В тихом омуте

Глава 9

Весть о том, что Рон Гэлловей в субботу около десяти часов вечера проехал на машине через местечко Торнбери, дошла до Эстер в воскресенье после обеда.

Она только что вернулась из охотничьего домика и раньше времени пила чай с сыновьями в их комнате для игр на третьем этаже. Мальчики вели себя несносно. Ощущая отрешенность и озабоченность матери, они чего только не придумывали, чтобы вернуть ее в повседневную реальность и обратить ее внимание на себя.

Бросались хлебными шариками, обзывали друг друга, не обошлось и без слез. В этой обстановке Эстер старалась оставаться доброй, но твердой, однако слишком велико было нараставшее в течение суток напряжение, и она сама была уже на грани того, чтобы разрыдаться, когда вошла Энни и объявила, что в библиотеке ее ждет мистер Брим.

— Разве я не сказала вам, что меня ни для кого нет дома? — резко сказала Эстер, срывая зло на служанке.

— Я ничего не могла поделать, миссис Гэлловей. Он сказал, что у него очень важные новости. А кроме того, это не кто-нибудь, а мистер Брим. — Энни сделала особое ударение на имени посетителя, чтобы придать ему особый вес, отчасти для того, чтобы оправдать свое неповиновение хозяйке дома, отчасти потому, что жаловала Гарри. Он всегда обращался с ней уважительно.

— Ладно. Присмотрите за этими сорванцами. Я ничего не могу поделать.

Энни бросила на нее взгляд, который явно говорил: «и никогда не могли», но Эстер сделала вид, что ничего не поняла. Она знала, что Энни имеет больше власти над ней, чем она над Энни. Такая расстановка сил определялась мальчиками: Энни легко и спокойно управлялась с ними, точно опытный укротитель, который знает пределы возможностей своих зверей и не ожидает от них больше того, что они в силах выполнить.

— Они же хорошие мальчики, — твердо сказала Энни.

— Да, конечно.

Гарри дожидался Эстер в библиотеке, Еще из-за двери она слышала, как он ходил взад-вперед по комнате, словно чем-то рассержен.

— Энни сказала, что у вас есть новости, — сказала Эстер.

— В известном смысле.

— О Роне?

— В том числе и о нем.

— Не говорите загадками, Гарри. Не время и не место.

— А что я могу поделать? Кругом загадки.

Одежда Гарри была в беспорядке, волосы всклокочены, на щеках пылал лихорадочный румянец, словно их обожгло холодным ветром. Ростом он был невысок, но держался всегда прямо, благодаря чему казался выше и никто не считал его коротышкой.

Но в этот день он как будто съежился, стал ниже на несколько дюймов, плечи опустились, голова поникла, так что он выглядел маленьким, скрюченным и старым.

«Наверное, я сейчас выгляжу не лучше», — подумала Эстер и порадовалась, что в библиотеке нет зеркала.

— Разумеется, у вас дурные новости, — сказала она как можно более безразличным тоном.

— Нет, это не так. Во всяком случае, в том, что касается Рона.

— Выкладывайте.

— Некая женщина видела его вчера вечером около десяти часов в городишке под названием Торнбери. Он сбил машиной ее собаку.

— Что, что?

— Рон переехал собаку и задавил ее насмерть. Немного притормозил, посмотрел, что случилось, и выбросил на дорогу бумажник с деньгами, чтобы возместить женщине потерю. Женщина описала машину, его самого, кепку и так далее. Это, несомненно, был Рон.

— Почему вы так уверены?

— В бумажнике были все документы, удостоверяющие его личность. Как я понимаю, ему было некогда вынуть деньги из бумажника, поэтому он выбросил бумажник вместе со всем его содержимым. Когда у него возникает какой-нибудь порыв, он способен делать такие вещи не задумываясь.

— Не задумываясь? О, нет. Он подумал, будьте спокойны. Подумал, как всегда, что за деньги можно купить все.

— Знаете что, Эстер, я мог бы сделать то же самое, если бы я был в чертовской спешке.

— А куда ему было спешить?

— Не знаю. Я просто говорю, что могло быть и так.

— И из-за этой чертовской спешки он не остановил машину? — Гарри заколебался.

— А еще возможно, он чего-то опасался.

— Это уже теплей. Больше похоже на Рона. Он совершает ошибку и удирает, а чтобы не останавливаться, бросает деньги на дорогу. Да, вы правы, это, видимо, был Рон. Даже если бы в бумажнике не оказалось документов, я знаю, что это он. Повзрослеет он когда-нибудь? Сможет ли встречать что бы то ни было лицом к лицу?

— Не начинайте. Эстер…

— Где это — Торнбери?

— Примерно на полпути между Коллингвудом и Оуэн-Саундом. Через него проезжаешь по дороге в охотничий домик. Вы, должно быть, видели этот городишко сегодня.

— Не обратила внимания. — Эстер глубоко вздохнула, словно перед этим сдерживала дыхание, готовясь к нападению. — И это все новости о нем?

— Да.

— Тогда это хуже, чем никаких новостей.

— Не улавливаю вашу мысль.

Эстер отвернулась и, когда снова заговорила, обращалась как будто бы к окну:

— Вплоть до этой минуты я все время думала, что Рон исчез нарочно, чтобы не видеться со мной. Думала, может, уехал в Детройт и, помучившись какое-то время угрызениями совести, позвонит мне, скажет, где он, и все будет снова в порядке. Или вроде бы в порядке, как было до сих пор. Думала, он сделал что-то не так и не мог встретиться со мной, посмотреть мне в глаза, потому и удрал.

— Это вполне возможно.

— Нет. Теперь уже нет. Если бы он хотел скрыться от меня, он не отправился бы туда, где я стала бы искать его в первую очередь. Раз его видели в Торнбери, значит, он ехал в охотничий домик или возвращался оттуда. А в каком направлении он миновал Торнбери?

— Я не догадался спросить. Да и не было времени подумать. Инспектор вернулся в охотничий домик сразу после того, как вы уехали, и рассказал мне о том, что произошло в Торнбери. Я подумал, что вам захочется тотчас узнать об этом, и поехал прямо сюда.

— Вы могли позвонить.

— Мне нужен был предлог, чтобы убраться оттуда.

— Зачем?

— Я пытался дозвониться до Телмы. Один раз мне это удалось, но она сразу же повесила трубку. Еще несколько раз пробовал, зуммер гудел подолгу. Но никто не подходил. Теперь я знаю почему.

Он говорил таким странным тоном, что Эстер повернулась и посмотрела на него.

— Что с вами, Гарри?

— Она оставила меня, — ответил Гарри и вдруг беззвучно заплакал. Он прикрыл лицо ладонями, но слезы просачивались сквозь пальцы и с кистей падали на обшлага рубашки.

Эстер никогда в жизни не видела, чтобы взрослый мужчина плакал, от изумления на какое-то время она застыла. Не могла сказать ни слова, а первая ее мысль была о том, что Гарри нужен носовой платок, просто необходимо, чтобы кто-нибудь дал бедному Гарри носовой платок, не то он замочит слезами всю рубашку.

Когда Эстер обрела, наконец, дар речи, ее тон, тихий и напряженный, как нельзя лучше подходил к ее состоянию:

— Гарри, я налью вам выпить, а, Гарри?

— Нет. Я сейчас… совладаю с собой. Одну минуту.

Эстер снова отвернулась к окну. Тысячу раз она смотрела в окно, и всегда у нее создавалось впечатление, будто где-то за извилистой подъездной дорожкой, за высокими заборами и железными воротами жизнь протекает без нее, ибо она не попала в число приглашенных. Иногда ей казалось, что издалека из-за высоких заборов, доносятся звуки музыки, а сквозь железные решетки можно разглядеть танцующие пары.

— Я поехал домой, — продолжал Гарри. — Ее дома не было. А на кухонном столе лежала записка, в которой Телма сообщала, что ушла от меня.

— Она объяснила причину?

— Нет, во всяком случае, я ее не понял. Она писала, что ей надо все обдумать. Это я могу понять. Ведь мы были так счастливы. — На последнем слоге дыхание его прервалось, но он тотчас совладал с собой. — Все знают, как мы были счастливы. И я ничего не могу понять. Что же такое ей надо обдумать?

— Возможно многое.

— Но что именно?

— Забавное совпадение, не правда ли? Теперь они оба исчезли: и Рон, и Телма.

— Вы намекаете, что они уехали вместе?

— Может быть, мы с вами были слишком глупы во всем этом деле.

— Они не вместе, — резко сказал Гарри. — Я знаю, где Телма. В записке она уведомила меня, что на время остановится у двоюродной сестры на Эглингтон-авеню. Сказала, чтобы я не пробовал связаться с ней. Я все же попробовал. Позвонил Мариан, ее двоюродной сестре, и та сказала, что с Телмой все в порядке, поговорить со мной она пока что не хочет.

— Случается, — сухо сказала Эстер, — что двоюродные сестры лгут.

— Мариан не такая. Прежде всего, они с Телмой не очень дружны.

— Я никогда не слышала от Телмы, что у нее в городе есть двоюродная сестра.

— Так и я говорю, они не очень дружны. Ну, раза два в год встретятся за ленчем в каком-нибудь кафе — и все. А в нашем доме Мариан вообще никогда не бывала.

— Тогда зачем Телме останавливаться у нее?

— По-моему, ей больше деваться некуда. — Казалось, Гарри вот-вот снова заплачет, но он сдержался. Несколько раз сглотнул всухую и продолжал: — Как видно, Телма была в отчаянии, раз уж обратилась к Мариан, которую не любит. Наверняка была в отчаянии. Бедная Телма!

Эстер резко обернулась и подбоченилась:

— «Бедная Телма»! Да сыта я по горло «бедным Роном», и «бедной Телмой»! Хотелось бы услышать побольше о «бедном Гарри» и «бедной Эстер»!

— Не надо, Эстер. Не будьте грубой.

— Самое время быть грубой.

— Если любишь, такого времени не бывает. Я не знаю, какую проблему решает Телма. Знаю только, что она в беде и что я хочу помочь ей.

— А если вы не можете?

— Я обязан, — спокойно и решительно заявил Гарри. — Она моя жена. И она нуждается во мне. Я сделаю все на свете, чтобы помочь ей.

Эстер знала, что это правда. Она неподвижно стояла, бледная, как воск, и думала, что, если бы Рон сказал о ней то же самое, она была бы самой счастливой женщиной в Канаде. Тогда и только тогда она почувствовала бы себя приглашенной на праздник жизни и танцевала бы с Роном под звуки музыки.

— Ах, если бы у меня была такая же вера, как у вас, Гарри, — сказала она наконец.

— Вера у меня не от рожденья. Я строил ее по кирпичику, пока она не стала такой высокой, что за ней я не вижу ничего.

— Может, не хотите видеть?

— Телма не совершила ничего предосудительного, — заявил Гарри. — Поверьте, ваши подозрения насчет ее и Рона беспочвенны.

— Хотелось бы верить.

— Прочтите письмо.

Он вынул письмо из кармана пиджака и протянул Эстер, но она откинулась назад:

— Не хочу читать. Там ваши интимные дела.

— Телма не стала бы возражать.

— Не хочу, — повторила Эстер, но пока она произносила эти слова, глаза ее пробегали строчки, написанные красивым почерком с наклоном назад. Красоту портили некоторые ошибки в правописании и размытые места, на которые, видимо, падали слезы.

От изумления Эстер чуть не уронила письмо.

— Миссис Рейнолд? За каким чертом она приглашает вас?

— Не имею понятия. Я ее почти не знаю. Вот Дороти, ее дочь, я навещаю время от времени, но видит Бог, о Роне мы с ней никогда не говорим. Стоит упомянуть его имя, как у нее начинается сердечный приступ.

— Как по-вашему: не могла ли она узнать что-то такое о Роне, чего мы не знаем?

— Каким образом?

— Ну, скажем, по ошибке. Ведь она по-прежнему носит фамилию Гэлловей, и ей могли сообщить что-нибудь, вместо того чтобы обратиться ко мне. — Эта мысль вызвала краску на щеках Эстер. — Разве это не логично?

— Мне кажется, да.

— Вы должны поехать к ней и все выведать, Гарри. — Гарри облокотился на стол и поник головой.

— Не теперь.

— Вам надо поехать.

— Сейчас я никого видеть не хочу.

— Но ведь со мной-то вы говорите.

— Это потому, что мы с вами в одинаковом положении.

— Не совсем, — довольно резко возразила Эстер. — Вы знаете, где ваша жена, знаете, что она жива и здорова. Значит, мы не в одинаковом положении, разве не так?

Гарри медленно, с усилием поднял голову, будто она налилась свинцовой тяжестью. Глаза их встретились, но он ничего не сказал.

— Гарри! Помогите мне. Поезжайте и поговорите с Дороти.

— Сейчас?

— Да, сейчас.

— Что ж, сейчас так сейчас, — устало сказал он.