Вино на берёзовом соке оказалось таким вкусным! Мягким и сладким.
Возможно, его настаивали с мёдом? Скорее всего.
Варя пригубила совсем немного. Однако приятное тепло разлилось во всём теле, а к лицу так и приклеилась улыбка. Глаза Глаши и Ани тоже блестели. Время для откровенного разговора пришло.
— Значит, барыня твоя бывшая любила тебя, говоришь?
— А то! Я у нею правой рукою была, — Глаша подняла левую руку и махнула ей в воздухе.
— И делилася даже с тобою разным? — пытаясь говорить внятно, Аня то и дело смешно складывала губы трубочкой.
— Делилася! Расскажу, бабоньки. Тока по секрету. Я знаю, вам для делу, чтобы портрет её…
— Восстановить, — подсказала Варя, подливая в Глашкину жестяную кружку вино из бутылки, перемотанной джутом.
— Ага. Так вота. Барыня с норовом у нас была! Девок дворовых жутко всегда бранила да лупила. Но меня никогда не трогала. А в хорошем настроении доброю даже казалася. Всё время шуточки, прибауточки говаривала какие-нибудь. Я от неё многим присказкам-то выучилась. Сейчас забывать их стала.
— Поговорки любила, значит? — с интересом спросила Варя. — Умная была твоя барыня?
— Умная — не то слово! И хитрая тоже. Но самое дивное, что по рождению свому она была крестьянкою.
Аня многозначительно поглядела на Варю. Про это она уже ей рассказывала.
— Говорила, — Глаша перешла на шëпот, — што её, совсем малую, подбросили ведуньи под порог. А в деревне сплетничать стали, будто младенца из Нави в Явь принесла сила нечиста. Во как!
— А пошто сплетни-то таки распустили?
— Так глаза у нею знаете, какие были? Чёрные, как угольки! У всех эти самые… Ну как их? Зрачки есть, а у нею их почти не видно было!
— Надо же как! — ахнула Варя.
— Ага! Так вота. Вскорости народ в деревне ополчился супротив ведуньи за то, что та у себя дитятко тако пригрело. Это мне барыня сама рассказывала. Ну, мол, говорит, бабка моя помыкалась, помыкалась, да и сбежала со мною в город. Она ту ведунью бабкой своëю звала.
От рассказа Глаши в груди у Вари неприятно похолодело.
Нет, пока рано какие-либо выводы делать! До конца надо дослушать.
— В городе беглым-то им ой как тяжко пришлось поначалу. Но по итогу устроились они неплохо. Барыня моя подросла и танцовщицей стала. Работала она при театре. Во как! Выступала! Красавицей выросла такой, что женихи в очередь к ней выстраивались. Это она мне так хвасталося, — Глаша засмеялась и икнула.
Аня открыла было рот, как будто вспомнила что-то. Две пары глаз на неё уставились. Аня покачала головой.
— Нет, ничего! Што дальше-то?
— Так вота. Нашла она себе ухажёра знатного. Богатого. Он её охмурил или она его. Это точно не скажу. Но в обчем, замуж-таки за него вышла и уехала с ним куда-то в медвежью глушь. Но не к нам! В другую глушь, — Глаша опять хихикнула.
Варе было тревожно и в то же время нестерпимо любопытно. Однажды им с сестрой подарили необычную настольную игру. Кажется, она называлась «пузеля». Нужно было собрать картинку из нескольких десятков деталей разных размеров и форм. Как же это было интригующе. И сейчас Варя чувствовала похожее волнение. Словно «пузеля» почти разгадана. Не хватает всего пару деталей до завершения картины.
— И родился от того союза у нею сыночек. Но это её не удержало-то. Сбежала от семьи обратно в город. Рассказывала, что молода была да глупа. Хотелося свободы ей, веселья. Ну вота и вернулося в театр обратно. А потомо жалела будто, что сыну бросила. Хотя кто же знает, жалела али нет. Говорит, жалела.
— А к вам-то она как попала? — не выдержала Аня.
— А так же и попала. Охмурила Шатуновского. Он её к намо и привёз. Но тогда Берёзовая Роща другая совсем была. К нам тогда часто богема разная приезжала. Художники там всякие, музыканты. Она, наверное, думала, что в обществе высоком крутиться будет. Где уж там! Я вона Нюрке говорила про это уже.
— Не Нюрке, а Ане, — поправила Варя, с удивлением обнаружив, что имя Нюрка ей теперь уши режет. — А расскажи ещё раз, прошу тебя. Почему не получилось? Не приняли её в обществе?
— Ох, не приняли. Она уж старалося. И наряжалося, и манером училося. Из кожи вон лезла. Но не знаю даже, почему не получалось-то у неё. К винцу пристрастилась, мне наливала иногда. Компанию составить ей просила. По пьяни болтала всякое. Ой, и я така же стала! — Глаша шлепнула себя по коленке и засмеялась.
Совсем её развезло! Только бы дорассказать успела историю всю.
— Ты мне ещё говорила, что после приёма у Степановых на неё твой барин осерчал, помнишь? — чуть заплетающимся языком проговорила Аня. А Варя удивлённо вскинула брови.
— Поехали мы, знать, с барыней и барином в усадьбу к соседям нашим. В Отраду, кажется. А тамо конфуз с ней приключился! Ух, она-то ревела после этого конфузу. Барин в сердцах ей приказал в Рощу обратно собираться. Она его послушалась. Но по дороге домой бранилися они жутко. Она свою злость на слугах обычно вымещала-то. Но от барина скрывала эту страсть свою. А тогда, видимо, сорвалась. И вышло, что барин свидетелем стал, как барыня Дуняшу по щекам отхлестала за то, что та не поклонилась ей должным образом. Как щас помню, кричала: «Думаешь, ежели красавица, так всё можно тебе?! Думаешь, в красоте счастье твоё?! А я уродку сейчас из тебя сделаю! Будешь знать, как нос задирать!»
Варя так и ахнула:
— Что дальше было?!
— Ой, меня понесло-то как. Ой, уже лишнего-то, небось, наболтала.
— Хочешь, каждый вечер для тебя вино буду приносить. Умоляю! Что дальше было?
Прежде чем продолжить, Глаша долго и странно смотрела на Варю.
— Барин тогда при всех ей тоже пощёчину влепил. А у него на пальцах перстни были. И камнем острым он нечаянно ей щеку разрезал. Может, како кольцо на пальце у него перекрутилось, или как так вышло, уж не знаю. Тока она как завопит на него: «Ты меня погубил! Погубил! Ненавижу тебя! Я свободы хочу! Я уеду от тебя!» Из щеки кровь побежала! Вся в крови она тогда перемазалась. А барин будто тоже с ума сошёл! Схватил её за руку и наверх потащил, тамо в покоях запер на ключ. Нам, слугам, велел к ней не ходить. Сказал, что выпустит барыню, когда она одумается. День прошёл, два. Седмица пролетела, ещё одна. Он её очень долго в заточении-то держал. Сам еду ей носил, ночную вазу убирал. Дворовым дал строгий наказ и близко к покоям этим не подходить. Но никто и не собирался барыне помогать. Её же не любили совсем. В общем, я не выдержала! А получилось вота как. Барин наш тоже дюже странным сделался и затворником жить стал. Как-то раз он заболел. Простудился сильно. И пока лежал в беспамятстве, я стащила у него ключи и ночью к ней пробралась. Ой, какая худющая она сделалась за время заточения-то свого! Ой-ë. Я думала, барыня меня не узнает, такой взгляд безумный у неё был. Но она мне страшно обрадовалася! Стала просить помочь бежать. Отказать-то я не смогла. На следующую ночь притащила всё, что она велела. Одежду крестьянскую, узелок со всем необходимым, ножик охотничий ей даже нашла!
— Это она ножиком свой портрет разрезала?
— Ага. Портрет в парадной тогда висел. Она через чёрный вход-то бежать хотела. Но вдруг раз и свернула в другой коридор и к портрету этому. Сперва смотрела на него долго, голову вот так наклонила, — Глаша показала как, — а потома выхватила нож, да как полоснет им по картине. «Ничего тебе не останется! Ничего! — говорит. — Вот такая я теперь уродина! Такую теперь люби!» Шрам-то на щеке остался у ней, через всю щеку протянулся.
— А дальше что? — Варе уже даже не сиделось. Она встала и прошлась по комнате.
— Потома ушла барыня в лес. Барин, когда спохватился и понял, что сбежала, искать её приказал. Мужики весь лес облазили. Исчезла! Барин печалился по ней страшно. На несколько лет её побег пережил и помер… А уж что там с нею приключилося, я не ведаю.
— А приключилось то, что девки начали пропадать у вас из деревень! — со злостью крикнула Варя.
Глаша поднялась.
— Знаю, о чем ты думаешь! Будто я об этом не думала никогда? Тока я в это не верю. А что если змора и её тоже сгубила в лесу? А может, и вообще всё это сплетни. По глупости народ гибнет и без змор всяких!
— Посмотри на меня! — Варя схватила Глашу за плечи и заглянула ей в глаза. Аня испуганно подбежала к ним. — Посмотри! Моё лицо тебе странным не кажется?
— Хочешь сказать, эти пятна — дело рук барыни моей, што ли?
Варя разжала пальцы.
— Не знаю. Но я после встречи со зморой такая стала. Она порчу на меня навела. Это никакая не выдумка! Поверь мне! И змора говорила, что она из Взгорьевки. Родом из Взгорьевки! Та ведунья, к которой подбросили младенца, она в ваших краях жила?
— Почем мне знать? — голос Глаши стал грубым. — Я жалеть начинаю, что болтала тута! Думала, для дела вам надо, для портрету!
— Хорошо. Спасибо, что рассказала, Глашенька! Ты мне очень помогла. Я теперь знаю, что не зря сюда приехала, — Варя попыталась совладать с волнением, перевела дыхание. — Скажи, а миниатюра или ещё какой портрет твоей барыни есть в доме?
— Теперича больше говорить ничего не буду!
Варя метнулась к кровати и вытащила из-под матраса худой кошелёк.
— Я тебе всё отдам, что есть. Только помоги.
Лев Васильевич наверняка скоро заплатит ей за работу, поэтому экономить сейчас просто глупо.
— Я попробую поискати.
Глаша развернулась к двери и нетвердой рукой попыталась схватиться за ручку.
— Дойдешь одна до девичьей? Проводить тебя?
— Маленькая я, што ли?
Когда половицы перестали скрипеть и Глашины шаги в коридоре стихли, Варя так и уставилась на Аню.
— Что скажешь? Что думаешь?
— Барыня эта змора и есть! Вот што думаю!
— И я так считаю. Послушай, ты же видела её истинное лицо! На щеке был шрам?
— Я же говорила: нельзя было лицо-то её разглядеть. «Нету тени без света».
— Поговорки! С тобой она тоже поговорками разговаривала?
— Да! Не помню точно, какими. Только про свет и тень запомнила.
— Она это! Она!
— И мне чуйка подсказывает, что она.
— Нужно непременно восстановить портрет её.
Аня заерзала на месте. Ей хотелось что-то сказать, но она никак не решалась начать.
— Что, Анют?
— Подумалось… А как Шатуновская-то зморой стала?
— Кто же знает. Вдруг её и вправду сила нечистая из Нави приволокла. Судя по тому, что Глаша рассказала, чертовщина какая-то в ней всегда сидела!
— Но, а как нам её поймать? Как отыскать, чтобы порчу-то с вас снять?
— Не знаю, — тихо ответила Варя, — но чем больше про неё узнаем, тем быстрее поймем, что делать нужно! Мы на верном пути.
Варя так увлеклась работой над портретом Шатуновской, что даже потеряла ход времени. На её счастье миниатюра барыни в доме нашлась! Вскоре после рокового разговора Глаша притащила табакерку с маленьким овальным портретом в центре шкатулки.
— Это она барину подарила, когда он только в Рощу её привёз. Тогда они как голубки ворковали-то, — объяснила Глаша, протягивая табакерку одной рукой, а другой принимая мешочек с монетами.
К сожалению, миниатюра оказалась не самого хорошего качества. И Варя условилась с Глашей, что сделает несколько портретов её барыни в карандаше. Покажет лучший Глаше. И если увидит она в нем свою барыню, можно будет браться по нему картину восстанавливать. Сама Варя совсем не помнила, как выглядела Шатуновская, несмотря на то, что тоже видела ее однажды в детстве. Да и Аня хорошо запомнила только темные очи, полные лютой злобы.
Варя делала один эскиз за другим, но все были недостаточно хороши! И никак не получалось понять, в чем же ошибается она при работе. Однако каждый новый набросок выходил лучше предыдущего, и это радовало. Идея написать реальную Шатуновскую словно поглотила ее. Ни о чем другом больше думать она не могла.
Аня таскала ей еду с кухни, так как Варя теперь обедала в мастерской!
— Вы так заболеете!
— Не заболею! Я объяснить не знаю как, но чувствую, что должна восстановить этот чёртов портрет!
— Вам этно ваша чуйка подсказывает?
— Можно и так сказать.
К полудню третьего дня безудержной работы Варя, наконец, закончила набросок, которым осталась довольна.
— Анют, найди Глашу. Приведи её к нам. Хочу показать, как вышло.
— Я мигом, барышня!
Оставшись одна, Варя ещё раз внимательно и придирчиво рассмотрела рисунок. Чёрные глаза получились дивными: яркими, выразительными и притягательными.
Не слишком ли я сделала их кукольными? Взгляд кажется неестественным. Нет, наверняка такой он у неё и был.
— Притягивал к себе своей чертовщиной!
— Что? Кто притягивал?
Варя резко обернулась. У порога стоял Лев Васильевич. Он даже не постучал! Видимо, Аня, умчавшись за Глашей, забыла закрыть за собою дверь. Варя быстро спрятала рисунок за спину.
Думай, глупая башка! Быстро думай, что сказать!
— Вы здесь уже чертей рисуете? — Граф улыбнулся. В его серых глазах появились весёлые искорки.
И Варя внезапно поняла, что соскучилась по нему. Может быть, её разум и пытался противиться чарам Льва Васильевича, но сердце точно нельзя было обмануть. Оно ускорило бег, как только Варя встретилась с ним взглядом.
— Я иногда болтаю вслух глупости. Не обращайте внимания, — она покраснела. — А что вас привело в мастерскую?
— Интересно узнать, как идёт работа?
— Всё хорошо.
— Что же вы прячете за спиной, Дарья Владимировна?
— Ничего особенного.
— Могу я взглянуть? Это тот черт, которого вы упомянули?
— Нет, разумеется.
Лев Васильевич подошёл к ней ближе и протянул ладонь.
— Ну же, я жду.
Что делать? Признаться? Показать рисунок? Может быть, согласовать работу над портретом? Нет! Во-первых, он велел не трогать его, а я ослушалась. А во-вторых, эти колдовские глаза точно покажутся ему странными.
Лев подошёл к Варе ближе. Подумав, что он собирается выхватить у неё рисунок, Варя увернулась, отскочила в сторону. Тогда он предпринял ещё одну попытку приблизиться к ней. Она вновь отступила на шаг.
— Играть со мной вздумали? — усмехнулся граф.
— Этот набросок ещё не закончен! Не могу его показать.
— Что ж, жаль. Но воля ваша, — сдался граф. — Я принёс жалованье.
Он положил деньги на стол. Варя едва приметно облегченно выдохнула и искренне поблагодарила графа за щедрость, но рук из-за спины так и не вынула. И тут лицо Льва Васильевича неожиданно озарила догадка.
— На этом рисунке я?
— Что?
— На этом рисунке я?
— Нет, конечно! — с поспешностью ответила Варя.
Скулы Льва Васильевича слегка покраснели. При виде его смущения у Вари чуть сердце из груди не выпрыгнуло.
Неужели, думает, что я влюблена в него по уши?
— Работа ещё не закончена. Прошу, сменим тему.
— Хорошо, — граф сделал паузу. — Хотел ещё раз уточнить: вы же останетесь с нами на Рождество?
— Да.
— Я ожидаю гостей со дня на день и думаю вас представить им.
— Вот как, — ответила Варя рассеянно.
— Не забывайте про прогулки, — граф кашлянул, провёл рукой по волосам.
Он определенно волновался в её присутствии. Но означать это могло только одно.
Я ему нра… Нет! Невозможно.
— Разумеется, Лев Васильевич, — ответила Варя, стараясь сохранить твёрдость в голосе. И неожиданно для себя выпалила: — А вы составите мне компанию?
Граф с любопытством уставился на неё. Губы его изогнулись в лёгкой усмешке.
— А вы бы хотели этого?
— Чего именно?
Лев Васильевич опять шагнул к ней.
— Этого, — тихо и чувственно повторил он.
И славу Богу, Варе не пришлось отвечать! В коридоре послышались шаги. Лев Васильевич вздрогнул, быстро отступил, поклонился и вышел из комнаты. На пороге появились Аня с Глашкой. Последняя, кажется, была немного навеселе.
— Што с вами? — испугалась Аня, взглянув на барышню.
— Ничего, Аня. Как хорошо, что вы пришли!
— Долго вы рисовали-то портрет её, — вставила Глаша.
— Да. Никак не получалось передать… Неважно. Хочу показать тебе работу.
И Варя протянула Глаше рисунок.
— Похожа! Ух, как похожа!
— Волшебство просто, как барыш… Дарья Владимировна-то рисует.
— Что ж, могу теперь приступать к работе над ним, — Варя посмотрела на израненный холст, на который опять накинули ткань. Ей представилась под ней госпожа Шатуновская, весёлая и счастливая. Она приехала сюда полная надежд на безоблачное будущее. Этот портрет был написан сразу после свадьбы. Красивое платье, украшения, дорогой веер в руке — всё свидетельствовало о начале роскошной жизни. Но серьёзные ожидания от нового замужества разбились о суровую действительность, и разочарование очернило душу. Хотя чертовщина в ней имелась всегда, судя по Глашиным рассказам. Из Нави в Явь нечистая её притащила. Зачем? Может быть, был дан шанс светлой стать? А она им не сумела воспользоваться. Варя вздохнула. Подошла к распахнутой двери и окликнула Глашку, которая уже шла по узкому коридору восвояси.
— А как звали твою барыню? Скажи мне имя её.
— Имя? Есения. Есения Николаевна.