В тихом омуте

Глава 15

Тьюри едва втиснулся между занавеской, отделявшей бокс от остальной части палаты, и койкой. Гарри лежал на спине, глаза его были закрыты, а голова забинтована так туго, что на лбу собрались мелкие недовольные складки.

— Гарри…

— Он в забытьи, — сказала медицинская сестра. Этот тип женщин был хорошо знаком Тьюри: средних лет, дородная, знающая свое дело, олицетворение напускной материнской заботы, которую ребенок сразу бы раскусил, но многие взрослые принимали за чистую монету. Она добавила:

— Он несет всякий вздор, потом забывается, но через минуту снова начинает говорить.

— Я думал, он легко ранен. Но все эти бинты…

— Бинты ни о чем не говорят. Раны на голове сильно кровоточат, поэтому врач прибегает к тугой повязке, чтобы больной не потерял много крови. Собственно говоря, наложили всего одиннадцать швов. Он больше будет страдать от похмелья. И всего прочего.

— А именно?

— Как только его выпишут отсюда, полиция его заберет, чтобы составить протокол о том, что он управлял машиной в пьяном виде. Крупно оштрафуют. Плохи дела у бедняги: работу он потерял, жена беременна. Может, из-за этого он так и поступил.

— Как?

— Хлебнул лишнего. Некоторые мужчины очень переживают за первого ребенка. У них возникает повышенное чувство ответственности. Вы хотите побыть с ним немного?

— Да.

— Хорошо. Меня ждут другие дела. Если он начнет буйствовать, нажмите вот эту кнопку, и я приду.

— Хорошо.

— Я — мисс Хатчинс, к вашим услугам.

Тьюри стоял в ногах кровати, думая о том, как человек меняется, впадая в беспамятство. Приветливость Гарри представлялась теперь как слабость характера, его желание угодить каждому — как неуверенность в себе. «А Телма все это видит, — подумал Тьюри, — видит Гарри незащищенным. Поэтому и приняла такое решение. Не может она опереться на соломинку».

— Гарри.

Гарри потряс головой, словно отгоняя звук собственного имени, который возвращал его в тот мир, о котором он хоте, забыть.

— Это я, Ральф. Тебе не нужно ничего говорить. Я просто хочу, чтобы ты знал: я здесь.

— Телма?

— С ней все в порядке. Она дома. О ней заботится соседка, миссис Мел… и так далее.

— Голова белит. Хочу сесть.

— Я не уверен, что тебе…

— Хочу сесть!

— Ладно. — Тьюри приподнял изголовье больничной койки да половины и поставил на стопор. — Так лучше?

— Ничего не лучше. Ничто не может быть лучше на этом свете. — Невнятная речь и остекленелый рассеянный взгляд говорили о том, что Гарри либо еще не протрезвел, либо одурманен снотворным. — Ничто. Понял?

— Конечно, понял.

— У тебя светлая голова, Ральф. Другой такой ни у кого нет, понял?

— Да, да, понял. Ты только не волнуйся.

Гарри закрыл глаза и на какое-то время погрузился в забытье. Слова его можно было разобрать через одно, но сердитый тон гортанного голоса и воинственное выражение лица явно указывали на то, что он кого-то гонит.

Тьюри шагнул к изголовью койки и осторожно, но крепко взял Гарри за плечо.

— Гарри, ты слышишь меня?

— Нет, не слышу. Уходи.

— Что тебя беспокоит?

— Я врезался в трамвай. Эта чертова колымага не хотела ехать. А я спешил.

— Куда ты ехал?

— Никуда. Мне некуда ехать.

— А что случилось, Гарри, до того как ты столкнулся с трамваем?

— Я немного выпил.

— Это я знаю.

— Совсем немного. Так я сказал полицейскому. Так говорю и тебе.

— Я-то думал, ты на работе. Обычно ты не пьешь по дороге из одного учреждения в другое.

— Никаких учреждений. Больше я в них — ни ногой.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Забирайте ваши проклятые таблетки, сказал я. Я ухожу, а вся ваша вшивая банда может поехать на берег и сигануть в озеро. В озеро! — Последнее слово он повторил, вздрагивая, будто оно иглой впивалось в его сознание. — В озеро. Я зашел в бар. Слышал, как они говорили про озеро. Рон. Вот что он сделал. Сиганул в озеро. Ну, разве это не забавно? Не забавно? — По лицу Гарри покатились слезы, и он начал икать. — Я тоже захотел сигануть в озеро. Но не мог его отыскать. Не мог отыскать. Не мог отыскать это паршивое озеро.

— Отыщешь в другой раз, — холодно сказал Тьюри. — А теперь успокойся.

— У меня на пути трамвай. И не едет. Н-но, пошел! — сказал я и дал газу. Я хотел не ударить его, а только подтолкнуть, чтобы он поехал вперед. Я торопился. Я ехал… куда это я ехал? Не могу вспомнить.

— Это не важно.

Гарри вытер лицо уголком простыни, потом прижал его ко рту, пытаясь остановить икоту.

— Голова болит. У меня что-то сломано. Что я сломал?

— Ничего. — Он хочет, чтобы повреждения оказались серьезными. Предпочел бы терпеть физические страдания. Но Гарри сломался в таких местах, куда не доберется никакой врач, чтобы наложить лубок или шину. — А голова у тебя болит с похмелья. — И Тьюри спросил напрямик: — Сколько ты выпил?

— Совсем немного…

— Да брось ты. Я не полицейский. Сколько?

— Не надо, не надо, я же не помню.

— Ладно.

— Мне надо было выпить. Я ушел с работы.

— Но почему? Тебе же всегда нравилась твоя работа.

— Жены нет, дома нет, так пускай не будет и работы, чтобы начать все сначала.

— Детская логика. И как ты собираешься жить?

— Не знаю. Мне все равно.

— Как ты думаешь, примет Компания тебя обратно? Ты столько лет у них работал.

— Я туда не вернусь.

— Ты мог бы попросить перевести тебя в другой город.

— Жены нет, дома нет, работы нет.

— И друзей нет, если ты намерен играть в эту игру.

— Друзья! — Гарри выплюнул это слово, будто у него был гнилой привкус. Потом повернулся на живот, уткнулся в подушку и начал ругаться. И занимался этим довольно долго.

— Ты начинаешь повторяться, — сказал Тьюри наконец.

— Закрой свое поганое…

— Ладно, ладно, ладно.

— А как, черт побери, ты оказался здесь? Кто тебя просил?

— Телма. Я был у нее, когда позвонили из больницы.

— И что ты с ней делал? Или это нескромный вопрос? — Тьюри, побелев от злости, объяснил в самых исконных выражениях, чего он не делал с Телмой.

— Теперь тебе ясно или картинку нарисовать?

— Заткнись, черт тебя задери! Заткнись!

И тут, словно по сценарию, снова появилась мисс Хатчинс. На ее лице сияла профессиональная улыбка, которую она, уходя оставила у двери, а теперь снова надела, точно хирургический халат.

— Да что тут такое происходит? Вы хотите разбудить всю больницу? Как ваша голова?

Не ожидая ответа, она выдвинула из койки кронштейн для подноса с едой.

— Вот вам. Чудесная манная кашка. И чашечка шоколада с алтейкой — наша новая диетсестра помешана на алтейке, кладет ее во все на свете. И две таблеточки, чтобы у вас руки не дрожали.

Гарри бросил беглый взгляд на таблетки:

— Хлорпромазин.

— Откуда вы знаете?

— Неважно. Я не буду их принимать. Дайте мне мою одежду.

— Для чего?

— Мне надо уйти отсюда. Где моя одежда?

— Там, куда я ее поместила. Не поднимайте бучу, мистер Брим. В больнице, когда доктор говорит, что надо остаться, вы останетесь. Можете считать себя гостем и вести соответственно.

— Мне надо встретиться с женой. Это срочно.

— Послушайте, мистер Брим, если бы даже вам удалось выбраться отсюда, домой вы не попадете. Вы управляли машиной в пьяном виде и были виновником аварии. Вас увезут в тюрьму и там составят протокол. У конторки в приемной вас дожидается полицейский, чтобы снять с вас допрос. Здесь не отель «Ройял Йорк», но у нас все лучше, чем в камере местной тюряги.

— Залог. Я мог бы выйти под залог. Ральф, сколько у тебя с собой денег?

— С собой? Примерно доллар с четвертью, — ответил Тьюри. — В банке немного больше.

— Ладно, есть еще Билл Уинслоу или Джо Хепберн. Или же Эстер. Нет, Эстер трогать нельзя. Но Билл…

— Билл не сможет, — решительно прервала его мисс Хатчинс. — Во всяком случае, сегодня вечером. Теперь, если вы будете вести себя прилично, можете остаться здесь. Вам тепло и уютно, за вами ухаживают. Но если начнете откалывать номера, вас переведут в отделение для душевнобольных. А там есть койки, окруженные клеткой. Хотите провести ночь в клетке, как обезьяна в зоопарке, или будете пай-мальчиком, съедите манную кашку, примете таблетки и перестанете пререкаться?

Гарри обиженно посмотрел на мисс Хатчинс из-под бинтов:

— Как вы грубы.

— Неужели? — Улыбка сестры милосердия впервые стала искренней, Гарри рассмешил ее. — Что ж, я тут тридцать лет вожусь с пьяными. Наверно, это не идеальное общество, где можно научиться хорошим манерам. Думаю, вы сами поедите?

— Конечно, сам.

— Попробуйте.

Гарри попробовал. Взял ложку и запустил ее в кашу, но рука его так дрожала, что поднести ложку ко рту он не осмелился. Откинувшись на подушку, закрыл глаза.

— Я не голоден.

— Никто из вас не бывает голоден, — сухо сказала мисс Хатчинс. — Но протеин помогает унять дрожь. И таблетки должны помочь. Будете вы их принимать?

— Я… пожалуй, да.

Мисс Хатчинс подала ему таблетки в крошечном бумажном стаканчике, и Гарри проглотил их, не запивая, точно дегустатор.

— Ну вот, — сказала мисс Хатчинс. — Я пока унесу поднос, а попозже, когда вы немного отдохнете, попробуем, все же поесть.

— Хлорпромазин на меня не действует. Десятки раз пробовал.

— В самом деле?

Она взяла поднос и отпустила изголовье койки. Через несколько минут Гарри снова заснул, из раскрытого рта раздался мощный храп.

Тьюри вышел вслед за мисс Хатчинс в коридор.

— Нужно ли мне побыть с ним еще?

— О, в этом нет никакой надобности. Теперь с ним будет все в порядке. Сейчас около восьми, он может проспать всю ночь напролет.

— Надеюсь, так оно и будет, — сказал Тьюри, втайне желая, чтобы и он мог сделать то же самое: проспать всю ночь до завтрашнего полудня. К полудню многое уляжется. Гарри выйдет на свободу, а Эстер завершит первые сутки своего вдовства. Возможно, станут известны результаты вскрытия, и рассеется всякая неопределенность относительно смерти Рона. Тьюри подумал — сам этому удивившись — о том, составил ли Рон завещание, а если да, то упомянуты ли в нем он и остальные друзья. «А что я могу поделать? У меня в кармане доллар с четвертью».

— …странно получается с мистером Бримом, — продолжала говорить мисс Хатчинс. — Перед тем как нести ему еду, я посмотрела его анализ крови на содержание алкоголя. Оказалось — всего одна десятая процента. У нормального человека это даже не начало интоксикации, но ведь мистера Брима привезли сюда мертвецки пьяным. Я думаю, он из тех, кто слаб на спиртное.

— Пожалуй, да.

— Или же он был в состоянии сильного эмоционального потрясения, которое усугубляется действием алкоголя. Странно, что жена не пожелала навестить его. — Мисс Хатчинс говорила вроде бы небрежно, не сделала особого ударения на слове «жена». Но глаза ее были красноречивее слов. Взгляд ее был острым, как у гадалки, которая замечает малейшую реакцию клиента на свои слова и по ней определяет, на верном ли она пути к его тайнам. — Когда я говорила с ней по телефону, она показалась мне хладнокровной и собранной, как раз такой особой, которая может оказать помощь в экстренном случае.

«Завтра. Завтра к полудню, — твердил себе Тьюри, точно мальчик, ожидающий Рождества, — кое-что уладится, мисс Хатчинс канет в прошлое — и слава Богу».

Тогда у него не было оснований предполагать, что пройдет достаточного много времени, и мисс Хатчинс снова всплывет в его сознании со всеми ее своеобразными чертами, с ее резким голосом и могучими формами, какой он видел ее сейчас, пока она, качая бедрами, шла на пост медицинских сестер.

Тьюри пошел в противоположном направлении, к выходу. За регистрационным столом действительно сидел полицейский и беседовал с молодым человеком, подстриженным «ежиком» и одетым в полупальто.

Когда Тьюри приблизился, молодой человек обернулся, и лицо его просияло:

— О, профессор, добрый вечер!

— Добрый вечер.

— Вижу, вы не узнаете меня. Я Род Блейк. Года два назад вы читали нам курс политических наук.

— Блейк? Да, помню. — Он вспомнил нахального юнца, чье мнение о себе было гораздо выше получаемых им оценок. — Чем вы теперь занимаетесь, Блейк?

— Всем понемногу. Поставил себе целью получить работу. Причем хорошую. Я всегда считал, что не стоит начинать с азов.

— Что ж, желаю удачи.

Тьюри не терпелось уйти, но молодой человек сделал шаг влево и загородил ему дорогу. Это было ненавязчивое, хорошо отработанное движение, как если бы Блейк привык к тому, что от него постоянно хотят отделаться, и выработал свою особую тактику.

— Надеюсь, ваши домашние в добром здравии? — осведомился Блейк.

— Все здоровы, благодарю вас.

— Слава Богу. А то я подумал, раз вы пришли сюда…

— Я навещал друга, пострадавшего в аварии.

— Ничего серьезного?

Тьюри посмотрел на полицейского, у того был такой вид, будто ему все надоело: этот разговор, его служба и Блейк.

— Нет, ничего серьезного. Доброй ночи, Блейк.

— Мне было очень приятно случайно встретить вас, профессор. Они крепко пожали друг другу руки, как добрые друзья или тайные враги, и Тьюри вышел в темноту весенней ночи.

Прохладный ветерок осушил пот на его лбу, и по всему телу пробежала дрожь. «Я провалил его на экзамене. Он готов съесть меня со всеми потрохами. Интересно, зачем он ко мне пристал».