Вальпараисо

Глава 14

Корсиканец Жо с типичной для него самоуверенностью стал строить планы, не дожидаясь результатов предприятия. После звонка Доминик он сообразил, что у Раймонда на уме, уложил в чемодан все вещи и перевез их с яхты в Канны. В случае успеха не следовало терять время и рисковать, возвращаясь на яхту. Высадив Раймонда в Жьене, корсиканец поехал обратно в отличном расположении духа.

Семь тысяч франков — неплохой заработок за одну ночь. Возможно, Раймонд оказался не вполне надежным в деле, но он все отлично рассчитал. Корсиканца не особенно радовала мысль о Серва, лежащем с пробитой головой, но, восстанавливая в памяти ход событий, он приходил к выводу, что ни одна мелочь их не выдаст. Даже теннисные туфли выброшены. Значит, можно без опасений оставить Канны. В тот же день оттуда уехало множество других людей, и не слыхавших о каком-то ограблении в Сен-Тропе.

Но если нет ровно никакой опасности, почему он ни слова не сказал Раймонду? Побаивался, что Раймонд не одобрит его или найдет какой-нибудь убедительный довод против? Почему он чувствовал себя немного виноватым, сохранив свои намерения в тайне?

Ну и пропади все пропадом! Это абсолютно безопасно и в любом случае совершенно не касается Раймонда. От Вина больше не получить ничего ценного, так что, с какой стороны ни взгляни, самое время открывать иные горизонты, искать новые пастбища.

В Каннах Жо подобрал свой Ландыш. Англичанка любила его безмерно, и это вполне понятно. Для нее он был солдатом удачи. Знай об этом корсиканец, это произвело бы на него огромное впечатление. У английских аристократов довольно необычный кодекс чести — сродни корсиканскому. Жо его прекрасно понял бы.

Мистер Винсент Проктор пребывал в расстройстве. Ведь Жо не раз было говорено, что эти шатания по барам с потаскушками из трущоб недопустимы. Для него, Винсента, это означает серьезную потерю лица — во всяком случае, недостойное, даже омерзительное поведение. Шведский инженер мистера Проктора, подражавший хозяину по мере возможности, был большим охотником до баров. При виде английского Ландыша он был глубоко потрясен и счел своим долгом оповестить мистера Проктора; швед, безусловно, находил Патрицию в высшей степени омерзительной.

Это злоупотребление доверием, подумал мистер Проктор, настоящее вероломство. Если Жо столь бессовестно пренебрегает его совершенно ясными желаниями и нормами поведения, то лишь от внутренней порочности. Его часто страшила червоточина в этом парне. Правда, это бесспорно добавляло ему и привлекательности. И все-таки теперь дело зашло чересчур далеко. И Винсент просто вынужден, как бы это ни претило его натуре, высказаться не слишком деликатно. Да и более подходящего момента не представится.

Мистеру Проктору пришло в голову, что Жо, по всей видимости, не вернется до вечера, а это, пожалуй, отличная возможность дотошно осмотреть каюту парня. На неосторожно оставленных уликах можно выстроить обвинение, как говорят французы.

Мистер Проктор, попыхивая сигаретой, поставил бокал на столик и с легкостью выбрался из шезлонга — он по-прежнему молод и строен, благодаря йоге! — и, мягко ступая, двинулся к юту.

— Вы не видели Жо, Морис? — Это так — на всякий случай.

— Видел, сэр. Примерно час назад парень был здесь. Но снова сошел — с чемоданом. А разве вечером он не пойдет с вами в казино?

— Это еще точно не решено. — Вот так-то, мистер Жо.

Винсент спустился по трапу и обнаружил, что ему не нужен хозяйский дубликат ключа. Жо оставил свой в замке.

Гм-гм… в виске неприятно запульсировало, суля крайне неприятные минуты всем обитателям яхты. Целую неделю Винсент не будет пить ничего, кроме «Эвиана» — от давления. Каюта была совершенно пуста. Исчезла вся одежда, подаренная Жо, — не то чтобы она когда-либо придавала парню цивилизованный вид, но Винсенту нравилась эта живописная, варварская внешность… Галстуки, туфли, пара очень хороших запонок… Кристаллическая зажигалка… Американец быстро прикинул в уме, и его слегка ошарашило, в какую сумму вылилось несколько милых подарков. Мистер Проктор вдруг не на шутку разозлился. Жо удрал.

А машина? Она не была подарком — ну уж нет, определенно нет. Винсент отчетливо помнил собственные слова: «Вот ключ от маленького автомобиля, мой дорогой. Считай его своим, пока ты с нами. Уверен, с машиной тебе будет веселее».

— Морис, я схожу на берег. Если не вернусь к шести тридцати, подавайте аперитив на юте. Я обязательно успею к обеду.

— Слушаюсь, сэр.

Двадцать минут спустя подтянутый и моложавый мистер Проктор, в дорогих черных с белым замшевых туфлях, пружинистым шагом зашел в полицейское бюро Канна.

— Я хотел бы видеть комиссара: вот моя визитная карточка. Будьте любезны, передайте ему, что я жду. Мне следовало позвонить заранее, но я очень торопился. Вы можете сказать комиссару, что дело — срочное и может повлечь за собой уголовное обвинение.

Комиссар, покусывая дужки очков, без особого воодушевления рассматривал визитную карточку.

— Это, случаем, не тот старый педераст с большого белого катера?

— Он самый, патрон.

— Ну ладно, я с ним увижусь.

— Это вопиющее злоупотребление, — говорил пять минут спустя мистер Проктор, не слишком обнадеженный реакцией комиссара. — Я намерен официально подать жалобу и просить консула Соединенных Штатов обратиться в Париж к префекту, если меры не будут предприняты безотлагательно.

Комиссар отложил очки и закурил сигарету.

— Должен заметить, мистер Проктор, вы пока не предъявили мне никаких доказательств, что этот парень вас обокрал. Все это были подарки — м-м? — и автомобиль тоже, по сути дела, можно расценивать как подношение.

— Ни в коем случае! Машину я одолжил ему временно.

— На чье имя оформлены документы?

— На мое, разумеется.

— Хорошо. Но временное пользование вполне допускает поездку в Париж. Автомобиль ведь не стоит на месте, а? Он снимается со стоянки и едет. На каком этапе можно установить, что этот парень хочет присвоить вашу собственность? Через какой промежуток времени? Возможно, он вернется сегодня вечером.

— Корсиканец забрал свои пожитки, а это совершенно недвусмысленно показывает, что он не намерен возвращаться.

— Прекрасно, — кивнул комиссар, любивший иногда быть въедливым и занудным. — У нас по-прежнему нет четкой юридической основы, чтобы предъявить обвинение в краже. Вы сами отдали ключи от машины. Вы сказали при этом, что молодой человек в какой-то степени может считать автомобиль своим, — устное заявление, к тому же весьма расплывчатое. Я не усматриваю тут оснований для ареста. Единственное ограничение, какое я рискнул бы предложить, — географического характера, то есть попытку пересечь французскую границу позволительно, хоть и с натяжкой, расценить как не совсем законную и втолковать этому корсиканцу, что он положился на вашу… дружбу больше чем следовало.

— Собрать вещи и уехать, не сказав ни единого слова, — указывает ли это на неприкрытое вероломство?

— Возможно. Но позвольте мне сделать одно замечание. Если вы и впредь собираетесь делать парням дорогие подарки, то непременно еще не раз попадете в такого рода истории. Я достаточно ясно выразился? Хорошо, месье Проктор, мы сделаем то, что в наших силах. Коли парень всего-навсего отправился покататься за город… Помимо того, я установлю наблюдение на границе. А теперь извините — у меня дела.

— Свобода, свобода — замечательная это штука! — воскликнул корсиканец, проносясь вверх-вниз по горной дороге. Они миновали Ниццу и подъезжали к Эзу. — Через час мы будем в Ментоне и там, пожалуй, выпьем, да? А там рукой подать до границы. Ах, прекрасная Италия, с каким удовольствием я тебе ее покажу! И никаких больше напастей. Никакого носатого Винсента, сопящего от страсти! Каждый раз, когда я возвращался, весь обед шел дурацкий допрос — где я был да чем занимался. Нет, это не по мне. Никакие яхты и коктельные бутербродики не заменят свободы. Я не взял ничего, кроме того, что дадено мне по доброй воле, так что до свидания, Соединенные Штаты, страна героев! Осточертели мне эти идиотские сказочки о героизме, пусть глупые павлины бренчат своими медалями без меня. Можешь не сомневаться, я заработал все, что у меня есть. Вот погоди, я отвезу тебя в Портофино. Какая все-таки радость — жить на этом свете!

Патриция, тоже вне себя от счастья, поцеловала тыльную сторону ладони, лежавшей на баранке.

А полицейские Сен-Тропе ломали голову в поисках улик.

— Сработано на редкость чисто. По-любительски, конечно, — какой профессионал станет создавать себе столько хлопот из-за такого мизера? Денег было больше обычного, и они наверняка это знали. Ага, вот это и послужит ключом к разгадке, вне всякого сомнения. Ладно, пусть всех берут на заметку. Все перемещения в округе, границы, конечно, любого, у кого внезапно завелось больше денег, чем ему положено. Проверить все необычные покупки или расходы. Деньги всегда жгут им руки — тотчас подавай новый костюм. Будем надеяться, что у грабителей возникнет искушение обналичить чеки. А теперь — за дело, — распоряжался комиссар.

— Жена потерпевшего здесь, патрон.

— Проводите ее ко мне… Позвольте выразить вам глубокое сочувствие, мадам. Мне приятно сообщить вам, что, по словам врача, у вашего супруга нет никаких увечий или серьезных повреждений. Ему нужны всего несколько недель отдыха… Но вы, конечно, уже и сами побывали в больнице… Мы делаем все возможное, у нас очень неплохие шансы быстро раскрыть это дело. Грабители — дилетанты, мадам. — Он презрительно скривился. — А теперь, просто для порядка… у вас есть что нам сообщить? Я исхожу из того, что грабители каким-то образом проведали о необычно крупной сумме. Иначе это было бы слишком невероятным совпадением. Есть ли у вас хоть какие-то догадки, мадам, как это стало известно? Возможно, вы сумеете вспомнить брошенное ненароком слово, клочок бумаги или телефонный звонок? Короче говоря, маленькую неосторожность, не более чем легкое ослабление бдительности, каковое в другой ситуации не повлекло бы за собой никаких последствий?

— Боюсь, я не заметила ничего такого, — спокойно сказала Натали, — хотя нисколько не сомневаюсь, что вы правы.

— Почему?

— Что — почему?

— Вы не сомневаетесь в моей правоте. Вам приходила в голову та же мысль?

— Вероятно, иначе сформулированная, но мой муж часто бывает неосмотрителен — увлекшись, он забывает обо всем на свете. Впрочем, он ни с кем не говорил об этом в моем присутствии, насколько я помню.

— Однако вы, разумеется, были в курсе?

— Конечно. Мы вместе провели уик-энд на Поркероле.

— Ах да. Посмотрим, что ваш супруг сможет вспомнить, когда очнется.

Увы, Фред очень мало что вспомнил. Упомянул только, как подумал, что в городе очередной карнавал, а это никому особенно не пригодилось. Голова отчаянно болела, но, как только общительный хирург заверил, что Фред не умрет, тот снова начал проявлять интерес к жизни. Ограбление станет хорошей рекламой — дела в магазине пойдут как никогда бойко. Плюс к тому будет хоть какая-то отдача от непомерных страховых взносов. Серва глубоко возмутило предположение, что он мог проявить неосмотрительность. О деньгах не могла знать ни одна живая душа, кроме, конечно, Дельфин и Натали. Он рвался к телефону, чтобы позвонить старухе из Сен-Клу, но врач на все походы наложил вето. И миссия была поручена жене. Фред весьма приободрился, услышав, что старая курица проявила сочувствие, даже сговорчивость. Картина все равно достанется ему, хотя, безусловно, жаль пропускать аукцион. Натали заказала номер в отеле, позвонила на Поркероль распорядиться об отправке своих вещей, а потом — в Париж, чтобы горничная прислала кое-какие, чуть менее легкомысленные туалеты и пижаму для Фреда. Дел у нее в этом круговороте медсестер и полицейских с лихвой хватало. Предвидя, что, когда головная боль утихнет, Фред начнет занудствовать, Натали купила три-четыре детектива в мягкой обложке, чтобы его нейтрализовать.

Баки для топлива и воды были полны, и Раймонд стал подниматься по склону холма, рассчитывая купить немного провизии. Большие запасы ни к чему. Ровно столько, сколько потребуется на первом этапе плавания. Хватит с него и Лазурного Берега, и людей — на очень-очень долгое время.

Но куда плыть? На Канары? В любом случае подальше от Средиземноморья, прочь из Франции. А почему бы и не на Канары? Вполне подходящее место для осмотра и ремонта судна. А если ему будет все так же невыносим вид суши, Канары станут первым этапом пути к Вальпараисо.

«А почему бы и нет, в конце концов». Ничто его не останавливало — или, во всяком случае, меньше, чем когда бы то ни было.

Конечно, дул мистраль, который, если он не уляжется, не сулил ничего хорошего. Раймонд не боялся этого. Он предпочитал мистраль встречам с людьми, которые, казалось, смотрели на него с одинаково спокойным, невозмутимым выражением, давали тысячу фунтов так, будто это были три полупенсовика, а в обмен просили оказать любезность — отправиться куда-нибудь подальше.

Ладно, так Раймонд и поступит. Он не страшился ветра. Немного подумав о подгнившем корпусе «Оливии» с металлической заплатой, капитан пожал плечами. Либо она поплывет, либо нет. Но никаких оснований отчаиваться нет. Мистраль — всего лишь ветер. Он поднимает короткие, хлесткие, сердитые волны, но это не тот шторм, что налетает в Атлантике с северо-востока, сметая все на своем пути. «Оливия» способна нести парус на таком ветру и скользить по крутым коротким бурунам. Двигаясь, как решил Раймонд, на запад, она удалится на порядочное расстояние от суши. А именно об этом он мечтал прежде всего. У «Оливии» неплохие шансы дойти при попутном ветре до самой Минорки. Там он отдохнет, обдумает, чем рискует и каким курсом идти дальше. А главное, будет достаточно далеко от Франции.

У Раймонда было два якоря, удерживающих за ним место стоянки на Поркероле. Он не собирался плыть туда за ними. Зачем ему сейчас якорь на Поркероле? Капитану не хотелось медленно и методично вытягивать корни. Он жаждал все отрубить разом, сплеча, сию секунду. Подчистую.

На границе, у Вентмилье, корсиканец небрежно протянул свои документы. Пограничник, взглянув на паспорт, а потом на Жо, направился к таможеннику, махавшему рукой водителю автомобиля, стоявшего впереди. Таможенник взглянул на водительскую и таможенную лицензии корсиканца.

— Формуляр, пожалуйста. — Он окинул взглядом машину. — Вы владелец этого автомобиля?

— Ну да.

— Но в документах стоит другое имя. Проктор — это кто?

— Он был владельцем раньше, но мы не стали заново возиться с регистрацией.

— И вы утверждаете, что это ваша машина?

— Я ничего не утверждаю. Это действительно моя машина.

— Тогда как вы объясните, что мистер Проктор подал жалобу, обвиняя вас в краже его автомобиля?

Корсиканец изумленно вытаращил глаза, но тут же ухмыльнулся:

— Все ясно. Старый ублюдок взъелся за то, что я уехал, вот и пытается окунуть в дерьмо.

— Это не мое дело. Я вижу одно: автомобиль зарегистрирован на имя Проктора, он заявил о краже, а вы пытаетесь перегнать машину через границу.

— Но он подарил ее мне!

— Подарил или одолжил на время?

— Насовсем, черт возьми.

— А у вас есть какие-то бумаги или другие подтверждения тому, что это подарок?

— Вообще-то нет, но…

— Выходите из машины.

Корсиканец вскипел:

— Черт подери, да я…

— Выходите! И следуйте вон в то здание.

Толстый бригадир, что-то писавший, сидя за столом, неприязненно посмотрел на парня тусклыми глазами.

— Автомобиль из Каннов, бриг. Тот самый, американский.

— А-а-а. — Толстяк бросил ручку и с напускной суровостью окинул кипящего от ненависти корсиканца взглядом маленьких хитрых глазок. — И чем вы собираетесь заниматься в Италии?

— Еду представить невесту семье перед свадьбой, — добродетельно ответствовал Жо.

— Ну надо же… Какая внезапная перемена, а?

— А вам-то что до этого?

— Вы ведь жили на яхте в Каннах, не так ли?

— Я порвал со всем этим.

— Но похоже, сохранили привязанность к дорогим вещицам, которые этому сопутствовали.

У корсиканца хватило ума понять, что его подначивают, и, совладав с бешенством, он терпеливо объяснил:

— Послушайте, неужели вы не видите? Я не отрицаю, что жил на яхте, но я, слава богу, нормальный человек. Проктор взъелся на меня, потому что я хочу жениться на девушке, вот со злости и старается досадить.

— Да-да, но все это меня не интересует. Я действую на основании жалобы, поданной в полицейский комиссариат Каннов. Вы дадите все объяснения там.

— Да послушайте же…

— Я занят. Проведите их внутрь, — сказал он, указывая направление ручкой. — Автомобиль отгоните с дороги и составьте опись имущества. Вдруг этот тип, Проктор, еще чего-нибудь недосчитался?

Полицейская машина доставила корсиканца и Ландыш обратно в Канны, вместе с пожитками. Маленький спортивный автомобиль оставили в Вентмилье — пусть этот Проктор сам с ним возится. В ожидании полиции таможенники скрупулезно его обыскали, просто чтобы позлить наглого корсиканца, и составили опись. Потом путешественниками занялся молодой инспектор. Он знал мистера Проктора и симпатизировал ему не больше, чем шеф. Все это яйца выеденного не стоило. И все-таки он должен был допросить корсиканца по всем правилам, просто для порядка. Тем более, что один из пунктов описи внушал некоторые сомнения.

— Итак, вы ехали в Италию. Как долго вы собирались там пробыть?

— Откуда я знаю? Возможно, несколько недель. У меня там родственники, друзья.

— Вообще-то отдых в Италии — удовольствие. Особенно с мадемуазель.

— Вовсе нет.

— Я вижу, в ваших документах записано, что по профессии вы бармен. Тем не менее вы едете отдыхать перед самым началом сезона?

— Я легко могу найти работу и в Италии, — угрюмо буркнул Жо.

— Но в последнее время вы не работали?

— А вам-то что до этого?

— Просто я пытаюсь понять, на какие средства вы существуете. Не трудитесь отрицать, до недавних пор вы жили на деньги этого американца… Но как вы предполагали оплачивать свой отдых? Возможно, подумывали продать машину?

— Нет.

— Тогда поделитесь со мной, о чем вы думали.

— Я знал, что сумею как-нибудь выкрутиться.

Инспектор и бровью не повел. «Любопытно, — размышлял он. — Почему парень скрывает, что у него есть крупная сумма?»

— Сколько у вас денег? Будь у вас достаточно денег, чтобы провести несколько недель в Италии, мы, возможно, не заподозрили бы намерения продать машину. Машину мистера Проктора, — с нажимом уточнил полицейский. — О чем вам прекрасно известно, как бы вы ни упирались.

— Вы заглядывали в мой бумажник, — проворчал корсиканец.

— Меня интересует отнюдь не то, а все остальное.

— О чем вы?

— Таможенники уведомили меня, что нашли в запасном колесе пачку банкнотов на сумму пять тысяч франков. По-моему, для вас это довольно большие деньги. Они ваши?

— Конечно мои.

— А почему вы их так старательно запрятали?

— Мне нравится хранить деньги в надежном месте.

— Итак, вы признаете, что положили их туда?

— Ничего я не признаю. Тут и признаваться не в чем.

— Так положили или нет?

— Разбирайтесь сами.

— Но на конверте есть отпечатки пальцев, — сладенько ввернул инспектор. Он не знал, есть там отпечатки или нет, но это классический прием.

— Мне вам нечего сказать.

— Хм… — Полицейский встал и вышел из комнаты. — Послушайте, патрон, это автомобиль старого педика. Машину мы задержали, как и парня с девушкой. Что делать дальше? Малость помариновать его? У нас на него ничего нет, так? Только почти недоказуемая попытка кражи. Да и с чего бы нам из кожи вон лезть, стараясь удовлетворить жажду мести этого Проктора?

Старший инспектор пожал плечами — его это совершенно не интересовало.

— Можно немного встряхнуть мальчишку и отпустить. Автомобиль мы вернули. Теперь Проктор не будет настаивать на возбуждении дела о краже — слишком унизительная огласка. Девушка может идти на все четыре стороны, а насчет парня лучше спросить патрона, нужен он или нет.

Старший инспектор даже не удосужился оторвать взгляд от бумаг и только прищурил один глаз, чтобы в него не попал дым сигареты.

— Тут вот еще что. У парня было с собой пять тысяч банкнотами, припрятанные в машине. Он не упоминал о них и старается всячески уклониться от каких-либо объяснений по этому поводу. Думаю, денег многовато и происхождения они явно сомнительного. Парень точно не стянул их у Проктора?

— Пять тысяч франков? — задумчиво протянул старший инспектор, положил сигарету в пепельницу и откинулся на спинку стула. — Спрятанные в автомобиле? Кто обыскивал машину?

— Таможенники в Вентмилье. Деньги были в запасном колесе.

— Надо туда позвонить. Пусть машину обыщут снова как следует и убедятся, что больше там ничего нет. — Старший инспектор выглядел озадаченным.

— А почему денег должно быть больше? У парня было еще около двух тысяч в бумажнике.

— Вы это видели? — Старший инспектор протянул подчиненному полоску бумаги. — Кража со взломом в Сен-Тропе прошлой ночью. Сообщение передали по телексу.

— Я еще не добрался до этого, но понимаю, что вы имеете в виду.

Из всего этого существовал замечательный выход: они добродетельно позвонят мистеру Проктору, в самых медоточивых выражениях уведомят, что его машина найдена на границе, и предложат ее забрать. Проблему с корсиканцем умнее всего разрешить, переправив его в Сен-Тропе. Пусть там ломают головы на этот счет. Даже если парень ни при чем, такому наглецу не повредит посидеть за решеткой несколько часов. Таким образом они избавятся от лишних хлопот.

В Сен-Тропе находкой заинтересовались. Да, они будут очень рады потолковать с этим корсиканцем. И приблизительно в то время, когда Раймонд покидал Жьен, Натали ехала из Тулона, а Фред все еще в беспамятстве лежал на больничной койке, полицейская машина отправилась в Вентмилье, чтобы доставить Жо и его верный — хотя и преисполненный глубокого недоумения — Ландыш в Сен-Тропе. Они прибыли туда одновременно с сообщением, что денег в автомобиле больше не обнаружено, вскоре после того, как Натали, поговорив с комиссаром, уехала в отель.