Варяг III

Глава 13

Как бы сильно мне ни хотелось остаться в лесу с Торгильсом, но моё место было в городе. Новый статус обязывал. Да и проклятая нога до конца не зажила… При всём желании, если бы пришлось быстро бежать из чащи, я бы не смог. А лошадь переломала бы все ноги среди этих толстых корней…

Сейчас я сидел в своей горнице и задумчиво тёр переносицу…

Воздух можно было мять руками: в ноздри то и дело закрадывался аромат похрустывающей в очаге древесины; пахло старыми теплыми шкурами и древним уютом. На грубом дубовом столе лежала карта окрестностей, выжженная на телячьей шкуре. Линии фьордов, холмов и лесов дико отплясывали в свете масляных светильников.

Астрид расположилась чуть поодаль, у окна. Она штопала мой плащ, который я умудрился порвать в лесу. Я невольно потерял нить реальности, засмотревшись на нее… Эти сапфировые глаза, подобные звездам, эти губы, эти волосы, что светились, как яркое пламя на маковом поле… Всё в ней ласкало мой взор.

Я с трудом вернул себе самообладание и перевел взгляд на друзей.

Торгрим и Эйвинд, облокотившись о стол, потягивали тёмный эль из глиняных кубков. Их массивные фигуры, привыкшие к действию, казались сейчас слишком большими для этой комнаты. Асгейр молча стоял у напольного очага и грел ладони. Огонь играл на его рыжей бороде и превращал её в искрящийся водопад…

— Итак, друзья… — начал я. — Торгнир на подходе. Поэтому я и собрал вас здесь. Пора ещё раз пробежаться по нашему плану обороны. Эйвинд, у тебя всё готово на воде?

Эйвинд оторвался от созерцания карты, его серые глаза сузились.

— Цепь кое-как подлатали и натянули, — выдохнул он, проводя пальцем по линии входа в бухту на карте. — Новых тросов не хватило, скрепили старым канатом. Удар большой флотилии не выдержит — порвётся. Но один-два драккара задержит. А нам и этого хватит. Спасибо Торгриму! Без его жилистых рук и бранного слова ничего бы не вышло.

Он поднял кубок в сторону кузнеца.

— Да ладно тебе, Эйвинд! — пробурчал Торгрим. — Канат — он и есть канат. Ничего сложного… Но ты прав. Я бы не стал на него сильно полагаться.

— Обнадёживающе, — не удержался я.

— Правдиво, — парировал кузнец, строго вглянув на меня. — Лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Так говорил мой дед. А ещё он говорил, что врать — грех перед металлом.

— Принял к сведению, — кивнул я. — А что с морским дозором?

— Отправили, — Эйвинд махнул рукой. — Три быстроходных малых драккара рыскают вдоль побережья. На обоих мысах — наблюдатели с дымовыми горшками. Даже чайка не проскочит незамеченной. Если Торгнир вздумает подкрасться с моря, мы узнаем первыми.

Я испытал небольшое облегчение.

— Отлично. Значит, за это направление я могу не переживать. Спасибо.

— У нас на стенах тоже всё под контролем, — не отворачиваясь от огня, в разговор вступил Асгейр. Его низкий, размеренный голос наполнял комнату плотным одеялом. — На каждой вышке, на каждой крепкой крыше дежурят лучники. В основном, молодёжь. Глаза зоркие, руки не трясутся. Все знают свои участки, все позиции отрепетировали. Рогатки Торгрима проверили и пристреляли. Теперь любая вражья морда, что высунется из-за деревьев, получит град камней в лоб.

— И много у нас этих камней? — уточнил я.

— Хватит, чтобы завалить тропу до самого Гранборга, — усмехнулся Асгейр. — Народ не ленился, таскали с берега. Детишки особенно постарались — устроили соревнование. Кто больше принесёт.

Я невольно улыбнулся. Дети… Они всё воспринимали как игру. Даже подготовку к резне.

— Хорошо. Это радует. А как настроение у наших воинов? Всё ли нормально?

Рыжий великан наконец обернулся. Его доброе, раскрасневшееся от жара лицо мгновенно стало серьезным.

— Какое у викинга может быть настроение перед битвой, Рюрик? Я тебе скажу… Злое и яростное — вот какое! Все до единого рвутся в дело. Молодняку не терпится показать удаль, старикам — доказать, что они ещё годятся для чертогов Вальхаллы. Все сидят, точат клинки да поглядывают на ворота. Словно голодные волки на привязи.

— То есть дисциплина на высоте? — переспросил я.

— Пока на высоте. Но долго держать их в таком состоянии — всё равно, что пытаться удержать шторм в берестяном туеске. Рано или поздно рванёт.

— Постараемся, чтобы рвануло в нужную сторону и в нужное время, — сказал я, больше для себя. — Что с пленными, Торгрим? Как ведут себя наши «гости»?

Кузнец тяжко вздохнул и сделал большой глоток из кружки.

— Пока что покладисты… Едят, что дают. Работу делают — лес пилят, камни таскают. Но глаза у них… Ясно, что ждут, когда им вручат оружие и укажут на врага. Я бы, — он ткнул толстым пальцем в стол, — никогда бы не стал оказывать им такую честь, но конунг ты… Тебе виднее…

Звучало как упрёк. Но, тем не менее, это была обычная констатация факта. Торгрим был мастером. Его мир ограничивался железом, огнём и точным ударом молота. Мир людей, их договоров и предательств, всегда казался ему сложным и неприятным.

— У них пока нет оружия, — напомнил я. — И не будет, пока они не окажутся за стенами.

— А что с оружием вообще? — вмешался Эйвинд. — Всем хватает? После победы над Харальдом трофеев было — глаза разбегались.

Торгрим скривился, будто от зубной боли.

— Трофеев-то — да. Но они все в частных руках. Каждый викинг — сам себе хозяин. Добыл в бою добрый топор, щит с бронзовым умбоном — это его кровь, его право. Многие ветераны наотрез отказываются делиться. Говорят: «Пусть молодежь сама заработает, как мы когда-то». И они… они в своём праве.

— Так уж и в своём? — огрызнулся Эйвинд. — Если город падёт, никакое право им не поможет.

— Закон есть закон, — непреклонно сказал Торгрим. — Хёвдинг может просить, но приказать отдать личную добычу — нет. Хорошее железо дорого стоит. Оно — жизнь. Многие скорее под нож лягут, чем расстанутся с клинком, который десять лет служит верой и правдой.

В комнате повисло тяжёлое молчание. Я понимал Торгрима. Это был тот самый конфликт — между моим стремлением к централизации и вольным духом народа, среди которого я жил.

— Но радует одно, — нарушил тишину Асгейр. — Многие мужчины вооружили за свой счёт сыновей. А кое-кто — и дочерей. Видел сам — девчонка лет пятнадцати, дочь Хердиса, так лихо орудует легким копьём, что иному воину фору даст. Так что вооружённых людей у нас прибавилось. Хоть и не так много, как хотелось бы.

— Хватит и того, что есть, — с уверенностью произнёс я. — Мы будем обороняться, а не штурмовать. И наша сила — в стенах, в хитрости, в единстве. А не в количестве клинков.

— Что с пленными-то делать, Рюрик? — не отступал Торгрим. — Я же говорю — ропот начинает ходить. Шепчутся. Глазами зыркают. Надо бы их поскорее за ворота выставить…

Я откинулся на спинку кресла. Боль в ноге заныла с новой силой.

— На верную смерть их посылать никто не будет, Торгрим. Но и задач лёгких я им не поставлю. Есть у меня одна идея… Оружие они получат. Но не здесь. Не в стенах. И только тогда, когда путь к предательству будет для них длиннее и опаснее, чем путь к славе.

Торгрим пристально посмотрел на меня: его тёмные, умные глаза попытались прочесть решение раньше, чем я его озвучу.

— Ладно… — наконец буркнул он, отводя взгляд. — Утешил. Как скажешь. Твоя голова болеть будет.

— Она уже болит, — честно признался я, в очередной раз потирая переносицу.

— Ну, раз уж мы всё обсудили и нагнали на себя тоску, — вдруг весело, как на пиру, провозгласил Эйвинд, — предлагаю выпить! Ничто так не воодушевляет перед битвой, как добрый, выдержанный мёд! Словно сам Тор заряжает тебя своей мощью!

Он потянулся к кожаному бурдюку, висевшему на спинке его стула.

— Только сильно не налегайте, — раздался тихий голос Астрид. Она не поднимала глаз от плаща, но каждое её слово было подобно иголке, которой она работала. — В битве нужна трезвая голова, ясный глаз и твёрдая рука. А не пьяная отвага, которая кончается в первой же канаве.

Эйвинд замер с бурдюком в руке и изобразил на лице преувеличенную скорбь.

— Астрид, свет очей моих! Да разве я когда-нибудь…

— Да всегда, — невозмутимо парировала она, наконец отложив работу. Её голубые глаза устремились на моего друга. — Все тут знают, что на пиру после своего первого боя, ты, захмелев, вызвал на бой чужого коня, доказывая всем, что тот «косо на тебя посмотрел».

Асгейр фыркнул, Торгрим сдержанно крякнул. Я почувствовал, как по углам губ ползёт неподобающая улыбка.

Эйвинд покраснел, но не сдался.

— Ну, это совсем другое дело! Конь и вправду был норовистый… А в битве главное — твёрдое плечо друга рядом! А добрый мёд нередко даёт и то, и другое! Располагает к братству!

— Эйвинд, — голос Астрид понизился до опасного шёпота. Она встала и замерла, как львица перед кроликом. — Ты хочешь со мной поспорить о том, что нужно моему мужу и конунгу этого города накануне битвы?

Эйвинд прочитал в её взгляде что-то непререкаемое и с преувеличенной почтительностью поднял руки в примирительном жесте.

— И в мыслях не было, госпожа! Это просто… старые привычки.

— Вот и славно, — лицо Астрид смягчилось и озарилось солнечной улыбкой.

Она подошла к тяжёлой дубовой бочке в углу — нашему домашнему запасу. Ловко откупорила затычку и наполнила большой деревянный кубок, размером с небольшое ведёрко. Янтарный мёд заискрился летней золотистой смолой. Моя супруга поставила кубок на стол с таким видом, будто водружала трофей.

— Этого. Будет. Достаточно. Для всех нас.

Я не удержался и улыбнулся. Подошёл к ней, обнял за плечи, чувствуя под тонкой шерстяной тканью её тепло. Бросил в сторону Эйвинда извиняющийся взгляд. Мол, что поделаешь, друг. Женат.

Эйвинд лишь махнул рукой, дескать, понимаю, сам виноват, и с церемонным видом разлил драгоценный мёд по нашим кубкам.

Он поднял свой, посмотрел по очереди на каждого. Его лицо стало серьёзным — шутника как не бывало.

— За победу, — сказал он просто, но в его голосе прозвучала вся громада предстоящего. — За Буянборг. Скол!

— Скол! — громко, в один голос, ответили мы.

Мёд обжёг горло, разлился теплом по животу. Рядом стояли дорогие мне люди… Этот факт не отгонял тревогу прочь, но служил твёрдой точкой опоры в нарастающем хаосе.

Сразу после малого совета мы двинулись в город — каждый на свой участок… Осенняя свежесть дергала меня за ресницы, ветер танцевал с дождем и редкими порывами прошибал плащ, надувая его как парус драккара.

Когда мы спустились вниз, Торгрим лишь кивнул нам на прощание и грузной походкой кузнеца направился к западной стене, где ютились его «рогатки». Теперь он был не просто мастером, а главным артиллеристом Буянборга — титул, который я к нему прицепил, изрядно забавлял его.

Эйвинд хлопнул меня по плечу и указал рукой в сторону моря.

— Я пойду на причал. Проверю, не уснули ли дозорные на мысах. И посмотрю, как там наша цепь — не порвалась ли от тоски.

С ним ушла добрая половина наших проверенных хускарлов — мрачные, молчаливые парни, чьи лица уже давно стали для меня родными.

Асгейр потянулся и обнажил в улыбке свои крепкие зубы.

— А я пойду построю всю эту неукротимую рать. Пусть постоят в строю, почувствуют плечо соседа. И оружие проверю — авось, у кого затупилось за время ожидания. Так, на всякий случай.

Он ушёл в сторону главной площади, откуда уже доносился нестройный гул, бряцанье железа и редкие, сдержанные команды.

Астрид сперва шла со мной, её пальцы сплелись с моими. Мы молча прошли через узкий переулок, вымощенный грубым булыжником. По пути нам, в основном, попадались женщины, старики да подростки. Все они шли с охапками стрел. Каждый вносил свою лепту в будущую битву.

У выхода на главную улицу Астрид остановилась и повернулась ко мне. В её глазах плескалось море — такое же непостоянное… Шторм кружил со штилем…

— Мне нужно к женщинам, — тихо сказала она. — Мы приготовим место для раненых. Нарежем чистые тряпицы, воду вскипятим да травы разберем… — Она замолчала, её взгляд скользнул по моему лицу в надежде запечатлеть каждую черту. — Никто не сомневается, что они будут.

Последнюю фразу она произнесла без тени сомнения. Да это и так было понятно… Будут раненые. Будут мёртвые. Таков закон этой жизни.

— Знаю, — просто сказал я. Мне нечего было добавить. Все слова казались плоскими и ненужными.

Она порывисто встала на цыпочки и поцеловала меня в губы. Теплый мед и летняя трава — вот, какой он был на вкус — этот поцелуй…

— Возвращайся, — выдохнула она мне в губы. И, не дожидаясь ответа, развернулась и зашагала прочь. Её рыжие волосы танцевали на гребне ветра, как живое пламя.

Я улыбался, как идиот, и смотрел ей вслед до тех пор, пока она не скрылась за углом.

Обернувшись, я поймал взгляд своих хускарлов. Они стояли в тени, на почтительной дистанции, но их позы были напряжены, как у псов, готовых ринуться по первому звуку.

— Теперь идем к башне? — спросил один из них сиплым голосом.

— Да. Нужно осмотреться. — подтвердил я и зашагал к западной стене.

Город вокруг кипел. С площади доносились грубые крики Асгейра. То тут, то там отчетливо слышался лязг железа. Люди спорили на повышенных тонах, нередко переходя на личности… В особенности — у торговых рядов. Кузнечные мехи шипели за закрытыми ставнями. Где-то смеялись и плакали дети. Где-то женщина ругалась, ставя котелок на треногу. Обычная жизнь упрямо цеплялась за каждый миг перед бурей.

Деревянная вышка — башней ее назвать язык не поворачивался — стояла на краю поселения, впритык к частоколу. С неё открывался вид на западную дорогу и на север — туда, где за полосой вырубки начинался густой, тёмный перелесок.

По грубой лестнице я взобрался наверх. Хускарлы последовали за мной. На тесной площадке дежурил молодой лучник. Увидев меня, он выпрямился, сжимая в руке самодельный лук из ясеня.

— Конунг.

— Вольно, — я махнул рукой и подошёл к самому краю.

Вид открывался одновременно захватывающий и тревожный. Впереди осенним золотом горел лес. Справа ртутью серебрилась бухта. Слева на меня смотрел тот самый перелесок. Идеальное место для засады.

Торгнир, по данным разведки, должен был подойти с запада, по старой дороге. Значит, перелесок будет находиться у него на правом фланге… Кхм…

Я обернулся к своим телохранителям.

— Приведите сюда пленных и Асгейра с его дружиной. И пусть всё трофейное оружие захватит. И простой еды — на сотню человек.

Парни, не задавая лишних вопросов, просто кивнули и отправились выполнять задание.

Я остался наверху. Ветер крепчал и гудел в брёвнах вышки. Я поплотнее укутался в плащ и стал ждать, поглядывая в сторону леса.

Прошло, наверное, полчаса. Солнце стало клониться к закату, закрашивая горизонт багровой полосой. Внизу, у подножия вышки, послышались голоса, бряцанье оружия и тяжёлые шаги.

Пленные воины Харальда собрались в нестройную молчаливую толпу. Это были настоящие хищники, засидевшиеся в клетке. Перед ними, посасывая ломтик сушенной трески, стоял Асгейр. За его спиной собралась армия в миниатюре — те, кто не попал в основные отряды: ополченцы, ремесленники и рыбаки, способные держать оружие. Они смотрели на пленных с открытой неприязнью и недоверием.

Я спустился вниз. Боль в ноге при каждом шаге отзывалась резким уколом, но я старался не показывать вида.

— Спасибо, что явились так быстро! — мой голос порвал шум ветра в клочья. — Все знают, что находится в той стороне? — Я указал посохом на север.

Головы повернулись. Кто-то хмуро крякнул.

— Там, в чащобе, есть старая тропа. Она выходит врагу во фланг. И я хочу, чтобы все наши пленники отправились туда и затаились, как мышки.

Я сделал паузу, отмечая реакцию собравшихся.

— Когда на этой башне, — я стукнул посохом по бревну, — поднимется белый флаг, вы ударите сбоку. Всей своей мощью. По самому уязвимому месту. Посеете панику, расколите их строй, и тогда основные силы Буянборга довершат дело. Ясно?

Среди пленных пронёсся сдержанный ропот. Их лидер, тот самый здоровенный детина с перебитым носом и синей татуировкой молота на щеке, выступил вперёд на полшага.

— План ясен, конунг, — сказал он. — Но что с оружием? Идти в засаду с голыми руками — верная смерть. И не очень-то достойная…

Я посмотрел на него, потом медленно перевёл взгляд на рыжебородого великана.

— Асгейр, выведи этих людей за ворота.

Мой друг, наконец-то, расправился с ломтиком сушенной рыбки и мрачно буркнул что-то своей дружине. Те принялись подталкивать пленных, направляя их к западным воротам. Пленные шли нехотя, оглядываясь, обмениваясь быстрыми, непонятными взглядами.

Я поднялся обратно на вышку. Мне нужно было видеть это. Сердце колотилось где-то в горле.

Ворота со скрипом отворились. Цепочка людей вытянулась, вышла на простор перед частоколом. Они остановились, оглядываясь. Прямо перед ними расстилалась дорога на запад — путь к Торгниру. Сзади маячили закрывающиеся ворота Буянборга. Свобода выбора. Мгновенная, как удар молнии.

Я обернулся к молодому лучнику, который смотрел на меня, затаив дыхание.

— Что стоишь, как вкопанный? Свисти всех наверх. Пусть бросают им оружие и еду, — тихо сказал я. — Всё, что мы приготовили.

Парень подчинился, и через считанные секунды викинги стали взбираться на соседние вышки с тяжеленными мешками на плечах.

Они, матерясь, начали сбрасывать вниз топоры, щиты, луки и колчаны со стрелами. Мешки с едой, железо и дерево с глухим стуком падали к ногам пленных.

Там, внизу, на несколько секунд воцарилась тишина. Потом произошел взрыв движения. Они бросились к оружию, хватая первое, что попалось под руку. Звон стали, скрип кожи, короткие, отрывистые возгласы. Они вооружались. Быстро, сноровисто, как старые мастера, что не забыли своего ремесла. Через несколько минут они уже стояли с топорами в руках при полном параде. В итоге получился грозный и опасный отряд.

«Все равны как на подбор! С ними дядька Черномор», — невольно пронеслось у меня в голове.

Но в этот момент мне стало не до шуток. Один из них поднял лук, а затем, не торопясь, наложил стрелу. Тетива скрипнула, и он прицелился. Прямо в меня.

Время замедлилось. Я отчетливо видел его лицо — молодое, искажённое ненавистью, обидой и жаждой мести за все эти дни неволи. Видел наконечник стрелы и чёрную точку, направленную прямо в мою грудь. Ветер стих. Шум города исчез. Остались только мы и тонкая тетива между нами, натянутая до предела.

Юноша, который стоял рядом со мной, рывком поднял свой щит, готовясь заслонить меня от стрелы. Я поднял руку, остановив его, и не отвёл взгляда. Я смотрел в глаза тому пленнику, шестым чувством ощущая, что выстрела не последует. Не посмеет… Он просто проверяет меня.

«Мол, а что ты сделаешь, конунг? Испугаешься? Прикажешь стрелять? Или просто умрёшь?»

Спустя несколько бесконечных секунд стрелок ухмыльнулся. Кривая, злая усмешка тронула его губы. И он… опустил лук. Стрела так и не сорвалась с тетивы. Он просто стоял и смотрел, а ухмылка медленно сползала с его лица.

Что это было? Не понятно…

Но я выдохнул. Воздух снова пошёл в лёгкие. Я наклонился над перилами, чтобы меня было лучше видно и слышно.

— Идите и занимайте позицию в лесу! — крикнул я, и голос мой не дрогнул. — Оружие вы получили! А значит, с этой секунды вы — свободные люди! И как распорядиться этой свободой — решать только вам! Можете уйти на запад, к Торгниру. Можете попытаться прорваться обратно в город. Но не советую… Лучше сделайте то, о чем я вас прошу. Выбор — за вами!

Я сделал небольшую паузу, переводя дыхание.

— Все, кто выживет в этой битве на нашей стороне, станут нашими побратимами! Получат землю, долю в добыче и место у нашего очага! Все павшие — получат достойные похороны и проводы в Вальхаллу от наших жрецов! Я даю слово! А своё слово я держу!

Внизу всё застыло, как в эпоксидной смоле… Какое-то время они переглядывались. Их лидер смотрел то на своих людей, то на лес, то снова на меня. По его лицу ничего нельзя было угадать… Затем он резко кивнул, поднял свой топор над головой и, не сказав ни слова, развернулся и зашагал прочь от ворот прямо на север, к перелеску.

За ним, один за другим, потянулись остальные. Длинная, угрюмая цепочка вооружённых людей, растворяющаяся в вечерних сумерках и в зеленой и темно-желтой мгле лесной опушки, казалась мне маршем призраков.

Я стоял и смотрел, пока последний из них не скрылся среди деревьев. Только тогда позволил себе облокотиться на перила. Руки дрожали. Внутри всё было холодно и пусто. Я только что выпустил на волю множество кровожадных берсерков и поставил на то, что их жажда свободы и обещанная награда окажутся сильнее ненависти и желания мести.

Сейчас это была самая большая ставка в моей жизни. И, возможно, самая глупая.