Ваша С.К.

Глава 16 "Красота и уродство"

К ужасу Светланы, в избе действительно никого не оказалось. Книжка закрытой лежала на столе. Светлячки забрались обратно в череп и в страхе дрожали. Палка с шишкой осталась прислоненной к лавке. Светлана вполголоса позвала графа. И после ее зова в избе сделалось совсем тихо. Прямо зловеще тихо. И чтобы побороть собственный страх, княжна повысила голос, хотя и понимала, что будь вампир здесь, то отозвался бы и на мышиный писк. Но куда же он мог отправиться, на утро глядя? В здешнем лесу ведь и не заметишь, как рассветет.

— Где Кикиморка? — обернулась она к Прасковье.

Кто-кто, а хозяева избы обязаны были проследить за гостем.

— А мне по что знать?! Я с ней хороводы не вожу… — пожала плечами русалка и принялась гребнем чесать волосы.

— Да что ж такое делается?!

Светлана почувствовала, как на глазах наворачиваются горькие слезы. Не досмотрела за гостем, который после княжеской браги был точно слепой котёнок. Погибнет в лесу — она в век себе не простит! И Светлана громко позвала домового — тот поворочался малость за печкой, кряхтя, и затих. Кикиморка тоже не вышла к ним поклониться ни тогда, ни сейчас. И звонкого смеха ее не было слышно. Что делать? Куда бежать?

Перед глаза князю являться совестно, а придётся — на его соколиные очи одна надежда! Или постойте-ка… Пустить по следу волка, вот выход из щекотливой ситуации! Что сманило вампира из избы, непонятно и неважно. Теперь бы только найти и вернуть — далеко ему в таком состоянии не уйти…

— Бурый, поди сюда!

Княжна схватила со стола книжку и протянула волку. Тот понюхал корешок и остался сидеть с навостренными ушами.

— Ищи! — строго приказала Светлана.

Волк сорвался к печке и стал неистово на нее наскакивать. Княжна даже табурет схватила, а потом разочарованно откинула его ногой, найдя на печке лишь книги.

— Ты бы ему еще посох понюхать дала, так он бы прямиком к первой сосенке побежал, — меланхолично протянула русалка.

— Так что же… Ох, дубина же я… За мной!

И княжна потащила волка в сени, где на старой оглобле дожидался своей сакральной миссии плащ графа. Только волк, понюхав подкладку, все равно пошел обратно в избу.

— Да что ж это такое! Как понимать твое неповиновение?!

Но на сей раз Бурый остановился подле сундука.

— Никак с домовищем перепутал? — усмехнулась русалка, которая в отсутствие Светланы заняла за столом прежнее место графа. — Утро… Устал… Спать завалился, а мы шуметь…

— И то правда…

И Светлана легонько постучала кулачком по тяжеловесному сундуку, как в городском доме в гостевой гроб. Ответом, как и тогда, стала тишина.

— А коли не там? — обернулась княжна к русалке, и та устало зевнула. — Коли не спит, а по лесу бродит?

— Так крышку подними. Темно пока еще. Худа ему не будет.

Светлана поднатужилась, но ничего не вышло. Налегла сильнее и только тогда заметила, что на сундуке висит замок.

— Фу на тебя! — напустилась Светлана на волка и даже вспыхнула от досады. — Ищи графа! Чего встал?

Но волк не просто по-прежнему тыкался носом в сундук, так еще и встал на крышку передними лапами.

— Да не может того быть, чтобы его внутри заперли?! — всплеснула руками княжна.

— С Кикиморки станется, — еще сильнее зевнула Прасковья. — Неспроста хоронится от нас, плутовка!

Светлана бросилась к гвоздю, на котором висела связка ключей, встала перед сундуком на колени и принялась один за другим пробовать ключи дрожащими руками — ни один не подошел. Тогда она, чуть не плача, снова позвала хозяев — сперва Кикиморку, а потом и Домового. За печкой вновь зашуршало и смолкло. Тогда княжна не стерпела и выругалась по-дворнически! Из-за печки тотчас высунулась косматая седая башка.

— Свиньей не ругайся… По что спать мне, старому, не даешь?

— А почто гостя нашего в сундуке заперли? Давай ключ сюда! Живо!

— Нетути ключа…

— Как это «нетути»? — передразнила старика княжна низким голосом. — Совсем нетути?

— Совсем нетути, — буркнул домовой и снова исчез за печкой.

Тогда Светлана схватила прихват и сунула за занавеску!

— А-ну выходь! Живо!

— Не будь телятиною, Светлана… Не трожь деда! Топор бери! — послышалось от стола сонное. — Да замок руби!

И Светлана тотчас прислонила ухват к печи. Топор! Прасковья дело говорит, и княжна бросилась в сени, схватила топор и приволокла в светелку. Прицелилась и со всего размаху как даст острием по замку. Да не поддался замок с первого раза. Она и другой замахнулась. Упал замок на пол, и сама она осела рядом, опершись на орудие освобождения плененного вампира. Только крышка не открылась. Даже когда она позвала графа.

— Уснул? — подступила к сундуку русалка. — Открыть?

— Открой! — кивнула княжна.

Однако ж Прасковья вдруг отступила от сундука аж на целых три шага.

— Боязно мне самой, Прасковьюшка. А как вдруг не спит… Ты у нас мертвая, а во мне еще кровь имеется… И сейчас вся кипит — обожжешься!

Русалка уже руку протянула, но снова отдернула.

— Нет уж, Светланушка, сама спасала, сама и открывай. А я за спиной у тебя постою для острастки. И полюбуюсь на принца иноземного…

Княжна опустила топор на пол и поднялась. Глянула на Прасковью так зло, что та отвернулась, закатив белые очи. Княжна же прикрыла свои и, лишь когда тяжелая крышка, выскочив из рук, откинулась по другую сторону сундука, открыла глаза и тут же закрыла ладонями рот. Русалка же звонко расхохоталась, даже не пытаясь смирить свое веселье.

— Вот же дрянь! — выкрикнула княжна в пустоту и погрозила печке кулаком. — Доберусь до тебя, паршивка! — И обернулась к смеющейся русалки: — Что потешного нашла тут? Лучше помоги размотать! Живо! Только кляп до сроку не вынимай…

И сама отошла к лавке, села на нее и, обхватив голову руками, уткнулась носом в потускневшее дерево стола. Увиденное в сундуке никак не желало покидать голову княжны, и воображение, даже отчетливее, чем увидели то глаза, рисовало ужасающую картину: графа фон Крока, замотанного в волчью нить, точно в кокон.

Какая бледность лица, мраморный профиль, божественно! — кричал смеющийся внутренний голос, и Светлана кусала до крови губы, чтобы не рассмеяться. Аполлон Бельведерский с веретеном во рту будет преследовать ее в кошмарах до скончания отведенного ей века! Стыд и позор на нее и князя за подобное гостеприимство. Как теперь взглянуть трансильванцу в глаза?

— Здравствуйте, барин! — послышался звонкий голос Прасковьи, и княжна чуть повернула голову, чтобы видеть сквозь расставленные пальцы происходящее в избе.

Граф по всей видимости выбрался из сундука без помощи русалки, которая стояла сейчас у двери, держа руки у самой груди, будто чураться собралась. Граф же продолжал высвобождать себя из пут и сосредоточенно резал острым ногтем указательного пальца шерстяные нити. Светлана не знала еще, какими словами принести графу свои глубочайшие извинения, но руки от лица все же убрала и оторвала голову от стола. Вампир тут же повернулся к ней, и Светлане сделалось еще более неловко. Она чувствовала, как пылают щеки, но ничегошеньки не могла с собой поделать. Даже толком открыть рот, чтобы четко произнести:

— Если вы только сможете нас простить…

— Вас-то за что?! — неожиданно для княжны расхохотался граф.

Он стоял у сундука в шелковой рубашке. Камзол он держал в руках, но не спешил надевать. От двух его темных горящих глаз сделалось светло, точно от роя светлячков.

— Вы — моя спасительница. Это я, получается, теперь ваш вечный должник. Но хоть убейте меня во второй раз, я не могу понять, чем так досадил вашей горничной…

Княжна смотрела в посветлевшее лицо вампира и чувствовала, как жар от ушей спустился в грудь. Не в силах ответить ничего вразумительного, Светлана могла лишь кусать губы, с которых, к ее полному ужасу, вампир не сводил глаз.

— Видит черт, даже мне знать охото, чем вы, барин, так нашу Кикиморку обидели! Может руки спутать, но чтобы вот так, по рукам и ногам спеленать, да ещё и в сундук впихнуть, такого за ней не примечали прежде.

Граф даже головы не повернул в сторону русалки, а Светлана, сколько ни силилась, так и не сумела отвести взгляда от его пугающих глаз. Уродище и красавец — носилось в воспаленном мозгу девушки, и бедное ее сердечко то к горлу подпрыгнет, то в пятки скатится.

— Да не она меня туда запихивала. Я сам в сундук свалился от сильной слабости, пока рубаху по совету княжны искал…

— А неприглянувшиеся на пол, небось, кидали, а, барин? Кидали? Вот наша Кикиморка так и разошлась. Она порядок в избе свято блюдет. За одно оброненное веретено ей ой-ой-ой как от муженька достается. Вы вон свеженькую рубаху берите. На днях только закончила вышивать. Вон глядите, княжна, на лавку сложила. Да мы глядеть не станем, отвернемся! — расхохоталась Прасковья в голос.

Граф так и не повернул головы к двери — все смотрел на живую девушку.

— Велите, княжна, ей уйти. У вас тут, как поглядишь, все слуги нерадивы. И вашего волка пускай с собой уводит.

Светлана медленно поднялась со скамьи. Колени у нее дрожали, и только сейчас она почувствовала, сколько иголок набрала в туфлю, когда потеряла ее у частокола.

— Этот волк нашел вас, а эта девушка подсказала, как вызволить вас из сундука, — проговорила Светлана с замирающим сердцем, чувствуя, как с каждой секундой все труднее становится удержать себя вдали от вампира.

— А я грешным делом подумал, что это сердце сердцу подало весть…

Граф сделал шаг к столу, а княжна бы и хотела отступить, так некуда было — лавка мешала. Но ее спасли — между ней и вампиром тотчас встал волк, ощетинился и зарычал, а потом и Прасковья нырнула графу под руку и руку прозрачную на кружева сорочки возложила.

— Пойдемте в баньку, барин. К князю нашему. Там вас давно уже дожидаются. Сердиться будут, — и когда граф попытался отстраниться, русалка когтями в кружева ему вцепилась: — Гневаться будут. Не шутите с нашим князем, а то чужая земля последним пристанищем стать может…

— Сгинь, нечистая!

Но Прасковья не сгинула: двумя руками ухватилась за плечи графа и, привстав на цыпочки, зашептала в его мраморное лицо:

— Да чище меня не сыскать тебе, барин. В омутах мытая-перемытая…

И когда граф вытянул в сторону шею, чтобы лучше видеть княжну, добавила:

— Да не гляди на нее, на меня гляди, — и вцепившись прозрачными пальцами в мраморный подбородок графа, развернула его к себе. — Век тебе мной не налюбоваться…

И в губы ему впилась ледяным поцелуем.

А волк тем временем потащил княжну за подол к двери, а за порогом упала она почти без чувств в подставленные оборотнем руки, и Раду, подхватив ее на руки, бросился бегом к частоколу, а там по дорожке, среди сосен, в лес, куда вел его Бурый. Опустил Светлану на землю, приложил голову к сосне и отошел к другой, оправляя на себе серую рубаху, доходившую ему прямо до самых пят.

— Да… Господину моему, гляжу, даже чеснок нипочем в ваших краях стал. Спал, спал да так и не проспался, видать… Не побрезгуйте советом, княжна: впредь в глаза ему не смотрите, как бы не хотелось вам того.

Раду замотал вдруг головой. Да так быстро, что коса заметалась во все стороны.

— Уж как странно мне вам прописные истины говорить. Не научили вас уму-разуму в дому, в котором непонятно как вы до сих пор живой остались…

— Премного благодарна за заботу и… за спасение, — проговорила княжна с запинкой и потрепала за ухом ластившегося к ней волка. — Что б я без вас двоих делала…

— Бездыханным трупом лежали б, — дал оборотень ответ, которого княжна от него не ждала или просто слышать не хотела, потому насупилась и почти выплюнула в сторону недавнего спасителя приказ:

— Соблаговолите принести клетку, укутав ее старательно в плащ вашего хозяина…

— Чрезвычайно приятно услужить вам, княжна!

Раду поклонился и пошел обратно в избу, а княжна уткнулась в холку волка и дала затаившимся слезам волю. Бурый изловчился и лизнул соленую щеку. Только Светлана, почувствовав вдруг необъяснимую ненависть к любимому волку, оттолкнула Бурого и вскочила.

— Напрасно, совершенно напрасно… — начала она громким шепотом, но так ничего больше и не сказала.

И даже не подумала. Только еще пару раз всхлипнула и, присев на корточки, отыскала на кусту черники пару спелых ягод. Сорвав, протянула на ладони Бурому, который их жадно слизал. И снова ничего не сказала, лишь губу закусила — уж слишком сильно та дрожала.

Раду вернулся бегом и выразил готовность идти, куда прикажут. Княжна молча стащила с ноги туфлю, вытряхнула опилки, обтерла ногу и была готова в дорогу. Бурый побежал вперед. Раду замыкал процессию. Через пару минут пути княжна обернулась к оборотню:

— Я так и не поинтересовалась вашим самочувствием…

— Мне велено вам служить, — оскалился Раду, точно преобразился в волка. — О самочувствии речи не велось.

— Как знаете! — бросила княжна тоже довольно грубо. — Дорога недолгая, только местами ухабистая и петлявая. Но другой нет…

— Пустая тревога, княжна. Я — лесной зверь…

Он сделал шаг вперед, но княжна не отступила.

— Вы — человек, Раду, — произнесла она полушепотом. — Вы чувствуете боль и у вас бьется сердце. Вы — человек. Вот он, — Светлана махнула в сторону поджидавшего их на изгибе тропинки Бурого. — Он уже зверь. Но тоже живой…

— Не в зверином обличье дело, княжна. И вам доподлинно это известно. А в зверином нутре. Думаете, это я вас только что пожалел? Да шиш вам! — сказал он грубо. — Я себя пожалел и своего господина, коль на то пошло. Граф не простил бы себе вашего убийства. И заодно мне, что не остановил его вовремя. Так что я — зверь. Зверь, трясущийся за собственную шкуру. Не заблуждайтесь, княжна, по поводу таких, как мы… Чревата неприятными непоправимыми последствиями такая неосмотрительность.

Светлана смотрела в бледное лицо оборотня: подведенные темным, точно сурьмой, мутные глаза сделались желтыми. Она не испугалась, но ужаснулась своим мыслям: как замысловато переплетается и в нем, и в графе, небесная красота со звериным уродством, аж оторопь берет, на такое лицо глядючи, а глаз не оторвать — точно магнитом к себе тянут, злыдни…

— Не заблуждение это, а… — княжна вновь запнулась.

Хотелось сказать, что чувствует она так, что помнить Бурого еще человеком, да подумала, что пустое это все. Не поймет трансильванец, на каком языке ни скажи ему о любви.

— Да что я толкую-то с вами! Только время трачу.

Она и на себя рукой махнула. Не время воспоминаниям предаваться Не время! И сказала твердо:

— Нам спешить надо. Вон уже глядите — солнце в иголках горит.

Оборотень запрокинул голову и зажмурился, так ярок был в вышине огонь восходящего дневного светила. Поднялся ветер, и Раду пришлось обхватить клетку двумя руками, чтобы удержать под плащом.

— Бабушка злится, — выдохнула княжна. — Знать бы еще, на что на сей раз… Хотя что гадать, вскорости узнаем…

И она прибавила шагу, хоть и чувствовала, что уже натерла задником туфли босую ногу.