Варя

Глава 12. Озарение

Прошептав молитву, Варя укрылась с головой одеялом и закрыла глаза. На секунду показалось, что сердце еë успокоилось. Но уже в следующее мгновенье перед мысленным взором вновь возник насмешливый взгляд графа, и Варя, резко смахнув одеяло с лица, уселась на край кровати. Стукнула себя по лбу.

— Хватит думать о нём, дурочка малахольная! — вскрикнула вслух. И, будто устыдившись собственного голоса, вновь натянула одеяло на голову, погрузившись в приятную черноту. Да вот только от беспокойных мыслей разве спрячешься?

Боже мой, исцели разум от дум бестолковых. Помоги понять, что делать? Какой путь выбрать? Дай мужество по нему идти! И дай мудрости отличить верный путь от дурного.

Варя перекрестилась. Вынув крестик из ворота ночной рубашки, легко поцеловала его. И тут же ей представилось, как граф обнимает её плечи и прижимает к широкой груди.

— Нет, я не разрешаю вам грустить. Всё будет хорошо. Вот увидите.

— А вы останетесь со мной?

— Разумеется.

— И вам всё равно, что я такая?

— Какая?

— Некрасивая.

— Для меня вы красавица.

— Вы лукавите, Лев Васильевич.

— Нисколько.

— Правда?

Вместо ответа почувствовала, как он наклонился к ней. Она вдохнула приятный хвойный аромат, приоткрыла губы и, сердито зажмурившись, прогнала от себя видение.

Когда ты уже поумнеешь! Ясно же, что поцелуй этот был какой-то нелепостью. Всё вышло спонтанно. Или нет? Что, если я нравлюсь ему? Нравлюсь такая? Не может быть…

Варя тряхнула головой.

А почему он вспомнил про "любительницу поцелуев"? Разгадал меня? Нет! Так просто бы тогда не отпустил. Как минимум, учинил бы допрос. Господи, я с ума сойду!

Варя опять горячо зашептала молитву. А когда удалось немного совладать с волнением, она наконец-то почувствовала расслабляющую усталость. Но сон не шёл.

Какой уж тут сон?

Ко всему прочему, Варе ещё и боязно было засыпать одной в сырой неуютной комнатушке. Она с тоской поглядела на старый тюфяк, на котором когда-то спала Нюра. Девка теперь ходила ночевать в девичью. Стыдно было лишний раз показываться княжне на глаза.

Как привидение, закутавшись в одеяло, Варя прошла на цыпочках до тюфяка, уселась на него и погладила жёсткую ткань рукой.

— Может, хоть ты меня пригреешь?

Соломинка из мешка кольнула ногу, и она поморщилась. Однако идти обратно сил уже не было. Варя вздохнула, улеглась и тут же чихнула. Плесневелый запах загнивающего сена ударил в нос, когда она прижалась к мешковине щекой.

И как Нюра на нём спала? Хотя, если смотреть в потолок и ни о чем не думать. Просто смотреть в одну точку…

Тяжёлая темнота, как огромный шар, навалилась на Варю. Вскоре дыхание её сделалось глубоким и ровным. А когда в воздухе появилась лёгкая прозрачность, она неожиданно обнаружила себя в глубоком снегу! Огляделась. Лес обступил со всех сторон.

Где это я? Почему?

Сердце зашлось. Предчувствие иголкой пронзило грудь.

Заблудилась! Я заблудилась!

Варя завопила что есть сил. Звала на помощь, а перед глазами будто вся жизнь пролетела. Ясно представился ей папенька. Она словно оказалась подле него. Князь, осунувшийся и бледный, то ходил из угла в угол в своём кабинете, то останавливался и гневно спрашивал у Павла Петровича, прильнувшего к окну: "Что там? Не видно её? Едет она али нет?!"

Слезы обожгли Варе глаза.

Что же теперь будет с папенькой? Господи, помоги! Я исправлюсь. Клянусь! Я не буду больше такой бестолковой! Спаси и сохрани ради папеньки. Он не переживёт, не вынесет больше потерь…

Тени сгущались всё сильнее. И, в конце концов, ночь страшная, тёмная, поглотила Варю целиком, сделав её, как в детстве, совсем беззащитной.

Одна! Как я здесь одна? Куда идти?

— Барышня!

Послышалось? Нет! Так отчётливо голос родной не мог почудиться!

— Нюра? Нюра! Я здесь. Где ты? Ау!

И вновь зловещая тишина.

— Нюра! Нюрочка!

Варя всё звала и звала. Только эхо вторило её крикам. Какая-то ветка сорвалась с дерева и бухнулась в снег. В испуге Варя дёрнулась, зажала руками рот.

А что если волки? А если змора? Где же Нюра? Я ведь слышала её голос.

Уселась на корягу, опустила голову. Вспомнилась вдруг исповедь Нюры, которая созналась ей накануне в предательстве:

"Понимаете, меня на новом хозяйстве никто никогда не называл настоящим именем-то. А он назвал сам, без подсказки! Мне это так радостно было! Не передать, как радостно! Всё бы отдала, чтобы ещё раз услыхать в устах его сахарных имя своё…Он ведь тем самым будто дал понять, что любит меня. Я сказать красиво-то не умею. Где уж мне…"

Варя смахнула слезы. На дрожащих ногах еле как поднялась и крикнула, не узнав голос свой:

— Аня! Аннушка! Где ты?!

Тишина.

— Аннушка, отзовись! Ау! Прости меня, — добавила совсем тихо.

— Здеся, барышня! Здеся.

— Не может быть! Спасение моё!

Варя почувствовала такую лёгкость в теле, что даже рассмеялась этому. А затем её ледяные пальцы обхватила тёплая ладонь. За спиной, совсем близко, раздался уверенный голос:

— Пойдёмте со мной! Не бойтесь ничего.

Варя обернулась:

— Аннушка, Аня, Анечка! Только так теперь звать тебя буду. Клянусь!

Лес не казался уже таким страшным. Варя поняла — непременно вернётся домой. Вернётся другой, как и обещала в горячей своей молитве. Вскоре деревья поредели, отступила страшная непроглядная чернота. И Варя за руку с Аней вышли на широкую, залитую лунным светом дорогу.

Как же удивительно!

В лесу серебряная луна пряталась за ветками вековых деревьев. И казалось, что в ночном мире нет ничего, кроме страха и тьмы. Но стоило выйти на простор, и луна огромная, яркая озарила всё вокруг своим светом.

— Благословение! Воистину это словно благословение! Я поняла теперь всё. Как деревья за ветками луну скрывали, так и я за гордыней своей душу прятала. Смотрела на всех свысока и даже не замечала этого. А теперь поняла. Поняла!

Варя как со стороны услышала свой радостный смех. Увидела, как она обнимает, целует Аннушку и кружится с ней. А потом замелькали перед глазами расплывчатые образы. Варя всё смеялась и смеялась, словно очутились на ярмарочной карусели, где веселье так и лилось рекой.

— Только рук моих не отпускайте, барышня! А то мы в снег угодим, барышня!

— Ни за что, Нюрочка!

Аня резко разжала руки. И Варя со всего маху полетела в сугроб.

— Я хотела сказать Аннушка! Вот я глупая.

Она попыталась подняться, но не смогла. Ещё одна попытка. Тщетно. А с третьего раза получилось, потому что подхватил её кто-то за талию.

— С вами всё в порядке? Не ушиблись?

— Лев Васильевич!

Вместо ответа почувствовала, как с неё стряхивают снег.

— Не надо, прошу вас! Не будьте ко мне так внимательны. Я ведь этого не заслуживаю совсем.

— Вы к себе излишне строги.

Варя внимательно посмотрела на графа. В лунном свете он казался притягательно красивым. Пусть черты лица его и не отличались изяществом, но во взгляде серых глаз было столько доброты и благородства… даже любви? Она дотронулась до его щеки кончиками пальцев. Он удивлённо улыбнулся. Взял её руку и нежно поцеловал ладонь.

— Любительница поцелуев.

— Нет! Это не я!

— Вы.

— Говорю, что не я.

— Обманщица.

— Нет! — крикнула Варя.

Граф вздрогнул и исчез.

— Что? Не уходите, не бросайте! — она испуганно заморгала, а потом и вовсе зажмурилась.

— Откройте глаза, — шепнула на ухо Аня.

— Анечка, это снова ты?

— Я! Откройте глаза.

И Варя послушалась. Понадобилось несколько секунд, чтобы отдышаться, прийти в себя.

Господи, привидится же такое!

Шмыгнула носом и тут же сердито сдвинула брови.

— Нечего реветь. Я знаю, что теперь делать.

Решительно поднялась. Но, постояв немного, снова уселась на колючий тюфяк.

Как же через гордость-то свою переступить? Нужно ли это? Да, во сне я клялась, но то ведь сон был. А наяву всё глупостью кажется.

И неизвестно, куда бы привёл Варю ход мыслей, если бы не прояснилось ночное небо. В окно заглянула луна. В комнату проник её холодный свет, а на дощатый пол упала тень от оконной рамы в форме вытянутого креста. Сомнения перестали мучить. Княжна обулась, накинула на плечи шаль, выскользнула в коридор. Стараясь не шуметь, добралась до девичьей и, приоткрыв дверь, заглянула в щелочку. На дворе стояла глубокая ночь, девки спали здесь крепким сном, сопя и похрапывая. Разглядеть Аню среди бабьих тел было непросто. Варя долго щурилась.

Нет, не видно ничего!

Плюнула и зашла в комнату. Осторожно ступая между телами, принялась наклоняться и разглядывать лица спящих.

— Ты чего тут лазишь? Спати мешашь! — кто-то пробурчал сквозь сон, переворачиваясь на другой бок.

— Аня, — устав от поисков, тихонько позвала Варя. — Аннушка!

— Мама? — раздался чей-то заспанный голосок.

Варя обрадовалась. Подошла к груде старых тряпок, из которых торчали две светлые косички.

— Нет, — зашептала она, — это я!

— Кто?

— Да я! Ты что, меня не узнаешь?

Только спустя пару секунд послышалось сиплое бурчание:

— Мне снится это, должно быть.

— Нет! Вставай. Пойдём со мной. Я поговорить хочу.

— Сейчас?

— Да. Долго объяснять.

Наконец-то из-под хлама вылезла Аня. Она заморгала, пытаясь разлепить узкие от сна глаза, а потом тихонько поднялась. Варя бережно придержала её за рукав, отчего Аня дёрнулась. Заскрипела половица.

— Тише! — строго сказа Варя, но тут же себя поправила: — Прошу тебя, будь осторожна, чтобы не разбудить никого.

— Что с вами, барышня, случилося?

Вместо ответа Варя улыбнулась и зашагала к двери.

Когда вернулись в комнату, она сперва усадила Аню на тюфяк, потом передумав, пересадила её на кровать и, спохватившись, спросила:

— Где ты хочешь присесть?

— Вы пугаете меня, барышня, — Аня всхлипнула.

— Нет-нет, не плачь! Я поговорить хочу, — но слова застряли у Вари в горле. Ей ведь нужно попросить прощение? А, может быть, просто так примириться, без лишних слов?

Аня посидела немного, поджав губы, а потом, не глядя на хозяйку, зашептала:

— Простите меня неразумную. Умоляю, простите! Не ведала, что творила! Да ежели бы от стыда и вправду сгорали, от меня бы уж точно давным-давно только угольки одни осталися!

— Нет, Анечка!

— Как вы сказали? — Аня поглядела на княжну, как на юродивую, и обхватила живот руками.

А Варе вспомнилось, как привезли к ним однажды в усадьбу новых крепостных в скрипучих телегах. И будто под стать этим телегам, сидели в них одни старики. Но среди седых, морщинистых и трясущихся мертвяков пригрелась хрупкая, как веточка, девочка. И было совершенно непонятно, как умудрилась она угодить в эту компанию. Княжна подъехала тогда к крепостным на вороном коне, который стоил гораздо больше, чем все они вместе взятые. Восседая в седле и возвышаясь над живым (а точнее, полуживым) товаром, Варя представила себя взрослой хозяйкой и принялась командовать. Она несла какой-то вздор, пока не пришёл папенька и не осадил её при всех. И Варе обидно стало, что новая крепостная девчонка была тому свидетелем. Конечно, разобраться в своих чувствах в двенадцать лет ей было не по силам. Но сейчас Варя осознала, как же нелепо себя вела! И почему в тот момент ни на секунду ей не было жаль ту хрупкую девочку? А ведь её отняли от семьи и увезли неведомо куда! Получается, с первой встречи и по сей день она смотрела на Нюру сверху вниз и никогда не видела настоящую Аню.

Варя присела на корточки рядом так, что их глаза оказались на одном уровне. И просто сказала:

— Аннушка, я прощаю грех твой и прошу тебя: прости и ты грехи мои. Я говорила, что люблю, но не любила по-настоящему, потому что никогда не смотрела на тебя, как на равную.

— Пошто вы, барышня, молвите так? Какая я вам ровня-то. Разве можно нам держаться-то на равных?

— Возможно! Прошу, пусть для нас будет это возможно. Скажи, можем ли мы примириться?

— Я так рада буду, коли вы простите меня. Я себя никогда не прощу!

— Полно, — Варя часто дышала, голос её дрожал. — Я хочу отпустить обиды и начать с чистого листа, а ты? То есть, согласна?

— Я согласная, — Аня пыталась смотреть Варе в глаза, но получалось плохо. — А отчего вы назвали меня… я думала, мне снится. Но вы всё повторяете и повторяете… имя моё.

— Теперь буду звать тебя только Аней. Я раньше не понимала, как тяжело лишиться имени и дома. Это ужасно. А ведь ты ребёнком ещё была, когда с тобой судьба обошлась жестоко. Сейчас, оказавшись здесь, я многое осознала, Аннушка. Когда ты рассказала, что помогла зморе меня околдовать, я сперва злилась жутко. Мне не хотелось признаваться себе в том, что я тоже была не права. Но сейчас я разобралась: сама подтолкнула голубку мою на предательство.

— Я такой доброты великой не заслуживаю вовсе.

— Нет, обожди казниться!

Варя встала и заходила кругами по комнате. Аня хотела тоже встать, но Варя, увидев это, положила ей руки на плечи и усадила обратно на кровать. Вновь присела подле неё.

— Послушай, я не обещаю, что буду всегда хорошей. Я могу быть строгой. Могу вести себя глупо. Могу нагрубить. Но я больше не хочу быть такой с тобой. Точнее, я постараюсь. Мне нужен друг. Я…

— Мне тем паче. Только я и мечтать не смею, што мы подружиться сможем.

— Давай попробуем! И пусть мир катится к чёрту с его условностями и предрассудками. Давай попробуем!

— А давайте, барышня, попробуем, — уже чуть веселее сказала Аня. И Варя улыбнулась ей.

— Не ходи ночевать в девичью. Оставайся здесь. Хочешь, ложись на кровать. Она лучше, чем твой мешок. А я на него лягу.

— Остануся, токмо спати буду, где спала.

И Аня быстро пересела на тюфяк.

— Хорошо-хорошо! Главное, оставайся. Обещаю, завтра вечером у тебя уже будет новая постель! Я придумаю, как её раздобыть. А этот тюфяк вонючий выбросим.

— Вот тепереча я вас узнаю, — хихикнула Аня.

— Спокойной ночи, Анют, — шепнула ей Варя и, положив голову на подушку, мгновенно уснула.

На следующее утро Варя развернула бурную деятельность среди дворовых и выбила-таки для Ани новый тюфяк. Пришлось, правда, Гришке устроить взбучку и чуть ли не прижать его к стенке. Совсем идеальной у Вари пока ещё быть не получалось. Всё это она проделала, стараясь не попадаться графу на глаза. Понимала, что будет ужасно робеть в его присутствии! Но, кажется, Лев Васильевич тоже избегал её. И от осознания этого было почему-то грустно.

Наверняка, он сожалеет, что поцеловал меня. И хорошо, коли так! Глупостям нет больше места в моей голове.

К вечеру Варя и Аня закончили работу ещё над одной картиной. Варя, убрав на место кисти, поделилась своими планами приступить к реставрации изрезанного ножом полотна.

— На нём госпожа Шатуновская. Мне об этом Глаша сказала, — Нюра сложила руки на груди, внимательно рассматривая портрет.

— Послушай, а у Глаши не могло остаться какой-нибудь миниатюры её хозяйки? Мне бы здорово это пригодилось для работы! Тогда бы удалось воссоздать портретное сходство.

— Не знаю, барышня. Глашка сложная вообще-то. Она, когда трезвая, слово лишнее не скажет. А мне тогда много всего наболтала, потому что я её винцом угостила.

— Вот как? А откуда ты винцо раздобыла?

— Заметила, что Гришка деловой весь и до денёг падкий. Вот и дала ему копеечку. Авось, думаю, поможет. Он и помог: притащил втихаря бутылочку нам с Глашей. В доме ведь горячительное-то под запретом строгим. Марфа Прокофьевна, как коршун, следит за порядком. Поэтому из-под полы все дела делаются.

— Значит, вино нужно. Напоим Глашу, чтобы она нам про Шатуновскую рассказала и, если что, отдала её миниатюру?

— Ага. А иначе толку не будет.

— А ты молодец, Анют, что такое выяснила.

— Ой, не могу никак привыкнуть, што вы меня ласково именем моим зовёте, — зарделась Аня, — я для дела нашего старалася. Хотела про змору чего-нибудь разведать. Тока не удалось ничего, к жалости. К сажу… к сужу…

— К сожалению. Это ничего. Поговорим с ней ещё раз. Может быть, и выясним что-нибудь интересное.

— Вот и моя чуйка подсказывает, что она знает чего-то! У меня чуйка на диву верная!

— Только со зморой она тебя у озера подвела, — совсем беззлобно заметила Варя. Но увидев, как Аня опустила голову, тут же добавила: — Нет, я верю тебе, Анют. Мне тоже мой внутренний голос подсказывает, что этот портрет странный, зловещий какой-то. Мне кажется, после того, как восстановлю его, многое прояснится. Истина откроется. Только прежде чем за работу браться, я должна как можно больше понять про Шатуновскую. Ведь я буду писать ее лицо почти с нуля. А глаза и вовсе — зеркало души. Хочется в эту душу заглянуть. Звучит, как глупость. Может быть, это и пустое. Но проверим еще. Давай так: ты найди Глашу и приведи её к нам в комнату, а я за вином схожу.

— Вы же с Гришкой ругались с утра. Боюся, он и за деньги теперича вам ничего не достанет.

— Ха, нужен мне больно этот Гришка! Разберусь без него, не волнуйся. Главное, приведи Глашу к нам.

…Гриша стоял, подбоченясь, и нагло смотрел на Варю в упор, даже не моргая.

— Так знамо у вас разболелося горло и вы лечиться надумали?

— Да, — прохрипела Варя, — не видишь разве, что худо мне совсем. Я простыла от сквозняков, видимо.

Она кашлянула, в кармане приятно звякнули монетки.

— А с утра здоровее всех здоровых выглядели! Оно как резко скрутило-то вас!

— Будто не знаешь, как бывает при болезни внезапной, — повысила Варя голос. И, испугавшись его звонкого звука, тяжело и старательно закашлялась.

— С такими кашлями до утра не дотянете.

— А я тебе про что говорю.

— Горло сорвёте. Оно тогда и вправду заболит.

— Гриша, не морочь голову. Достанешь?

В ладони у Вари блеснула монетка.

— Достану. Только за тюфяк новый ещё прибавьте.

— Ах ты! Из принципа не дам больше.

Варя демонстративно развернулась и зашагала прочь.

Ну и жук! Другой способ найду вино раздобыть.

Спустя несколько шагов её нагнал Гриша и, выхватив монетку из руки, деловито проговорил:

— Куда лекарство доставить прикажете?

— В нашу с Аней комнату!

Гришка отсалютовал и убежал, сверкая пятками.

Варя сердито погрозила ему в спину кулаком. Но, даже не успев разжать пальцы, замерла, услыхав шаги за спиной. Сердце заколотилось в груди, как сумасшедшее, кровь ударила в голову. Она так разволновалась, догадавшись, кто к ней приближается, узнав его поступь, что чуть не грохнулась в обморок. Обернулась и увидела всего лишь местного егеря, который шагал на кухню с дичью в руках. Облегченно вздохнула, поздоровалась. И, приказав себе не сходить больше с ума, спокойно и чинно пошла по коридору в свою комнату.

Служанка в сером платке, с простым круглым лицом сидела на краешке Вариной кровати, положив натруженные руки на колени. Когда Варя переступила порог, Глаша подняла на нее карие глаза. В них читалось плохо скрываемое нетерпение.

Варя кивнула.

— Приятно познакомиться лично, Глаша.

— И мне, Дарья Владимировна. А где обещанное-то?

— Скоро доставят. Не волнуйся.

— Просто так ничего не скажу!

— Разумеется.

Только бы Гришка этот не подвел!