В поисках прошлого

Отступление 12

Шэй пробыла у меня очень долго; я даже удивился, что Мэрилин не явилась сюда с ружьем, чтобы расправиться со мной. После ее ухода я позволил себе с часок подремать, пока не стало достаточно поздно, чтобы она уже не вернулась или чтобы кто-то из моих невидимых соседей не вылез из дому. У меня было очень странное ощущение, словно я перемещаюсь отдельно от собственного тела, когда я выбрался наружу, в кромешную темноту. Такую же, как в ночь убийства.

Мама тогда спала, свернувшись калачиком на постели, все еще в своем черном свитере и джинсах. А я следом за Трапом выбрался в темный переулок. Он ушел вперед и, видимо, не подозревал, что я следую за ним. Сегодня он в кои-то веки был не в своем обычном комбинезоне, а в старой темно-синей матросской фуфайке и вельветовых штанах, в потрепанной матросской шапочке на голове, так что его трудно было разглядеть во тьме. Я спрятался за камнем и дождался, когда он сядет в лодку, отчалит и начнет грести. После чего начал карабкаться вверх по обрыву.

Когда я взобрался, он уже огибал косу невдалеке от берега и налегал на весла, борясь с течением. И тут от берега несколько дальше по течению вдруг отчалил катер моего отца и устремился к Корибину. Трап сидел спиной к нему, но, думаю, слышал рычание его мотора. И обернулся.

Я сидел и наблюдал, как он долго преодолевает течение, и, когда он удалился на достаточное расстояние, сполз к подножию косы и побежал вслед за ним по берегу. Сперва я никак не мог его разглядеть в темноте, но потом из облаков вынырнула луна, и я увидел, что он уже вылез из лодки, а та болталась на воде между веслами, которые он как-то ухитрился вбить в жидкую грязь, отделявшую меня от сада той женщины. Было полнолуние, но небо затянуто облаками, так что сад то полностью освещался, то погружался во мрак, как бывает, когда мигает освещение, и я видел все происходящее как в калейдоскопе, словно серию разрозненных эпизодов.

…Трап бежит пригнувшись вверх по склону холма, к дому. Огромные стеклянные двери широко распахнуты, но свет нигде не горит. На террасе лежит женщина, рядом с дверью, точно там, где ее оставила моя мать. И что-то там валяется, возле ее головы — может, шарф? — а сама она совершенно голая. Она лежит на животе, подняв попу вверх — я сам так делаю, когда у меня болит живот. Сбоку виднеется что-то белое, наверное, ее одежда. Трап склоняется над ней и долго стоит так. Мне не видно, что он делает. Потом он выпрямляется и исчезает в доме, оставив женщину там, где она лежит. Он не помогает ей встать, ничего не предпринимает, так что она, должно быть, мертва. Кресси убила ее! Нет, нет, нет! Я уже весь дрожу и плачу. Нет! Господи, пожалуйста, пусть она будет живая! Луна уходит за облака. Долгое, очень долгое время ничего не происходит. Начинается прилив, скоро мне уже будет не добраться обратно до коттеджа по берегу. Я бреду по воде до лодки, забираюсь в нее. Под банкой нахожу свернутый брезентовый чехол. Вытаскиваю и пытаюсь им укрыться, но он страшно жесткий и холодный. Я ложусь животом на дно и, держась здоровой рукой за борт, жду, когда вернется Трап. Только глаза все время закрываются.

Не знаю, сколько времени я лежу под брезентом. Все жду, что Трап вот-вот вернется, но он не возвращается. Когда я снова выглядываю наружу, сад залит лунным светом. Теперь тело женщины укрыто одеялом или еще чем-то. Что-то большое и квадратное возвышается на террасе возле распахнутой боковой калитки — оно привлекает мое внимание. Отсюда непонятно, что это такое, но я думаю, что большая коробка, или ящик, или сундук с металлическими ручками. Они поблескивают, когда на него падает свет. Потом я вижу Трапа, который идет вверх по склону — вверх? — и он, наверное, тоже видит этот короб, потому что направляется прямо к нему. Он до него не дотрагивается, по стоит, пока фары приближающегося автомобиля не освещают подъездную дорожку за открытой калиткой.

Трап быстренько сматывается, только я не вижу куда, потому что свет фар все приближается. Машина поворачивает: теперь я вижу свет тормозных задних фонарей, а потом белый луч — он все ближе и ближе к открытой калитке. Я тихонько ахаю, когда вижу, что это мой отец — он обходит задок своего серебристого «лексуса». Идет к коробке и поднимает ее. Она, наверное, тяжелая, потому что он спотыкается и чуть не падает. Потом ставит коробку в багажник и возвращается за чем-то еще, что валяется в траве, поднимает это и швыряет туда же. Когда он выпрямляется возле открытого багажника, я вижу, что он успел переодеться во что-то темное — может, в костюм. Потом идет туда, где лежит женщина, и вдруг замирает на месте. Оглядывается вокруг, нагибается, откидывает и поднимает то, чем она укрыта. Это белое платье или что-то в этом роде, но женщины под ним уже нет. Она исчезла. Мама ее не убила! Мне хочется громко закричать, такое я испытываю облегчение.

Но что собирается делать отец? Он швыряет платье на стол и идет в дом. Загорается свет, много ламп. Теперь мне видно все внутри дома. Он ходит кругами, словно что-то ищет. Или кого-то. У меня сердце вот-вот выскочит из груди от страха, что он сейчас обнаружит Трапа и они подерутся. Но ничего такого не происходит. Свет из открытого окна падает далеко на лужайку, и там, где крутой склон переходит в ровную поверхность, в траве лежит Трап — лицом вниз, закрыв голову руками, чтобы его не было видно. Не знаю, сколько времени отец пробыл в доме — кажется, несколько минут, не больше. Когда он выходит, то останавливается на террасе. У меня сердце опять подпрыгивает к горлу. Теперь он точно заметит Трапа, но, кажется, он его все-таки не видит. Хотя смотрит в правильном направлении, стоя лицом к реке. Поднимает руку и машет кому-то. Машет? Я оборачиваюсь, чтобы увидеть, кому это он машет, — там, прислонившись к дереву, стоит женщина в длинном шарфе, который развевается на ветру. Когда я поворачиваюсь обратно к дому, отца уже нет.

Я смотрю, как свет фар удаляется и исчезает вдали, потом замечаю, что Трап встал. Он замерз, лежа на земле, так что ему требуется время, чтобы распрямиться. Идет к женщине. Шарф запутался в нижних ветвях дерева. Мне не разглядеть, что он там делает возле дерева, но, кажется, он разговаривает с ней, потому что, когда луна снова появляется на небе, я вижу, что она стоит рядом с ним, и он все еще обнимает ее. Это меня злит, я ведь считал, что мы все ее не любим, потому что она плохая. Они падают назад, в траву. Ой, нет, нет-нет-нет! Не хочу, чтобы он снова затевал все эти поцелуи. Я зажмуриваю глаза крепко-крепко. А когда снова их открываю, Трап уже идет в дом, а женщина лежит на траве возле дерева, вытянувшись, словно спит.

Трап несколько минут остается в доме, а когда выходит, в руках у него ведро и швабра. Он выплескивает немного воды на пол террасы и начинает растирать шваброй — и тут начинается дождь. Он снова уходит в дом. Я все жду, когда женщина тоже бросится в дом, но она не встает. И тут я вдруг понимаю почему — она мертва. Как же так случилось, что я не заметил, как это произошло? Заснул я, что ли, когда они с Трапом катались по траве? Он убил ее, убил! Не знаю как, но для меня главное, что это была не мама. Только вот зачем приезжал отец? Я прижимаю к телу распухшую руку. Он любого может изуродовать одной левой. Почему он махал Трапу? Знал, что женщина мертва? Ох, Господи, он же теперь опять за нас возьмется, он же видел меня в саду… Теперь уж точно убьет.

А это еще что? В верхней части сада появляется какая-то тень. Свет в доме гаснет. Тень? Я вглядываюсь в почти полный мрак и долю секунды вижу кого-то в черном — человек бежит через лужайку к окну. Это не Трап, тот все еще в доме. Меньше ростом. Мама! Что она тут делает? А она уже исчезла. Может, мне только показалось. Вполне могло показаться. Я так напуган, что вжимаюсь в самое дно лодки и замираю. Через некоторое время под брезент рядом со мной кто-то засовывает небольшой сверток, а затем лодка отходит от берега и начинает двигаться. Вокруг ревут приливные волны, сверху хлещет дождь.

Я касаюсь свертка свободной рукой — это тряпка и бумага, внутри два небольших твердых предмета. Я ощупываю их со всех сторон, но не могу понять, что там. Лодка останавливается. Я слышу, как Трап вылезает из нее. Жду. Его рука просовывается под брезент, нащупывает сверток и вытаскивает. Я лежу очень-очень тихо. Может, я даже заснул? Когда я снова высовываю нос наружу, вокруг сплошной мрак. Дождь прекратился, Трапа нигде не видно. Я сбрасываю с себя брезент и вылезаю из лодки. Земля под ногами скользкая. Я уже прохожу половину дорожки к коттеджу, когда вспоминаю, что забыл сложить брезент. Бегу назад, спотыкаюсь о камень. И следующее, что я чувствую, — то, что мама несет меня в дом. Рядом идет Трап, поддерживая ее. Рука у меня вся пульсирует от боли.

Я в последний раз слез с косы и как зомби побрел к коттеджу Джона Спейна. Было три часа ночи. Я закрыл дверь, задвинул засов. Потом лежал на диване, перебирая в голове все, что произошло с тех пор, как я приехал обратно в устье реки. Я знал, что упустил, может быть, много важных вещей. И еще я знал, что не могу покинуть этот коттедж, пока не разложу все по полочкам. Я дремал, просыпался, снова засыпал. Я так озяб, что пробрался в заплесневелую спальню, развернул свой спальный мешок и укутался. От него пахло — запах Шэй. Я свернулся под ним калачиком и наконец заснул.

Мне снилось что-то жутковатое и странное, и во всех снах появлялся Трап — он отчаянно пытался что-то мне рассказать. Мы были вдвоем в лодке, наблюдали за тюленями у скал. Потом тащили корзину с рыбой к коттеджу. Потом мы были в машине, везли лобстеров в ресторан. Потом в коттедже каждый занят своим делом: я за столом, писал в своей тетрадке, а он возле мойки. Сначала он стоял спиной к ней и на что-то мне указывал. Потом вдруг оказался спиной ко мне. Нагнулся над этой старой мойкой и через пару минут выпрямился, держа что-то в руках. Что-то предназначенное мне. И вот я уже рядом с ним, а он показывает мне под раковину, где в стене виднеется дыра. Вытаскивает батончик «Марса» и смеется. «Волшебство!» — говорит и дает его мне.

Меня еще трясло, когда я проснулся, трясло от холода и от страха. Потребовалось некоторое время, прежде чем я собрался с силами, чтобы встать и сварить себе на керосинке кофе. Я ужасно замерз, был голодный и грязный. Мне была необходима ванна и что-нибудь большое и жирное — поесть. Но еще не сейчас.

У нас с ним была такая игра. Трап загадывал слово — комикс, шоколадка, бисквит, — и, когда я справлялся, меня ждала награда: в потайном месте я находил то, что он называл. Такое вот волшебство. Я опустился на колени возле раковины. Под ней воняло, там было полно плесени, и первым делом я наткнулся рукой на мышиное гнездо. Меня чуть не стошнило, когда я увидел голых копошащихся мышат — казалось, их там сотни. Я стиснул зубы и пошарил рукой по стене за сифоном слива — и нащупал края кирпича, выступающего из стены. Он легко поддался, потому что бетонный раствор вокруг был мокрый и крошился. Я засунул руку в это потайное место Трапа, осторожно пошарил, боялся опять наткнуться на мышей. И вытащил оттуда небольшой пакет — пластиковый пакет для сандвичей, а в нем связка ключей и старый мобильный телефон, завернутый в обрывок газеты. Душа у меня ухнула прямо в пятки, когда я развернул обрывок — это была «Айриш таймс» — и взглянул на телефон. Экрана у него не было. Он был раза в три больше моего, а сзади к нему крепилось нечто напоминающее аккумулятор. Такой аппарат любой карман здорово оттянет. У меня не было никаких соображений насчет того, почему он тут оказался. Я осмотрел ключи. Кожаный брелок с названием фирмы-изготовителя почти весь истерся, но металлическая эмблема «лексуса» была цела. Я еще раз обшарил тайник и нащупал еще один пластиковый пакет, прилипший к полу. Потянул за один конец и потихоньку подсунул пальцы под него, отлепляя. Такой же пакетик, но сложенный вдвое и заклеенный почти рассыпавшимся скотчем. Внутри лежал маленький пожелтевший конверт с надписью на лицевой стороне. Я подошел с ним к окну. Мое имя выцвело, но разобрать было можно. Внутри было письмо от Трапа. Три или четыре страницы, написанные карандашом, чтобы не поддавались сырости. Умница Трап.

Мой дорогой Гил!

Я пишу это на случай, если ты сюда вернешься, а я верю, что в один прекрасный день ты именно так и сделаешь. Последние три дня я провел в лодке и все время писал, писал. Тяжело прощаться, знать, что я больше никогда не увижу ни тебя, ни твою маму. Вы с ней были самым драгоценным сокровищем, скрасившим мои последние годы.

Мальчик мой, меня недавно обвинили в том, что я тебя развращаю, а твою бедную маму — в тайном сговоре со мной. У меня едва ли достанет сил, чтобы произнести эти слова или защитить себя. Что уж тут говорить о защите, когда яд уже распространился? Я молюсь, чтобы ты с такой же убежденностью верил, что использовать во зло твое доверие и доверие твоей матери ко мне — самое последнее дело на свете, на которое я мог бы решиться. Клянусь, со мной ты всегда был в полной безопасности. Но протесты и возражения бесполезны.

Та, кто придумала и распространяла всю эту клевету, мертва, и весьма скоро я последую за ней. Если б только клевета умирала столь же легко и быстро! Я убил ее. О да, это я ее убил. Может, не я нанес ей coup de grace[35], но первый удар был мой. Я не намеревался этого делать, но так уж получилось. Что меня более всего беспокоит, — гораздо больше, чем то, что я уже сделал и что собираюсь сделать, — так это то, что ты, вероятно, видел гораздо больше, чем кому-либо из нас могло прийти в голову. И я пишу это, чтобы все расставить по своим местам.

Катализатором всего, что случилось, стала девушка со странным именем — Алкиона Уолтер. Первый ребенок твоего отца, не признанный им. Бедное невинное создание было оставлено на попечение монахинь в монастыре в Типперэри, в котором состоит моя собственная сестра. И когда Эванджелин Уолтер узнала об этом, она поняла, что ей не удастся и дальше держать существование дочери в тайне, и ополчилась против меня. Было подозрение, что заболевание Алкионы вызвано небрежением или жестоким обращением, а поскольку отец ее был неизвестен, вина падала на Эванджелин. А та много лет охотилась за ним. Когда ты лишился слуха и речи и когда в округе стало известно, что твой отец жестоко обращается с тобой и с твоей матерью, с миссис Уолтер что-то произошло: она еще больше укрепилась в своей решимости уничтожить Суини.

Она повела на него наступление всеми возможными способами и по всем направлениям — на финансовом фронте и на личном. Может быть, кто-то другой объяснит тебе, как именно, потому что я не знаю подробностей. Что я точно знаю, так это то, что чем больше она его изводила, тем больше Суини терял рассудок и способность владеть собой. По мере того как все его деловые начинания кончались провалами, его нападки на твою мать становились все более и более жестокими.

Когда обстоятельства вынудили твоего отца продать любимую яхту, ее купила миссис Уолтер, использовав ОʼДауда в качестве посредника. Суини только тогда понял, кто стоял за всем этим, когда она поменяла название яхты на «Алкиону». Сделала она это вскоре после того, как выписалась из больницы, когда обнаружилось, что у нее рак в последней стадии. Именно тогда она и устроила прогулку на яхте, чтобы представить глухонемую умственно отсталую дочь отцу, а заодно и всем соседям. Любой с первого взгляда на этих двоих сразу же понял бы, кем ему приходится бедняжка. Я понял. ОʼДауд понял, Кресси поняла. И ты тоже, дорогой мой Гил.

Если у этого убийства было начало, непосредственный толчок, то он действительно имел место. Ты сказал отцу, что видел ее. Он пригрозил, что подаст на меня в суд, а тебя сдаст в приют. И избил до полусмерти и тебя, и твою мать, а потом рванул на катере на Трианак. Несмотря на то что вы оба были сильно избиты, Кресси отправилась предупредить меня, но меня не было дома, я поспешил к миссис Уолтер, чтобы попытаться ее утихомирить. Кресси помчалась следом за мной на машине, прихватив с собой и тебя. После этого события полностью вышли из-под контроля.

Я рассказываю все это, потому что последние несколько дней очень сильно беспокоюсь, что если ты и в самом деле видел, что произошло в этом проклятом саду, то можешь неправильно все истолковать. Если так, ты непременно прочтешь это письмо. Я убил Эванджелин Уолтер, я изнасиловал и избил ее всего через две недели после того, как она перенесла серьезную операцию. Она сидела на лекарствах и наркотиках, но я был просто вне себя от ярости. Потерял над собой контроль и жестоко ее избил. Кресси пыталась меня оттащить, и при этом нечаянно сбила ее с ног. Я считаю, что твой отец тоже прятался в это время в саду и видел все, что произошло: его катер был причален возле старого слипа.

После того как я без помех отвез тебя и Кресси домой, сам отправился назад — это ты тоже, я думаю, знаешь. А в промежутке между этими двумя моими посещениями сада Суини, видимо, тоже попользовался ею. Об этом я узнал позже от Фрэнка Рекальдо, который был без ума от Кресси. Во второй раз я поехал в сад, чтобы убедиться, что с миссис Уолтер все в порядке. Я ни на секунду не усомнился, что от удара Кресси она лишь на мгновение потеряла сознание. И заявил потом Фрэнку и другим детективам, что не я убил ее, но полицейские мне не поверили. Не могу объяснить почему — голова раскалывается.

Когда я подъехал к саду, то услышал рев мотора катера — он мчался на ту сторону устья реки. Я обнаружил ее мертвой на террасе, вокруг все было в крови. И решил, что это я во всем виноват. Я и был виноват. Тут я совсем утратил рассудок, сам не понимал, что делаю. Оттащил ее к реке — то ли чтобы попытаться привести в чувство ледяной водой, то ли чтобы обмыть, но, конечно же, все это было безнадежным делом. Потом вернулся Суини. Я упал в траву и наблюдал за тем, как он запихивает кучу какого-то барахла в багажник своей машины. Когда он обнаружил, что тело миссис Уолтер исчезло, то стал обыскивать сад. Я сперва подумал, что он высматривает тело, которое все еще лежало возле дерева у самой воды, но, видимо, на самом деле это он меня пытался углядеть. Он не мог меня не увидеть — я лежал в траве недалеко от нее. И он заметил — громко рассмеялся и помахал мне рукой. Потом пошел в дом, включил весь свет и CD-плейер. Запись Эллы Фицджеральд — на полную громкость. Мерзавец. Он, должно быть, знал, что она слушает музыку по ночам. Я-то часто это слышал.

Тут я запаниковал. Я не за себя опасался, а за твою мать. Эванджелин осталась лежать на террасе, когда Крессида сбила ее с ног. И я был уверен, что Суини постарается свалить убийство на Кресси, — вроде как жена застала мужа in flagrante[36] и нападала на его любовницу. Или повесить убийство и на нее, и на меня, что было бы еще лучше. И тогда я решил все там убрать, запутать и перемешать все следы, все улики. Пошел в дом и сразу увидел, что пол влажный, будто его только что мыли. Вещи вроде бы все были на своих местах, чистые и в полном порядке. Тем не менее я протер все поверхности. Нашел маленький магнитофон на кофейном столике под сложенной газетой — Суини его почему-то не заметил — и ее мобильный, который завалился за диван. Прослушал запись на магнитофоне, пока хватало сил. Господи помилуй, у нее не только желудок был больной, но и мозги, она же совершенно безумная была! Она, оказывается, пыталась его вынудить сделать то, что начал я. Мы все прокляты. Я вовсе не намерен был уклоняться от правосудия, но не желал, чтобы пострадала твоя мать.

Мы обнаружили тебя лежащим без сознания возле бухты в три часа ночи. Перевязав тебе руку, я тут же отвез вас с твоей матерью в больницу в Корк. Крессида была в ужасном состоянии и все повторяла, что потеряла свой гребень, который у нее всегда был в волосах. Я обещал ей, что вернусь в сад и поищу его, но вместо этого потащился на своей старой развалине в Корибин. Дом был погружен во тьму, но «лексус» стоял рядом. Я пробрался внутрь через заднюю дверь, которую никогда не запирали. Суини храпел на диване, рядом на полу валялась полупустая бутылка виски. Он не проснулся, когда я вытащил ключи от машины из его кармана. Я отогнал «лексус» подальше и спрятал на заброшенной ферме, где его вряд ли можно было быстро отыскать. Закидал его грязью, чтобы не заметили, а сам пешком отправился обратно за собственной машиной.

Когда я добрался до дому, было почти пять утра. Я переоделся в свой комбинезон, взял лодку и погреб обратно к саду, чтобы в последний раз все там осмотреть, прежде чем звать Рекальдо. Потом позвонил ему — с ее мобильника. А про гребень совсем забыл.

Я боюсь, очень боюсь того, чем все это может обернуться для тебя. И поэтому должен сделать так, чтобы никакого суда вообще не было. Потому что если один из нас троих сядет на скамью подсудимых, все сплетни обо мне будут считаться фактом, а Кресси, несомненно, лишится тебя. А я все равно обречен. Если погибну как герой, это остановит слухи, а мы с Суини получим то, что заслужили. Это будет по-своему справедливо. Справедливость без следа благотворительности. Прости меня.

Сейчас половина шестого, утро субботы. Я несколько дней наблюдал за Корибином. Суини прячется на чердаке, а у берега стоит лодка, хозяин которой сейчас в отъезде. Полиция сужает поиск. Он нервничает, потому что исчезла его машина. Я на это и рассчитывал. Теперь он будет вынужден бежать на яхте, оставив автомобиль со всеми уликами. На это я тоже рассчитывал. Еще ночью, пока вокруг никого не было, я отогнал «лексус» в Данкреа и оставил его на парковке возле супермаркета. По субботам там всегда полно машин. Хочу, чтобы его нашли, но не сразу. Еще один тонкий расчет. Машину так просто не опознать, она вся в грязи. А я страшно вымотался.

У меня ключи от катера и три запасных канистры с горючим. Надеюсь, этого хватит. Суини ночью выбрался из дому и пошел за яхтой, он все еще там, значит, скоро сделает свой ход… Я проберусь к себе, в последний раз выведу «Консуэлу» — и стану ждать. Прощай, мой мальчик. Мой дом теперь принадлежит тебе, если захочешь им пользоваться, в противном же случае пускай обратится в прах.

Твой Трап

Я завернул все вещи Трапа в одну из своих маек и засунул в рюкзак. В последний раз оглянулся вокруг и вышел наружу.

Е-мейл от Фионы Мур Шону Брофи

Шон, я виделась еще и с этой уборщицей, но она играет в молчанку. Тут есть еще владелица картинной галереи, к которой я, вероятно, тоже присосусь. Дочка умерла. Полоумная и заброшенная. Если верить Весельчаку, точная копия своего сводного брата. Миссис Рекальдо нынче утром появилась в школе. Ни за что не догадаешься, кем она на самом деле оказалась! Все отлично, просто здорово! Легавый, оказывается, женился на вдове убийцы! Ну и дела! Мы их здорово прихватили!

Фи