Омфри, мрачно нахмурившись, долго смотрел в ту сторону, где скрылся Муриа.
— Ну, — сказал он наконец, — что касается усмирения мирными средствами воинственных капатейцев, то дело сделано. Правда — наша заслуга в этом деле невелика, потому что война прекратилась сама собою со смертью Япидзе; но официальная часть наших планов так или иначе выполнена, и мы можем теперь распоряжаться свободно и временем, и выбором дальнейшего направления нашего путешествия. Все же мне хочется взглянуть на того молодца на погребальной площадке.
Он подозвал к себе Кайву, не так давно похвалявшегося своею дружбою с Япидзе, и пошел с ним поглядеть на труп. Разложение уже исказило до полной неузнаваемости внешность умершего; однако, по головному убору из перьев, все еще торчавших вокруг черепа, можно было установить, что при жизни он принадлежал к числу вождей. На все расспросы о Япидзе Кайва упорно отвечал, что никогда не знавал его и что уверен в правдивости слов Мурии и других дикарей о смерти этого человека.
Так Омфри и не добился от него никаких новых сведений. Кайва вернулся к своим товарищам, и мы увидели, к великому нашему удивлению, что его разбирает неудержимый смех. Вскоре этот смех обратился в истерический хохот, от которого судорожно тряслось все его черное тело. Ни полисмэны, ни носильщики не могли ничего понять; они удивленно и испуганно отодвинулись от него. Очевидно в их наивных мозгах мелькала мысль о том, не вселился ли в Кайву злой дух. По правде сказать, его истерический хохот давал основание для подобного предположения.
Нам, впрочем, некогда было уделять ему много внимания, — нужно было обдумать дальнейший план действий. От решения, которое нам предстояло теперь принять, должно было зависеть многое, вплоть до нашей жизни. Дело в том, что съестные припасы и снаряды для ружей и револьверов приходили к концу, а опасность со стороны горцев ничуть не уменьшилась.
— Если мы, — рассуждал наш предводитель, — кратчайшим путем пойдем обратно в Керепи, то припасов должно нам хватить. С другой стороны, мы дошли теперь до Тавиви. Так глубоко в недра папуасских земель не проникал еще ни один белый. Дальше на восток лежит область Пооль. Что находится между нею и нами, неизвестно. Неизвестно и то, что находится в Пооль. Прежде, чем отправиться туда и исследовать эту местность, нужно многое взвесить: тут много таких серьезных «но», что я предоставляю вам, друзья мои, решить этот вопрос самим. Что касается меня, то я заранее присоединяюсь к вашему решению.
Мне нечего было раздумывать, да и Доунинг не долго размышлял, а высказал вслух мою собственную мысль.
— Отчего нам не отправиться дальше, если мы без особого труда дошли до сих пор? — сказал он: из людей мы никого не потеряли, со стороны туземцев особой враждебности мы не встречали. Идемте, друзья мои, дальше, до крайних пределов Папуассии!
Вопрос был решен, и мы покинули Тавиви. Всем носильщикам мы раздали какое-нибудь холодное оружие — топор или нож, полисмэнам приказали держать ружья в руках и ни в коем случае не вешать их за плечи, зарядили свои револьверы и, руководясь компасом, двинулись в дальнейший путь в глубь Папуассии.
Мы не встретили ни одного туземца при выходе из поселка. Вскоре широкая и удобная дорога сменилась узкою извилистою тропою, коварно змеившеюся по самому краю обрыва над мелкою горной речкой.
По тропинке приходилось идти осторожно и медленно: каждый неверный шаг грозил гибелью. Четверо полисмэнов шли впереди в виде авангарда. Столько же человек, в качестве ариергарда, замыкали шествие. Мы с Омфри шли впереди и о чем-то беседовали; вдруг резкий крик заставил нас обернуться. Оказалось, что один из носильщиков оступился и покатился вниз по обрыву к реке. Мы тотчас остановили людей.
— Гарри, — обратился я к Доунингу, — побудьте здесь с людьми, а я попытаюсь спуститься и спасти беднягу. Если я свистну или выстрелю, вы придете мне на помощь.
Я стал спускаться к реке, что было нелегкой задачею. Камни дождем сыпались у меня из-под ног, кустарник царапал мне лицо и руки и немилосердно рвал одежду. Наконец я добрался до цели. В мелкой воде речки барахталось черное тело носильщика. Я влез в воду и без особого труда выволок беднягу на берег. Он был весь изуродован: кожа с лица и со всего тела была содрана и висела клочьями; из обнаженного мяса сочилась кровь. Но хуже всего было то, что в его тюке были склянки с кислотами для фотографических работ Доунинга; склянки разбились, и кислоты причинили несчастному серьезные ожоги. Он корчился и стонал. Я, по правде сказать, сомневался в том, что нам удастся спасти ему жизнь. Но бросать человека на произвол судьбы в джунглях мы, разумеется, не могли, а потому я громко свистнул и, с помощью поспешивших ко мне двух полисмэнов, с трудом втащил беднягу вверх на гору. Здесь мы внимательно осмотрели его и, как умели, перевязали его раны. Потом мы с Доунингом каждый день добросовестно мучили его перевязками; он переносил их терпеливо и не вырывался из наших рук, а только громко визжал и плакал при виде блестящих ножниц и пинцетов, которыми мы подрезали и снимали висевшую лохмотьями и отсыхавшую кожу. Как ни тяжко был изранен дикарь, он все же ни за что не соглашался лечь на носилки и позволить своим товарищам нести себя. Он все время, не отставая, шел вместе с нами, конечно, без всякой поклажи.
Дня через два мы с неимоверными трудностями взобрались на высокую гору. Я шел впереди и едва достиг широкого горного выступа, как увидел, к великому своему изумлению, Мурию, преспокойно сидевшего на камне и как будто поджидавшего нас.
— Муриа! — воскликнул я, — откуда ты взялся?
— Я видел ваше приближение, господин, и хотел предупредить вас. Там, — он указал рукою по направлению к области Пооль, — народ скверный. Они убьют и съедят вас Вернитесь обратно.
— О, нет! — ответил я — белые не такие трусы, чтобы бояться людоедов. Но скажи мне, почему ты убежал от нас?
Пальцы Мурии коснулись предмета, висевшего у него на шее. Это был свисток.
— Вот это принадлежало умершему, которого нельзя называть. Когда он был убит, я взял эту вещь себе. В ней заключаются могучие чары и люди послушны им. Господин сам это видел. Когда мои односельчане ушли из села, я пошел вслед за ними, чтобы сказать им, что вы друзья и, что вас нельзя убивать.
Трудно было себе представить, что это маленькое ничтожество управляло таким многочисленным населением, как население Тавиви. Но мы сами видели, как люди слушались его магического свистка. Может быть, он и не лгал! В горах Папуасии все было возможно.
Муриа был явно озадачен и смущен нашим отказом вернуться обратно. Но, когда мы, отдохнув, двинулись дальше, ом пошел за нами.
В полдень мы остановились на обед на широкой просеке по ту сторону горного хребта и решили послать двоих наиболее опытных и надежных полисмэнов на разведки. Выбор пал на капрала Сенану и Динго: они были старше других и зарекомендовали себя с наилучшей стороны.
Вскоре после ухода разведчиков мы услышали отдаленный выстрел. Нас это встревожило: зная недостаток в снарядах, ни Сенана, ни Динго, не стали бы стрелять понапрасну. Очевидно они звали на помощь. Построив людей в шеренгу, мы пошли искать разведчиков. Тропинка скоро вывела нас на широкую просеку. Поваленные деревья лежали на ней огромными кучами, а почва была разделана под поле сладкого картофеля. Судя по крупным размерам поля, поселок, владевший им, должен был быть многолюден. Перелезая через одну из куч полусгнивших деревьев и хвороста, мы обнаружили клочки синей материи, застрявшие на колючих сучках. Из такой материи была сшита форма полисмэнов. Из этого обстоятельства и потому, что картофельное поле хранило свежие следы многих босых ног, мы заключили, что здесь произошла схватка наших разведчиков с туземцами. Попали ли они в засаду, или своим неожиданным появлением прогневили горцев — мы не знали, но не сомневались в том, что люди наши в плену у врагов.
По ту сторону просеки мы увидели невдалеке крупный поселок, полускрытый от нас чащею леса. Слышались голоса громко разговаривавших туземцев, вероятно успевших заметить нас. Приблизившись к поселку, мы увидали около сотни горцев, сидевших вокруг костра на земле. Среди них были наши полисмэны. При виде белых дикари с нескрываемым страхом, дрожа всем телом, повскакали с земли и сгрудились в одну кучу. Капрал Сенана приветствовал нас ружейным выстрелом, что произвело на них огромное впечатление. Мы подошли, видя, что опасаться здесь нечего, и вскоре узнали, как двое наших людей овладели без боя столь крупным поселком. На просеке у картофельного поля они застали копавшегося в земле дикаря и поймали его. При этом один из них оборвал свою форму об острые сучья. Бедняга сначала было испугался, но Динго и Сенана очень быстро сумели дать ему понять, что они не собираются его обижать, при чем даже подарили ему какую-то безделушку. Дикарь, совсем еще молодой парень, пришел в восторг и тотчас стал громко звать товарищей. Когда те прибежали, он расхвалил им наших молодцов, и Сенана, с целью известить нас о том, что они живы, и что мы можем безопасно приблизиться, выстрелил. Дикари, в первый раз видевшие ружья, сначала испугались, а затем прониклись еще большим уважением к новым знакомым, сочтя их, очевидно, за магов и волшебников.
Благодаря находчивости Динго и Сенана, мы были отлично приняты в этом поселке, носившем название Лумимайт. Вообще природный ум, мягкий и добрый нрав и доброжелательность Динго давно сделали его из слуги моим другом, и я твердо решил хлопотать перед властями о сокращении срока его службы. Я знал, что заветным желанием его было вернуться в родной свой поселок, где у него была жена и несколько человек детей.
На службу к правительству Динго попал в наказание за драку с одним полисмэном, который позволил себе сказать что-то оскорбительное относительно его племени. Срок службы у него уже истек, но его отложили до нашего возвращения из экспедиции.
Для того, чтобы обезопасить себя от туземцев, мы заставили их снести все их оружие в одну из наших палаток и вернули его им лишь перед самым отбытием в дальнейший путь. Безоружные дикари были вполне безопасны, хотя дружественных чувств к нам они не проявляли. Женщины позволяли себе даже всякие оскорбительные жесты и мимику по отношению к непрошенным гостям и явно возбуждали мужчин против нас. Пытаясь убедить их в своем дружественном отношении, мы послали за Мурией. Но дикарь опять скрылся, не соблюдая никаких формальностей относительно прощания с нами. Потом мы убедились, что он был много умнее и хитрее, чем мы думали.