме галереи миссис О’Фаолейн, другая ближайшая картинная галерея есть только в Корке, в самом городе.

— А почему девушку держали взаперти в монастыре?

— Не знаю, могу только сказать, что немногие способны ухаживать за такими, как она. Миссис Уолтер точно была не из их числа. Говорили, по ее виду нельзя было сказать, что эта девушка… э-э-э… умственно отсталая. — Мэрилин широко улыбнулась.

Мы некоторое время сидели молча, и я пытался понять, почему моя мать все эти годы навещала Алкиону. До сего времени — если вообще об этом задумывался — я всегда считал, что она гостит у нас и мама к ней ездит потому, что опекуном Алкионы был наш друг Муррей Магро, а поскольку он и его жена Грейс жили в Оксфорде, а мы жили в Ирландии… Теперь же в голове у меня крутилось сразу несколько объяснений, а также еще одна тревожная мысль, которую я прежде для собственного спокойствия все время отбрасывал в сторону и которая теперь преследовала меня: у Алкионы и у меня был одинаковый цвет волос, одинаковые глаза, даже несмотря на то, что ее глаза совершенно ничего не выражали. Тут не надо быть большим специалистом, чтобы все понять. Гил Суини, сын убийцы. А какое отношение к этому убийству имела Алкиона?

— Расследование тогда проводилось? — спросил я внезапно, застав ее врасплох.

— Что? Расследование убийства миссис Уолтер? Да, конечно.

— И кто его вел? — продолжал я.

Мэрилин, казалось, этот вопрос удивил, но она все равно ответила:

— Ну, Фрэнк, конечно, поскольку он был тут, рядом — служил в полиции в Пэссидж-Саут. Еще пара детективов из Корка. Одного звали Коффи — я с ним никогда не встречалась. А тот, что допрашивал меня, был из Дублина. Макбрайд его звали. Настоящий дублинец, остроумный такой. — Она чуть оттаяла, коснувшись этой темы. — Разговаривая с ним, можно было подумать, что он обычное трепло, — все время шуточки отпускал. Но несмотря на всю эту ерунду, свое дело знал. Ни черта от него не ускользнуло бы. Манеры, конечно, не такие изысканные, как у Фрэнка, да и образование, наверное, не такое. «Нет, правда? Три или четыре языка — можешь читать, старина, и читать, и писать? А я все никак от своего акцента не избавлюсь, ну никак!» Немножко флиртовал, было такое, — невинно добавила Мэрилин. — Но он не мой тип.

Тут я подумал, что Марк, дружок Фила, был бы рад это слышать. Мэрилин поднялась:

— Хочешь съездить в Корибин, Гил? Дом выставлен на продажу, знаешь? Я была утром у аукциониста и взяла у него ключи на случай, если захочешь посмотреть. Могу тебя отвезти, если есть желание.

Я покачал головой:

— Нет. Нет, спасибо, не сейчас. Никогда!

Она удивленно подняла брови:

— А разве вы с Норин не собирались туда сплавать? — Мэрилин явно старалась быть как можно более дружелюбной.

— Да как? — невинно спросил я. — Слишком далеко, долго грести придется, да и вообще… — Я пожал плечами.

— A-а, вот в чем дело: мадам Норин предложила прокатиться на машине своей мамочки, не так ли? Если так, лучше забудь. Я из нее это вчера вытянула. Но, если хочешь, можем отправиться туда все вместе, когда она вернется из школы.

— Нет, спасибо, миссис Донован. Я вообще не хочу туда ехать. Не готов пока.

Е-мейл от Фионы Мур Шону Брофи

Шон, О’Дауд продолжает выдавать все больше и больше информации. Сущий динамит! Только, думаю, надо будет все это творчески обработать. Боюсь, он все еще интересуется мной, что меня здорово удивляет. Думает, что я тупая, или как? Да при первом же взгляде на него ясно, что он голубой! Скрывает это, но все равно, точно голубой. Ты не поверишь — все вокруг только и твердят, что он «пользуется большим успехом у женщин»! Вполне возможно, местные меня просто разыгрывают. Если он еще хоть раз до меня дотронется, я взвою.

Фи