После обустройства Элизабет в квартире на Северном проспекте я поспешил сразу домой. Время близилось к вечеру и рассчитывал попасть на ужин. Ведь мой обед, состоявший из двух чашек чая и тульского пряника, давно растворился, а влажные игры с Элиз в ванной сделали меня голодным вдвойне. Лихо припарковав «Гепарда» — а я научился делать в самом деле лихо — я поднялся по ступеням и вошел в дом.
Антон Максимович, как обычно, сидел на своем месте с газетой. Завидев меня вскочил и с присущей ему важностью сообщил:
— К ужину вас ждут, ваше сиятельство! И Елена Викторовна, и Майкл недавно туда прошли, — он указал взглядом на двери столовой.
— Очень хорошо, — я кивнул, на радость старику вытащил из бумажника 100 рублей и положил на край его тумбочки: — За ценную информацию и доблестную службу! — я подмигнул дворецкому и направился в столовую.
Хотя солнце только ушло за горизонт и за окном еще было светло, мама с Майклом сидели при свечах и при задвинутых шторах. Надо понимать у них сегодня намечался этакий романтический ужин в честь прибытия Майкла с земель Коварного Альбиона.
— Александр Петрович! — английский барон вскочил, едва не перевернув стул. — Премного благодарен вам! Подданство я получил вот только часа два назад вместе с Еленой Викторовной вернулись с департамента! И титул мне оставили!
Вот так, значит он уже не английский барон, а наш, российский. Я пожал ему руку, поздравил, мама сидела все это время молча, но сияла от счастья, и по ее теплым карим глазам, я видел, как она благодарна мне за хлопоты с подданством Майкла.
— Ваше благородие, — шутливо обратился я к Милтону. — Небольшая просьба… Понимаю, событие важное, даже очень важное и требует пышного застолья с возлиянием, но мне в ближайший час-другой потребуется ваш светлый ум. Не могли бы вы пока повременить с вином? — уж я-то знал, что Майкл пьянеет быстро и тормозить не умеет.
— Да, ваше сиятельство! — вернувшись к столу, Майкл решительно отставил бокал с вином от своей тарелки подальше.
За ужином я кратко рассказал об Элизабет, ее фальшивом убийстве с «ограблением». Сказал только те, моменты, которые следовало знать Майклу и графине. Известить их об этом следовало хотя бы потому, чтобы статьи в газетах не стали для них шоком. При этом Елена Викторовна меня приятно удивила. Выслушав меня, сказала:
— Ты радуешь, Саш. Все чаще поступаешь, как взрослый мужчина, на которого можно положиться. Конечно, после всех этих ужасов в Лондоне, Элизабет нужна защита, — графиня частично знала о злоключениях миссис Барнс и, звякнув столовым ножом о край тарелки, продолжила: — Какое бы не было потом имя у Элизабет, она останется сестрой нашего Майкла и о ней нужно позаботиться.
Кажется, мама начала свыкаться с мыслью, что я взрослый и поборола в себе неприязнь к миссис Барнс. Хотя это могло случиться лишь на недолгое время ввиду ее прекрасного настроения в это вечер.
Надежда Дмитриевна подала мне фаршированную щуку и запеченный с грибами картофель. Блеск свечей отражался на позолоченном ободке тарелки, столовых приборов и создавал приятнейшее настроение. Пока я наслаждался вкусной едой, мама поделилась планами:
— Саш, я решила, нам мало одного эрмимобиля. Сегодня мы с Майклом посмотрим в информационной сети, какие модели рекомендуют — выберем, какая предпочтительнее для нас. Возможно, купим еще один «Гепард», но другого цвета, чтобы не путаться.
— Думаю, это правильное решение. Могу выделить на покупку десять тысяч, — предложил я, разрезая рыбу на куски помельче. Несмотря на очень приличные доходы, которые мне переводили на банковский счет из производственного подразделения Голицына, последнее время траты были так велики, что более названной суммы я не мог позволить. Тем более первого июня мы с Ольгой улетали на отдых, а хорошая гостиница на Карибах тоже стоила хороших денег.
После ужина мы с Майклом поднялись в мою комнату, и я, вытащив из сейфа мою рабочую папку с листками переводов, спросил барона:
— Как дела с твоей научной статьей? Она вышла в журнале британского исторического общества?
— Да, даже в трех журналах. Главная публикация в «World History». Пришло много писем. И кое-кто догадывается, что в статье задействованы какие-то древние источники, которые либо пока не известны официальной науке, либо известны, но не переведены. Я даже получил письмо от герцога Энтони Уэйна. Правда он не столько хвалил меня, сколько выражал недоверие и требовал сообщить на каких именно источниках основан мой труд.
— Вот как? — я потянулся к «Никольским», лежавшим возле пепельницы на столе. У меня начал созревать кое-какой план. — Это тот самый Уэйн, который глава британского общества Исследователей Закрытой Истории? — Милтон кивнул, мигом посерьезнел, а я продолжил так: — Ответьте ему, что за основу ты взял частичный перевод одной из пластин… Кстати, ты не догадался как называются тем самые пластины, грифельный оттиск, одной из которых ты сделал?
— Нет. Вы же сказали, никому не показывать оттиск и пока держать все это в тайне еще две недели. Я никому не говорил о пластинах, не упомянул их в статье, хотя две недели уже прошли, — барон, сидя в кресле все пытался разглядеть листки, которые я вытащил из папки.
— Все верно, но теперь мы сделаем так, — я достал из сейфа бархатную шкатулку с пластинами Свидетельств Лагура Бархума. Открыл ее и выложил увесистые прямоугольники черной бронзы, блестевшие позолотой на выпуклых пиктограммах. — Это, господин Милтон, не что иное, как Свидетельства Лагура Бархума. Реликвия наверняка известная вам.
Майкл разволновался. Он не смог усидеть на месте, вскочил и спросил:
— Можно потрогать?
Какой же он все-таки до сих пор ребенок!
— Конечно, трогай, смотри, изучай, но пока только глазами, — сказал я и продолжил свою мысль, прерванную прежде: — Итак, ответь этому Уэйну, что за основу твоей статьи взят перевод одной из пластин Свидетельств Бархума. Сделал его некий человек, проживающий в Лондоне. Работал он над ним долго — более полугода, но в результате ему открылось понимание древнего языка и дальше перевод пойдет быстрее, и скоро мир увидит перевод еще нескольких пластин.
— Но Уэйн знает почти всех, кто способен сделать перевод с древних языков, — заметил барон, не выпуская пластину.
— Вот именно: почти всех, — я выделил интонацией слово «почти». — Пусть помечется, подумает, кого он еще не знает или знает, но тот смог сделать перевод, не извещая об этом его важность герцога Уэйна. Еще нужно ему донести, что этот на редкость одаренный человек собирается в Россию, потому как Свидетельства Бархума находятся в коллекции одного важного и титуловано подданного Российской империи, с которым ты в прекрасных отношениях. И еще скажи, что переводчик из Лондона был так добр, что поделился с тобой смысловым пониманием некоторых пиктограмм.
— Он вряд ли поверит, — возразил Майкл.
— Поверит, если ты поделишься вот этим… — я сел за стол, взял чистый листок, наложил его на половину второй пластины и сделал графитовый оттиск, водя грифелем карандаша, так что оттиск занял лишь половину листа. На другой половине, пользуясь стрелками связей я обозначил значение некоторых пиктограмм на английском языке. При чем выбрал те, которые повторялись, чтобы человек, знающий толк в переводе увидел связи и соответствие со смыслом сделанного перевода. Я не сомневался, что мои подсказки хоть и будут иметь для толкового переводчика огромное значение, все равно он не сможет перевести пластины сам, даже если они окажутся в его руках. — Этим поделишься, — продолжил я, протягивая Майклу листок. — И еще пришлешь ему фото данной пластины. Можно даже сделать его с двух сторон. Хотя с фото… В общем, это завтра решим.
— Но зачем это нужно? — недоумевал Майкл. — Герцог Энтони Уэйн нам точно не друг. Вы же понимаете, что это… — барон слегка раскраснелся от возбуждения, — это может им очень помочь с переводом, если вдруг пластины окажутся у них. Там, вокруг Уэйна очень непростые люди, и не только ученые, а те, кто занимается добычей исторических ценностей незаконными методами. Они пожалуют сюда, в Россию.
— Вот для этого и нужно твое сообщение Уэйну именно в таком виде. Отправишь его срочным заказным письмом, — я прикурил сигарету, лежавшую на столе и объяснил барону свой план так: — Это нужно для того, чтобы там, в Лондоне всполошились, мол у русских может скоро оказаться полный перевод Свидетельств Лагура Бархума. Они всеми силами постараются этого избежать. Постараются завладеть этими пластинами правдами и неправдами, а также найти этого переводчика. Позже мы им сами подбросим способ, как можно завладеть пластинами. Как ты думаешь этот… — я затянулся, прикрыв левый глаз от дыма. — Эта информация, которую ты перешлешь Уэйну долетит до графа Чарльза Бекера?
— Вы что-то задумали с его Ключом Кайрен Туам? — догадался Милтон.
— Да. Мне нужен его Ключ, — согласился я. — Та информация, что ты собрал, Майкл свидетельствует, что этот Ключ был создан одним из мастеров служит и для входа в закрытые залы пещеры Конца и Начала. По другим свидетельствам именно там находится Хранилище Знаний. Теперь в этом нет сомнений.
— Я понимаю, но с этим ключом все намного сложнее, его не удастся получить так легко как свиток виконта Уоллеса, — сказал англичанин, вернув пластину на стол и взяв другую. — И, конечно, графу Бекеру станет известно содержание моего сообщения. Я не понимаю, как это может вас приблизить к Ключу Кайрен Туам.
— Позже мы предложим Бекеру сделку. Якобы некий коллекционер из России, имеющий в коллекции пластины со Свидетельствами Лагура Бархума, желает иметь в своей коллекции копию ключа Ключу Кайрен Туам. Взамен, он готов предоставить точную копию Свидетельств Бархума или заплатить очень большие деньги лишь за возможность снять копию с ключа, — сказал я, сбив пепел с сигареты. — Мне важно донести это до графа Бейкера, но после того, как всполошится герцог Уэйн. Так нужно потому, что граф Бейкер большей частью обычный коллекционер и интересы империи для него не на самом первом месте. Получив такое предложение, он вряд ли будет спешить. А герцог Уэйн не позволит ему долго размышлять и поторопит со сделкой. Так же ты, Майкл, напишешь еще одну статью, основанную якобы на переводе части третьей пластины Свидетельств Бархума. В ней должно быть сказано, что существует дубликат Ключа Кайрен Туам, и он находится где-то в древнем храме на Кашмире.
Пока я курил, Майкл молчал, осмысливая сказанное. Потом произнес:
— Если сделка с Чарльзом Бекером состоится, вы хотите подменить Ключ копией?
— Видно, будет. Мне важно, чтобы Бекер приехал в Россию с подлинником Ключа. Скорее всего он начнет торговаться и предложит произвести обмен копиями в Лондоне. Тогда мы предложим встречу на нейтральной территории или даже согласимся на Лондон, — объяснил я, уже думая, что для всей этой операции мне снова потребуются люди Торопова.
— Вы же, наверное, знаете, что такие драгоценные реликвии всегда маркируются особой магической меткой на эрминговых кодах и подделку можно легко обнаружить, — заметил барон Милтон. — А копия ключа вам вряд ли будет полезна, если вы собираетесь добраться до Хранилища Знаний.
— Да, Майкл. Это непростой вопрос, но, смею заверить, мы с этим разберемся. Я даже не сомневаюсь, что, если Бейкер клюнет — а он должен клюнуть под нажимом главы общества Закрытой Истории, то твои бывшие соотечественники постараются обмануть нас. Попробуют подсунуть подделку или захватить Свидетельства Бархума ничего не давая взамен. Но на всякую английскую хитрость, найдется достойный российский ответ. Главное сейчас всполошить Уэйна, наговорить ему такого, чтобы он был перепуган и думал, что вот-вот русские доберутся до всех арийских тайн. Текст «перевода» третьей пластины, где упоминается место нахождения дубликата Ключа Кайрен Туам я дам тебе завтра утром или днем, — пообещал я, думая, что написать подобное, сохраняя стиль Свидетельств и опираясь на упомянутые там события для меня не составит труда. Да, мне придется немного облапошить научный мир, но что не сделаешь ради блага нашей империи.
— Вы, Александр Петрович, необычно умный человек. Я не сомневаюсь, что вы имеете в виду возможные хитрости с их стороны, — оставив в покое пластины, Майкл взялся за подготовленный для него листок с оттиском и пояснением некоторых пиктограмм. — А вдруг герцог не поверит, что это настоящий перевод и что мне в самом деле знаком некий переводчик, способный на столь невероятное. Это же в самом деле невероятно: перевести текст такой древности, к которому до сих пор не нашлось никаких зацепок.
— Ладно. Сейчас я помогу стать тебе очень убедительным, — открыв папку, я извлек самую первую таблицу логических соответствий, которую составил при переводе первой пластины. — Смотри сюда, Майкл, — я указал на пиктограммы в центре пластины. — Это видоизмененное лемурийское письмо поздней эпохи Северного Сонома. Не спрашивай меня откуда я это знаю. Просто знаю и все. Вот здесь толкование этих пиктограмм, — я указал на левую колонку в таблице. — Зная эти толкования любой знаток древних текстов сможет перевести сам первую пластину, не всю, но ее значительную часть. Если предъявить Уэйну эту таблицу, то у него не останется ни капли сомнения, что существует человек способный даже на перевод с лемурийского. А если так, то это, — я указал на знаки по краю и на оборотной стороне пластины, — вообще не проблема, поскольку эти знаки — письменность дравенши. Она появилась на десятки тысячелетий позже лемурийского письма даже в его самой поздней версии. То, что существует человек, знающий лемурийское письмо звучит слишком невероятно, но таковы факты. И именно факты, подтверждающие это знание, ты можешь предоставить, — я с улыбкой вручил Майклу листок с первой, по сути, черновой таблицей, зная, что обладание ей поможет только в переводе первой пластины. Возможно, приоткроет какие-то кусочки содержания других, но никак не поможет понять, где именно следует искать те самые пещеры Начала и Конца и Хранилище Знаний.
— Вы уверенны, что такое можно показывать самому Уэйну? — забеспокоился Милтон.
— Да, Майкл, теперь уже можно. Я знаю, что ему это не сильно поможет, а нам должно помочь завладеть Ключом Кайрен Туам, — я решительно придвинул к нему лист с логической таблицей, представляя величину обалдения Уэйна и всего британского общества Исследователей Закрытой Истории. — Желательно, чтобы ты занялся этим поскорее. Я до середины июня буду в поездке и к моему возвращению нужно обязательно продвинуться в договоренностях с графом Бейкером. Пока меня не будет, тебе окажет всю возможную помощь мой очень хороший товарищ из детективного агентства, — говоря о Торопове, я подумал, что о моем плане по добыче Ключа, нужно обязательно проинформировать князя Ковалевского. Слишком важен этот вопрос и содействие князя здесь необходимо.
— Тогда я сразу пойду писать письмо герцогу, — Майкл встал с кресла.
— Завтра я передам тебе кое-какой текст, — сказав это, я имел в виду фальшивый перевод, в котором говорится о дубликате Ключа, — еще фотографию пластин, чтобы ты был на 100% убедительным. Постарайся сделать так, чтобы завтра же письмо было отправлено быстрой почтой.
Фотографию я решил сделать такой, чтобы она подтверждала наличие у нас пластин, но расположить их таким образом, чтобы целиком видна была только первая, часть второй, уголок третьей и оставался намек, что остальные пластины не поместились в кадр.
Когда Майкл ушел, меня охватил маленький стыд, что я разрушил его романтический вечер с Еленой Викторовной. Возможно, я ошибался и его сердечное отношение к моей маме окажется выше научной страсти, которой были полны его глаза. Но что поделаешь — здесь на все воля богов. Наведя порядок на столе, я решил заняться тем, до чего никак не доходили руки после визита во дворец.
Я положил перед собой кинжалы, выкованные Гефестом, и грифельный оттиск четвертой пластины. Закрыл глаза и вышел на тонкий план. Окончательно расслабившись, превратился в чистое восприятие. Мое внимание сейчас полностью сосредоточилось на кинжале, лежавшем справа. Смысл в такого опыта был в том, что я пытался сделать то же самое, что и раньше: проникнуть в далекое прошлое этого металла, созерцать проносящиеся передо мной эпизоды истории и вопрошать. Вопрошать, пытаясь уловить смыслы, которые относятся к тому или иному знаку неизвестного языка. Однако, сейчас перед моим мысленным взором был лишь огонь божественной кузницы Хромого бога. В общем-то, это вполне ожидаемо: физический огонь значительно влияет на энергоинформационную оболочку предмета. Именно в этом смысл обрядов очищения огнем, существовавших во многих древних культурах, и практикуемых в наши дни.
Не могу сказать, что прошлое этого металла, ставшего кинжалами божественной ковки, сгорело совсем, но теперь распознать его стало намного сложнее, а некоторые моменты даже невозможно. Может быть, если я потрачу много месяцев и сил, я постепенно добьюсь своего, но этот путь стал слишком сложен. Разумнее воспользоваться тем, на что так неожиданно указала Глория — на Таблички Святой Истории Панди. Теперь они выходили на первый план вместо Свидетельств Бархума. А последние можно вполне использовать в игре с герцогом Уэйном и графом Бекером.
Я почувствовал чье-то присутствие позади себя и, поскольку находился на тонком плане, то уже знал кто у меня в гостях.
— Радости тебе, Прекрасная из прекрасных, — сказал я на миг раньше, чем ладони Артемиды легли на мои закрытые глаза.
— Надо же, Астерий, как ты ясно чувствуешь меня, — сказала она, прижавшись ко мне сзади.
— Виной всему влюбленное сердце, — я встал, отодвигая стул и поворачиваясь к ней. Видя, что Арти в хорошем настроении, я тут же обнял ее, подхватил на руки и понес к своей кровати.
— Астерий! Нет! Остановись! — она пыталась вырваться, но большей частью в шутку.
— Полагаю, сегодня ты проведешь эту ночь со мной. Моя кровать не так огромна, но матери моего ребенка нужно испытать ее обязательно, — я положил Небесную Охотницу на постель, целуя ее в губы.
— Астерий, нет! Я не могу! Не могу задерживаться здесь! Ты же знаешь, как мы ограничены во времени на земле! — она смогла вывернуться из моих объятий. — Но я пришла не без причин. Хочу порадовать тебя. Сначала пусти.
Вот так, даже богиня ко мне с интригами. Решила дополнить Ленскую с Ковалевской. Я ее отпустил, позволил сесть на кровать, рядом со мной и сказал:
— Радуй!
— Я соскучилась, — прошептала она мне на ухо и это вышло очень чувственно. — Завтра буду ждать тебя вечером. Приходи. Как всегда, через храм на Гончарной. Приходи на всю ночь.
И меня это, конечно обрадовало. Уж до вечера постараюсь закончить все дела.