Тим со Стасом всё же помирились. Ну, как помирились… Последствие примирения теперь синело-алело на скуле кровавой ссадиной, которую я же и обрабатывала, а Тим шипел каждый раз, когда на неё попадал спирт. Но зато после драки они заперлись на кухне, спокойно всё обсудили и даже обнялись на прощание. И вот, пытая подопечного ватой со спиртом, я пыталась выведать подробности. О чём они разговаривали Тим частично рассказал, а вот какого чёрта кинулся на Стаса с кулаками говорить отказывался.
– Получается, теперь кризис миновал и вы будете общаться? – вздохнула я, в очередной раз пытаясь удержать голову Тима за подбородок и дообработать, наконец, ссадину.
Кожа была зверски рассечена, ранка обещала загноиться, если её хорошенько не прижечь. Мы сидели у Тима в комнате, вернее я сидела, а вот подопечный валялся на кровати, положив голову мне на колени – сидя он вырывался окончательно и бесповоротно и даже пытался бороться, а так хоть немного терпел.
– Не передёргивай, мы будем спокойно терпеть друг друга и не кидаться больше с кулаками. – Подопечный поморщился и вновь попытался увернуться. – Сестре Вероцкого будет спокойней, а значит, и Димке.
– Угу, а вот это… – я зажала ранку ватой, надеясь, что спирт ещё не высох, – на прощание?
Тим зашипел, но на этот раз я держала крепко, так что шипение быстро превратилось в тихий стон. Почти скулёж. И жалобный взгляд серых глаз.
– Няня, мне больно, – простонал Тим, когда пытка слишком затянулась.
– Не сахарный, не растаешь, – осадила я. – А драться было не больно? Зачем вообще кинулся?
Тим закатил глаза и замолчал, второй раз уже игнорируя этот вопрос – первый был ещё в коридоре, когда он весь побитый отошёл от Стаса. А мне начинало казаться, что подопечному это было просто по кайфу: слишком много адреналина выплеснулось за вечер, нужно было выпустить пар. Выпустил. Браво! Если не заживёт до понедельника – и до приезда родителей, – что я им скажу? Мальчик запнулся, упал и врезался… (я внимательно присмотрелась к рассечённой кулаком Вероцкого скуле) …врезался в дерево? Пропахал половиной лица гравийную дорожку в саду?
– Неважно, – буркнул, наконец, Тим и снова повторил: – Няня, мне больно. Хватит.
– Неужели? – усмехнулась я, засыпая ссадину стрептоцидом. – Терпи, казак. Скоро закончу. Или предлагаешь бросить всё?
Но такого ответа я определённо не ожидала:
– Предлагаю поцеловать вавку, – выдохнул подопечный, отворачивая голову.
Не усмехнулся, не посмеялся, не съехидничал. Сказал так просто, спокойно и безотлагательно, что у меня перехватило дух. Словно невидимая рука передавила горло, перекрывая доступ кислорода.
Чтоб его!
Я промолчала. Прихлопнула последние крупинки стрептоцида пальцем, чтоб он точно не сразу обсыпался с места удара, и опустила руки. Тим не двигался: прикрыв глаза, спокойно лежал у меня на коленях, будто спал. Но дыхание у него было резким и ни капли не размеренным, а ресницы подрагивали – так не спят, так просто уходят от ответа. Или этого ответа ждут.
– Вот и всё, – выдавила я, справившись с дыханием. – Готово.
– Угу, – согласился подопечный, а потом чуть повернул голову и приоткрыл глаза, ловя меня взглядом. – Я полежу так ещё немного? Я пострадавшая сторона, мне можно, – добавил он с улыбкой.
Пострадавшая. Конечно. От собственного взрывного характера. Я хотела возмутиться, хотела сказать, что нельзя вот так эксплуатировать гувернантку, которую ещё недавно хотел выгнать отсюда к чёртовой матушке! Но улыбка была такая тёплая… и эти серые глаза.
– Можно, – вздохнула я, поправляя пальцами его непослушные тёмные волосы. Лёгкие-лёгкие, едва заметные волны, но такие упрямые, как сам подопечный. – Но недолго.
– Угу, – пробормотал Тим, ловя мои пальцы. – Я понял.
Он понял. Он прекрасно всё понял: и то, что Лада не особо желает терпеть на коленях «большого кота» в его лице, и то, что зря кинулся на Вероцкого, и… Он вздохнул, упрямо поджимая губы и не выпуская из руки тонкие пальцы Лады. И то, что ему нужен этот момент. Именно этот. Пара минут спокойствия, когда ощущаешь чужое тепло, когда ласковые пальцы перебирают тебя волосы, а тебе то ли холодно, то ли жарко. Лицо горит, а руки просто отстывают.
Нужен. Потому что ты готов был уничтожить грёбаного Стасика не за какую-то там давнюю аварию, а за ту сцену на кухне. Когда Лада с Вероцким стояли непозволительно близко друг к другу, смотрели в глаза, говорили что-то и казалось…
Тим крепче сжал пальцы Лады, заставляя положить руку себе на лоб, как тогда, в гостиной. Кончики пальцев у неё снова были прохладными: то ли нервничала, то ли злилась – но по виду и не скажешь, абсолютно спокойна. Только обычно у неё руки тёплые, это Тим знал точно.
…казалось, что там, на кухне, между этими двумя искрило. Ещё секунда, ещё мгновение – и всё, можно было не успеть. А он не хотел опаздывать, столь же сильно, как не желал дурацких искр между Ладой и Стасом. Поэтому пришлось действовать по ситуации – позволить себе расслабиться и… получать удовольствие?
От привычной усмешки удар отозвался болью. Да, хорошо Стас бьёт. Метко и качественно. Не зря мать столько лет его муштровала, готовя из сына «настоящего суперсолдата». Насколько Стас супер Тим уверен не был – и надеялся, что никакого супер в Вероцком всё же нет, или хотя бы Лада это не заметила, – но удар у старого друга был хорошо поставлен.
Настолько хорошо, что лицо заживать будет неделю, если не больше. И болеть, болеть, болеть… но болью приятной, приносящей удовольствие и удовлетворение. Потому что сейчас есть всё это: пальцы в волосах, прохладная ладонь на лбу, тихое дыхание – всё это мгновение, которое иначе не случилось бы. Хотя бы потому, что в любом другом случае няня бы просто поворчала и предложила ему справляться самому, а сейчас жалеет.
А если бы Тим был помладше, его бы, возможно, даже обняли. Девять дней…
– Что? – раздался над головой удивлённый голос Лады.
Он не сразу понял, что сказал про дни вслух, а когда понял, чуть не застонал от собственной глупости. Вот зачем, а? Видимо, слишком задумался.
– День рождения, – отозвался Тим, не открывая глаза, чтобы не выдать собственные мысли. О возрасте, о днях, о… обо всяких глупостях, которые стоит выкинуть из головы. – Я просто вспомнил, что день рождения уже через девять дней.
– В понедельник, да? – в голосе Лады была слышна улыбка. – Я успела посчитать, когда ты в прошлый раз сказал. Мало уже осталось, нужно успеть всё приготовить.
– Не нужно, праздновать я не буду, – покачал головой Тим.
Но сейчас впервые задумался о том, что действительно не отказался бы «справить». Не отказался бы от торта и подарка… и одной гостьи, которой не нужно даже выходить из дома, чтобы попасть на праздник.