Сейра, лежа в постели, следила за тенью листьев на стене спальни. Казалось, что ветер несет их в комнату.
Напротив ее окна было окно спальни Бена. Узкая полоска света пробивалась сквозь шторы. Он тоже проснулся еще до восхода солнца.
Сейра повернулась и спрятала голову под подушку. С того дня, когда она впервые увидела, как Бен Вудворт подстригал свою лужайку, прошел месяц. Он был кудрявый, как Джо, грудь покрыта золотистыми волосами, тесные джинсы обтягивали длинные ноги. По тому, как он управлялся с газонокосилкой, было ясно, что ему нравится и этот летний день в Айове, и запах свежескошенной травы.
Она видела его и другим, голым, страдающим, прячущим лицо в коленях.
Сейра наблюдала за трепещущей тенью листьев на стене и вспоминала шок, который она пережила, когда чужие губы прижались к ее губам, а весь мир заслонили чужие глаза. Она вздрогнула, вспомнив, как он прижал ее к стене. Запах вина… Она представила себе, как сжатые кулаки обрушиваются на нее.
Она — ядовитое растение, несущее смерть любому мужчине, который к ней прикоснется.
Бен сказал: «Я ее ненавижу».
Запах и вкус вина. Поцелуи, в которых сквозила ярость. Сейра закрыла подушкой уши и вдруг вспомнила, как Бен тащил ее через ту самую комнату, где они болтали и смеялись. Папоротник, который она принесла из своего сада, легко и печально погладил ее болтающуюся ногу, когда Бен, тяжело ступая и больно сжимая ее, нес ее по лестнице.
Но она ушла от его объятий и из его постели и закрыла за собой двери его дома.
Тогда, в кустах сирени, тяжело дыша после его поцелуев и ощущая еще его руки между ног, она взглянула наверх. Ярко светила луна, та же, что и три недели назад скрывшаяся за тучами над Манхассетом. Она смотрела на нее сейчас сквозь листья сирени. Полоска тумана закрыла луну, и она вся засветилась изнутри.
Залитая лунным светом, Сейра бросилась к дверям своего дома, вбежала внутрь и заперла за собой дверь. Она прижалась к гладкой, недавно выкрашенной стене кухни, ощупывая ее поверхность дрожащими пальцами.
Бен не пришел и не позвонил. Он исчез из ее жизни почти на две недели. Ей больше не угрожали сильные руки, мускулистые ноги, требовательные губы, которые делали больно и не обращали на это внимание.
Сейра села. Она не была уверена, что вообще спала в эту ночь. Ночь выдалась почти осенняя, холодная, с обильной росой.
На клене, росшем у нее во дворе, закричала сова. Ветер, поднявшийся перед рассветом, засыпал лужайки и дорожки опавшими листьями.
Сейра встала, выпила чашку кофе и оделась для пробежки. Хотя солнце еще не взошло, оно уже царило в желтых, оранжевых и золотых стенах. Дверь Сейра оставила открытой. Окна спальни Бена смотрели на нее. Она глубоко вдохнула холодный предрассветный воздух.
Приближалась осень. Стоя на пороге дома, Сейра чувствовала ее запах. Ощущение осени было разлито в воздухе. Еще две-три осени — и она, может быть, станет такой, как другие, и ее не будет трясти от прикосновения мужчины, и она сможет думать о чем-то другом, а не только о том, как бы бежать немедленно.
Шагнув в предрассветную темноту, Сейра почувствовала что-то под ногой. Она нагнулась и подняла небольшой букет. В свете уличного фонаря она увидела, что он был составлен из маленьких белых роз с одной алой в середине.
— Бен, — сказала она про себя.
Бен Неожиданно нахлынувшая волна счастья, казалось, подняла ее над землей. Она ощущала свежий влажный аромат цветов. Холодный осенний ветер принес запахи земли. Сколько же прошло лет с тех пор, когда ей в последний раз дарили цветы?
Бен Сейра положила розы на крыльцо и, поддерживая хороший темп, побежала вниз по бульвару — одна в безмолвном городе.
Бен тогда сказал: «Я ее любил, а она и поцеловать-то себя не позволила Господи, и возненавидел же я ее».
Кошка пробежала вдоль забора и скрылась. Сейра пересекла Мейн-стрит и железнодорожные пути. Внизу у нее под ногами сам с собой деловито беседовал ручей. Какое-то время она слышала его. Потом она миновала здание школы, напротив которого находился муниципальный бассейн. В послеобеденные августовские часы бассейн переливался яркими красками и звенел голосами. Но в начале сентября возобновились занятия, и теперь детишки, глядя на голубую воду, пытались понять, куда же ушло лето.
На бегу она улыбалась. Какая-то птица крикнула в темной листве деревьев. На лице Сейры проступил пот.
Перед глазами вновь появился Мартин. Он лежал один в их постели, закинув руки за голову. Время от времени его глаза открывались и смотрели в ее сторону через разделявшие их мили, как лучи прожектора, неся в себе ненависть. И тогда, испуганная, она старалась держаться в тени и снова видела пистолет двадцать пятого калибра и чувствовала, как пули разрывают ее тело… тело Бена…
Но ведь прошло несколько недель, больше месяца с того момента, когда она, задыхаясь от холода, погружалась в воды океана, а ориентирами ей служили два разбитых фонаря на берегу. Она старалась глубже дышать и успокоиться. Один за другим оставались позади фонарные столбы, стоящие в конусах света. Солнце еще не встало, но муравьи уже бегали по асфальту. Она видела их маленькие тени.
Она пробегала мимо спящих детей. Мужчины и женщины лежали в объятиях друг у друга.
«Это было сурово, — сказал однажды Бен, откинувшись назад и глядя на огонь свечи.— Все студентки прекрасны и все не для меня. Мне казалось, что все они ангелы, существа другой породы и их девизом было: «не тронь меня».
Она может покинуть Бена, оставить его в безопасности и вернуться много лет спустя, когда он будет уже женат и так и не сможет понять, почему она скрылась от него.
Но она может и остаться в Сидер Фоллз, перевести свою мать в приют, что находится в нескольких кварталах от нее на Юниверсити-авеню. Пусть Мартин ненавидит, пусть он только покажется, пусть.
Дрожа, она остановилась как раз перед университетской библиотекой.
Окна библиотеки светились перед ней, свет падал на полки с журналами, картами. Вспотевшая, задыхающаяся, стояла она перед широкими окнами.
Я ХОЧУ ДОБИТЬСЯ МАГИСТЕРСКОЙ СТЕПЕНИ В БИБЛИОГРАФИИ.
Часы на башне пробили четыре утра. Сейра повернулась и побежала по направлению к городу.
Она вышла замуж за Мартина, и все рухнуло.
Она старалась дышать глубоко и ровно. Мартин убежден, что Сейра Берни гниет в воде Или он представляет себе ее труп, лежащий где-то на берегу. Именно труп, если только она не совершила какую-то ошибку, и он все понял (Сейра вспомнила о стихотворении Сильвии Пэт) и теперь ждет, как Медуза у Сильвии Пэт, чтобы превратить в камень все, что есть у нее здесь в Сидер Фоллз. Сильвия как раз и говорит, что теперь она не может чувствовать себя в безопасности ни на минуту, потому что теперь кто-то непрерывно думает о ней.
Сейра побежала быстрее, стараясь сосредоточить все внимание на ароматах покрытых росой садов, на дальнем гудке поезда, на собственном пульсе, который гремел у нее в ушах.
Бен положил розы у ее порога. Она вбежала в дом счастливая, задыхающаяся, вся мокрая от пота.
Букет Бена ждал ее там, где она его оставила. На кухне она обнаружила в нем записку. Она включила свет. Листок бумаги был прикреплен к единственной алой розе. Улыбаясь при мысли о Бене, Сейра взяла в руки записку.
Я ЗНАЮ КТО ТЫ, МОЯ ЛАУРА,
Я НАШЕЛ ТЕБЯ, И НИКОГДА Я
НЕ ПОЗВОЛЮ ТЕБЕ УЙТИ.
Перед ней лежал букет белых роз и, как пятно крови, в середине алая роза.
Холодом повеяло на Сейру. Она метнулась к выключателю и погасила свет. Мысленно она вернулась к самому началу: пистолет Мартина, приставленный к ее виску. Первый раз, когда ей пришла в голову мысль, которую она потом и осуществила. Синяки, на которые в бассейне все обращали внимание. Но там она назвалась другим именем, и никто не смог бы связать ее с утонувшей Сейрой Берни. Разбитые фонари на берегу. Джон Флейшман в качестве свидетеля. Ничего, что бы осталось в их домике на пляже, ничего в их доме на Кейп Код.
У нее перехватило дыхание. Мартин уже здесь, прячется где-то в доме. Теперь здесь так же опасно, как в их собственном доме в Монтрозе. Теперь это ловушка, западня. Она затаилась, стараясь уловить звуки дыхания другого человека.
Сейра стояла совершенно тихо и сжимала в руке розы. Она даже не заперла дверь. Дура. Дура.
Она обливалась холодным потом. Мартин спрятался в спальне, ванной, гостиной или в кабинете. Или он стоит на площадке второго этажа и ждет ее там.
Пуля во мраке — Я ЗНАЮ, КТО ТЫ.
Нырнуть в залив и притвориться, что тебя больше нет — кто простит такое? Конечно, он убьет ее. Только сначала он испугает ее, помучает, поиграет с ней, ничто не может считаться достаточно жестоким, чтобы отплатить ей сполна. И он уверен, что у нее кто-то есть. Он будет рыскать здесь, пока не вычислит Бена и не убьет его тоже.
Ее нервы были напряжены до предела. Она ловила малейший звук.
Тихо. Слишком тихо. Бен утром звонить не станет. Следовательно, Мартин не услышит его голоса. Бен с ней сейчас никак не ассоциируется. Он, вероятно, в безопасности.
В любой момент она была готова броситься к ближайшей двери. Время шло. Мимо проехала машина. Как бы быстро она ни бегала, у него пистолет.
Наконец она сделала шаг. Потом другой. Она осторожно прокралась вдоль стены мимо пустой ванной и замерла у двери в спальню. При уличном свете она увидела, что дверца шкафа приоткрыта. Она не знала, сколько времени простояла так, тихонько поглаживая рукой стену, которую недавно так любовно красила, надеясь, что наконец-то она в безопасности, что здесь она сможет остановиться после своего безумного бегства.
Запела первая птица. Наступал рассвет.
Половица скрипнула у нее под ногой, когда она подошла совсем близко к шкафу. В шкафу никого не было. В тусклом свете уличного фонаря она заглянула под кровать. Там тоже пусто.
Он мог ждать ее в гостиной или в кабинете. А вдруг он притаился на верхней площадке лестницы? Он знал, что она в доме. Под ее ногой время от времени предательски поскрипывали половицы.
С пистолетом в руке Мартин мучил ее своим молчанием. Если он, конечно, был здесь.
Я НАШЕЛ ТЕБЯ И НИКОГДА НЕ ПОЗВОЛЮ ТЕБЕ УЙТИ.
Сейра прокралась в свой кабинет. Пусто. Она заглянула в гостиную. Пусто. Дверь подвала была заперта. Ступенька за ступенькой она поднималась по лестнице на второй этаж и была готова в любой момент увидеть прислонившегося к запертой двери Мартина. Но и там никого не было.
Поняв это, Сейра заперла все двери и опустила шторы на всех окнах. Она всхлипнула, вытерла мокрое лицо и обнаружила, что продолжает сжимать в руке смятые цветы и записку. Она зажгла спичку и взглянула на черные печатные буквы.
Спичка погасла. Через щель в шторах она посмотрела в парк. Мартин был там. Там стояла его ненависть. Потная и грязная, она забралась в постель и с головой накрылась простыней. Она снова создала для себя то маленькое пространство, где могла чувствовать себя в безопасности. Дом — это символ безопасности. Но так ли это на самом деле?
Она натянула простыню на лицо, пытаясь сосредоточиться, но Мартин подошел еще ближе, поцеловал родинку между грудями, перевернул ее, чтобы поцеловать родинку на спине. Она видела его круглый лоб, морщины, появлявшиеся, когда он широко раскрывал глаза, так, что они блестели и ресницы начинали трепетать.
Может быть, ей стоит выйти и поискать Мартина? Он прячется где-то в ночи, наблюдает за ней из парка или затаился во дворе. День за днем он будет теперь держать ее без сна, в постоянном страхе. И она не сможет обратиться к кому-либо за помощью. Что она скажет? Она представила себе Бена, лежащего в луже крови, и безответный вопрос в его глазах.
Сейра встала. Она должна найти Мартина, позвать его негромко, пока не рассвело и никто не услышит ее. Она скажет ему, что никогда, никогда больше не оставит его.
Она потерла лоб ладонью и подумала, что с ее стороны было бы очень глупо не забрать вовремя чистое белье из прачечной. Ведь она может вешать полотенце так, чтобы края совпадали. Разве это так трудно? Она не должна забывать опускать его письма в почтовый ящик возле библиотеки. Ко времени его возвращения с работы ей всегда следует быть дома. И нет ничего сложного в том, чтобы складывать его нижние рубашки втрое, а не вдвое. Если она положит достаточно много долларов в его бумажник, он и не заметит никакой пропажи. Если он выпьет только два стакана вина, он не будет агрессивным.
Она бросилась в ванную, и ее вырвало. Ноги у нее дрожали, она была мокрая от пота. Она чувствовала отвратительный привкус ненависти, который был во всем: низком голосе, кулаках. Она никогда не сможет вернуться назад. Она вспомнила молодую женщину с разбитым лицом и двумя плачущими детьми на пороге церковного приюта.
Стоя на коленях перед унитазом, Сейра припомнила, что полицейские вели себя очень вежливо. Все это они видели не раз. «Леди, вы что же думаете, что мы сможем всю ночь сидеть возле вашего дома?»
В памяти возник стол в библиотеке, горшки с цветами, ее имя на табличке, ее папки и тетради. Она не могла бросить свою работу и скрываться в церковном приюте для жертв жестокого обращения. День за днем она ходила в суд. Наконец судебный чиновник сказал ей решительно: «Возвращайтесь к своему мужу».
Сейра умылась и попыталась сосредоточиться. Где мог видеть ее Мартин? Когда она пробиралась через заросли сирени к Бену? Или когда она читала Генри Джеймса доктору Ченнинг? Кого из них убьет Мартин?
Надо собираться и уезжать немедленно, пока не наступил рассвет. В памяти Бена останется худенькая темноволосая особа, не желавшая, чтобы к ней прикасались и любили ее. От злости она снова вспотела. Все идет прахом — ее работа, ее дом с окнами в парк. Она начала укладывать то немногое, что у нее было, в пластиковую сумку. На дне ящика лежала ее черная шелковая пижама. Она снова ощутила аромат алых роз в банке из-под пикулей.
Собираться? Уезжать? С ума она сошла, что ли? Ведь он ждет ее там с пистолетом. Она в западне.
«Цветы, — подумала она, дрожа. — Конечно, он должен был выбрать именно розы». Печатные буквы записки снова и снова звучали у нее в голове. Так кошка играет с мышью. Она вынула пижаму из сумки и чуть снова не заплакала, но сдержалась. Ее глаза были сухи, когда она вешала в шкаф свое единственное платье. Казалось, она уже видела капли своей крови на полу, стенах, на тротуаре. На заднем крыльце послышалось мяуканье Банана. Он просился в дом. Сейра долго стояла перед кухонной дверью.
Когда она наконец открыла ее, глаза котенка зажглись как два светлячка.
Сейра взялась было за ручку двери, но ее рука нащупала что-то мягкое, чего там не должно было быть. Она отдернула руку. Затем она схватила это что-то, захлопнула дверь и, дрожа, остановилась в гостиной — в ее руке был маленький букет свежесорванных маргариток. На карточке, прикрепленной к букету, тем же почерком было написано:
МНЕ СНЯТСЯ ТВОИ БЕДРА,
ТВОЯ ПРЕКРАСНАЯ ГРУДЬ.
БУДЕШЬ ЛИ ТЫ КОГДА-НИБУДЬ МОЕЙ?
Маргаритки поглядывали на нее желтыми глазками. Банан облизал ее соленую от пота лодыжку и посмотрел на нее. Его глаза тоже были желтыми. Сейра засмеялась сквозь слезы и потерла лоб, как бы отгоняя кошмар.
— Я испугалась, — призналась она котенку. Она села за стол и опустила голову на руки. — Я так испугалась. А это, должно быть, Бен.
Перечитывая записку, она покраснела. Банан вскочил ей на колени. Это были просто любовные записки.
Банан топтался у нее на коленях.
— Интересно, ты кошка? — спросила Сейра
Вместо ответа Банан уставился на нее желтыми глазами.
— Если ты кошка, то выбор за тобой, верно? — спросила Сейра. — Ведь если ты не захочешь, ни один кот ничего не сможет сделать. — Она понимала, что несет вздор, и что вызвано это чувством огромного облегчения, которое она испытала.
Банан не обращал на ее слова никакого внимания и принялся распевать свои песни.
— Как я испугалась! — воскликнула Сейра, почесывая Банана за ухом. Ее дом все-таки был ее убежищем.
Отложив сумку, она полной грудью вдохнула свежий утренний воздух. Птицы уже распевали вовсю, но Бен, должно быть, крепко спал в своей кровати орехового дерева.
«Если у тебя кто-то есть, я убью его тоже».
Сейра долго смотрела на сумку с вещами.
И снова голос, полный гнева: «Я ее любил, а она и поцеловать-то себя не позволяла. Господи, как я ее ненавижу».
Надо собираться и уезжать.
«Мне казалось, что они ангелы, что они другой породы».