Из эйхоса донесся вполне приятный женский голос. Его не портил сильный английский акцент, даже наоборот — делал этот голос интереснее, наполнял каким-то особым шармом:
«Гена, ты хочешь снова связать меня и бить плеткой между ног? Хочешь заставить сосать твой член? Тебе нравится, когда я плачу? А знаешь… Я могу согласиться на это. И в этот раз даже просто так. Давай встретимся, только не у тебя дома».
— Гена, блядь! Ты вообще охуел⁈ Еще раз спрашиваю, кто эта сука⁈ — разозлилась Принцесса Ночи. — Немедленно отвечай! Это здесь ты ее связывал и давал в рот⁈
Талия спрыгнула на пол со стола и подошла к деревянной конструкции, зазвенев цепями.
— Прелесть моя, но я не помню, честное слово. Вернее, помню, но не совсем. Я же объяснял уже, — начал оправдываться Родерик, не понимая, как его невеста до сир пор не может уяснить, что он не тот, прежний князь Мышкин, и, в силу вполне ясных обстоятельств, не может отвечать за действия человека, которым он никогда не был.
— Как это удобно! Охренеть как это удобно! У тебя теперь на все есть оправдание! Ну-ка давай сюда руки! — Талия Евклидовна натянула одну из цепей, с конца которой свисал стальной браслет.
— Нет! — рассмеялся Мышкин.
— Я сказала: «да»! — настояла баронесса. — Давай, Гена! Давай поиграем. Не только же тебе девочек мучить. Я тоже хочу попробовать.
— Только недолго, — нехотя согласился князь и позволил надеть браслет на правую руку.
— Эту тоже давай, — Талия защелкнула браслет на его левом запястье, обошла деревянную конструкцию и, упираясь ногами, подтянула цепи так, что руки Геннадия Дорофеевича оказались вышек его головы.
— Так, так, чертов маньяк, где ты прячешь плетку? — баронесса обошла комнату, будучи уверенная, что плеть, о которой говорила сука с английским акцентом лежит где-то здесь. — Гена, где плеть? — строго спросила она.
— Дорогая, я не знаю. И давай без плети, — Мышкину совсем не нравился замысел его невесты.
— Вспоминай быстро или я тебе сейчас кисточку в жопу засуну! — Талия схватила со стола все три кисти, измазанные засохшей краской.
— Мы так не договаривались, — Мышкин начал сердиться и зазвенел цепями, пытаясь освободиться.
— Ладно, успокойся, твоя жопа не пострадает. Хотя следовало бы отыграться на ней за мою, — баронесса открыла шкаф, надеясь там найти плетку. Все-таки нельзя же упускать такой удачный случай подурачиться над Родериком. Она даже подумала, что такая игра может придать больше еще свежести и остроты их отношениям.
— Дорогая, это уже слишком, — начал возмущаться князь. — Отпускай меня! Иначе знаешь, что потом будет?
— Что? — Принцесса Ночи с интересом посмотрела на своего пленника и подошла к нему, держа в руках коробку со свежими красками и пока еще не использованными кистями.
— Я тебя тоже пристегну здесь и сделаю все, что ты сделаешь со мной, — пообещал Мышкин. — Даже хуже этого! Талия, угомонись! Не забывай, что я — маг!
— Ой, как страшно! Ты умеешь сказать так, что трусики становятся мокрыми. От смеха, разумеется, господин маг. Выбирай: или ты сейчас же, говоришь мне, где спрятал медальон Каукет, или… — она на миг задумалась, — или все равно скажешь все-все под пытками. Для начала я использую тебя в качестве художественного полотна. Стяну с тебя штаны и разрисую твои яйца. Может быть во мне дремлет талант великой художницы, — шутливо и важно предположила Талия Евклидовна, раскладывая тюбики с красками на столе. — Потом раздену тебя всего и превращу в живое полотно моего будущего шедевра. И обязательно сфотографирую.
— Талия! Это уже слишком! Хватит! Через час должен приехать твой отец! — Родерик начал злиться. — Ты дурачишься, а нам нужно решать серьезные дела по свадьбе. У нас еще ничего не готово!
— Аид дери, как мы теперь заговорили! Вчера ты даже не хотел думать на какой день удобнее свадьбу, а теперь «серьезные дела», «ничего не готово»! — рассмеялась баронесса, вскрывая тюбик с красной краской. — Говори, где медальон, и я тебе все прощу! Ген, ну скажи! Он мне правда нужен.
Сказать этого Родерик не мог. Талии все вокруг казалось игрой, она не всегда понимала, что к магии нельзя относиться так легкомысленно. Даже после тех двух случаев, когда удалось избежать большой беды только с помощью графа Елецкого, баронесса все равно относилась к столь важным вещам шутя.
— Я вспомнил! — сказал вдруг князь.
— Говори! Только не вздумай меня обмануть, — Принцесса Ночи выдавила полоску кроваво-красной краски прямо на стол.
— Я не про медальон… — Геннадий Дорофеевич смотрел на ее приготовления без удовольствия, понимая, что может предстать перед бароном Евстафьевым в очень неприглядном виде. — Вспомнил об этой… Элизабет. Ее фамилия Барнс. У меня… вернее прежнего меня совместный бизнес с ее мужем. Какая-то транспортная компания. И эта Барнс иногда бывала здесь без него.
— То есть ты подрыгивал ее здесь, подвесив на цепях? — уточнила Принцесса Ночи.
— Прелесть моя, ну зачем ты все это так выворачиваешь. Ты же прекрасно знаешь, что я к этому не имею отношения. Прежний Мышкин, да, он любил эти штучки. Творческие люди, они все больные на голову. Давай, отпускай меня. Есть хорошая идея, как можно развлечься, — сказал Родерик, надеясь, что его слова могут весьма заинтересовать. — При чем развлечься с этой англичанкой. Отпустишь, сразу скажу. Тебе очень понравится.
— Сначала скажи, — Талия отложила в сторону тюбик и кисти. Мысль наказать англичанку, за то, что она смела присылать такие пошлые сообщения ее жениху, баронессу в самом деле заинтересовала. Заинтересовала настолько, что Талия даже забыла о медальоне Каукет.
— Когда ты меня отпустишь, я отвечу ей на сообщение. Скажу, мол, дорогая Элизабет, приезжай сюда, на Коломенские пруды, мы хорошо проведем с тобой время. Я придумаю, как ее уговорить, если будет сопротивляться. И здесь мы вместе ее накажем, подвесим на цепях. Ты сможешь отхлестать ее плеткой, изрисовать ее тело краской или придумать что-нибудь еще похуже, — предложил Геннадий Дорофеевич.
— Аид дери! Интересная мысль! Я ей кисточки в жопу засуну, буду хлестать плеткой и представлять, что мы наказываем британскую императрицу и всю их проклятую империю! А потом вызовем ее мужа, если он в Москве. Пусть забирает свою блудливую суку. Тогда она уже точно тебя не побеспокоит, — решила Талия Евклидовна. — Ладно, Мышка, за разумные мысли вынуждена освободить тебя. Кстати, надо подумать, может мою мачеху можно так проучить, чтобы тебе больше ничем не угрожала. Она же ушла от отца, живет на своей старой квартире в Басманном.
Принцесса Ночи только на миг представила Светлану Ионовну подвешенной здесь на цепях, Мышкина, рисующего ее портрет с этой пошлой натуры, и расхохоталась.
— Вот этого не надо. Она может нам устроить очень большие неприятности. Светлана Ионовна знается с самим Козельским, — напомнил Геннадий Дорофеевич, ожидая с нетерпением, когда Талия справится с замками державших его браслетов.
Едва в своем рассказе Элизабет дошла до того места, где виконт Уоллес и жрец ацтеков раздели ее и заставили курить какую-то гадость, она остановилась и сказала:
— То, что было дальше, лучше не слышать Ольге Борисовне. Они делали со мной ужасные вещи. Но, к сожалению, некоторые подробности имеют значение, чтобы понять, почему я поступила именно так.
— Говорите, миссис Барнс — я не маленькая, — отозвалась княгиня. — Но если эти воспоминания доставляют вам слишком много боли, то тогда их лучше пропустить. Я уже представляю, что произошло с вами в плену этих негодяев.
— Да, боль есть, — ответила Элизабет. — Только это уже другая боль. Это боль окаменевшего сердца, боль в пальцах от того, что ладони слишком сильно сжались в кулаки. Я расскажу вам все как было дальше и тогда вам придется потерпеть.
Она продолжила пересказ событий той ночи. Ольга, слушая ее, сидела бледная и потрясенная, я же гладил ладони Элизабет, которые казались мне слишком холодные, словно она была уже неживой. На том месте, где миссис Барнс говорила о том, как она смогла развязать веревки, державшие ее у алтаря, я прервал ее и сказал:
— Оль, давай поедем куда-нибудь на обед. Элизабет расскажет остальное по пути и пообедает с нами.
Ковалевская неторопливо тронула «Олимп», слушая продолжение жуткой истории баронессы. В Хамовниках Ольга остановилась у ресторана «Кавказский дворик» — мы давно собирались туда заглянуть по совету графа Сухрова. И уже там, сидя в уютном уголке в ожидании обеда, миссис Барнс закончила свою долгую, очень тяжелую историю. Тяжелую для нас всех. Я видел, насколько потрясена Ольга. Сам был потрясен не меньше, ощущая на себе немалую вину, что втянул Элизабет в это дело. Да, она вызвалась сама. Она очень хотела помочь мне, хотела быть полезной и ради этого рисковала своей жизнью и претерпела столько страданий. А я… я все эти дни даже предположить не мог, что происходит с ней. Ведь после того случая, когда я почувствовал, что чеширская кошечка в беде и попросил помощи Артемиды, я думал будто для Элиз все неприятности позади.
Она, закончив рассказ, с минуту молчала, пытаясь сдержать слезы. Но не смогла: дважды шмыгнула носом, всхлипнула и разревелась, закрыв лицо руками и сотрясаясь от рыданий. Подбежал официант — молодой грузин с аккуратными усиками, пытаясь выяснить, что случилось и чем может нам помочь.
Я обнял англичанку, прижал к себе как ребенка. Гладил ее волосы и успокаивал обычными словами, которые мало значат в такие минуты. Говорил ей, что все кончилось и теперь все будет хорошо. Ольга, поджав губы молчала, изучая меню, хотя мы уже сделали заказ.
А потом Элизабет подняла голову и, глядя на меня мокрыми глазами, спросила:
— Алекс, ты же не бросишь меня? Мне нужен ты. Очень-очень нужен ты. Я без тебя просто не захочу жить.
— Элиз, конечно, не брошу. Успокойся и больше не плачь. Все плохое для тебя закончилось, пальцем я смахнул слезу с ее щеки, едва касаясь, чтобы не давить на синяк. — Я найду способ сделать тебе наше подданство и попрошу, сделать так, чтобы у тебя была другая фамилия. Подумаем, как это можно устроить так, чтобы тебя не нашли люди из GST. Здесь ты просто станешь другим человеком, не имеющим отношения к миссис Барнс и Теодору Барнсу.
— Да, Алекс! Да! — выдохнула она, улыбаясь разбитыми губами. — Вот это я и хочу: стать другим человеком!
В этот момент официант принес нам две порции чанахи и шурпу с тбилисским салатом.
— Саш, мне нужно с тобой поговорить. Наедине, — Ольга встала из-за стола и сказала, наклонившись к Элизабет: — Я очень извиняюсь, миссис Барнс. То, что я увожу Александра Петровича, неприлично с моей стороны, но вы не беспокойтесь, мы скоро вернемся, выяснив некоторые важные моменты, которые небезразличны лично мне.
Я оставил Элизабет и отошел с Ковалевской в начало зала, где была небольшая площадка, огороженная декоративным заборчиком и растущими в кадках маленькими деревьями.
— Что ты думаешь насчет своей подруги — Элизабет? — спросила Ольга, когда мы остановились.
— Оль, ну и вопрос. Я очень много о ней думаю, тем более сейчас. Так много, что если я начну рассказывать тебе все свои мысли, то буду говорить до утра. Давай ты уточнишь, что именно тебя беспокоит и что я должен пояснить, — сказал я.
— Ты сказал, что не бросишь ее. Что ты имел в виду? — уточнила княгиня.
— Я имел в виду, что она очень много сделала для меня. И не только для меня, ведь этот свиток, в нем ключ к раскрытию тайны древних виман. По сути, Элизабет сделала очень много для нашей империи. Я обязан ей. И еще мне стыдно перед ней, что ей пришлось все это претерпеть из-за меня, ведь можно было решить вопрос со свитком иначе. Например, мне самому полететь в Лондон и договориться с ублюдком Уоллесом. Еще мне стыдно, что я так скверно относился к Элиз. Ведь я до сих пор видел в ней лишь хитрую, эгоистичную шлюху, которая умеет добиваться своего. И я общался с ней соответствующе, оскорблял ее, пренебрегал ее просьбами. За это все мне стыдно, — пояснил я, прислонившись к телеге, груженной глиняными горшками, которая тоже выполняла здесь декоративные функции.
— И как ты думаешь поступить с ней теперь? — продолжила допрос княгиня.
— Оль, давай прямо: что ты хочешь? Чтобы я отвернулся от нее? Нет, ты этого не можешь хотеть — я знаю, что ты не такая. В тебе совести и чувства долга побольше чем у меня. Сама скажи, что ты хочешь от меня? Так будет проще, чтобы не ходить вокруг да около, — я достал из кармана «Никольские». — А я скажу тебе насколько это возможно, и мы вместе придем к компромиссу. Только в своих пожеланиях очень постарайся не обидеть Элизабет. Ты же видишь, что с ней. По большому счету у нее нет никого кроме меня и Майкла. А Майкл сейчас в Лондоне и неизвестно, когда вернется, — говоря это, я подумал, что от Майкла слишком долго нет вестей. Уж не случилось ли с ним чего скверного. Может его прижала полиция из-за сестры. В Британии между простолюдином и бароном не слишком велика разница, и при неблагоприятном раскладе Майкл мог столкнуться с определенного рода трудностями. Ведь он тоже ищет информацию по Ключу Кайрен Туам. Люди из GST вполне могут заподозрить, что деятельность Майкла Милтона как-то пересекается с тем, чем прославилась в последние дни миссис Барнс. А если это дело инициировал сам герцог Уэйн — глава британского общества Исследователей Закрытой Истории, то дело может принять еще более скверный поворот: Майкла могут обвинить в попытке сбора закрытой информации для России, что в общем-то недалеко от истины.
— Меня очень тронуло, что произошло с ней. Просто нет слов. Наверное, буду думать об этом всю ночь, — сказала Ольга Борисовна, втянув носиком дым от моей сигареты и недовольно поморщившись. — Тебе покажется странным, но я теперь очень не хочу, чтобы ты отвернулся от нее. Ты же видишь, она тебя любит и это по-настоящему. С другой стороны, мне не хочется, чтобы в наши отношения добавилась еще одна женщина. Для меня недавно было потрясением, что Артемида ждет от тебя ребенка, но я это приняла, поняла ее и тебя. И даже себя. Поняла, что я все еще бываю слишком эгоистична. Часто вспоминаю Айлин. Пожалуй, это единственный известный мне человека, в которой не было эгоизма. Наверное, поэтому ее забрала у нас какая-то высшая сила и сделала элиной. Так, наверное, было записано в Вечной Книге и смерть Айлин была неизбежна, как и все произошедшее потом.
— Оль… — я обнял ее и поцеловал в краешек губ.
— Елецкий, не дыми на меня! — она отмахнулась. — Говори, ты сделаешь Элизабет любовницей? Пока я согласна на это, хотя мне такое точно не доставит удовольствия.
— Да, Оль, я не могу поступить иначе. Но есть одно обстоятельство… — я выпустил струйку дыма в сторону, стараясь не дымить на «ее сиятельство». — Я не люблю Элизабет. Она меня очень дразнит, мне ее иногда очень хочется, но это… Ты сама понимаешь, это совсем другое чувство. В нем нет нежности, в нем нет души и очень-очень много чего нет еще. Любая женщина будет чувствовать недостаток тепла и страдать. Но при всем этом есть кое-что позитивное, — я еще раз жадно затянулся табачным дымом. — Сегодня я взглянул на Элиз совсем другими глазами. Во мне появилось тепло к ней, которого не было раньше. Может оно скоро угаснет. Может это вовсе не тепло, а жалость — я не знаю. Ладно, потом все это прояснится. Итак, ты, моя невеста, вызвала меня сюда, чтобы сказать, что Элизабет должна стать моей любовницей. Боги, как это странно!
Я усмехнулся, подняв взгляд к потолку.
— Да. Я не против, если ты будешь встречаться с ней и ты обязан стать ее надежной поддержкой, пока она не обустроит свою жизнь так, как сочтет нужным, — Ковалевская повернулась, поглядывая на миссис Барнс, одиноко сидевшую спиной к нам. — Но я не хочу, чтобы это мешало нашим отношениям. И есть еще одна причина, почему я этого хочу.
Последние слова княгини стали слишком неожиданными для меня.
— Почему? — спросил я.