— Муриа! — гневно набросился Омфри на горца, — куда ты ведешь нас? Я вижу, ты хочешь меня обмануть!
— Господин, я делаю все, что могу, — робко залепетал Муриа; слезы выступили на его глазах, а вся его, и без того жалкая, физиономия сморщилась в гримасу растерянности и беспомощности. — Я ищу Тавиви, — прибавил он.
— Как ищешь Тавиви? — вспылил Омфри, неужели ты не знаешь поселков своей собственной области?
— Вы не знаете Капатеа, господин. Область обширна. Я сам в ней теряюсь.
Он пытливо взглянул на нас, стараясь угадать, верим ли мы ему. Конечно, он лгал: разве может не знать туземец, всю свою жизнь проведший в горах, всех поселков и дорожек в своей области, особенно если дело шло о поселке, пользующемся столь громкою славою, как Тавиви? Да если бы Муриа и действительно не знал дороги в Тавиви, то ее должен был бы знать Айхи-Уай. Не могло же быть такого совпадения, чтобы двое горцев, из которых один — опытный вождь крупного племени, а другой — его безотлучный спутник, не знали тропинок в ближайших окрестностях!
Омфри был взбешен и схватил Мурию за руки так, что дикарь завизжал от страха.
— Я заставлю тебя привести нас в Тавиви! Не думай, что меня так легко обмануть!
Дикарь залился слезами, а полисмэны, по приказу Омфри, связали ему руки и ноги, чтобы он не мог удрать. Айхи-Уай, наблюдавший сцену со смешанным выражением страха и удивления, поспешил отойти от нас в сторону и, пока мы были заняты Мурией, он незаметно нырнул в высокую траву джунглей и скрылся. Мы должны были при готовиться к самому худшему: несомненно, Айхи-Уай соберет теперь свое племя и постарается, напав на нас, отбить Мурию. Отказаться же от мысли побывать в поселке Тавиви и разузнать всю правду о Япидзе мы не могли, так как это уронило бы престиж белых в глазах горцев. Нам во что бы то ни стало нужно было доказать им, что белые их не боятся и от планов своих не отступают.
Омфри долго и убедительно толковал Мурии, что ничто не изменит нашего намерения и не избавит его от необходимости проводить нас.
— Смотри, тебе придется еще раз побывать в плену у белых в Морисби! — пригрозил в заключение Омфри: — если же ты приведешь нас в Тавиви — будешь свободен!
Дикарю ничего не оставалось, как покориться своей судьбе, на что он и решился наконец, со слезами и стонами, не скрывая своего страха перед походом. Ему развязали ноги; но веревку, связывавшую его руки, крепко держал старший полисмэн, чтобы дикарь не удрал. Муриа свернул с прежней дороги и, сделав шагов 20 сквозь густую траву, мы вышли на узкую тропку, которую, конечно, никогда бы не смогли отыскать без проводника. По этой тропинке мы шли часа два, и все время нас не покидало ощущение, что кто-то неслышно следует за нами, что чьи-то глаза неотступно следят за каждым нашим движением. Настроение было крайне напряженное и нервное. Случилось так, что настала моя очередь сменить Омфри во главе отряда.
Воздушная гробница папуасов
Не успел я пройти и десяток шагов, как мимо моего уха прожужжала стрела, воткнувшись в ствол дерева близ дороги. Она пролетела на один волосок от моего глаза, куда несомненно и целил неведомый враг. Затем, еще через полчаса или час пути, я заметил вынырнувшую на один миг из высокой травы характерную голову Айхи-Уайя. Гигант не отставал от нас. Конечно он был не один, а вел за собою и всех своих воинов.
Вечером мы сделали привал, выбрав для него место на выступе скалы, казавшейся неприступной. Всю ночь мы посменно дежурили, оберегая Мурию. Впрочем, он и не пытался бежать, а спокойно спал в нашей палатке. Кругом было тихо; очевидно, в ночной темноте дикари не решались делать нападения.
На другой день около полудня тропинка внезапно перешла в широкую, торную дорогу, и мы оказались всего в нескольких ярдах от большого поселка. Ворота изгороди его были гостеприимно открыты, но тишина и безмолвие, царившие вокруг, свидетельствовали о том, что в селении никого не было. Я взглянул на Мурию: он стоял перед входом в деревню с широко раскрытыми, полными ужаса глазами. Казалось, он не в силах был двинуться далее.
— Что это за поселок? — спросил его Омфри.
— Господин, это моя деревня! — дрожащим голосом ответил маленький горец.
— Твоя деревня? А как она называется?
— Тавиви, — пролепетал еле слышно Муриа.
Наше удивление не имело границ. Этого мы уж никак не ожидали и с недоверием поглядывали на маленького каннибала. Если Япидзе был мертв, и Капатеа не вела войны с Киведзи, то почему он так боялся вести нас в поселок?
— Где тело умершего? — спросил Омфри.
Муриа безмолвно указал пальцем на противоположный конец деревни. Там, действительно, возвышалась похоронная площадка, а на ней, даже издали, можно было различить скорченный труп. Мы вступили в деревню. Муриа шел, едва передвигая ноги и весь дрожа от волнения. Вдруг он резко и пронзительно вскрикнул; из одной хижины выскочила почти совершенно голая женщина и с повизгиваньями и причитаньями бросилась ему на шею. На лице несчастной был написан такой ужас, тело ее так трепетало, что мы тотчас окружили обоих, и Омфри попытался добиться от Муриа, кто была эта женщина и что ее так волновало.
— Господин, это моя жена. Она говорит, что я должен умереть.
— Мы не дадим тебя в обиду, будь спокоен! — ободрял его Омфри; — но что ты наделал такого, что твои односельчане хотят погубить тебя?
— О, господин, — это кровавая месть! — пробормотал Муриа. — Это я убил того человека, что лежит на похоронной площадке…
Этого еще не хватало! Казалось невероятным, чтобы этот жалкий, уродливый карлик мог решиться убить знаменитого Япидзе. Впрочем, он мог это сделать и из засады…
Пока мы раздумывали надо всем этим, громкие крики раздались со всех сторон, и селение моментально наполнилось чернокожими. Мы с Омфри, и Муриа с судорожно прижавшейся к нему женщиной, поспешно отступили к отряду полисмэнов. Мысль о том, что Муриа привел нас в засаду, мелькнула на мгновение в моей голове, но мне тотчас пришлось разубедиться в этом. Как только враждебно кричавшие туземцы приблизились, Муриа отстранил женщину, цеплявшуюся за него, и вынул что-то из плетеного мешечка, висевшего у него на груди. Он поднес к губам какой-то маленький предмет, и тотчас раздался оглушительно резкий свист. И как по волшебству, чернокожие отступили назад.
Вызывающее настроение моментально пропало. Дикари молча, со страхом и почтением, слушали теперь Мурию, который что-то кричал им громким, повелительным голосом. Дикари с воем повернулись к выходу и выбежали из поселка. Муриа приказал своей жене следовать за ними; затем с торжествующим, насмешливым смехом обернулся к нам, потом быстро побежал к выходу из поселка и исчез в джунглях.
— Что он говорил чернокожим? — спросил Омфри констэбля Майкели.
— Я не все разобрал, господин, — отвечал тот, — Муриа был слишком далеко от меня. Но я понял, что он приказал им слушаться свистка своего предводителя. А потом он велел им уйти…