Вальпараисо

Глава 10

Пробуждение было кошмарным. В каюте смердело, так же как во рту у капитана. Прекрасная Доминик, нагая и пресыщенная, как Мессалина, лежала среди смятых простыней. Мухи жужжали над забытым куском рыбы, и вдобавок солнце слепило глаза. От гостьи Раймонд избавился без хлопот: Доминик надо было переодеться и вымыться перед работой — она служила горничной в большом отеле. Девушка побежала вдоль набережной, часто оборачиваясь, чтобы весело помахать рукой. Ни выпитые накануне полбутылки виски, ни то, что смутно припоминалось Капитану как страстное спаривание, явно не нанесли ей никакого урона. На море он надел темные очки. Был полный штиль, и, чтобы отвести «Оливию» домой, пришлось запустить мотор, Капитан отлично провел время, но теперь спешил обратно на Поркероль, к Натали. Тряска и стук мотора неприятно отдавались в голове. Капитан заглотал четыре таблетки аспирина и натянул тент, даже радуясь, что отсутствие ветра не позволяет идти под парусом.

Раймонд приплыл на Поркероль около семи вечера, чувствуя себя гораздо лучше. Большую часть пути он с удовольствием читал Дюма и плотно пообедал обильными остатками принесенной корсиканцем снеди — хлебом, колбасой и салатом. Пришвартовавшись, капитан выбрался на берег. Ему хотелось выпить аперитив, но больше всего — выяснить, насколько трехдневная разлука обострила чувство к нему Натали.

Да, она, конечно, сидела в баре с бокалом американо и непривычно нарядная. Рядом восседал красивый, мощного сложения господин, выглядевший по-парижски непринужденно в летнем полотняном костюме цвета кофе с молоком и легких мокасинах. Господин пил виски с лимонным соком и курил «Житан» с фильтром. Натали и бровью не повела в сторону Раймонда, как будто его просто-напросто не существовало. Он почувствовал себя грязным, небритым оборванцем и поспешил укрыться за спинами игроков в белот, выкрикивая ритуальные приветствия нарочито громким, задиристым голосом.

— Привет, Кристоф!

— Ба, да вы только посмотрите, кого к нам ветром принесло! Ты где был — на Эльбе? Ходил в пробное плавание? — коварно усмехнулся рыбак.

— Нет-нет, просто сплавал по делам в Сен-Тропе. Мне понадобилось кое-что для судна. Заодно провел вечерок с друзьями. Очень недурно, но вернуться еще приятнее. Ветра маловато для серьезного плавания. — Раймонд решил, что довольно ловко выходит из положения. — Ходи с дамы, дурень, не зевай!

— Да, кстати, о дурнях. Когда все танцуют, ты явно ступаешь не в такт. — Кристоф бросил на стол даму. — Раз ты о ней упомянул, я вынужден избавиться от этой карты. А Леон только того и ждет, как ты и сам сообразил бы, если бы умел играть в эту игру.

Раймонд, получив щелчок по носу, нахохлившись, опустился на стул.

— Я тоже так и не освоил эту проклятую игру, — проговорил спутник Натали. — От всего, что мало-мальски сложнее игральных костей, у меня ум за разум заходит. — Голос звучал благодушно и лениво. — Господи, я, кажется, поглотил достаточно солнца, чтобы освещать Версаль!

— Ты еще спасибо за это скажешь — в Париже тебя, как пить дать, встретит проливной дождь, — заметила Натали. — Ладно, посиди, а я принесу нам еще по коктейлю.

Ах вот оно что! Это, должно быть, муж, о котором корсиканец толковал в Сен-Тропе. Теперь капитан понял, почему Натали так старательно соблюдает дистанцию, — ей волей-неволей надо вести себя тактично. Актриса непринужденно облокотилась и, заказав для мужа выпивку, повернулась к игрокам в белот:

— Вам пастис, Кристоф? Я должна вам один, как только что вспомнила.

— Pardi, мадам, и, пожалуйста, побольше — эти карты прямо-таки смеются надо мной, особенно пиковый валет, с его лживыми, бегающими глазками, — ай-ай, он воображает, что умнее меня!

Натали передала Кристофу бокал и только тогда «заметила» Раймонда:

— А-а-а, месье Капитан… Так вы ходили до самого Сен-Тропе? Да, путь неблизкий, можно сказать, настоящее плавание. — Ее тон был спокойным и безразличным.

Раймонд счел это предупреждением — «осторожно, муж» — и собрался было ляпнуть глупость, но ему помешал Фред:

— Вы только что вернулись из Сен-Тропе морем? На моторном катере?

— Нет, на парусном, но я смухлевал и воспользовался двигателем. Ни намека на ветер.

— И сколько времени это заняло?

— Около двенадцати часов — я отчалил примерно в половине седьмого утра.

— Боже мой! Я добирался на машине час с четвертью и проклинал каждую секунду. Хорошо, хоть паром уже стоял наготове у мыса.

— Жаль. Знай я заранее, мог бы прихватить вас с собой.

— Послушайте, почему бы вам не сесть с нами? Что вы пьете? Я вижу, с моей женой вы знакомы, так что нет надобности представлять вас друг другу. Я — Фред Серва. Неужели вам нравится Сен-Тропе? Я часто бываю там по делам и нахожу, что это гнусное место.

— Ну, не совсем так. — К Раймонду возвращалась самоуверенность — всегда забавно выпивать с мужем, после того как наставил ему рога. — Мне надо было встретиться там по делу с несколькими людьми.

— Так вы — яхтсмен? Только не переходите на свой жаргон, ладно? Я не знаю, где левый борт, а где правый.

— Я пощажу вас, — рассмеялся Раймонд. — Так, значит, это вы — владелец художественного салона за Аннонсиадой?

— Совершенно верно. Мой тайный позор. В Париже об этом никто не знает. Понимаете, туристы ездят в Аннонсиаду посмотреть на коллекцию Граммон, от которой у них слюнки текут. Ну а моя цель — подловить их на обратном пути. Конечно, это совсем крохотный магазинчик, не бог весть что. Если у меня есть на продажу Ван Донген, я, разумеется, занимаюсь этим в Париже. Но и в Сен-Тропе бываю почти каждый месяц — меня интересуют несколько тамошних художников. Ну а в витринах, конечно, выставлена всякая всячина, бросающаяся в глаза. Вплоть до живописных копий яхт Дюфи. — Серва, видимо, был немного навеселе, а может быть, это поркерольская атмосфера непринужденности и дружелюбия развязала ему язык.

— Понимаю. Кстати, один мой знакомый как раз упоминал о местном художнике, парне по имени Сезар. Вам это что-нибудь говорит?

— О да, несомненно. Знаете, очень многие из местных возятся с краской впустую, но время от времени та или иная картина приходится мне по вкусу, и я покупаю — в надежде, что она привлечет и других. В большинстве случав это не очень выгодное вложение капитала, но время от времени я все-таки срываю куш, поскольку абстракционисты уже не в моде. Ненавижу абстракционистов и от всей души согласен с Джорджем Вилденштейном. А у этого малого, Сезара, большущий талант. Я неплохо на нем заработал.

— Мне кажется, совсем недавно я видел кое-что из купленных у вас вещей в Каннах… на яхте. Или я ошибаюсь?

— Уж не у старины ли Винсента? Это ваш друг? — с напускным безразличием спросил Фред.

— Нет, — расхохотался Раймонд, — такого рода парусный спорт не для меня, а потом, я один из тех странных мужчин, что любят девушек.

— В самую точку! — радостно воскликнул Серва. — Заметьте, Винсент очарователен и настоящий ценитель изящных искусств. Я продал ему целую галерею работ одного из своих самых многообещающих молодых художников. Синька и вода в основном, но — с подкупающей свежестью. А вам нравится живопись?

— А кому же она не нравится?

— Бог мой, вот бы все и впрямь полюбили искусство! Впрочем, мне грех жаловаться. Знаете, на прошлой неделе я выставлял произведения одного скульптора; чудовищный риск, но очень уж он мне приглянулся. И случилось чудо: я продал уйму работ, и по очень неплохой цене. Скульптор тоже счастлив, потому как заранее я не уплатил ничего достаточно существенного, чтобы написать об этом домой. Слишком велик риск остаться с кучей работ и потом расхлебывать всю эту кашу, понимаете? Но я договорился о его выставке в Амстердаме. Если парень будет там пользоваться успехом, я получу первоочередной опцион на него в Париже — тут, как и во всем, свои хитрости.

Натали находила ситуацию досадной и в то же время почти анекдотической. «Милый Фред, — думала она, — он так открыто и доверительно себя ведет, что кто угодно сочтет торговлю картинами детской игрой. Поэтому его иногда принимают за дурака, и совершенно напрасно. Ну надо же — выкладывать все это Раймонду, который не понимает ни слова!»

Капитан, однако, внимательно слушал. Ну чем не афера? А узнавать о чьих-то сомнительных делишках всегда любопытно.

— Так вы покупаете работы сразу, вместо того чтобы просто брать комиссионные с продажи?

— Это обычная практика. Тут срабатывают два фактора. Первый — то, что местные жители предпочитают звонкую монету в руках шестимесячному ожиданию, каковое, вполне вероятно, закончится ничем. Второй — я надежнее страхуюсь от риска. По сути дела, я играю с ними в азартную игру. Купив картину за пять фунтов, я, возможно, продам ее за пятьдесят — кстати, несколько дней назад так и получилось. Но много раз я не выручал и десяти шиллингов. И можете не сомневаться, добившись хоть какого-то успеха, художники устраивают куда более жесткий торг. — Фред хмыкнул. — Прошу прощения, до обеда мне необходимо позвонить в Париж.

Натали задумчиво вертела в руках бокал, жуя кожуру апельсина.

— Мы сможем увидеться? — шепнул Раймонд. — Мне надо многое тебе сказать.

Актриса вскинула темные глаза и довольно долго смотрела на него, молча размышляя.

— Да, — наконец сказала она. — Я могу это устроить. Примерно в половине одиннадцатого, но точно сказать не могу. У сарацинского дворца. — Натали насмешливо подчеркнула последние слова.

Фред уже возвращался, попыхивая сигаретой и фальшиво напевая мотивчик, звучавший по телевизору.

— Договорились, — объяснил он жене. — Я приду к ней в понедельник и принесу деньги. Занудная старая карга. Как будто нельзя датировать чек задним числом, как это всегда делается. Так нет — явитесь собственной персоной и принесите наличные! Спрашивается…

— Удивительно, почему люди не доверяют торговцам картинами? — Натали улыбалась, поддразнивая мужа.

— Нет, удивительно, что истинными сокровищами так часто владеют эти полоумные старухи, — довольно сердито проворчал Фред. — Простите, месье Капитан, вам, должно быть, наскучили разговоры о бизнесе. Черт возьми, я ведь на отдыхе, и надо забыть о делах хотя бы на два дня!

— Мне вовсе не скучно. Наоборот, я бы с удовольствием послушал, если это не конфиденциальные сведения или профессиональная тайна.

— Нет, черт возьми, ничего подобного, просто яркий пример того, до какого сумасшествия все может дойти. Если вам действительно интересно… — Фред замялся.

— И даже очень.

— Так вот, я хочу кое-что приобрести у этой старухи из Сен-Клу, — если угодно, скажу по секрету, что именно, — очень дорогой, но подлинный четырнадцатый век. И на него уже есть покупатель. Так вот, на прошлой неделе я поехал к ней. Старуха согласилась продать картину, но, как вы уже слышали, настаивала, чтобы ей заплатили наличными. Каковых у меня не было — ведь сумма-то весьма значительная. Чем одалживать, я решил собрать все, что есть под рукой, — к счастью, на этой неделе у меня неплохо шли дела в Сен-Тропе. Теперь надо ехать в Париж, забрав всю выручку, и расплачиваться со старухой. Понимаете, женщина, которая ведет мои дела в Сен-Тропе, обычно переводит деньги через местный банк, и бумажная возня отняла бы целую неделю. Сплошная морока. — Он рассмеялся. — Ладно, пора обедать.

— Надеюсь, мы еще увидимся до вашего отъезда, — вежливо сказал Раймонд. — Но, по-моему, эта женщина с тем же успехом могла бы взять чек.

— В этом-то все и дело, — усмехнулся Фред. — Иметь деньги абстрактно — это одно. А немедленно получить их наличными — совсем другое. Мы от такого просто отвыкли. Представьте, что кто-нибудь тут, в баре, вздумал платить золотым песком или неограненными алмазами, — у вас бы глаза на лоб полезли. И все-таки я сделал это, пусть с меня семь потов сошло. До свидания, месье Капитан, приятно было познакомиться. Идем, Натали, я умираю с голоду.

— Все это очень сложно, — без тени волнения проговорила Натали. Она прекрасно знала, что на самом деле Фред нисколько не сердится. Эти безрассудные сделки доставляли ему огромное удовольствие, и он не отказался бы от них ни за что на свете. Для Фреда вся прелесть заключалась в азартной игре. Система, при которой, судя по банковским счетам, месье Серва был почти разорен, а на самом деле твердо стоял на ногах и был вполне платежеспособен, от души забавляла его. Казалось, его благосостояние всегда зависит от того, появится ли в ближайшие шесть месяцев покупатель. Но такой вызов, как этот, Фред принял бы, даже не будь у него заказчика на картину. Мучить себя, пользоваться самыми неблаговидными предлогами, чтобы раздобыть наличность… Похоже, он бойко торгует там, в Сен-Тропе. Совершенно выбившись из сил, он приезжает, вот как сейчас, чтобы на три дня завалиться в шезлонг и спать, а потом укатить ради какого-то нового головокружительного проекта. Натали тоже получала от этого немалое удовольствие: она прекрасно чувствовала привлекательность такой жизни. Бизнес — слишком скучное дело. Фред добывал бы картины пиратством, будь такое возможно.

Но каким же он бывает занудой, думала Натали за супом. Фред становился скучным через два дня и невыносимым — через три. Этот неуемно азартный игрок так же липуч и зациклен, как профессиональный игрок на скачках. Те тоже пускались в разглагольствования с совершенно незнакомыми людьми в барах о какой-нибудь новой лошади. Картины давали Фреду возможность вести азартную игру. Да, он обладал огромными техническими познаниями, понимал и любил искусство. Но и на скачках истинный профессионал накапливает столь же глубокие знания о лошадях и, сплошь и рядом, безумно их любит.

Натали знала известного режиссера, который каждую свободную минуту проводил в Лоншане или Шантильи. Нередко самые крупные ставки он делал просто потому, что лошадь ему приглянулась, как домохозяйка ставит на счастливое имя. Режиссер поступал так потому, что сразу влюблялся именно в эту лошадь. «Он не победит, — говорил он, — но мне все равно. Это такое красивое животное. Я должен на него поставить, просто обязан». С Фредом происходило то же самое.

Он питал к картинам именно такую любовь. Поскольку они иногда приносили чистое наслаждение, Фред в свойственной ему расчетливой манере смирялся с тем, что теряет деньги. Однако он компенсировал эти крупные проигрыши, заключая двойные пари. Гарантированно получал прибыль от маленьких ставок, действуя холодно и почти жестоко. Чем бы Фред ни занимался, он постоянно говорил об этом. Он не мог провести ни одного вечера думая об опере Моцарта или хорошем обеде, занимаясь любовью или плавая в море на маленьком суденышке. Фред был слишком занят накопительством и вечно говорил об этом с невыносимым самодовольством. Натали ненавидела лавку для туристов, приводившую ее супруга в такую эйфорию; она знала: для Фреда это не что иное, как серия безжалостно расчетливых и осторожных маленьких ставок на второстепенных беговых дорожках, чтобы собрать деньги для крупных ставок на фаворитов.

— Пожалуй, я уеду завтра вечером, — вдруг сказал он, с удовольствием наблюдая, как официант разделывает огромную рыбу. Проведу ночь за рулем и рано утром доберусь до Парижа. Я вспомнил, что в Друо проводят аукцион, и мне не хотелось бы его пропустить.

— В таком случае тебе надо пораньше лечь спать.

— Я так и собирался сделать, тем более что уже почти сплю. А ты чем займешься?

— Пойду прогуляться перед сном. Я всегда так делаю, не беспокойся за меня.

— Я просто не в состоянии, — сказал Фред и широко зевнул.

Когда Раймонд завел шлюпку в крошечную бухту и взобрался на каменистую тропу, Натали уже стояла там с сигаретой в зубах и смотрела на воду, сунув руки в карманы брюк. Услышав шаги, она повернулась, но не вытащила ни руку, ни сигарету и выглядела совершенно неприступной. Раймонд не понимал, в чем дело, но рассудил, что все женщины — со странностями и расспрашивать их бесполезно. Он тоже закурил и, подойдя к Натали, молча встал рядом.

— А знаешь, — наконец обронила она, — это очень грустно. Человек приезжает на остров, поверив слухам, что это красивейшее место. Он идет гулять по берегу, ожидая, что волны выбросили нечто диковинное и прекрасное, а вместо этого обнаруживает, что каждый квадратный метр усыпан ржавыми банками из-под сардин и гнилой апельсиновой кожурой.

— Ты, наверное, гуляла неподалеку от казарм. Эти военные моряки — сборище недисциплинированных свиней.

— К счастью, человек готов к этому и знает: было бы ошибкой думать, что если нечто ласкает слух, то и на поверку окажется прекрасным.

«Она слишком много выпила, — подумал Раймонд. — И теперь чувствует себя подавленной. Пустяки».

— С этим ничего не поделаешь, — спокойно заметил он.

— Да. — Натали размахнулась и швырнула окурок на камни. — Соленая вода, — продолжала она тем же бесцветным голосом, — прекрасно дезинфицирует, как я слышала. Веская причина предпочитать море суше. Итак, ты хотел поговорить. Я пришла сюда не для того, чтобы заниматься любовью, но готова тебя послушать.

— Я уплыл, — бросил Раймонд, — потому что кое о чем умолчал и не знал, как об этом сказать. Я не мог признаться в своих затруднениях, опасаясь, как бы ты не подумала, что я попрошайничаю. Когда я сказал, что готов отправиться в плавание, это было не совсем правдой. И я исчез на пару дней, чтобы собраться с духом.

— Так-так, продолжай. Я подозревала что-то в этом роде.

— Понимаешь, несколько дней назад — в день твоего приезда, кажется… нет, накануне — мы с Кристофом, вытащив судно на берег, чтобы почистить и заново покрасить, обнаружили в обшивке огромный участок гнили. Так-то ничего не заметно, но в любое время — как только на море поднимется небольшой ветер и в борт начнут хлестать волны — может образоваться пробоина. Судно наполнится водой и потонет — глазом не успеешь моргнуть. Поэтому я не могу пока идти в плавание.

Натали молчала. «Так-то ничего не заметно, — мысленно повторила она, — но внутри — гниль».

— Я не хотел рассказывать тебе об этом, но потом понял, что, когда ты спросила меня насчет самого благоприятного времени для путешествия, а я ответил «сейчас», надо было действовать. Ты ожидала этого и удивилась бы, почему я продолжаю торчать в гавани. Понимаешь? Я не могу идти в Атлантику, пока судно в таком состоянии; это было бы самоубийством.

Натали по-прежнему хранила гробовое молчание; Раймонд нервно переминался с ноги на ногу.

— Я знал, что ты поймешь. Поразмыслив обо всем, пока ходил в Сен-Тропе, я понял, что сглупил, не сказав правду, ведь ты, конечно, не можешь не понять. Это был просто несчастный случай, и я сам до сих пор ни о чем не догадывался. Для меня это стало ужасным потрясением, поверь.

— А отремонтировать корабль можно?

— О да! Но я не могу сделать это сам — тут не обойтись без судоверфи. Надо вырезать целую секцию корпуса и поставить на ее место хорошую древесину. Это выполнимо. А потом, для герметичности швов, внутрь заливается слой бетона. Идеальным судно уже не будет — для этого пришлось бы заменить корпус, но плавать и на таком можно. Вот только ремонт стоит кучу денег, и в этом-то вся моя беда — у меня их нет.

«Ну еще бы, — подумала Натали. — Теперь мне полагается спросить, сколько это — «куча денег», и выслушать классический ответ, что мне это, конечно, не покажется огромной суммой. Интересно, сколько он надеется получить? История неплоха и, уж во всяком случае, оригинальна — чувствуется незаурядное воображение. Рассказана складно и тщательно подготовлена. Вероятно, он долго практиковался, шлифуя каждую мелочь.

Ну а я, разумеется, идеальный объект для надувательства. Мало того что киноактриса, то есть особа весьма обеспеченная, так еще и разделась сразу. Лучше не придумаешь! Скинув одежду, я с той же легкостью открою чековую книжку. При хорошем исполнении достаточно проделывать этот фокус всего один-два раза в год. Парень, надо полагать, неплохо зарабатывает.

Чертовски унизительно, однако есть и забавная сторона, не так ли?»

— Моего мужа это бы очень заинтересовало, — жизнерадостно объявила она. — Фред, как ты знаешь, продает картины, и считается, что у него это здорово выходит.

Раймонд вытаращил глаза:

— Что? Я не понимаю…

— Фред продает картины, а ты — морские путешествия, — ей-богу, разница невелика.

Это прозвучало совершенно недвусмысленно, но какая-то бестолковость мешала Раймонду уловить смысл. Ее мягкий, поставленный голос звучал ровно и спокойно. Никакое презрение к себе, никакое самоуничижение не могло поколебать умение Натали владеть собой. Она повернулась и зашагала к тропинке, но Раймонд не отставал. «Придется подобрать хлесткую фразу, — решила она. — Нечто такое, чтобы разом его отшить. Иначе, сообразив, что рыба не заглотала наживку, парень запросто может прибегнуть к шантажу».

— Конечно, ничто не мешает тебе, — заметила Натали тем же бодрым тоном, — рассказать моему мужу, что я побывала с тобой в постели. Но ты не встретишь у него сочувствия. Что до меня, то я вполне готова поведать эту историю всему свету. Жителям острова, например. Я заметила, что они считают тебя безвредным чудаком, но, услышав о твоих попытках вытянуть у меня деньги, могут решить, что ты еще и ублюдок в придачу. И я нисколько не сомневаюсь, что, куда бы ты ни уплыл, везде будет точь-в-точь то же самое. Почему бы тебе не провалиться на двадцать метров под землю и не сидеть там?

Натали пошла дальше, и на сей раз Раймонд не последовал за ней. «Слова, — думала она, — самое действенное оружие». Быстро шагая к поселку, актриса изо всех сил старалась сохранять хладнокровие, но перед сном выпила таблетку снотворного, чего почти никогда не делала. В какой-то степени это было признанием поражения.