Варяг III

Глава 6

Воздух можно было нарезать на ломтики — таким плотным он казался. Тяжелые запахи царапали ноздри. Воняло потом, грязной шерстью и прогорклым дымом. Теплый смрад общего дыхания на фоне прохладной осени был резким и отталкивающим…

Я стоял на небольшом возвышении у трона, и меня шатало… Сотни лиц вокруг плыли и растягивались в причудливые формы. Гребанный калейдоскоп толпы…

Привычная боль тонкой паутинкой обволакивала всё тело. Усталость делала подсечки, желая уложить меня в постель. Хотелось закрыть глаза и забыться.

«Стоять! — приказывал я сам себе. — Я должен стоять! Нельзя, чтобы они увидели меня слабым. А то многие уже мысленно рыли мне могилу и делили наследство. Эйвинд что-то говорил об этом сегодня… Нужно держаться!»

Собравшись с силами, я резко поднял руку. Всеобщий гомон эхом покатился в тишину. Ладонь была влажной. Я сжал ее в кулак, чувствуя, как дрожь от слабости пытается прорваться наружу. Но, когда я заговорил, моя речь сверкнула властью, в которой не было ни единой трещинки. Во всяком случае, я хотел в это верить.

— Я собрал всех вас по особому случаю! — мои слова картечью шарахнули по ушам внемлющих. — Пока мы зализываем раны, враг не дремлет! К нам, на еще дымящиеся руины нашего дома, уже идет новое войско! Войско Торгнира из Альфборга! Вы все наверняка слышали о нем! Брат, отвергнувший брата! Сын, отвернувшийся от отца!

По залу прокатилась волна встревоженного шепота. Я видел, как молодые воины, те, что не успели хлебнуть славы и ужаса в битве с Харальдом, переглядывались с хищными ухмылками. В их глазах читалась простая, ясная радость: новая добыча, новая слава. Но старые матёрые хёвдинги хмурились. Они-то понимали, чем это всё пахнет…

— Он идет по суше! — продолжил я, ловя их настороженные взгляды. — Длинной змеей по лесным тропам. И знаете почему? Потому что он испугался! Испугался вести о том, что мы выстояли против самого Харальда Прекрасноволосого! Весть о нашем подвиге разлетелась по всему острову! Мы потопили невероятный флот! И это теперь нескоро забудут!

Кто-то гикнул, по залу покатился рокот мужских выкриков. На сей раз в них слышалась гордость. Им нравилось, что могущественный ярл Альфборга, обладающий одной из сильнейших дружин на побережье, их боится. Это льстило их самолюбию.

— Но мы не встретим его в поле! — обрушил я на них следующую фразу.

Радостные и горделивые возгласы вмиг схлынули, уступив место недоверчивой тишине. Она усилила другие звуки… За стеной прокаркал ворон, я услышал, как трещит смола в зажженных факелах. Сотни глаз уставились на меня в полном недоумении.

— Мы не готовы к открытому бою, — сказал я прямо, глядя в самые скептические лица. — Половина наших воинов еще не сняли повязок и ходят, опираясь на копья. Наши стены хоть и уцелели, но этого все равно недостаточно. Мы не знаем о численности противника. У нас слишком мало сведений…

Лейф стоял по правую руку от меня и сжимал свои пудовые кулачищи. Ему не понравились мои слова. Его честная, прямая натура, воспитанная в кодексе чести и открытого противостояния, восставала против самой идеи отступления.

«Потерпи, друг», — мысленно попросил я его и переключил взгляд на Астрид с Эйвиндом, что разместились неподалеку от трона.

Молчаливая поддержка, исходившая от них, была крепче любой стены.

— Поэтому мы останемся здесь! — припечатал я нарастающую бурю. — В Буянборге! За нашими стенами! И мы будем ждать его здесь. Более того… — я сделал паузу, давая им приготовиться к худшему. — Мы вывезем всех людей, весь скот и все запасы из Гранборга. А то, что не сможем забрать, — сожжем. Дотла.

И, конечно же, зал взорвался.

— Что⁈ — взревел молодой бонд. Он раскраснелся от мгновенной ярости. Я сразу узнал его. Это был Хергильс, сын одного из уважаемых хёвдингов, горячий и неуемный. — Отдать ему Гранборг⁈ Без боя⁈ Это трусость, Рюрик! Настоящие воины встречают врага лицом к лицу, а не прячутся по домам!

— Трусость! — подхватили десятки голосов. — Позор! Мы не зайцы, чтобы бежать! Мы мужчины!

Я ожидал подобной реакции, поэтому дал им выплеснуть свой праведный гнев. Просто стоял и молчал, чувствуя, как на висках пульсирует кровь. Они не понимали. Они видели только свою честь, свой порыв. Я смотрел на них, и мне вспоминались лица моих студентов, такие же горящие и уверенные в своей правоте, спорящие на семинарах о тактике давно умерших полководцев. Но здесь ставка была не на баллы, а на жизни…

Когда шум начал стихать, переходя в недовольный гул, я медленно повернул голову и нашел в толпе того, кого искал.

— Берр! — мой голос с легкостью пробил этот дикий гул. — Твой торговый флот и половина наших боевых драккаров займутся эвакуацией жителей Гранборга. Ты вывезешь всех! До последнего ребенка, до последней овцы. А все зерно, что не сможешь погрузить, — спалишь. Это приказ твоего конунга.

Все взгляды устремились на хитрого торговца. Он стоял чуть в стороне, прислонившись к косяку двери, его глаза-щелочки бесстрастно наблюдали за происходящим. Он поклонился, и в его движении была какая-то театральная, слащавая уступчивость.

— Ты — наш конунг, Рюрик, — произнес он, и его голос был гладким, как отполированный янтарь. — Ты честно победил на тинге и доказал свою волю на хольмганге. Мои корабли и люди к твоим услугам. Приказ будет исполнен. Не сомневайся.

«Лис», — пронеслось у меня в голове.

Я бы уверен, что старый делец уже подсчитывал, сколько добра сможет нажить на этой эвакуации…

— Отлично! — хищно улыбнулся я. — Но мой человек, Эйвинд, будет на твоем флагмане. Он будет следить за исполнением приказа. Попробуешь саботировать команду, «случайно» сесть на мель или припрятать пару мешков зерна для выгодной сделки… И твоя голова станет первым трофеем в этой войне. Понятно?

Берр смерил меня долгим, тяжелым взглядом. В его глазах мелькнула целая гамма чувств: укоризна, обида, холодная злоба… и, к моему удивлению, крошечная, словно искорка, крупица уважения.

— Ты не доверяешь мне… — протянул он с наигранной печалью. — Я понимаю. Старые обиды — как шрамы, они болят при смене погоды. Надеюсь, когда-нибудь я докажу тебе, что слово купца, данного своему конунгу, стоит дороже серебра.

— Слово купца меня пока не согреет и не накормит моих воинов, — холодно отрезал я, не отводя взгляда. — Кормит и согревает дело. Исполняй приказ. Беспрекословно.

Но, понятное дело, утихомирить бурю одним лишь давлением на Берра было невозможно. Хергильс снова выступил вперед, отталкивая тех, кто стоял на его пути.

— Хватит лисьего красноречия! — крикнул он. — Я против! Я против сдачи Гранборга этому выродку Торгниру! Наша честь, честь викингов, велит нам идти туда и встретить его, как подобает мужчинам! Мы покажем ему острие наших копий, а не пятки наших башмаков! Ты зовешь себя конунгом? Тогда веди нас в бой!

Его слова, как искра в сухостое, снова разожгли костер недовольства. Десятки, сотни голосов поддержали его. Я видел, как Астрид, стоявшая рядом, сделала шаг вперед, ее глаза вспыхнули огнем, губы приоткрылись, чтобы бросить вызов этой глупости. Но я снова резко поднял руку, останавливая ее. Это должен был сделать я.

— Ты хочешь чести, Хергильс? — мой вопрос повис в воздухе, обращенный лично к нему и ко всем, кто думал так же. — Я дам тебе ее. Но истинная честь воина — в победе! В том, чтобы отстоять свой дом, своих женщин, своих детей! А не в том, чтобы сложить свои буйные, но глупые головы в чистом поле, оставив своих жен вдовами, а детей — сиротами, чтобы они пополнили ряды трэллов под пятой Торгнира!

Я прошелся взглядом по молодым горячим, необстрелянным лицам.

— Мы дадим бой. Клянусь вам Одином, клянусь моим правом на этот трон, мы дадим им такой бой, что о нем скальды будут петь веками! Но мы дадим его тогда, когда мы решим! На нашей земле! По нашим правилам! Мы заманим этого спесивого, сытого кабана в наш капкан и сломаем ему хребет! И тот, кто выживет в этой мясорубке, будет пить мед долгими зимними вечерами, глядя в глаза своим внукам, а не гнить в сырой земле, став пищей для воронов! Вот в чем настоящая честь воина! Прокладывать жизнь грядущим поколениям, а не удобрять своим трупом чужие поля!

В этот момент Астрид все же вышла вперед. Она встала рядом со мной, ее платье ярким пятном алело в полумраке зала. Ее голос был чистым и звонким, как удар хрустального кубка о край пиршественного рога.

— Воины Буяна! — обратилась она ко всем викингам. — Опомнитесь! Оглядитесь вокруг! Разве перед вами стоит трус? Вглядитесь в него! В его лицо, в его глаза!

Она повернулась ко мне.

— Разве трус мог придумать, как дотла сжечь целый флот Харальда Прекрасноволосого в нашей родной бухте? Разве трус мог выстоять в честном хольмганге против Альмода Наковальни, когда его собственное тело было переломано и истекало кровью? Разве трус мог отправиться в логово к Ульрику Старому, рискуя каждую секунду получить нож в спину от его стражников или сыновей? Разве трус сделал бы все это⁈

Она обвела зал пламенным взглядом, бросая вызов каждому, кто осмелится усомниться.

— Вам несказанно повезло, что ваш конунг не только могуч, как медведь, но и хитер, как лис, и мудр, как ворон Одина! Он видит на десять шагов вперед, тогда как вы видите только острие своего копья! Доверяйте ему! Его избрали не только вы на тинге. Его избрали боги! Разве они могут ошибаться⁈

Ее горячие и убедительные слова падали на благодатную почву. Люди переглядывались, кивали. Они вспоминали и «Пламя Суртра», испепелившее драккары Харальда, и мой изможденный вид после поединка с берсерком, и мое возвращение из Альфборга с договором о союзе. В их глазах сомнения начали медленно таять, сменяясь тяжелой решимостью.

Я поднял руку, завершая спор.

— Повторяю! Мы многого не знаем о противнике. Но мы точно знаем, что мы обескровлены. Что наши стены — далеко не крепость, а обычный и грубый частокол. Разум — наше главное оружие сейчас! Разум, а не слепая ярость! Разумнее встретить Торгнира здесь, на наших условиях, измотав его и заставив платить кровью за каждый шаг! И это мое последнее слово как вашего конунга!

Гневная самоуверенность сменилась напряженной задумчивостью. Викинги не были в полном восторге. Им претила сама мысль о сожжении Гранборга. Но семя сомнения в их собственной правоте было посеяно. И на данный момент этого было достаточно.

Когда толпа наконец стала расходиться, я почувствовал, как последние силы покидают меня. Нога подкосилась, и я едва не рухнул, но сильная рука Эйвинда мгновенно подхватила меня под локоть.

— Ты отлично выступил, брат! — прошептал он мне на ухо. — С почином! А теперь держись.

Он и Астрид почти на руках довели меня до моей горницы. Я рухнул на лавку у стола, с трудом переводя дыхание. Комната поплыла перед глазами. Через несколько мгновений дверь открылась, и вошли остальные, кому я мог доверять: Лейф, Асгейр и Торгрим.

Астрид осталась стоять у двери. Лицо девушки было бледным от усталости и переживаний.

Я кивнул друзьям и решил сразу перейти к делу. Разложив на столе карту острова, я ткнул пальцем в линию тракта, соединяющего все наши города.

Асгейр задумчиво почесал рыжую бороду. Торгрим хмыкнул и уселся на лавку. Лейф и Эйвинд плеснули себе пива из глиняного кувшина.

— Итак, — начал я, водя пальцем по линии от Альфборга к Буянборгу. Моя рука дрожала, и я с силой упер ее в стол. — Он идет сюда. Длинной змеей по лесным тропам, растянув обоз. Возможно, у нас есть неделя. В лучшем случае — полторы.

— Первое… — я перевел взгляд на Эйвинда. — Как только последний корабль Берра отчалит от причала Гранборга, ты возглавишь небольшой, но быстрый отряд и спалишь город дотла. Чтобы Торгнир не нашел там ни крошки хлеба, ни глотка эля, ни целой крыши над головой. Пусть его воины спят под открытым небом, мокнут под дождем и жуют ремни от своих сандалий. Или что они там припасли…

Эйвинд мрачно кивнул, в его глазах вспыхнул знакомый, почти радостный огонек прирожденного разрушителя.

— Как скажешь, братец… — хрипло пообещал он. — Пусть глотают пыль…

Но Асгейр нахмурил свои рыжие брови.

— Сжечь свой же город… Это жестоко, Рюрик. Слишком жестоко. Люди и так напуганы, бегут из своих домов. Это лишний раз посеет панику и непонимание. Они скажут, что их конунг, вместо того чтобы защищать, сам предает их земли огню.

— Это посеет холод и голод в стане врага, — парировал я, чувствуя, как на меня давит тяжесть этого решения. — А панику мы пресечем железом и словом. Иногда… иногда нужно отрубить палец, чтобы спасти всю руку. Я не могу сейчас объяснить, откуда я знаю, что это сработает. Но я знаю. Это сработало однажды… в другой жизни. Это лишит его инициативы, заставит нервничать, заставит его воинов усомниться в своем предводителе, который привел их на пепелище.

Я видел полное непонимание в их глазах. Но как я мог им рассказать про 1812 год и знаменитый Тарутинский марш-маневр? Про Москву, оставленную и сожженную, что стала могилой для великой армии? Мне оставалось лишь опереться на свой авторитет, на ту легенду, что уже сложилась вокруг меня.

— Второе… — мой палец переместился к побережью, огибая полуостров. — Пока Торгнир будет тащиться по суше, как улитка, наш флот должен сделать то, на что он способен. Лейф…

Могучий и угрюмый сын Ульрика насторожился, наконец-то почуяв долгожданный запах крови.

— Ты возьмешь пять самых быстрых драккаров. И самых крепких, не раненных в последней битве воинов. И отправишься в тыл к врагу.

Лейф хищно оскалился. Я понимал, как сильно ему не терпелось сразиться с вероломным братом.

— Высадишься здесь, — я ткнул пальцем в маленькую, ничем не примечательную бухту в двух-трех днях пути к северу от Буянборга. — И, когда Торгнир объявится, скрытно двинешься вслед за его армией. Держись на расстоянии дневного перехода. Будь его тенью. Его кошмаром, о котором он еще не знает. Всех его разведчиков пускай в расход. Когда Торгнир, измотанный бесконечными стычками, голодный и озлобленный, бросит все свои лучшие силы на штурм наших стен… Ты ударишь ему в спину.

Лицо Лейфа озарила довольная улыбка. Он наконец-то увидел в моем плане безжалостную и сокрушительную логику военной стратегии.

— Я вырву ему сердце и преподнесу тебе его в дар, конунг. — тихо пообещал он.

— Но как мы выстоим, Рюрик? — вмешался Торгрим. Его умные внимательные глаза скользнули по карте и задержались на Буянборге. — Допустим, Лейф ударит им в спину. Но чтобы это случилось, мы должны продержаться. Да, мы будем за стенами. Но эти стены… — он скептически хмыкнул. — Я их латал вчера. Я знаю. Сильный натиск, таран — и они сложатся, как карточный домик. У них численность. У них свежие силы. Они нас просто задавят, как муравьев. Как мы продержимся те несколько дней, что нужны Лейфу, чтобы подойти?

— А мы и не продержимся в честном бою у ворот. — не увиливая, признал я. — Мы не сможем надолго остановить их у частокола…

Я снова склонился над картой, мой палец заскользил по лесистым холмам и извилистым тропам, что вели к Буянборгу.

— Каждый перелесок на его пути, каждая узкая тропа, где нельзя пройти плечом к плечу, каждый ручей, который придется форсировать вброд, — станет для него кровавой баней. Мы не дадим ему спокойно пройти ни ярда! Мы будем драться грязно. Мы будем драться подло. Мы будем драться так, как не дозволено драться в их песнях о героях!

Я посмотрел на друзей, ожидая возражений. Но их не последовало.

— Мы выставим засады лучников. Смастерим ловушки. У нас будут шипы, вкопанные в тропы. У нас будут подпиленные деревья, что рухнут им на головы. Ночные вылазки маленькими быстрыми отрядами измотают противника. Удар! И немедленное отступление в темноту. Мы будем жалить их, не давая им спать, есть испокойно справлять нужду. Мы заставим их нервничать, злиться, принимать неверные решения. Мы заставим их заплатить за каждый шаг по нашей земле такой ценой, что к моменту, когда они, наконец, увидят стены Буянборга, Торгнир и его армия будут похожи на избитых облезлых и взбешенных псов.

Я вновь поднял взгляд на друзей. Теперь они смотрели на карту немного иначе. В их глазах тлела жестокая и мрачная надежда. Они начинали видеть картину в целом. Не красивую битву, а методичное и жестокое уничтожение врага.

— Наши «рогатки» встанут за стенами, — добавил я, глядя на Торгрима. — Они будут бросать в них камни, пока те не подойдут слишком близко. А потом… — я перевел взгляд на Лейфа. — Потом ты и ударишь. И мы выйдем из ворот. И мы будем жать, как серпы. И не будет никакой пощады.

План был чудовищным. Он требовал железной дисциплины, беспрекословного подчинения, готовности жечь свои же дома и вести недостойную войну (по мнению многих, «настоящих» викингов). Но это был единственный шанс. Единственный путь к победе с минимальными потерями.

Эйвинд первым нарушил молчание. Он хмыкнул, и его знаменитая, бесшабашная ухмылка озарила его бородатое лицо.

— Грязно… Подло… Мерзко… — перечислил он с явным удовольствием. — Я всегда знал, что ты опасный человек, Рюрик! Но чтобы настолько? Слава богам, я на твоей стороне! Прямо сердце радуется! И мне уже не терпится приступить к делу! Но сперва… Сперва мы выпьем, и ты споешь нам свою самую лучшую песню!