Странно, непривычно… приятно.
Я задохнулась, подавилась словами, когда его тёплые губы накрыли мои, когда пальцы крепче сжали подбородок, вынуждая запрокинуть голову, согласиться, ответить. Это было как наваждение. Вот я кричала, готова была рвать и метать, убить стоявшего рядом парня, а секунду спустя на талии уже лежала сильная рука, грудью я прижималась к его груди и, чёрт побери, отвечала!
Потому что не ответить на этот поцелуй было невозможно. Я с самого первого дня в этом доме знала, что Тим настойчив, но сейчас он был просто подавляющ. Или мне снесла голову недавняя истерика? Почему бы иначе я сейчас стояла, цепляясь пальцами за его рубашку, чтобы не упасть на внезапно ослабевших ногах, и так самозабвенно целовалась с малолеткой, с подопечным, с…
– Видит Бог, ты сама меня вынудила, – прошептал Тим, отстраняясь и тяжело дыша.
Я ничего не ответила. Потому что тупо ответить не могла. Я стояла посреди подвала и ощущала, как мир вновь наполняется звуками, цветами и запахами. Как бешено долбится сердце в груди, грозя пробить рёбра, как саднит сорванное криками горло, как подгибаются ноги, вмиг ставшие ватными, какими-то чужими. Я не могла отпустить рубашку Тима, потому что иначе точно бы упала, зато чувствовала, какая ткань мягкая и что она до сих пор приятно пахнет порошком, хотя подопечный проходил в рубахе с самого утра.
Единственное, на что меня хватило, это опустить голову, утыкаясь лбом Тиму в грудь. Он тоже не двигался, лишь пальцы едва ощутимо поглаживали мою спину. Но так не могло продолжаться долго.
– Тим… – начала я, вскидывая голову.
– Я найду кота, – прервал он, криво улыбаясь и убирая руку с моей талии. – Ты поставь пока чайник, приди немного в себя. Не переживай, главное.
Из-за чего мне нужно было не переживать? Из-за пропажи Фая или из-за поцелуя? Грёбаного, чтоб его, поцелуя с подопечным. От которого подгибаются ноги и пересыхает во рту. Сердце вновь пропустило удар, я сглотнула и отступила на шаг.
– Я сама тоже поищу, – пробормотала, не в силах отвести взгляд от его лица. Сурового, строгого, серьёзного. Взрослого.
И чертовски красивого. Хотелось материться. Совсем не по-учительски. Хотя о чём это я? Учителя не целуются со своими учениками, не заглядываются на них. У них не перехватывает дыхание так, как у меня сейчас, при виде его губ; не подгибаются ноги от направленного на них взгляда; не сходит с ума сердце, когда подопечный слегка склоняет голову набок, демонстрируя упрямую линию челюсти.
Дерьмовая из меня гувернантка.
Дерьмовый из Тима подопечный.
– Лада. Иди. На кухню, – отрывисто заявил Тим.
И я подчинилась. Просто развернулась и пошла наверх, поддерживаемая под локоть его рукой, а когда Тим скрылся на улице, упала на диванчик в прихожей, запрокинула голову на спинку и спрятала лицо в ладонях. Голова просто раскалывалась, напоминая о недавней истерике (Тим не ошибался, она была). Трое суток до его дня рождения. Поздравляю, Лада, ты довела парня! И себя с ним заодно. Что теперь будешь делать? Убиваться?
Убиваться я не стала. Просто глубоко вздохнула, слегка помассировала глаза пальцами… и пошла на кухню исполнять приказ. Ставить чайник и успокаиваться. Горячий чай поможет лучше любых самокопаний.
Разве я не думала о Тиме, как о представителе противоположного пола? Каюсь, думала. Просто мельком. Замечала, что он привлекателен, что выглядит очень взросло; видела, что подопечный сильный, хищный, опасный. Но никогда не примеряла эту опасность на себя, потому что «ненавистная нянечка», от которой жаждут избавиться, не входит в ранг возбуждающих (во всех смыслах) факторов.
«Не входит и не будет входить», – решила я, методично размешивая чай ложечкой, хотя в нём не было ни капли сахара. Только сердце вновь взволнованно ёкнуло, когда за спиной раздалось.
– Эй, Лада.
Я обернулась мгновенно, напрочь забывая про чай и едва не снося его рукой. На пороге кухни с самым заговорщицким и чертовски довольным видом стоял Тим. И всё в нём напоминало о случившемся в подвале: растрёпанные волосы, улыбка на губах, чёртова щетина и мятая на груди рубашка. Неужели я так яростно за неё цеплялась?
– Идём.
Он поманил меня пальцем, протянул руку и, крепко сжав пальцы, потащил на улицу. И я снова подчинилась. Словно во сне. Просто расслабила руку, позволяя переплести пальцы, и пошла следом. И никак не могла убрать с лица дурацкую улыбку и избавиться от ощущения странного спокойствия, почти счастья.
У меня же кот пропал! Эй, какое счастье?
Только почему-то казалось, что всё будет хорошо. Я шагала следом за подопечным прочь из дома, во двор, к воротам… мы прошли до самого конца аллеи и остановились у мусорных баков, с краю от которых стояла выстройка унесённых грузчиками коробок.
– Милое место… – пробормотала я.
Тимка усмехнулся, прикладывая палец к губам, выудил из кармана брюк мобильный и включил фонарик на самую-самую минимальную яркость. А потом подошёл ближе к коробкам, потянув меня следом.
– Смотри, – шепнул подопечный, освещая одну из коробок. Полупустую, прикрытую куском ткани.
– Куда?
Он закатил глаза, разжал пальцы, отпуская мою руку, и осторожно приподнял ткань. На дне коробки, свернувшись клубочком, блаженно спал Фай. А охнула, потом восторженно пискнула и едва удержалась, чтобы не схватить любимца из коробки, вырывая из сна. Нет, я оказалась гораздо «умнее» и в порыве эмоций кинулась на шею подопечному. Настроение превысило уровень хорошего, переходя в эйфорию.
– Ты нашёл его! – восторженно воскликнула я, утыкаясь носом Тиму в плечо. – Нашёл!
– Я же обещал, – выдохнул он, обнимая меня в ответ и гладя по спине. – А обещания надо выполнять.
– Спасибо.
Было тепло, уютно и восхитительно хорошо. Фай нашёлся, в воздухе пахло скорой грозой, а мы стояли у мусорных баков и обнимались. И я ощущала себя такой счастливой. Бесконечно. Как дурочка. Потому что только дуракам всегда везёт.
– Бери кота, – наконец прошептал Тим, – а я заберу коробку. Кажется, ему она слишком понравилась, не дело выбрасывать. Да и дождь собирается.
Я кивнула, разжимая объятия. Да, скоро начнётся дождь и к этому моменту лучше быть под крышей.