Ваше Сиятельство 7 (+иллюстрации)

Глава 9 Для демона нет невозможного

— Сань, пакет с папками давай, — распорядился я, сажая «Эльзу» метрах в десяти от виманы Бориса Егоровича.

Ростопин обернулся, неуверенный, что можно оставить Козельского у меня за спиной без наручников. Я понял его опасения и заверил:

— Все в порядке. Григорий Юрьевич будет себя хорошо вести. Не беспокойся.

Не выключая генератор вихревого поля и резонансный коллектор, я перевел «Эльзу» режим ожидания и открыл люк. Тут же увидел в боковой иллюминатор Бориса Егоровича и Ольгу. Быстрым шагом они шли со стороны «Гермеса» — он стоял ближе к дороге. С ними следовало еще трое, лица которых я не разглядел из-за боковых искажений толстого бронированного стекла.

— Так, папки давай мне, — встав с пилотского кресла, я взял пакет у Растопина. — А тебе доверяю Григория Юрьевича.

Едва я ступил на трап, Ольга Борисовна тут же бросилась ко мне. Я даже сойти на землю не успел — так и встретились на последней ступеньке трапа. Оля обняла, прижалась порывисто, что я едва не выронил пакет. И стало мне немного больно — она давила на рану, и вместе с тем очень приятно от ее тепла и нахлынувших чувств.

Остальные стояли и молча с улыбками наблюдали столь сердечную сцену. Когда ветер сдул с моего лица золотистые волосы княгини, я узнал двоих кроме князя Ковалевского. Слева от Бориса Егоровича стоял Захаров Иван Ильич, тот самый из канцелярии Надзора Чести и Права, а слева князь Лапин Ростислав Сократович. Я знал, что Лапин занимает какой-то важный пост в «Сириусе», но понятия не имел какой.

Ольга все-таки отпустила меня, и я, взяв ее за руку, подошел ближе к столь важным для империи людям, приветствовал их. Затем сказал, обращаясь к Ковалевскому и в пол-оборота повернувшись к нашему пленнику:

— Борис Егорович, вот князь Козельский изъявил желание сотрудничать с нами. И в первую очередь желает поговорить с вами лично, — и тут же спохватился, протягивая Ковалевскому пакет. — Кстати, папки — обе здесь. Так сказать, чтобы разговор с бывшим главой Ведомства Имперского Порядка вышел более предметный.

— Гармаш! — крикнул Лапин, повернувшись к «Гермесу», возле которого топталось в ожидании несколько мужчин в военной форме. — Ну-ка со своими примите господина Козельского! Соблюдать соответствующее его титулу почтение! — затем посмотрел на меня и Козельского и заверил: — Не сомневайтесь, Александр Петрович, беседа состоится, но чуть позже. И мы обязательно учтем все вами сказанное и ваши пожелания.

Над краем леса пронесся с диким свистом боевой корвет. За ним на совсем низко прошел большой воздушный катер с ракетным вооружением.

— Наши, — сказал я, с улыбкой глядя в небо.

— Как догадался, Сань? — Ковалевский тоже смотрел вслед военным виманам, патрулирующим зону нашей посадки.

— По звуку генераторов и скорости полета, — рассмеялся я. — Таких пока официально на вооружении нет.

— Экий вы грамотный специалист, Александр Петрович. Полагаю, у нас под ваш уровень сложно будет подобрать преподавателей, — заметил князь Лапин. — И знаете, что, времени у вас на вольную жизнь осталось не так много. Скоро уже третье июня.

— Вот так сразу, решили меня запугать, — я рассмеялся, понимая, что князь большей частью шутит, и перевел взгляд на темную точку, которую приметил еще при посадке виманы.

Теперь она разрослась, и я уже не сомневался, что точка эта — не что иное, как грозный воздушный крейсер проекта «Атлантик 12».

— Это «Ахилл», — подтвердила мою догадку Ольга. — Денис летит. Все время с нами на связи был, очень о тебе беспокоился.

Для меня это было неожиданно и пришла какая-то большая радость, причину которой сложно назвать, потому что она исходила сразу из очень много: того, что все столь удачно сложилось; того, что я видел грозные боевые корабли, уже переделанные согласно моей схеме «Одиссей»; того, что здесь был сам будущий император и того, что рядом со мной стояла Ольга.

— Удивляюсь я, Борис Егорович, как так быстро смогли сделать устройство синхронизации, да еще установить их на корабли! — высказался я.

— Вот здесь ты немного заблуждаешься. Сделали только для катера и «Ориса», — он повернул голову к корвету, уходящему в сторону поселка. — На «Ахилле» пока такого нет. Сделали быстро, потому что Денис торопил, день и ночь люди Голицына работали. Мы новый цех открываем, подальше от столицы и любопытных глаз. Скоро можно будет снаряжать и крупные корабли. Первым на очереди будет, конечно, «Ахилл» — не терпится Денису Филофеевичу.

Между тем «Ахилл» садился. Плавно, величественно. 145 метров крепкой стали, никеля и бронзы зависли над пшеничным полем, заслоняя небо и медленно приближаясь к земле. Сел воздушный корабль с великолепной точностью, так, что его центральный люк оказался ровно напротив нас примерно в пятидесяти шагах. Солнце сияло на пушечных турелях, точно зрачки хищника темнели люки пусковых ракетных установок, толстые бронзовые трубы-коллекторы по бокам казались вздувшимися мышцами гиганта.

— Его императорское высочество приглашает, — сообщил князь Лапин, держа в руке эйхос.

— Я здесь подожду или лучше в нашей вимане, — отозвалась Ольга.

— Ольга Борисовна, царевич приглашает вас вместе с Александром Петровичем. Ослушаться никак нельзя, — настоял Ростислав Сократович.

Больше всего мне сейчас хотелось походить по палубам этой восхитительной и грозной боевой машины. Я никогда не был на крейсере. С отцом мы часто посещали военно-воздушную базу под Серпуховом. Что говорить, Петр Александрович был там свой человек и помог техникам решить огромное число сложных вопросов, поэтому по территории я с ним передвигался очень вольно. И знал многие корабли изнутри, а вот заходить в крейсеры как-то не доводилось.

Сейчас моя свобода была крайне ограничена сопровождавшим нас подполковником и маршрутом от центрального входа сразу на вторую палубу, пятьдесят метров по коридору, покрытому красной ковровой дорожкой прямо к двери с сияющим имперским гербом.

— Позволите, ваше высочество? — первым вошел князь Ковалевский.

— Входите, входите господа! И… — взгляд Романова остановился на Ольге, — милая госпожа.

Я приветствовал его по всему этикету, Ольга присела в книксене.

Прошу! — прерывая церемонию, Денис Филофеевич сделал нетерпеливый приглашающий жест как прошлый раз в кабинете на базе «Сириуса».

— Вот все то, что нам очень попортило нервы, — Борис Егорович извлек из пакета обе папки и потянул их царевичу.

— Очень хорошо! — он взял их. Ту, что с надписью «Гром» открыл, перелистал несколько страниц и положил на стол. А вот с содержимым «Конфетти» знакомился дольше. В повисшей тишине шелестел листами бумаги, перекладывал фотографии. Затем сказал, повернувшись к графу Захарову: — Иван Ильич, вам лично поручаю заняться вот этим, — царевич потряс папкой. — Сначала снять копии. Оригиналы, пожалуй, останутся у меня. Привлеките самых толковых юристов Корчинского сегодня же, и пусть они старательно исследуют. Сначала мне предоставите общий доклад, но с конкретикой, чтобы было с чем идти к императору. На это время у вас три дня — не более. А потом самый скрупулезный анализ.

— Есть, ваше императорское высочество! — браво отозвался Захаров.

— И знаете, Иван Ильич. Возможно, я вас не обрадую… — Романов как-то грустно улыбнулся, — но очень скоро вам придется возглавить нашу канцелярию Надзора Чести и Права,– Знаю, сейчас такой период, когда должность эта станет особо хлопотной, но лучше вас никто не справится, — затем Денис Филофеевич сделал два шага в нашу сторону и, глядя на Ковалевскую, сказал: — Как дела, Оль? Слышал, ты замуж собралась…

— Денис… — Ольга покраснела и отвернулась к иллюминатору, за которым виднелось поле зеленой пшеницы.

Повисла неловкая для всех тишина.

— Я рад за тебя. Лишь один непорядок в этом вопросе, — продолжил Романов. — В том, что Александр Петрович пока еще не князь. Мы обязательно исправим это. Сразу, как только у меня появится такая возможность. Вам, граф Елецкий, выражаю особую благодарность. Вы Отечество спасли. Это сухие слова, но лишь для тех, для кого и слово «Отечество» не имеет большого смысла. А мы здесь, все собравшиеся, знаем истинную цену этому слову. Вы, Александр Петрович, спасли Отечество, — очень отчетливо повторил царевич. — При чем сделали это практически в одиночку. Избавили нас от огромного числа жертв и имперских потрясений. Обещаю, ваше высокое служение будет отмечено подобающей наградой. Позже я издам распоряжение.

Он замолчал и тогда я смог произнести:

— Служу императору и Отечеству!

На «Ахилле» нас ждал обед, но он случился несколько позже. Сначала майор в синей летной форме проводил меня и Ольгой в каюту, выделенную царевичем. О нас забыли часа на полтора если не больше, что было очень кстати. Я на самом деле устал. Устал эмоционально. Да и раной нужно было заняться, и, разумеется, Ольгой Борисовной.

Мы просто легли на кровать, тесноватую для двоих, но в тесноте было лишь больше прелести: прижались друг другу и лежали, взаимно наслаждаясь близостью. Я в подробностях пересказывал Ольге как для меня сложился сегодняшний день с раннего утра, а она слушала, положив голову мне на грудь. Лишь в средину моего рассказа прервал князь Ковалевский, заглянув в нашу каюту. Оля даже возмутилась:

— Папа! Ну на самом интересном месте!

— Отдыхайте, — сказал князь. — Я лишь сказать, что все очень заняты. Царевич дал много поручений, спешим, исполняем. Но вас никто не забыл. Обед будет ближе к трем.

Внимание Бориса Егоровича даже рассмешило Ольгу:

— Интересно, это только папа думает, что мы — маленькие дети и нам нужна забота и внимание или все там такие, — сказала она.

Позже, часам к трем дня, как и обещал Ковалевский, случился обед. Пышный, богатый в просторной кают-компании «Ахилла» с длинным столом, во главе которого сидел Романов. К тому времени я на самом деле проголодался. Проголодался так, хотел схватить со стола горячий расстегай раньше, чем все расселись по местам.

Наконец застолье началось. Помимо вкусной еды было много тостов — один из них в мою честь, и произнес его граф Захаров, что для меня было совсем неожиданно. Оказывается, этот человек, когда-то опрашивавший меня по происшествию с Лисом, вернее виконтом Ковальским, знал обо мне гораздо больше, чем можно предположить. На душе стало тепло и приятно. Нет вовсе не из-за тоста, внимания Захарова к моей персоне или высокой оценки моих заслуг — из-за того, что сегодня все в этом мире складывалось как нельзя лучше. Я уже знал, что Денис Филофеевич переговорил с императором, и скорое возвращение Филофея Алексеевича не несет нам неприятных сюрпризов. Более того, отложенное после стараний Глории назначение наследника, теперь точно состоится послезавтра, во вторник 29 мая. И была даже весть, что решен вопрос со сроками коронации. Должна она состояться на второй день после ритуала Признания Перунова, которое обычно проходит в Перводворцовом храме. Теперь с почти уверенностью можно было говорить, что 1 июля войдет в историю нашего Отечества как восхождение на трон человека, которого многие ждут, а за этим случатся в империи огромные перемены. Да, возможно, кроме всего того нас ждет большая война с сильным, коварным врагом на западе — Британией, пытающейся объединить против нас многие другие страны. Но если войне суждено быть, то пусть она случится при Денисе Филофеевиче, который уже сейчас делает очень много для нашей победы.

В Москву мы вернулись, когда уже стемнело. Ирония судьбы в том, что после всех потрясений сегодняшнего дня, спасения Отечества и признания моих заслуг будущим императором и важнейшими людьми в имперских верхах, завтра мне предстояло идти в школу, чтобы сдать очередной экзамен. Это казалось столь глупым, что было даже отмечено князем Ковалевским. Конечно, я мог на экзамен не ходить, но хотелось просто и честно окончить школу без всякой посторонней помощи и влияний. Мы так с Ольгой договорились и вместе того желали: добиваться целей самим, своими усилиями.

— Баронесса Элизабет Барнс, — произнес молодой мужчина в темно-серой форме с гербом-нашивкой и погонами поручика. — Ваше благородие, порошу, смотрите на меня. Ваше фото в паспорте оно… В общем вы не совсем на себя похожи.

— Милый господин, я не хочу вам в подробностях рассказывать свою историю. Это займет много времени и вызовет слезы. Вам недостаточно, что мое лицо в синяках и опухло? При всем старании я просто не могу сейчас быть похожей на себя на фото пятилетней давности, — произнесла миссис Барнс. — Что посоветуете мне? Остаться на несколько суток в зале прилета, пока не сойдут следы побоев на лице?

— Минутку, ваше благородие. Я стараюсь помочь вам, но в то же время на мне есть серьезные служебные обязательства, — поручик таможенной службы, надел на голову управляющий обруч и стал проверять всю доступную информацию по подданной британской короны баронессе Элизабет Барнс. На экране в металлической рамке поплыли строки данных о ее визитах в Россию. — Ваш муж, господин Теодор Барнс по нашим данным пока находится в Москве. Он может опознать вас по голосу и подтвердить вашу личность по эйхосу?

— Милостивый господин, я в очень плохих отношениях с мужем. Да, он может подтвердить. Если это так необходимо, то свяжитесь с ним, но я бы не хотела этого, — холодно сказала Элизабет, глянув в огромное панорамное окно башни — там еще стояла вимана, синяя с красной полосой, рейса Р43−27 «Гамбург — Москва». Элизабет прибыла на ней. Рискнула, чтобы не трястись целые сутки в эрмимобиле, хотя для этого ей снова пришлось воспользоваться услугой пронырливых личностей из багажной службы.

— Вам известно, что вас ищет британская полиция, при чем GST, — таможенник внимательно вглядывался на экран, где появились строки на английском и несколько ее фотографий.

— Да, конечно, правда я не знаю, что такое GST, но полиция точно ищет, — Элизабет мило улыбнулась. На самом деле эта мысль ей стала приятна.

— GST — это их отдел, по расследованию особо опасных преступлений. Дело инициировано самим герцогом Уэйном, — пояснил поручик. — За что вас разыскивают? — спросил он, хотя уже знал ответ.

— Чертово дерьмо… — от удивления прошептала Элизабет. Герцог Энтони Уэйн был главой британского общества Исследователей Закрытой Истории и в силу общих интересов пересекался с виконтом Уоллесом. Неужели она наступила на больной мозоль самому герцогу.

— Что вы сказали? — не расслышал таможенник. — Я спросил, за что вас разыскивает отдел GST?

— За убийство двух мерзавцев и ограбление виконта Джозефа Уоллеса, хотя я его не грабила, а только забрала свое, — пояснила миссис Барнс. — Все, что я взяла, — она кивнула на предметы, разложенные на столе досмотра, — это не более, чем компенсация за физический и моральный вред, которые Джозеф со своим другом нанес мне. Часть этого вреда на моем лице. Ах, да, я кажется ему еще руку топором отрубила, — вспомнила Элизабет. — И это тоже часть компенсации.

— Какая опасная вы женщина! — улыбнулся таможенник и повернулся к вещам, извлеченным из дорожной сумки англичанки и разложенных на столе. Поднял золотую египетскую маску, оглядел ее с внутренней стороны. — Вы подтверждаете, что эти вещи имеют высокую культурную или историческую ценность?

— Разумеется, да. Кроме остробоя и моего фотоаппарата. Все, это — миссис Барнс указала на предметы в правой части стола, — вещи из коллекции того мерзавца — Уоллеса.

— И вы понимаете, что теперь без разрешения Комиссии Надзора за историческими ценностями и артефактами вы не сможете вывезти их из России, — поручик сделал несколько записей в протоколе.

— Я не собираюсь их вывозить. Как и сама не собираюсь больше покидать вашу страну, — сказала Элизабет.

— Ваше благородие, скажу вам откровенно, с этим… — он ткнул пальцем в экран терминала, где еще светились строки с кровавыми «подвигами» миссис Барнс в Портсмуте и Эшере, — вам будет очень трудно получить наше подданство. Скорее всего невозможно. Вы хоть понимаете, что вас через месяц могут вернуть Альбиону?

— Господин поручик, не беспокойтесь обо мне. У меня есть покровитель. Он — демон, и для него нет ничего невозможного, — с уверенностью сказала Элизабет и ей показалось, что она снова видит лицо Алекса.

— Как знаете, госпожа Барнс, я вас предупредил, чтобы вы вовремя могли подумать о грядущих неприятностях. Честно говоря, очень не хотелось бы, чтобы такая женщина как вы попали в руки GST. Даже при том, что вы баронесса, вас там ждут очень неприятные события. Остробой, — он взял со стола «Steel Truth ST-12», взвешивая его в руке. — К сожалению, эту вещь вы не получите. Данное оружие не гражданского образца и у вас нет и не может быть на него разрешения.

— Жаль, — сказала Элизабет, подумав, что он ей очень бы пригодился. Но, с другой стороны, баронесса и не рассчитывала, что ее пропустят с остробоем.

— Будете писать прошение на предоставление политического убежища? — спросил таможенник, возвращая оружие на стол. — Очень советую. Вам должно помочь, тем более в свете последних событий. Наймите хорошего юриста, объясните свое бедственное положение.

— Я это сделаю позже, — сказала миссис Барнс, глядя как поручик собирает ее вещи в дорожную сумку.

— Я вас пропущу — не стану связываться с вашим мужем. Но имейте в виду, ваше благородие, все время пребывания в России вы будете под особым контролем. Сразу же, как определитесь с жильем, вам необходимо зарегистрироваться в районном отделе полиции. Там вам скажут, как быть дальше, — он протянул ей сумку и добавил: — Добро пожаловать в Российскую Империю!

— Спасибо, господин поручик, — Элизабет взяла тяжелую сумку из его рук и подумала, что в этом мире не все мужчины достойны смерти. Кроме Алекса и Майкла есть некоторые другие, которые ей могут быть даже чем-то приятны.

— И еще… — таможенник задержал ее жестом и тихо произнес: — Даже сюда, в Россию могут дотянуться руки GST. Будьте осторожнее.

Спустившись на шестой уровень башни, Элизабет первым делом подошла к обменнику и поменяла все фунты на рубли, затем направилась в кафе, где они сидели с Майклом последний раз перед вылетом в Лондон. Бросила тяжелую сумку на диван возле окна, откуда за стеклом, виделся Екатерининский проспект — он переходил в огромный мост.

— Двойной черный кофе, — сказала она подъехавшему роботу-официанту. — И два бутерброда с черной икрой.

— Да, мэм! Прекрасно выглядите! Вам с сахаром? — пробасила алюминиевая голова, мигая туэрлиновыми индикаторами.

— Мэм? Я тебя убью сейчас за «мэм»! — Элизабет в самом деле захотелось выдернуть провода, соединяющие его угловатое туловище с той частью, которая считалась головой.

— Но мэм… Ой, извините! Вы же англичанка, разве я не угадал? — его голос стал заискивающий, индикаторы тусклыми.

— Катись отсюда! Две ложки сахара на порцию кофе, — сказала она, сев на диван. — И, если хочешь, чтобы я тебя простила, сделай это все быстрее. Слой икры потолще.

Первое, что собиралась сделать миссис Барнс, после того как найдет спокойный уголок, это скинуть сообщение Алексу. Уж теперь она могла воспользоваться своим эйхосом без всяких опасений.

«Алекс, дорогой, здравствуй! Я в России!», — сказала она, поднеся прибор ко рту, и едва сдержалась чтобы не заплакать. Неожиданно на Элизабет нахлынули такие сильные чувства, что некоторое время она не могла произнести ни слова, только сопела и боролась с комом в горле, осознавая я всю силу только что произнесенных слов. Теперь с полной ясностью осознавая, что с этих минут для нее все закончилось: до нее не дотянется ни британская полиция, ни люди, которые хотели ее убить. И еще осознавая, что скоро она встретить с Алексом и передаст своему демону нужный ему свиток.

Понимая, что пауза слишком затянулась, Элизабет продолжила: — «Очень, очень жду встречи с тобой, мой демон. Только скажи, куда подъехать. Ты не представляешь, что со мной было, что я пережила! Мне нужно так много тебе рассказать! С нетерпением жду минуты, когда увижу тебя!».

Кофе и бутерброды напуганный робот подал на удивление быстро. Миссис Барнс сделала пару глотков кофе, откусила кусочек бутерброда и вернулась к эйхосу, проверяя множество не отвеченных сообщений. Большая часть из была от мужа. Элиз решила разобраться с ними позже. Пролистала дальше и остановилась на последнем сообщении князя Мышкина. Слушать она его не стала, потому что прежде слушала два или три раза. Не забыла о его скабрезном содержании, хотя прошло много времени. Сейчас Элизабет, поняла, что хочет ответить ему. Она нажала боковую пластину и произнесла:

«Гена, ты хочешь снова связать меня и бить плеткой между ног? Хочешь заставить сосать твой член? Тебе нравится, когда я плачу? А знаешь… Я могу согласиться на это. И в этот раз даже просто так. Давай встретимся, только не у тебя дома». Сказав это, она мысленно добавила: «Только вряд ли в этот раз плакать буду я. Скорее всего плакать будешь ты, а потом твоя невеста». То, что Мышкин собрался жениться Элизабет знала из газет.