Ваша С.К.

Глава 36 "Добропорядочная барышня"

Таксомотор остановился на Исаакиевской площади, которую княжна Светлана знала, как свои пять пальцев. Однако сейчас, когда не вылившиеся на щёки слезы склеили ресницы, ей пришлось нащупывать поданную графом фон Кроком руку. Чувство, что она попала в немецкий плен, только усилилось, когда Светлана вновь почувствовала под тонкой подошвой ботинок грубый камень мостовой и сумела наконец открыть глаза. Напротив принадлежавшей немцам гостиницы высилось только что отреставрированное немецкое посольство. Остальной же свет затмевало чёрное крыло плаща немецкого графа. Лучше бы она вовсе не открывала глаз!

Смотреть было не на что, а вспоминалось многое — можно сказать, вся ее короткая жизнь. Светлана отчетливо представила себе прежнее трехэтажное здание, уничтоженное по приказу английской компании. Особенно лавки, помещавшиеся в первом этаже, которые Светлана посещала вместе с матушкой. Княгиня Мария особенно любила антикварную, куда приносила целые баулы, набитые подарками, полученными от страстных поклонников неопределённого возраста. Вырученные средства княгиня Кровавая неизменно жертвовала пожарному обществу, которое организовал давнишний владелец здания князь Львов, и сейчас щеки княжны горели ярче зарева городских пожаров. Она не кричала караул в автомобиле и молчала сейчас: губы ее сковывали не вампирские чары и даже не страх, а элементарный стыд.

Любое сопротивление напрасно — в такой ранний час и в том растрепанном виде, в котором она пребывает сейчас, никто не примет ее за добропорядочную барышню. Извозчики, дремавшие над своими лошадьми, понимающе улыбались графу. Княжна поморщилась, словно перед ней висела вывеска не новой фешенебельной гостиницы, а зуболечебного кабинета: Карл Иванович Буре долгое время был личным портным княгини и обшивал заодно и маленькую княжну, которая постоянно боялась, что вместо примерки ее отведут в страшный кабинет, располагавшийся по соседству. Сейчас она уже ничего не боялась и зубы скрежетали от злости на графа, а не от флюса.

В столице Российской Империи более ста тридцати гостиниц, не считая меблированных комнат — кого же желал поразить деревенский граф, снимая номер в самом дорогом отеле города? Если ему хотелось быть поближе к родному посольству, мог бы остановиться хотя бы в соседнем Англетере! Наверное, этот граф живет по тому же девизу, под которым строилась Астория — только самое лучшее. И если уж охмурять, то непременно дочь предводителя столичной нечисти! Впрочем, вампир мог снять номер и за три рубля — вряд ли мертвый способен оценить мягкость кровати в сорок рублей. Впрочем и меру в деньгах, как и десятикопеечную радость от стакана водки с хлебом и ветчиной странно от него требовать. На что еще тратить деньги, если не на отель, который встречает своих постояльцев на вокзале?

— Не смотрите на извозчиков, княжна, — донесся до Светланы холодный голос вампира. — Я не отпущу вас ночью одну.

Сердце княжны продолжало бешено колотиться, но при этих словах замерло вместе с дыханием. Светлана нервно сжала пальцы, не сомневаясь, что коснется холодной кожи графских перчаток, но поймала лишь воздух. Она подняла глаза от носков своих красных ботинок, едва выглядывающих из-под красной юбки, но увидела лишь черный плащ, и ей ничего не оставалось, как шагнуть следом за графом в призывно распахнутые двери гостиницы «Астория». Они шли на почтительном расстоянии друг от друга, и такая демонстративная отчужденность еще сильнее опустила княжну в собственных глазах, ставя в один ряд с падшими героинями литератора Арцыбашева. Скорее бежать на улицу, пока граф не держит за руку!

Но он и не держит лишь потому что понимает, что дочь князя Мирослава трезво оценивает риски, связанные с прогулкой по ночной столице Российской Империи в одиночестве: маршрут от Исаакиевской площади до Фонтанки по последним сводкам городовых грозил ей тем же, что и день в «Астории», или того хуже. Если граф не пожелает воплотить в жизнь свою угрозу взять ее в путешествие по далёким трансильванским лесам в качестве жены, то князь найдет управу на нахального гостя и расправится с ним за поруганную честь дочери своими кровавыми методами.

— В номере имеется телефон, — граф так резко обернулся, что Светлане пришлось ухватиться за его руку, чтобы не встретиться с его грудью. — Вы сможете позвонить домой.

Светлана нервно заморгала: она ни разу не звонила в канцелярию Фонтанного дома и не знала, что говорят в таком случае телефонным барышням — как не понимала и того, что в таких случаях говорят родителям. Она промолчала, и граф вернулся от стойки с ключом от номера.

Светлана старалась ступать только по ковру, надеясь остаться незамеченной за широким плащом графа. Они не воспользовались лифтом, дверцы которого зазывно распахнул человек в форме, и начали подниматься по устланной ковром лестнице все так же бесшумно. Однако на этаже навстречу им поднялся из-за стойки служащий, от услуг которого граф тут же отказался, а княжна не посмела поднять глаза выше бабочки на его толстой шее. Пусть здесь в отличие от вестибюля под потолком не горели люстры, но Светлана знала, что ее лицо пылает намного ярче той лампы, что отбрасывает тени в широком пустом коридоре. Колени княжны так тряслись, что она, чувствуя себя на грани обморока, рухнула в одно из пустующих плетеных кресел.

Граф тут же обернулся:

— В чем дело, Светлана? — спросил он одними губами, и княжна задрожала еще сильнее, поняв, что слышит обращенные к ней слова только она. — Вы устали? Поверьте, я устал не меньше вашего, так же, как и ваш отец, который не сможет уснуть, пока не получит от вас весточку. Я не хочу, чтобы вы звонили ему из коридора. Пожалуйста, — он протянул руку, за которую княжна ухватилась против воли, — пройдемте скорее в номер.

Она уже вновь стояла на ногах, пусть и не твердо, зато голос прозвучал довольно сурово и эхо отскочило от стен пустого коридора отеля, в котором сейчас пустовала всего одна кровать из трехсот пятидесяти.

— Я не войду с вами в номер!

Граф отдернул протянутую руку, и Светлана, чтобы не упасть, ухватилась сначала за тонкий лист пальмы, растущей в кадке, и лишь потом привалилась мокрой от страха спиной к колонне.

— За кого вы меня принимаете, милая барышня? — на этот раз граф фон Крок разомкнул губы. — Вы можете просидеть до вечера в этом кресле. Однако, смею заметить, у вас намного больше шансов попасть в неприятную ситуацию в коридоре, чем в моем номере, — и не дав княжне даже секунды на раздумье, добавил: — Позвоните отцу и скажите, что мы вернемся домой после заката. Если вы не пойдете к телефону, то я велю принести телефон к вам, потому что не намерен портить с вашим отцом отношения из-за несносного басмановского характера его приемной дочери. Кстати, с вашим прадедом мне тоже не хотелось бы ругаться из-за такого пустяка, как… — граф отвернулся и, не закончив фразу, процедил уже сквозь зубы: — Я достаточно хорошо осведомлен о его прижизненных похождениях. И понимаю, что на моем месте он поступил бы иначе, но вы, Светлана, все же имеете дело со мной… Я настоятельно прошу вас позвонить отцу.

Светлана продолжала держаться за колонну.

— Я не могу позвонить. Если только написать записку…

— Тогда пишите записку! — перебил граф и повернулся к служащему с просьбой выдать ему бумагу и ручку и прислать к ним посыльного через десять минут. — Надеюсь, вам хватит времени написать три слова? — обернулся он к уже отошедшей от колонны княжне.

Кивнув, Светлана с замирающим сердцем переступила порог гостиничного номера: он не был особо вычурным, но и трехрублёвым этот номер назвать язык бы не повернулся. Княжна уселась в гостиной за стол, застеленный белоснежной скатертью, и потянулась к стоящей в центре стола лампе, но граф поднял руку и за мгновение до того дернул выключатель абажура, после чего присел в кресло у стены, украшенной картинами — портретами каких-то ветреных кокеток.

— Еще не рассвет, — прошептала Светлана срывающимся голосом, до конца не веря, что можно более не опасаться ни за свою жизнь, ни за свою честь. — Если я дождусь здесь вашего пробуждения, то… Вы забыли про театр? Он, конечно, в трех шагах отсюда, но билеты остались у матушки. Так что я пойду домой, как только добрые люди встанут, а все недобрые улягутся спать.

Глаза графа сузились, и княжна тут же закусила губу.

— Простите меня, граф, это всего лишь наша местная поговорка. Я не вас имела в виду, я… У нас тут такие ужасы по ночам творятся… И упыри тут совсем ни при чем.

Зажмурившись на секунду под тяжелым взглядом трансильванского вампира, Светлана схватила ручку и вывела красивым почерком на фирменном бланке гостиницы: «Рассвет застал врасплох, потому что у Корнея вдруг лопух в уму пророс! Дождусь, когда откроются кондитерские, и вернусь домой! Ваша С.К.»

— Светлана, в таком случае я не хочу, чтобы вы бродили по городу одна даже днем, — хозяин номера точно очнулся от сна. — Попросите княгиню прислать билеты сюда. Или… Забудем про театр. Я остался абсолютно равнодушен к Снегурочке.

Светлана стойко выдержала взгляд графа и принялась трясти листком, чтобы чернила быстрее просохли.

— Не тревожьтесь напрасно, граф. Я не сяду ни на извозчика, ни в таксомотор. Я прогуляюсь до Невского и вскочу там в конку.

И когда граф остался нем, она вскочила из кресла и нервно всплеснула руками. Граф тоже поднялся из своего. Только медленно.

— Да поймите же наконец, я умираю летом от скуки. Театр — моя единственная отрада, а с понедельника начинается пост, не будет даже зрелищ! В лучшем случае упрошу Федора Алексеевича покатать меня на лодке. Я вас прошу…

Светлана отвела взгляд и, свернув листок трубочкой, прижала его пальцем, чтобы написать адрес. Затем отколола от волос шляпку, и те свободным каскадом посыпались ей на плечи. Граф еле удержался, чтобы не протянуть руку и не убрать с лица девушки непослушные пряди. От Светланы не укрылся его порыв, и пальцы княжны затряслись сами собой. С большим трудом ей удалось вытянуть ленту из шляпки, чтобы перевязать записку. Затем Светлана принялась рыться в карманах плаща в поисках денег.

— Светлана, что вы ищете? Посыльные здесь к услугам постояльцев без всякой дополнительной платы. Но если вы хотите, чтобы я дал ему на чай…

Граф сунул руку за пазуху.

— У вас нет русских денег, — княжна верно расценила его растерянный взгляд.

В этот момент в дверь постучали, и княжна поспешила открыть: на пороге возник лопоухий мальчишка в костюме-тройке, от которого она потребовала три раза повторить адрес, не надеясь на его умение читать. Да заодно напомнила, что бежать надо прямо сейчас и именно бежать, а не плестись, как любит делать его брат. После чего Светлана вложила значительную для такой простой просьбы сумму в руку мальчика и закрыла дверь, но осталась к графу спиной. Прежние страхи вдруг вернулись к ней, и она не дернулась, пусть и вся сжалась, когда граф протянул руку, чтобы повернуть в замке ключ, отрезая ей тем самым путь к отступлению.

— Сколько у нас есть времени? — спросил хозяин номера.

— Для чего? — спросила побледневшая княжна, казалось, одними губами.

Граф смерил ее суровым, почти отцовским взглядом, задержавшись на мгновение на сжатом в руках поясе плаща, и ответил:

— Не для чего, а до чего. Надо правильно задавать вопросы, а то я подумаю лишнее, а это совсем не в ваших интересах, милая барышня. До того, как вы покинете меня?

— Часов пять… — едва слышно ответила княжна. — Дни у нас сейчас очень длинные, а ночи очень короткие.

— А вы так и простоите в плаще все пять часов? Здесь не то что душно, потому что номер три дня пустовал, здесь просто жарко, если судить по цвету вашего лица. Позвольте принять от вас плащ?