Глава 12

Натали встала рано и выпила кофе на кухне, не собираясь ждать, пока его принесут. «Если и есть хоть малейшая вероятность, что Раймонд не лгал насчет корабля, — думала она, — то наверняка это знает только один человек — Кристоф». И Натали отправилась в гавань. «Оливии» до сих пор не было — и куда Капитана могло унести? Но, увидев, что Кристоф как раз вернулся, вытянув сеть, Натали облегченно перевела дух. Он сидел на судне, выпутывая рыбу из потрепанных ячеек. Актриса прошла вдоль пристани, потянула за верповальный трос и прыгнула, когда нос судна приподнялся и начал снова медленно уходить вниз. Рыбак поднял глаза, усмехнулся и бросил ей тряпку, чтобы вытереть руки.

— Доброе утро, мадам.

— Alors, raconte.

— Я вот раздумываю, где месье Капитан провел весь вчерашний день.

— Кажется, он обиделся на меня. — Натали присела на корточки над люком двигателя, наблюдая за уверенными движениями больших рук, как ловко они вытянули извивающуюся rascasse[16], не порезавшись о спинной плавник. — Кристоф, вы не знаете, с его кораблем что-то не так?

— То есть хорошее ли это судно? Уж не собираетесь ли вы его купить? Не думаю, чтобы Капитан на это пошел.

— Да. Верно. Этот корабль слишком много для него значит. Но я и не думала о покупке. Просто мне стало известно, что с корпусом не все в порядке, вот и хочу знать, правда ли это.

— А вы думаете, это может быть неправдой? — Зеленые глаза смотрели на нее с веселым удивлением.

— Признаюсь, мне действительно пришло в голову, что это может быть уловкой, способом выудить деньги у глупой богатой туристки.

— Ха, отличная мысль! — Кристоф от души рассмеялся. Но его лицо тут же вновь посерьезнело. — Вряд ли наш друг додумался бы до такого.

— Так это правда?

— Да, совершеннейшая, я точно знаю, потому как сам обнаружил это всего неделю назад, — pardi[17], в тот самый день, когда вы приехали. Вы стояли там, в гавани, а мы возились с покраской. Ну, и я попробовал дерево ножом. Оказалось, здоровенный кусок подгнил.

— Это опасно? Я имею в виду — в плавании.

— О, гнилое дерево — вроде как сочная, мягкая груша. Ага, я начинаю понимать! Капитан вам много чего порассказал. Как видно, вы произвели на него очень сильное впечатление. Но это не мое дело. Дерево — штука нежная, как вы понимаете. От удара гнилой борт не промнется, зато может легко развалиться на части. Как ведро с проржавевшим дном.

— Ясно. И такой удар…

— О, да что угодно! Я имею в виду не скалы или плавающее бревно, потому как они могут потопить любое судно. Но возможно, при неудачном стечении обстоятельств ее утопит и обычная волна. Тут трудно что-либо предсказывать. «Оливия» может исправно прослужить еще десять лет, а может не выдержать завтра. Как гнилая груша — хлюп!

— Он знал? — спросила Натали. — Я хочу сказать — до того, как вы увидели?

— Ни сном ни духом. Капитан был просто потрясен — аж слезы в глазах стояли. И мне было его жалко, ведь это судно означает для него все. Да оно и вправду хорошее. — Рыбак продолжал задумчиво перебирать сеть. Внезапно он вскинул глаза: — Капитан попросил у вас денег, а вы не дали, подумав, что это уловка?

— Да, — сдержанно кивнула Натали. — Я совершила ошибку.

— Ну… — Кристоф, пожимая плечами, закурил. — Это не трагедия. Парень, конечно, уплыл в расстроенных чувствах, но он, как вы видели, всегда возвращается. — Рыбак скривился. — Капитан воспринимает это как трагедию, для него чертова гниль в борту — дело очень серьезное. Pardi, самое худшее, что могло произойти. — Кристоф резко сменил тему разговора. — Барометр резко упал, и, судя по небу, нас ожидает сильный мистраль. Где бы Капитан ни был, ему лучше сейчас оставаться там.

— А где он, по-вашему, может быть?

— Мог отправиться в Жьен за дизельным топливом. Сейчас мы это выясним. Видите вон то судно? Оно ходило в Жьен. Эй, Агостино, не видал в Жьене «Оливию»? — крикнул Кристоф молодому рыбаку, бредущему по пристани.

— А, Кристоф. Bonjour[18], мадам, — вежливо поздоровался парень. — Нет, но Капитан был там вчера. Смотался сегодня, не дожидаясь топлива. Отчалил он рано — видать, глянул на барометр. Идет мистраль. — И рыбак побрел дальше.

— Наверное, Капитан болтается у Лангустье, если забрасывал сеть прошлой ночью.

— Кристоф, — промурлыкала Натали, — а нельзя ли нам туда сплавать и посмотреть?

— С удовольствием, но только быстро. Когда задует сильный мистраль, вам лучше в него не попадать. И Капитану — тоже, — задумчиво пробормотал он. — Но, думаю, пройдет час-другой, прежде чем начнутся неприятности.

— Мне бы очень хотелось… Понимаете, мне бы хотелось…

— Ладно! Если вы не против подержать руль, я закончу это дело с сетью.

Кристоф оттолкнулся веслом и завел мотор. «Драм-драм», — зарокотал двигатель, и судно на редкость шустро двинулось в путь. Рыбак молча сидел на люке, — все его внимание поглощала сеть. Море по-прежнему оставалось совершенно спокойным. Войдя в бухту, Натали стала с интересом разглядывать сарацинский дворец — она еще не видела его со стороны моря.


Раймонд смотрел на небо. Похоже, будет мистраль. Он все забывал взглянуть на барометр, с тех пор как очутился здесь. Гм, за ночь показания резко упали…

Капитан с рассвета затаился в неприметной бухте за маленьким каменистым островком Лангустье, полагая, что это хорошее алиби. Он очень тихо, не включая мотора, ускользнул из гавани Жьена, прежде чем кто-нибудь встал. И ни один человек не смог бы утверждать, что он не уплыл накануне ночью. Раймонд очень устал. Надо было срочно возвращаться в гавань — пока не налетел ветер и море не начало бушевать. Не следовало так долго отсыпаться. Гм, вряд ли он снова увидит Натали. Наверняка она уже уехала…

Это было просто — удивительно просто. Не без мелких трудностей, но в целом… просто. Они пошли на некоторый риск, и он — нужно признать — сделал одну дикую глупость. И все-таки улов получился весьма неплохой. Корсиканец, как пить дать, уже преспокойно вернулся в Канны. А он, Раймонд, здесь. Ничто — решительно ничто — не выдавало, что кто-то из них побывал в окрестностях Сен-Тропе прошлой ночью.


— Я встану у стены, а ты заберешься мне на плечи.

— Готово.

— Тут всего четыре метра. Брось мне конец своего ремня… Ну вот, теперь есть на что опереться… — Корсиканец лежал на крыше флигеля; Раймонд, тяжело дыша, перебирал ногами — ремень Жо врезался ему в пальцы.

— Тише! — Когда настало время решительных действий, корсиканец взял руководство на себя. Он был энергичен и атлетически сложен. Раймонд вновь почувствовал себя медлительным и неуклюжим — он сильно ободрал руки от кисти до локтя о край стены. Тем не менее влезли наверх и устроились на крыше флигеля, уже невидимые с улицы, но очень заметные из дома, если бы какая-нибудь старуха вдруг вздумала выглянуть в окно. За стеной было что-то вроде крошечного дворика, откуда было проще простого добраться до окон мансарды по стене, водосточной трубе и черепице. Точнее, это было просто для корсиканца, для Раймонда же — совсем наоборот, но он представил, будто взбирается на мачту, твердо решил, что сумеет это сделать, и сделал.

Деревянные ставни окна были закрыты, но только на крючок, и корсиканец, лежа на животе, открыл их, просунув в щель лезвие ножа. С окном пришлось повозиться. Оно было старомодным и запиралось посредине на вертикальный шпингалет, входящий в массивную скобу. Надежная как скала система. Пять мучительных минут они бились над стеклом со скотчем и стеклорезом. Наконец Жо, просунув внутрь руку, повернул шпингалет. Все это сопровождалось шумом, но не сильным — разве что для самих незваных гостей. А так — всего-навсего легкий скребущий звук, как будто в мансарду забрались крысы.

Внутри царили пыль, плесень и затхлость, как и в любом надолго запертом помещении. От всего этого у Раймонда отчаянно щекотало в носу. Казалось, он задохнется, если немедленно не чихнет, но чихать было нельзя. И Раймонд все-таки чихнул, содрогнувшись всем телом. Это ослабило внутреннее напряжение, зато малодушный страх и физическая боль грозили его захлестнуть. Одышка, першение в горле, судороги от усилий сдержаться, острое наслаждение от мгновенной разрядки, страх, волнение и алчность — все выплеснулось вместе со слюной, большей частью на древнюю ручную тележку. Корсиканец бросил на спутника бешеный взгляд, но Раймонда разбирал смех. Ему значительно полегчало.

— Теперь старуха наверняка выйдет.

— Оно и к лучшему. Я все равно не хотел идти в ее комнату.

Они возились с накладными носами. Как объяснить, что он не мог — ну, разве только для спасения собственной жизни — прокрасться в душную, заставленную мебелью комнатенку, с запахом мышей и сухой лаванды, скверного мыла и бисквитов, где старуха лежала, похрапывая и, вероятно, положив вставные зубы в надтреснутый стакан, а ночной горшок выдвинув на середину. Именно мысль об этом делало мелкое преступление таким трудным для Раймонда. Корсиканец же был лишен подобной щепетильности.

Дверь противно заскрипела, на другой стороне лестничной площадки, со стороны фасада, располагалась мансарда побольше, где обитал железнодорожник. Коричневый линолеум поистерся за те тридцать лет, что по нему ходили, но, как ни странно, он был надраен и блестел. Мелочи такого рода всегда поражали Капитана, педантично натиравшего свой собственный линолеум из чистого уважения к себе. Тотчас скрипнула еще одна дверь — на лестничной площадке этажом ниже.

— Это вы, месье Манни? — вопросил невероятно ворчливый и хриплый со сна голос. — Откуда ж вы взялись в такой-то час?

Когда ответа не последовало, старуха, пыхтя, стала взбираться по крутым ступенькам.

— Что стряслось? Вам плохо?.. Да ответьте же! Почему вы не включили свет? — Немного света просачивалось с порога ее комнаты, расположенной внизу. На лестнице никакого освещения не было — наверное, старуха вывинтила лампочку из экономии. Для таких, как она, счетчик всегда нащелкивает слишком много. Старуха громко кашляла и сопела. — Эй, да что тут происходит? Пьяны вы, что ли? — Вместо халата на ней было какое-то несусветное одеяние. Насколько Раймонд мог судить, когда-то, году эдак в тридцать шестом, это было каракулевое манто, идиотски прямое и длинное. — Что за игры, черт возьми, Манни? — От грубых слов Раймонду полегчало, но ему все равно не хватало храбрости ее схватить. Эта часть предприятия по-настоящему его страшила.

А вот корсиканец не колебался ни секунды. Старухи были для него законной добычей. За исключением его бабушки, каковая являла собой классическое воплощение Судьбы Моисея и Бога Отца. Бабушка всегда была и пребудет вечно. Но другие — все другие — старухи воспринимались как естественные враги, еще с тех пор, как пятилетний Жо воровал фрукты, дешевые конфеты и пустые бутылки (последние он сдавал за деньги) из темных, поразительно запакощенных лавочек мегер вроде этой. Одна, неожиданно прытко скакавшая на своих древних ногах, погналась за Жо и отвесила ему чудовищный подзатыльник выбивалкой для ковров. И сейчас он рассчитывал слегка поквитаться за это. Корсиканец вылетел из открытой комнаты железнодорожника, будто одна из тех больших ящериц, что принимают солнечные ванны на скалах Поркероля и способны передвигаться с фантастической скоростью.

— А-ап, — вякнула старуха, послышался глухой удар, и корсиканец замотал ей голову бывшим манто.

— Веревку, веревку! Скорее, Рамон, — прошипел Жо. Он выглядел точь-в-точь как мальчуган, волокущий на рынок здоровенного гуся.

— А-ап, — послышалось секунду спустя, прежде чем корсиканец налепил огромный кусок пластыря на довольно щетинистые старушечьи щеки. Раймонд при свете фонарика разглядел четыре пластиковых бигуди: голубой, желтый и два ядовито-зеленых.

— Она сможет дышать?

— Конечно. Еще не настало время для последнего глотка белого вина, правда, моя старушка? Тут чудненько, уютненько. А теперь полежи спокойно и сладко поспи, я накрою тебя ковриком.

Казалось, им надо преодолеть бесчисленное множество ступенек, чтобы спуститься вниз. У Раймонда мелькнула нелепая мысль: стоило ради этого забираться так высоко по наружной стене! Выключив свет в старухиной комнате, они осторожно затворили дверь. Грохот дешевого старого будильника разносился по всему дому. Корсиканец попробовал хорошенько пнуть нахального кота, но тот ловко увернулся и дунул вверх по лестнице.

Узкий коридор, последний раз побеленный не иначе как во времена Клемансо, вел к входу. Двери на улицу и в магазин располагались визави — видимо, в соответствии с правилами противопожарной безопасности. На двери в магазин, помимо двух засовов, стоял еще и пружинный замок. Все это пришлось распиливать, что заняло очень много времени и было дьявольски трудным делом. Раймонд первым закончил пилить, радуясь, что справился с засовом быстрее корсиканца. Дверь на улицу была всего в полуметре от них — довольно прочная, но со странной щелью сбоку, откуда тянуло сквозняком и пробивался тонкий вертикальный лучик света. Работать в поте лица, согнувшись в три погибели и подставив спину пронизывающее-холодному потоку воздуха, было удовольствием ниже среднего. Вдобавок Раймонда не оставляло неприятное чувство, что сквозь эту щель их запросто увидит любой случайный прохожий. А один раз, когда мимо шли, катя велосипеды, двое полицейских, взломщикам пришлось замереть в полной неподвижности.

— В общем, абрикосов было на сто тысяч тонн больше обычного, — проговорил мягкий и низкий голос в метре от двери. — И все-таки власти должны заплатить обговоренную минимальную цену, чтобы защитить производителей.

— Как же, как же, — отозвался голос погрубее, — непременно, как только нам пенсию повысят!

Скрип тяжелых башмаков затих вдали, и вспотевший, как в турецкой бане, Раймонд капнул на засов побольше масла. До чего противная штука эти резиновые перчатки! Карнавальная маска, аккуратно положенная на пол рядом, глупо ухмыляясь, глядела в потолок, Капитан не мог решить, что хуже — тянуться к верхнему засову или нагибаться к нижнему.

Корсиканец вставил зубило в щель, и пружинный замок отскочил, вырвавшись из дерева с протяжным скрипом. Они достигли цели.

Магазин был довольно заурядным: маленький художественный салон, загроможденный, как и все ему подобные, картинами и рамами. Витрину закрывали алюминиевые жалюзи. Приятно пахло деревом, парусиной, льняным семенем, ацетоном и лаком, а еще — совсем чуть-чуть — какой-то парфюмерией. Возможно, впрочем, так благоухал аэрозоль от мух. Под ногами — толстое каучуковое покрытие, в углу — ваза с цветами, которые не мешало бы сменить. Раймонд потянул носом воздух: нет, все-таки это средство от мух — поистине ужасная синтетическая фрезия.

В глубине зала две узкие, обрамленные изящными коваными перилами лестницы, изгибаясь, уходили вверх — к обоим углам плоского балкончика. Настоящий бизнес делался там, наверху. «Итак, второй этаж Серва тоже забрал, оставив старухе ее комнату, крошечную кухню и лестничную площадку», — подумал Раймонд.

— Наверху!

Там была крошечная галерея с картиной на мольберте и двумя красными бархатными креслами для солидных клиентов. За ней располагался миниатюрный кабинет, где помощница Фреда Серва могла повесить пальто и помыть руки, привести в порядок бумаги и сварить кофе в электрической кофеварке. Там стояли маленькая стальная конторка и узкий картотечный шкаф. Оба они были с легкостью взломаны зубилом, но никаких денег внутри не оказалось.

Корреспонденция, книги прихода и расхода, каталоги, банковская расчетная книжка в пластиковой обложке, банка кофе в вакуумной упаковке, пара белых перчаток, каковые не мешало бы постирать, лиможская пудреница и коробка талька — взломщики с удовольствием натерли им руки: гнусные резиновые перчатки липли к коже. Кроме того, в ящиках хранились блокноты для черновых записей, полные таинственных пометок, телефонные книги, полупустая бутылка коньяку — эта находка их очень обрадовала, — упаковка «тампакса», три шариковые ручки, а также обычная и копировальная бумага для портативной пишущей машинки. Но нигде не было ни сантима — деньгами тут и не пахло.

Корсиканец злобно швырнул бокал в портрет обнаженной женщины с не слишком соблазнительной фигурой.

— Тихо! — одернул его Раймонд. Теперь, когда они оказались внутри, он снова был за старшего. Как ни странно, власть переходила из рук в руки без единого возражения. — Занавески проверил? — Фонарь разбрасывал отсветы повсюду, и Капитан, включив вместо него настольную лампу, сел изучать банковскую расчетную книжку. Нет, совершенно определенно, в последние одиннадцать дней не делалось никаких выплат.

— А не мог Серва их уже забрать?

— Он не собирался ехать сюда до понедельника и даже сказал, что пробудет на Поркероле как можно дольше.

— Значит, деньги где-то здесь. Стену проверил? Может быть, за какой-нибудь картиной есть сейф? Тогда наше дело дрянь.

— Вряд ли. Помощница Серва сдавала выручку в банк каждый вечер. Я думаю, она выбрала какое-то укромное местечко с истинно женской хитростью. Нам надо терпеливо его поискать. — Раймонд перевернул китайскую вазу, потряс и, отступив, с грохотом сбил мольберт. Друзья застыли, оцепенев от страха, и несколько минут безумно таращились на карандашное изображение Эстрельских гор. Но в доме по-прежнему стояла мертвая тишина, и мало-помалу они вновь обрели хладнокровие.

— Попытаем удачи внизу.

Здесь это было труднее. Грабители не осмеливались включать фонарик из-за жалюзи, сквозь которые просачивался слабый свет, и в полутьме шарили среди всяческих принадлежностей живописца: кистей, подрамников и тюбиков с краской. Ничего!

Это Раймонд нашел деньги. У самой двери на улицу — массивного сооружения из хромированной стали и двойного пуленепробиваемого стекла. Здесь было светлее, и эта часть салона хорошо просматривалась с улицы. Капитан чувствовал себя ужасно уязвимым, но все-таки огляделся по сторонам. За тростниковой занавеской он обнаружил высокий, узкий, плоский фанерный шкаф. Электрические счетчики, вне всякого сомнения. Раймонд убедился в справедливости такого предположения после того, как сломал лезвие ножа, вскрывая шкаф. А поверх счетчиков лежало то, что они с Жо искали: кожаный саквояж из тех, что используют в банках. Вдобавок соблазнительно пухлый, пузатый, как Будда из мыльного камня. Рядом был еще и конверт из манильской бумаги — очевидно, деньги для кассы, по большей части мелочь. «Ну и ладно, — фыркнул Раймонд, — это возместит наши расходы, мы люди не гордые».

Они снова поднялись наверх, в кабинет, и включили настольную лампу, чтобы полюбоваться добычей. Маленький саквояж был заперт, но с некоторыми усилиями им удалось проткнуть плотную кожу, при этом слегка надорвав содержимое. Ничего страшного, банкноты часто бывают рваными. А что до чеков, то и вовсе не о чем волноваться — от них ведь все равно никакой пользы. Им попалось несколько чеков и стопка этих проклятых карточек «Америкэн экспресс», но также изрядное количество нормальных денег — с портретом Наполеона, годных для свободного обращения. Превосходно!

Добыча вполне окупала их усилия. Тщательнейшим образом поделив их поровну, каждый получил по семь тысяч сто три франка.

Дележку они запросто могли бы устроить потом, однако законы чести требовали сделать это на месте, не откладывая. Подсчеты заняли много времени. И вдруг в полной тишине снизу донеслось слабое позвякивание. Что-то — связка ключей? — легонько стукнуло о стеклянную дверь…


Фред, разумеется, знал, где Дельфин оставляет деньги в тех редких случаях, когда сразу не относит их в банк. Включить свет он не удосужился — к тому же он представлял, где искать деньги, но не выключатели. Да и света уличного хватало. Фред уже добрую минуту шарил в поисках нужного ключика, когда обнаружил, что шкаф открыт. Дельфин, должно быть, потеряла свой. Это совершенно не имело значения.

Сначала Серва не заметил, что шкаф взломан, но и потом не забеспокоился. Человек теряет ключи, а электрик приходит снять показания счетчика, и тогда приходится лезвием ножа вскрывать замок: все равно цена ему — шесть сантимов. Но коль скоро замок сломан, Дельфин — женская логика! — заключила, что шкаф теперь — недостаточно надежный тайник. Гм, она, несомненно, оставила банковский саквояж в кабинете, зная, что хозяин придет за деньгами. Фред нашел в связке медный ключик от саквояжа и, неловко ступая в темноте, двинулся к лестнице.


Два героя стояли у конторки, разинув рот. Они не рассчитывали на такой поворот событий. Старуха, чье появление предусмотрено и сделана соответствующая подготовка, — это одно, а сильный, по всей видимости настороженный и, не исключено, прихвативший пистолет мужчина — совсем другое. И все-таки корсиканец был не из тех, кто останется стоять, как зачарованный удавом кролик. Чутье мгновенно подсказало ему, что пришел всего один человек, вдобавок беспечный, ни о чем не подозревающий и полусонный. Жо явственно услышал, как Фред внизу гремит ключами и разговаривает сам с собой, и успокоился. Он тихонько скользнул за штору, отгораживавшую кабинет от галереи, — самая удобная позиция, чтобы, напав сзади, стянуть пиджак на руки. Длинный нос маски смешно торчал из-за шторы.

А вот Раймонд был напуган, и здорово. Он знал, что это Серва, но не предполагал, что тот может приехать сегодня, и не учел этого в своих планах, а потому заледенел от ужаса. Фред включил свет на балконе.

Раймонд уставился на корсиканца, словно взывая о помощи. Огромный нос, выглядывающий из-за красной бархатной занавески… ни дать ни взять Сирано де Бержерак… Какие воспоминания пробудило это в душе Раймонда? Напомнило ли о Полин или о том дне, когда он тоже стоял с разинутым ртом, слушая, как его спокойно разносит вдребезги другой нежданно появившийся богатый и уверенный в себе господин? Нет, Раймонд, безусловно, напал не на Фреда. Разве не стоял у него перед глазами любитель выписывать чеки — месье Артюр де Божанси?

Вместо того чтобы тихо стоять и ждать, пока корсиканец аккуратно все сделает, Раймонд вдруг бросился через всю комнату, даже не осознавая, что схватил зубило. Фреда в тот момент не волновало решительно ничто, кроме долгой, утомительной поездки в Париж. Он рассеянно думал о сандвиче и сравнивал достоинства большой чашки дымящегося ароматного кофе и запотевшей бутылки пильзнерского пива — холодного, изумительно терпкого и освежающего прокуренный рот. При виде несущегося на него человека в нелепой маске Серва так и остолбенел, протягивая руку к выключателю и задаваясь нелепым вопросом: неужто в Сен-Тропе сейчас карнавал? В апреле тут устраивались кое-какие празднества, когда местные обитатели радостно палили из пушек и поднимали великий тарарам. Фред как раз прикидывал, что это за праздник, но тут зубило врезалось в голову над ухом, и все мысли разом померкли.

— Готов, — выдохнул Раймонд.

— И все-таки ты дурак, — спокойно сказал корсиканец, — он мог завопить или стукнуть тебя первым.

— Давай сматываться отсюда.

— Зачем тебе понадобилось его лупить? Веревки ведь осталась уйма. А эта стальная штуковина… Почему ты просто не врезал ему под дых? Еще на какой-нибудь сантиметр поглубже, и ты бы его прикончил, дурья башка.

— Мы получили то, что хотели. Пойдем!

— Чтобы первый же фараон, увидев открытую дверь, его нашел? Возьми ключи и запри дверь, олух ты эдакий. Мы ничего тут особенно не попортили, не считая головы Серва. Если запереть магазин, еще неизвестно, кто первым его найдет — железнодорожник или та женщина. Ни тот ни другая не появятся тут раньше восьми.

— Я погляжу, в порядке ли он.

— А я тогда запру двери. — У корсиканца значительно поубавилось восхищения умом Раймонда. Но нельзя бросать друзей в трудную минуту. Это непростительное преступление. Спокойно дожидаясь у двери в коридор, Жо размышлял о том, что, в конце концов, именно Раймонд все спланировал и нашел деньги. Корсиканец и сам мог бить людей по башке, но в одиночку он не сумел бы влезть на стену. Это Раймонд подумал о стеклорезе и скотче, пластыре и электрическом счетчике. А главное, Капитан выяснил, что здесь хранятся приличные деньги.

Семь тысяч франков восстановили пошатнувшийся авторитет Раймонда.

Капитан подложил красную бархатную подушку под голову Фреда. Он ничего не имел против этого человека и надеялся, что тот ранен не тяжело. Не так уж сильно он ударил, да и удар получился скользящий. Это не то что… ну, допустим, пистолет. И все-таки теперь их с корсиканцем затея превратилась в грабеж с применением насилия. Так что лучше не попадаться. Серва дышал ровно и спокойно. Раймонд пощупал пульс. По крайней мере, таковой был. Слава богу, Серва не мертв.

Четверть часа спустя они ехали на мотороллере обратно в Ле-Лаванду, еще через полчаса намереваясь добраться до машины. Все было обдумано и обговорено заранее. Первым долгом следовало избавиться от веревки, масок, пластыря, вспоротого банковского саквояжа, чеков. Оказавшись в Жьене, Раймонд должен был немедленно увести судно. Корсиканец собирался ехать прямиком в Канны через Фрежюс. Там он, как и предполагалось, заберет Ландыш, и они переберутся в Италию. Жо до сих пор ничего не сказал об этом Раймонду. На семь тысяч можно неплохо гульнуть, и это, безусловно, сулит им медовый месяц в Портофино. Маленький английский двухместный автомобиль полетит обратно через Море как томагавк.

Загрузка...