Глава 7 Кто ты⁈

Едва открылись двери подъемника, я увидел прямо-таки эпическую картину: двое полицейских, которых я повстречал сразу по прилету сюда и выхода из «Эльзы», держали оборону, укрывшись за маленькой синей виманой марки «Елена». Старший урядник, порадовавший меня фразой «Есть, ваше высокопревосходительство!», крикнул:

— Еще раз прошу, уходите! Мы выполняем приказ самого Козельского! Уходите! К вимане никто не пройдет! — его помощник дважды выстелил куда-то вправо.

Я осторожно выглянул. В той стороне, куда он стрелял, за ящиками с коммуникационным оборудованием пряталось двое — приказный и корнет. И по другую от них сторону стояло еще четверо гражданский и трое полицейских во главе со штабс-капитаном.

— Сволочи! Начальника караула быстро! — заорал штабс-капитаном, отступая за стальную конструкцию, державшую верхний ярус площадки.

Происходящее прояснилось сразу: те двое моих самых первых знакомых добросовестно исполняли мой приказ, то есть приказ Козельского. И всякие увещания, что мол Козельский — это не Козельский, их пронять не могли. Ситуация была одновременно и комичной, и трагической, ведь кончится она могла смертями ни в чем неповинных людей, честно исполняющих свой долг и понятия не имеющих о высоких имперских потрясениях. Поскольку никто из этих парней меня в истинном облике еще не видел, я снова активировал «Лорепалх Куил» с маской «Козлика» и, не убирая магического щита, направился к посадочной площадке. К сожалению, я значительно растратил свой резерв и еще раз использовать «Ликосу» не рискнул. Вложил в правую руку «Веил Литуам Лакши», на случай если успокаивать придется сразу всех.

Снова зазвучали пистолетные выстрелы. На блестящем корпусе синей «Елены» появились вмятины и дырки.

— Что здесь происходит⁈ — крикнул я голосом рассерженного Козельского.

Стрельба мигом прекратилась. Осаждавшие защитников «Эльзы» мигом повернулись ко мне и опустили оружие. Все, кроме штабс-капитана. Я догадался, что он сейчас станет проблемой. Раньше, чем штабс-капитан успел открыть рот и выразить сомнение, будто я не настоящий глава Ведомства Имперского Порядка, с моей руки сорвалось серебристое облачно. Метнулось к нему, на лету превращаясь в волну лютого холода. В воздухе заискрилась ледяная пыль. Штабс-капитан вмиг застыл, посинев лицом и покрывшись инеем. Пистолет выпал из его скрючившейся руки. Ледяная волна задела еще двоих, стоявших в нескольких шагах от него. Но их не пробрало так глубоко — они лишь испытали сильный холод, пронизывающий до костей. Обычно после такого выживают без проблем, хотя получают значительное переохлаждение. Гражданский тут же ретировался в сторону второго подъемника.

Полицейские, которые прятались за ящиками с коммуникационным оборудованием, оружие мигом опустили и вытянулись по стойке смирно. Они не понимали происходящее и, в своих умах допускали, что я — самый настоящий Козельский, а значит лучше от греха подальше не вступать со мной в противоречие, чтобы там не говорили иные важные чины. Я сразу свернул «Лепестки Виолы», чтобы внушать меньше подозрений. Хотя и так уже нарисовался — не сотрешь. Вряд ли кто из них верит, что Григорий Юрьевич силен в магии, да еще настолько, что превратил штабс-капитана покрытую инеем статую. Однако все эти противоречия пока не могли отодвинуть в сторону мысль: «А вдруг я все-таки настоящий глава Ведомства Имперского Порядка».

Старясь держать во внимании сразу всех, я направился к «Эльзе» быстрым шагом.

— Благодарю за службу, воины! — произнес я, подходя к полицейским, державшим оборону за «Еленой» и исполнявшим мой приказ. — Преставьтесь, — попросил я.

— Старший урядник Самойлов! — отозвался первый.

— Приказный Еремеев! — второй, бледненький, напуганный, щелкнул каблуками.

— Молодцы! В ближайшие дни ведомство ждут большие перемены, — сказал я, поравнявшись с ними. — А лично вас сегодня, возможно, ждут большие неприятности из-за непонимания, происходящего на верхах. Придется потерпеть. Не падайте духом ребята — эти неприятности временные. Вскоре все изменится, и вы будете отмечены за хорошую службу, — произнес я, запоминая их фамилии и звания, чтобы передать князю Ковалевскому.

Тем временем из арки второго подъемника выбежали вооруженные люди. Раздались крики, кто-то выстрелил в воздух, командуя:

— Стоять!

Вероятно, этот возглас был обращен ко мне. Не тратя больше ни секунды, я вошел в «Эльзу», мигом зарыл люк и разрешил автопилоту набор высоты.

— Сань, как там Козельский? — спросил я в говоритель, едва опустившись в пилотское кресло.

Растопин не знал, как ответить по говорителю, и тут же сбежал вниз красный, сияющий глазами так, что они казались ярче туэрлиновых кристаллов.

— Получилось, ваше сиятельство⁈ Да⁈ — вопросил он.

— А куда оно денется. Вон в пакете папочки, — я кивнул на диван. — Правда пришлось магией пошалить. Заодно левым боком поймать пистолетную пульку.

— Сильно поймали? Где здесь аптечка? — засуетился Растопин.

— Не знаю. Потом с аптечкой. Ты на вопрос по Козельскому не ответил, — щелчком тумблера отключил автоматику, чтобы скорее вывести виману как можно дальше от Белоглинной, минуя обычные потоки и уровни движения.

— Извиняясь. Это я от радости потерял память, — мне показалось, что светятся не только его глаза, но и счастливая физиономия. — В порядке он. Сидит молчаливый, злой. Освободиться не пытается. Думаю, опасности не представляет.

— Вот и хорошо. Поднимись, придумай как его там понадежнее зафиксировать, потом спускайся сюда. Возможно, потребуется твоя помощь, — сказал я, набирая высоту и перекладывая штурвал влево.

Когда мы прошли над храмом Перуна Славного, я влился в общий поток, стараясь затеряться среди других летающих машин. И уже после этого, вернул управление автоматике, чтобы отправить сообщение Ковалевскому.



Я знал, что расслабляться нам рано. Очень рано! Хотя операция «Заземление», не считая кое-каких нюансов, прошла успешно, по большому счету еще ничего не закончено. Дальше противостояние может перетечь в очень горячую фазу с непредсказуемыми для многих последствиями. Первое, это «Эльза» — ее сейчас начнет искать вся полиция Москвы, и не только полиция, наверняка те теневые силы, которые были под Козельским и его единомышленниками. Очень вероятно, что они задействуют военных в обход фельдмаршала Чистякова. Они постараются меня поскорее выследить и посадить «Эльзу», если не получится, то сбить. Наверняка, уже кто-то связался с Глорией, и теперь даже жизнь князя Козельского становится разменной монетой — слишком много лежало на кону.

Я набрал номер Ковалевского и сказал:

«Здравия, ваше сиятельство! Все прошло успешно. Я на вимане Козельского и сам он здесь в наручниках. Папка „Гром“ у меня. В ведомстве не все прошло гладко. Есть раненые, вероятно несколько убитых. Иначе, увы, не получалось. Это коротко по моей операции. Теперь не менее важное: вас и Ольгу сегодня ночью планировали захватить. Примите номер эйхоса человека, который за это ответственный», — я переслал ему номер того жирного подлеца, с которым имел общение, выйдя из кабинета. — «Очень прошу принять все возможные меры безопасности относительно вас лично и Ольги», — добавил я, хотя это было столь очевидно, что не имело смысла говорить. В этот момент сверху спустился Растопин, всем своим видом желающий сказать что-то. Я махнул ему рукой, чтобы ждал и продолжил наговаривать сообщение: — «И еще очень важное. Прежде опасался вам говорить, чтобы не спугнуть удачу. При мне папка, в которой свидетельства о преступлениях Козельского против нашего Отечества. В ней документы, доказывающие его предательство. Его связь с британской разведкой и людьми, представляющими интересы враждебных для России сил. Папка называется „Конфетти“. Возможно, именно сейчас это важно для вас, чтобы принять наиболее верные решения. Думаю, с документами из „Конфетти“ будет гораздо легче объяснить императору необходимость проведенной сегодня операции и всех вытекающих за ней действий. Все. Жду указаний куда лететь. Меня сейчас начнут преследовать. Возможно, попытаются сбить, но это вряд ли у них получится, если не привлекут военных».

— Уже преследуют! — сообщил Растопин. — Сзади две полицейских виманы.

Я добавил в эйхос: «Уже преследуют две патрульных виманы. Это мелочи, но так для полноты картины», — добавил я для Бориса Егоровича и, отжав боковую пластину сказал Растопину:

— Это мелочи, Сань. Скоро все должно стать веселее.

Нет сомнений, что эйхос Ковалевского прослушивается. И сообщение, которое он сейчас получит, станет своего рода бомбой — она разорвет в хлам все соблюдавшиеся до сих пор правила. Готов ли к этому Борис Егорович? Да, он умнейший, опытный в имперских интригах человек. Он гораздо лучше меня понимает всю серьезность и опасность происходящего. Тем не менее, больше всего я сейчас переживал за него, потому что рядом с ним Ольга.

Две полицейских виманы марки «Орлан», севшие нам на хвост, были совсем уж незначительной неприятностью, потому как служебная «Эльза» главы Ведомства Имперского Порядка превосходила их в скорости и маневренности. Я пока даже не пытался ускориться — виману вела автоматика. Но то, что нас уже обнаружили, было тревожным звоночком. Изначально я планировал сделать с «Эльзой» тот же фокус, что в свое время сотворил со «Стрижом» виконта Веселова, когда мы с Талией убегали от преследователей.

Пока текли тяжкие минуты ожидания ответа от Бориса Егоровича, я решил заняться раной. Не обращать внимание на боль — для меня это привычно. Однако, чтобы рана скорее зажила, ее следовало подлатать.

— Сань, там вроде бар наверху. Принеси что-нибудь покрепче, — попросил я, встав и стягивая с себя пиджак.

Затем расстегнул рубашку. Пока не вернулся Растопин, ускорил немного виману и скорректировал курс.

— Полугар 45 градусов и виски, — Саша подбежал, держа в правой руке две бутылки, а левой рюмку.

— Давай, ранку глянь, а то мне неудобно, — попросил я, повернувшись к нему левым боком и протягивая носовой платок. — Полей как следует полугаром, чтобы кровь смыть.

Он щедро хлюпнул ядреной жидкости на платок, поморщился, оглядывая рану, и осторожно обошел ее по краю мокрым платком.

— Смелее, Сань. Если что, мне не больно. Маг я тебе или хрен?

— Ну вы даете! Как такое может быть? — он поднял изумленный взгляд. — Пуля у вас тут торчит!

— А выдерни ее, мерзавку. Платком бери и тяни. Да не бойся ты! Говорю, мне не больно! — в последнем я несколько соврал. Боль я чувствовал, просто выбросил ее из сферы внимания.

Растопин выдернул пулю и полил рану полугаром, затем заключил:

— Повязку бы надо. Кстати, кровь уже не течет.

— Обойдемся пока без повязки. Лучше подбери свежую рубашку в княжеском гардеробе. Все, давай, — я вернулся в кресло, не желая больше тратить время на эти в данном случае неважные процедуры. Лишь на минуту перевел внимание на рану и запустил процедуру обеззараживания и исцеления.

Ответа от Ковалевского до сих пор не было, хотя уже прошло минут семь. Не тратя зря время, я частично вышел на тонкий план и начал прощупывать эрминговые потоки. Сосредоточился, слушая их тональность. Сразу нашел тот, который входил в резонанс с центральным кристаллом гирвиса, служившим сердцем виманы. Затем начал подыскивать поток, подходящий по свойствам, чтобы понастроить кристалл и под его тональность так, чтобы добавочная энергия не выросла более чем на треть — печальный опыт с выгоревшим кристаллом на машине Веселова я помнил очень хорошо.

Закончить настройку мне не дал писк эйхоса. Я прервал магическое воздействие на кристалл и взял эйхос.

— Ваше сиятельство, «Орланы» прямо очень близко — на расстоянии выстрела, — не выдержал Растопин. — Там еще две патрульных добавилось.

— Хорошо, Сань. Не обращай внимания. Скорой уйдем от них, — я видел, как кто-то настойчиво пытается выйти на связь через коммуникатор на служебной линии — часто пульсировала красным кнопка терминала, раздавался неприятный зуд.

Все-таки опасения Растопина сбылись раньше, чем я предполагал: по нам начали стрелять сразу с двух сторон. Видимо полиция получила жесткие указания, и может быть князя Козельского кто-то в самых верхах уже списал со счетов. От первых попаданий «Эльзу» слегка тряхнуло. Данная модель «Эльза-10-Макс» была бронированной и бронированной хорошо, поэтому я не слишком переживал, что обычные патрульные «Орланы» слишком навредят ей с малокалиберных пулеметов. Но решил перестраховаться, взял управление на себя, сделал резкий маневр вниз и влево, и стал уходить на юго-запад, наращивая скорость. Когда стрелка заплясала близко к оранжевой зоне шкалы, взял эйхос, включил прослушивание. Раздался взволнованный голос Ковалевского:

«Сань, ты молодец! Слов нет! Ольга рядом! Плачет от радости! Я все понял. Можешь как-то оторваться от преследования? Ты же умеешь ускорять виману — очень на это рассчитываю! Если да, лети курсом к тому месту, где… Где тебя подобрал граф Голицын, когда вы сожгли виману Веселова. Я вылетаю туда же. Поддержку организуем — это уже все оговорено, наши люди ждут. Если оторваться не можешь, долети до Новохлебного — это контрольная точка, там пересядешь в мой „Олимп“. Ответь сразу, сможешь оторваться от хвоста⁈».

Я тут же ответил: «Смогу. Я на красной „Эльзе“. Ускорю ее без проблем. Лечу к точке, где меня подбирал Жорж Павлович», — вот только я не помнил название того поселка, к которому мы вышли с баронессой Евстафьевой через лес. Но это дело поправимое. Примерное местоположение я знал. То, что Ковалевский место встречи не указал прямо, а обозначил иносказательно, нам бы не слишком помогло, потому как наши недруги все равно вычислят «Эльзу». Скорее всего на ней установлен маячок — вимана-то служебная и самого главы Ведомства Имперского Порядка. Но выиграть время этак полчаса я мог. Оставалось надеяться, что у Ковалевского имелся свой план. Обязан быть, тем более Борис Егорович не один, и стоят за ним силы не менее влиятельные, чем за Козельским.

И тут же пришло второе сообщение от Бориса Егоровича:

«Сань, если есть возможность засвети через коммуникатор хотя бы небольшую часть содержимого той папки… Как ее…» — здесь послышался голос Ольги: — «Конфетти». «Да, 'Конфетти», — продолжил Ковалевский. — «Это очень важно. Ты совершенно прав: если у нас будет такой компромат на Козельского, то это все в корне меняет. Очень ждем! Код коммуникатора для приема высылаю».

— Саш, найди в пакете папку «Конфетти», — попросил я Растопина. — Она бежевая. Давай ее сюда. Садись здесь, — я кивнул на кресло слева от моего, быстро включая коммуникатор и набирая код, присланный князем Ковалевским.

«Орланы» после моего маневра и ускорения отстали километра на полтора, а «Эльза» уже приближалась к юго-восточным окраинам столицы. Здесь я изменил курс, забирая по направлению на Владимир, затем оставил штурвал, взял папку «Конфетти». Пролистав несколько страниц, отложил наиболее интересные документы и сказал Растопину:

— Терминалом можешь пользоваться? — когда тот пожал печами, я указал на две кнопки в правом верхнем ряду. — В общем, берешь лист из этой стопки и держишь его примерно на таком расстоянии от этой штуки, — я указал пальцем на выпуклую линзу кварцево-туэрлиновой оптики, — считаешь до пяти, жмешь эту кнопку, потом эту. И так с каждым листом. Давай, Сань — это важно. Империя ждет от нас подвигов.

— Ну я не совсем тупой, — рассмеялся Растопин, беря первый лист. — Чуть понимаю, уже таким пользовался. Только был терминал другой.

Зачем Борису Егоровичу столь срочно потребовалось видеть содержимое папки «Конфетти» догадаться не сложно: если князь убедится, что в наших руках действительно серьезные документы для обвинения Козельского и людей с ним связанных, то это позволит Ковалевскому действовать намного решительнее. Возможно, это станет поводом для вывода «Сириуса» из тени, под каким-то хитрым, но уместным предлогом. И еще Борис Егорович мог опасаться, что с моим бегством от преследователей пойдет что-то не так и хотел получить хотя бы изображения документов из папки «Конфетти». Для кого-то инного на моем месте эта мысль могла показаться болезненной, но такая перестраховка Ковалевского была правильной, поскольку не о себе князь сейчас заботился и не обо мне. Наши жизни ценны, но в масштабах этой большой игры, не стоит преувеличивать их значение.

По-прежнему настойчиво пульсировал красным сигнал на терминале — кто-то требовал ответа. Несколько секунд я боролся с искушением посмотреть кто именно. Возможно, не стоило обращать на это внимание, а просто делать свое дело: изменить параметры кристалла гирвиса, ускорить виману и скорее лететь к месту встречи, обозначенному Борисом Егоровичем. Но я все-таки решил посмотреть. Дело здесь не столько в любопытстве, сколько в понимании, что я смогу лучше представлять настоящее положение дел в самых верхах империи в данный момент.

На «Эльза-10-Макс» стоял самый современный терминал, позволяющий просматривать списком сразу всех, кто пытается выйти на контакт, при этом не вступая в диалог. Также этот терминал позволял общаться не только в текстовом формате, но и аудиовизуальном. Для этого под экраном имелось кварцево-туэрлиновой оптика.

— Сань, все документы передал? — спросил я, видя, что Растопин переложил всю стопку на край панели.

— Так точно. Еще что-то передать? — он покосился на папку «Конфетти».

— Достаточно. Проверь, как там наш бесценный пленник, — попросил я, и повернул кресло к терминалу, возвращая управление автоматике.

Надел на голову управляющий обруч, для упрощения команд коммуникатору. В правом нижнем углу появился список запрашивающих контакт. Значилось там и Центральное Полицейское Управление, и Служба Имперской Безопасности, и Особая канцелярия Имперского Сыска, и еще пара серьезных ведомств, несколько громких имен, несколько незнакомых. И… императрица Глория.

Возник жуткий соблазн ответить ей. Все-таки она — вершина всей этой темной пирамиды. Что скажет мне госпожа Глория Ричмонд? Потребует остановиться? Вернуть папки, в том числе и с компроматом, касающимся напрямую ее? Пообещает мне все возможные кары земные и небесные? Одна такая уже обещала. Имя ее — Гера… бедная Гера. Она должна уже возродиться. И вряд ли это событие пройдет совсем незаметным для меня.

На моем месте вряд ли кто сейчас активировал бы канал связи, но я это сделал. Астерию можно: ведь жизнь, это не более чем игра. Почему бы не поиграть с императрицей.

В туманной глубине экрана, обрамленного бронзовыми завитками, угадывался небольшой зал. На стенах из розового и голубого мрамора проступала бледная роспись и первым, к своему удивлению я увидел лицо Геры. Вот так… Есть в одном миров интересная поговорка: «Вспомни чертовку, она и появится». Правда лицо Геры было лишь изображением на стене. Прошла еще минута или две, и я увидел другую чертовку, вполне земную, настоящую, когда-то взявшую в сердечный плен нашего императора.



— Кто ты⁈ — Глория гневно смотрела на меня.

Интересный вопрос с ее стороны. Неужто не знает?

Загрузка...