— Господин, брать нам это с собой?
Старик Форнир показывал все тот же огромный череп, снятый с погребальной платформы. Он поместил его на ночь под навес и, перебирая в своем уме все наши невзгоды и опасности в области Пооль, несомненно, приписывал их присутствию черепа. Однако, оставить его, не спросив нас, он не решался.
Омфри, повидимому, не изменил своего отношения к этому вопросу.
— Да, — ответил он, — тащи его с собой.
— Слушаюсь, господин, уныло ответил старик, забирая череп под мышку.
Восемь или девять дикарей, стоявших тут же, с интересом следили за нашими приготовлениями. Один из них сделал было попытку взять череп у старика, но тот отмахнулся: он, конечно, был бы очень рад избавиться от него, но передача его кому-нибудь другому означала бы нарушение дисциплины.
Когда мы оставляли деревню, дикари бросились к носильщикам, наперебой предлагая свои услуги по переноске поклажи. Мне стало смешно, когда я увидел, за какие предметы они особенно хватаются. То были походные стулья, тюк, где были уложены бутылки с кислотою, фонари, бадьи с керосином, фляги для воды и ящик с фотографическими принадлежностями Доунинга: все эти вещи мы трогали в их присутствии и даже сидели на них. Прикасаясь к этим вещам, они рассчитывали заполучить нашу силу. Один из дикарей схватился было за ящик с зарядами, на котором я накануне сидел, но, испытав его тяжесть тотчас же выпустил его с гримасою удивления. Однако, я энергично запротестовал, особенно, когда один из этих плутов взялся было за мой собственный чемодан с платьем и бельем, и за мешок с серебряными монетами, предназначавшимися для расплаты с носильщиками.
С помощью девяти дикарей в качестве проводников мы пошли теперь по более удобной дороге. Мы двигались быстро; туземцев не было заметно нигде, но кажущаяся безопасность не усыпляла нашей бдительности. На одной из лощин мы в полевые бинокли увидели большое селение. Оно лежало у слиянии двух рек, являющихся границей области Пооль. На востоке, куда мы намеревались идти, высилась гора, покрытая густым лесом.
С высоты небольшого холма проводники наши что то возбужденно и нараспев прокричали по адресу жителей большой деревни, лежащей в лощине. Хотя ответных криков не последовало, проводники все же спокойно начали спускаться с горы.
Благодаря своим босым ногам, они двигались быстрее и значительно опередили нас. Не дойдя ярдов ста до селения, мы увидели, как проводники с нашей поклажей выбежали через противоположные ворота деревни, направляясь в джунгли: очевидно, соблазн присвоить себе вещи, содержавшие силу белого человека, был слишком велик.
Несмотря на большое расстояние, отделявшее нас от них, полисмэны помчались в погоню, но вдруг остановились и внезапно круто повернули и побежали обратно.
Мы сейчас же поняли, в чем было дело: с обеих сторон у входа в деревню лощина была полна вооруженных туземцев. Если бы наши предатели-проводники не выдали себя раньше времени бегством, мы неминуемо оказались бы в ловушке.
Нескольких коротких приказаний было достаточно, чтобы весь наш отряд собрался в кучу, выдвинув вперед вооруженных винтовками.
Вскоре, однако, выяснилось, что дикари не намеревались немедленно нападать, и мы осторожно стали подвигаться к деревне. Подойдя к ней вплотную, мы расположили носильщиков вдоль ограды, а сами занялись обсуждением вопроса, которая из многочисленных тропинок вела к реке.
Большинство этих тропинок, как выяснилось из разведки, вели к пропасти, через которую дикари могли бы перебраться, но которая для нас была совершенно не переходима. Поэтому приходилось выбирать из трех дорожек, особенно тщательно охраняемых дикарями. Какую бы из них мы ни избрали, мы натолкнулись бы на засаду. Поэтому мы решили испытать каждую тропинку поочереди, прежде, чем пускать по ним носильщиков. По одной пошел констэбль Сенана с тремя людьми, но тотчас же вернулся, отогнанный туземцами. То же самое случилось и с другим отрядом, пошедшим по второй тропинке. На третьей никакого сопротивления нам оказано не было.
Судя потому, что Сенана встретил наиболее сильный отпор, дикарям особенно не хотелось пропускать нас по этой дороге, и поэтому мы решили, что по ней-то нам и следовало идти. Полисмэны с ружьями на перевес шли впереди: за ними густой толпой двигались носильщики с ножами и топорами в руках, а в самом конце шли мы, белые, с остальными полисмэнами, охраняя тыл и фланги. Дикари, очевидно, были сильно смущены, увидев, что мы двигаемся массой, а не гуськом, как обычно. Идти так, конечно, было значительно труднее, так как приходилось прорубать широкую дорогу, но зато это было безопаснее. Дикари окружали нас со всех сторон, но их стрелы и копья не причиняли нам никакого вреда. Они отступали перед нами, а мы двигались без единого выстрела. Наконец мы выбрались к скале нависшей над рекой, дикари же сомкнулись в одну линию, отделявшую нас от деревни.
Теперь нападение для нас уже не было страшно и, оставив груз под сильною охраною на вершине, мы спустили носильщиков к реке и принялись за спешное наведение моста. Работа носильщиков подвигалась медленно. Нужно было рубить деревья, сваливать их в реку и скреплять гибкими лианами. Когда дело дошло до того, чтобы идти в джунгли за лианами, носильщики сбились в кучу и не двигались с места, так что пришлось пустить в ход угрозы. Кое как, под охраной полисмэнов, они набрали достаточное количество лиан для скрепления бревен и устройства поручней. Мост был неустойчив и погружался в воду под нашею тяжестью; однако в течение часа весь груз был спущен со скалы и переправлен через реку.
Теперь наступал самый опасный момент переправы: полисмэны, составлявшие прикрытие, должны были сами спуститься со скалы и перейти реку.
С этой задачей блестяще справился Доунинг. Он порылся в поклаже и, достав несколько фунтов магния, сложил его на вершине скалы. Затем полисмэны дали залп в направлении джунглей, дикари дрогнули и подались назад. Доунинг воспользовался моментом и заложил фугас, рассыпав магний на несколько шагов и употребив вместо бикфордова шнура рубашку, пропитанную керосином и свитую жгутом. Затем один конец этого импровизированного фитиля, был подожжен, а сами мы стремительно бросились вниз, спустились со скалы, и поспешно перешли через мост.
Дикари, ободренные нашим бегством с торжествующими криками понеслись вслед за нами; — они поравнялись с фугасом как раз в тот момент, когда жгут догорел, и пламя достигло магния. Последовал оглушительный взрыв, и столб пламени и дыма поднялся с земли.
Мы в это время были заняты уничтожением моста, построенного с таким трудом, и не могли следить за тем, что происходило с дикарями. Человек шесть сорвались со скалы и полетели вниз, без особых впрочем повреждений; они тотчас же вскочили на ноги и пустились наутек, опасаясь, вероятно, вторичного взрыва. Мы расположились на отдых в самом веселом настроении, уверенные теперь в полнейшей безопасности.
Не помню, попадался ли Эпи мне на глаза в это утро, но теперь он появился, дав знать о своем присутствии своим неизменным подвыванием.
— Молчать! — крикнул я и ткнул его в бок. Он вскочил на ноги, взглянул на меня и, продолжая выть, начал взбираться вверх по берегу к джунглям. На наши приказания вернуться, он не обращал никакого внимания. Вскоре мы были поражены, услышав в нашей собственной среде такой же протяжный вой Каури, нашего второго поваренка, соплеменника Эпи. Через минуту он присоединился к своему товарищу.
Омфри только пожал плечами и все свое внимание сосредоточил на завтраке, который Каури бросил наполовину недоваренным.
— Эти негодяи взбударажат теперь всех туземцев. Скоро все дикари завоют вокруг нас, — мрачно предсказывал он.
— Господин, вмешался один из констэблей, — пошлите лучше сейчас же кого-нибудь из полисмэнов пристрелить этих черномазых мерзавцев!
Но Омфри отрицательно покачал головой.
— Нет, — сказал он, — я не намерен гонять полисмэнов за каждым сумасшедшим. Вот если они вернутся, я свяжу их и заткну им глотки на будущее время.
Позавтракав, Омфри несколько повеселел, и я сильно сомневаюсь, что гнев его на „одержимых бесом" поварят был серьезен.
Наконец мы снялись с места и начали тяжелый подъем на гору Кувоте, название которой узнали только впоследствии. Этот подъем надолго останется в моей памяти, как один из наиболее трудных этапов нашего пути.
Найти тропинку вдоль берега реки не удалось, и нам пришлось подниматься на крутую гору, цепляясь за корни и ветки. К полудню мы добрались до вершины.
— Мы раскинем лагерь, как только найдем воду, — сказал Омфри: я и сейчас не отказался бы выпить глоток.
Он окликнул констэбля, на хранении у которого были мехи с водой.
— Господин, — все мехи украдены теми проводниками, — напомнил констэбль.
— Да, я и забыл, — спохватился Омфри: ну, что ж, часок другой можно и потерпеть.
На заре мы снова двинулись вперед, отложив нашу утреннюю еду на тот час, когда найдем проточную воду. Мы прошли уже много миль, и жажда начала становиться мучительной, когда один из констэблей, шедших впереди, бегом вернулся назад.
— Дальше идти некуда, — закричал он. — Гора кончается. К реке не пройти!
Мы бросились вперед к тому месту, откуда он вернулся. Тонкая бамбуковая заросль окаймляла лесистый склон горы, а дальше она круто обрывалась над пропастью, глубиной в несколько тысяч футов. На дне пропасти, едва различимая простым глазом, текла по камням мелкая речка. Спуститься к ней было физически невозможно.
— Даже туземец не смог бы спуститься по этому обрыву, — сумрачно отчеканил Омфри. — Нам нужно идти назад, как можно быстрее. Это — вопрос жизни или смерти. Теперь я знаю, отчего мы не нашли ни тропинки, ни деревни, ни людей.
— Отчего же? — в один голос вскричали Доунинг и я.
— Гора безводна! — сумрачно ответил Омфри.