В стране каннибалов

Глава III «Пури-Пури»

Если бы вам когда-нибудь пришлось проплыть 5 миль по воде между островом Юла и материком, вы бы не могли миновать перевоза Тата-Коа. Паром его — простая бамбуковая пирога с длинным носом, чрезвычайно узкая, с явною наклонностью опрокинуться и заставить вас выкупаться без всякого вашего желания.　

Переезды через реку не часты, и в промежутках между ними старика перевозчика Тата-Коа можно встретить где-нибудь на берегу за плетением цыновок из пальмовых листьев. Спрос на такие цыновки в стране очень велик. Если вы знаете старика настолько, чтоб позволить себе подшутить над ним, и спросите его о его занятиях чародейством, он лукаво ухмыльнется своим, давно уже беззубым ртом, а в глазах его, острых и страшных в моменты гнева, блеснет горькая грусть.　

— Господин! — ответит он на чистом английском языке, что так необычно для туземца, — господин, я перевозчик, а не колдун.　

— А где же твой ручной крокодил, который обращался в человека и пожирал народ? И ручная змея, жившая под водою и выходившая по твоему зову жалить намеченных тобою людей?　

— О, господин! — возразил Тата-Коа, — они исчезли, когда белый человек пришел со своим пури-пури: оно оказалось сильнее моего.　

«Пури-пури» — это туземное название колдовства, чародейства, всего того, что туземец не может объяснить. — В свое время Тата-Коа был видным представителем этого колдовства, но давно уже бросил заниматься им, и об этом есть что порассказать.　

Еще не так давно, всего лет 30 назад, Н.-Гвинея совсем не управлялась белыми, да и ныне власть их ограничивается побережьем и простирается лишь очень неглубоко внутрь страны. А вне их влияния туземцы продолжают жить тою же примитивною жизнью, какою жили их отцы, деды и прадеды.　

Единственным владыкою их является колдун. Туземец, не посоветовавшись с колдуном, не выйдет на охоту, не заложит плантации сахарного тростника или сладкого картофеля, не позволит себе никакого, сколько-нибудь серьезного шага. За совет колдун назначает произвольную плату и живет себе припеваючи; он тучен, гладок, порою нахален и властен. И не мудрено: ему, без всякой затраты физических сил, достаются лучшие плоды с полей, лучшая добыча охоты и отборнейшие куски мяса убитых врагов. Если бы кто-нибудь вздумал отказать ему в этом, то он навел бы на него свое пури-пури, а это последнее дело для уроженца Н.-Гвинеи.　

Тата-Коа был такого рода колдуном, и белый человек, начавший забирать в свои руки власть над областью, где он дотоле господствовал, натыкается на какую-то глухую оппозицию: голый, старый, дикий Тата-Коа — знал кое-что и был себе на уме.　

От предков колдун унаследовал сведения, известные только колдунам; он знал, как погода влияет на урожай, и, следя за нею, умел предсказывать урожай или недород, ему были известны целебные свойства некоторых трав, смертоносное действие желчи особого вида рыб, он умел погубить человека, тайком, примешав ему в пищу или питье еле видимые простым глазом стружки бамбука. К этим и подобным им средствам колдуны прибегали, когда не могли добиться своего мирным путем. Понятно, какой трепет должны внушать ловкие фокусники колдуны простодушным, наивным дикарям.　

В былые дни колдуну Тата-Коа достаточно было сказать человеку, что он умрет, и человек верил этому, сказать, что будет жив — и человек не сомневался в этом. Если смерть не наступала вскоре после его предсказания — колдун прибегал к помощи яда, искусно подмешенного в еду или питье.　

Свои познания и специальное уменье колдун расширял путем заимствований у своих товарищей по профессии.　

Туземец Новой-Гвинеи заботливо прячет все свои вещи, вплоть до обглоданных костей и шелухи бетеля, боясь, чтобы они не попали в руки колдуна, который через них может повредить ему своим пури-пури.　

Старый колдун был ко всему этому еще и ловким актером. Его заклинания, загадочные приемы, его таинственные исчезновения и появления составили ему громкую репутацию. Он умел всякую беду и всякую удачу, постигавшую людей его области, приписать собственной своей силе и влиянию.　

Один ловкий комиссар сумел, однако, лишить старого Тата-Коа его престижа. Он пригласил туземцев в определенный день в одно из окрестных селений, обещая показать, как силен белый человек по части пури-пури.　

В указанный день туземцы собрались в огромном количестве и расположились вокруг белого чародея. В первых рядах восседал и Тата-Коа. Все с напряженным вниманием следили за действиями комиссара.　

Комиссар положил на камень кучку пороха; в глазах туземцев это были просто комочки засохшей грязи. Затем он обратился с заклинаниями к солнцу, чтобы оно помогло ему, и затем, при помощи увеличительного стекла, навел солнечные лучи на порох. Последовал взрыв с выделением огня и дыма, что несказуемо поразило дикарей, которые в страхе разбежались в разные стороны.　

Тогда комиссар проделал другой трюк. Взяв ружье, он направил его дуло на сидевшую на ветке птицу и стал призывать на нее гром и молнию. Толпа держалась в почтительном отдалении и не могла отличить ружье от палки. Раздался выстрел, из палки вылетело пламя и дым, а птица свалилась с ветки мертвая.　

За этим последовал третий фокус. Белый колдун зажег жидкость, похожую на воду (на самом деле это был спирт), и заявил, что совершенно таким же образом может поджечь и море. Дикари взвыли, от ужаса, и он, сжалившись над ними, отказался от этого предприятия. Вместо этого, он показал им более безвредную вещь, а именно: раскрыв рот, полный ровных, крепких зубов, он затем провел по губам носовым платком, вынув при этом незаметно свои фальшивые челюсти; отняв затем от рта платок, он показал, что зубы у него исчезли из рта. Удивление, вызванное этим трюком, достигло своего апогея, когда зубы снова оказались во рту, и чародей торжествующе щелкнул белоснежными челюстями.　

— Ну, пусть теперь Тата-Коа покажет нам свое искусство! — сказал он в заключение.　

Но Тата-Коа давно уже сбежал в кусты и пропал в джунглях, где и шатался, пока тоска по родине не заставила его вернуться домой. Но престиж его, как колдуна, был навсегда потерян, и он вынужден был сменить ремесло колдуна на профессию лодочника. Потом он открыл секрет белого чародея, но имел достаточно благоразумия, чтобы хранить свое открытие в секрете.　

Тата-Коа, впрочем, представляет собою исключение, и колдун все еще властвует над племенами Н.-Гвинеи. Один из таких колдунов во время своего тюремного заключения в Самараи видел там большую радио-станцию и, по своему, схватил ее идею. Вернувшись домой, он соорудил нечто подобное при помощи высоких шестов и веревок из древесных волокон. С тех пор он стал держать людей в страхе, заявив, что при помощи своего аппарата слышит все, что о нем говорят.　

Таким образом, суеверие и невежество дикаря делают колдовство очень прибыльным ремеслом в Папуасии. Силе колдуна приписываются удачи на охоте и войне, обилие урожая, его же влиянию приписывают и напасти и беды. Поэтому всякий дикарь стремится снискать доброе расположение колдуна, чего бы то ему ни стоило.　

Один туземный констэбль получил приказ арестовать деревенского колдуна. Сначала он всячески уклонялся от его выполнения, но, когда ему пригрозили лишением формы и звания, он наконец отважился захватить колдуна и связать его. Когда они были в пути к правительственному посту, где нужно было сдать арестованного властям, чародей вынул из узенького мешочка длинную веревку с нанизанными на нее многочисленными палочками и стал быстро перебирать палочки пальцами, называя их именами своих умерших односельчан.　

— Это все те, кого я убил силою моего пури-пури! — объяснил он полюбопытствовавшему констэблю: — вот твой прадед, вот дед, вот отец, дядя…　

— А эти кто? — спросил перетрусивший констэбль, указывая на ненанизанные еще на веревку шесть палочек.　

— А это ты, твоя жена и четверо твоих детей. Когда-нибудь, — думаю, что скоро, я их нанижу вместе с прочими.　

Эффект такой угрозы был неожиданный: испуганный констэбль опрокинул пирогу и держал колдуна под водой до тех пор, пока тот перестал проявлять признаки жизни. Констэбль предал себя в руки властей и с радостью отбыл присужденный ему за убийство срок заключения. Вернувшись в родную деревню, он распространил слух, что колдун, вследствие преклонного возраста, упросил его помочь ему отправиться к праотцам, передав ему в награду свои тайные знания. Так констэбль превратился в колдуна, и, вместо прежнего помощника, в лице его местная власть имеет с тех пор лишь одну помеху.　

Колдовство носит чисто местный характер, и виды его многообразны. Так, напр., на Н.-Гвинее есть «гора Виктории», на вершине которой, по преданию, живет владычица культа Байлона, большая ядовитая змея. Жрец этого культа рассказывает басню собственного сочинения о своем посвящении. Змея якобы исторгла из его груди сердце и затем его вновь пришила. В доказательство он показывает сухое человеческое сердце, вясящее на веревке над входом в его хижину. Затем существует еще культ Вэда Тауна, вселяющий наибольший страх всем дикарям. Последователи его живут в лесной чаще, нередко нападая на других и убивая свои жертвы. Туземцы до того боятся этих Вэда Таунов, что один слух о приближении к деревне такого Вэда заставляет жителей притаиться в своих хижинах и в гробовом молчании отсиживаться там целыми днями.　

Иной раз туземцы нанимают такого Вэда, чтобы убить своего врага и, к чести Вэда, надо сказать, что он всегда удовлетворяет своего клиента.　

Все эти колдуны не считают, однако, свою силу превосходящею силу белых. Они говорят, что пури-пури ново-гвинейского образца годится только для туземцев, но совершенно бессильно против белых; тогда как пури-пури белых действует и на тех, и на других.　

Тем не менее, — один из местных колдунов все же сделал попытку выместить на нас свою злобу.