Васька путешественник

Пять тысяч полёвок

Водится в наших местах грызун — раза в полтора побольше домашней мыши, рыжевато-серый, с белёсым брюшком, с едва заметными ушами и коротеньким хвостиком. Называется он общественной полёвкой. «Общественной» эта полёвка зовётся потому, что не живёт в одиночку или отдельными парами, а всегда селится целыми скопищами. Если облюбуют они какой-нибудь луг или участок поля, то так ископают его своими норками, что поверхность почвы здесь становится похожей на огромное решето.

У общественных полёвок, как и у многих грызунов, наблюдается интересное явление, — их численность сильно колеблется. Вот в каком-нибудь месте полёвок совсем немного. Только кое-где, на заброшенных пустырях можно найти их маленькие поселения. Никому они не мешают, не вредят, и никто почти их не замечает. Но проходит два-три года, и грызунов становится всё больше и больше. Они занимают всё новые места. Там, где год назад не было ни одной норки, вдруг появились сотни и тысячи дырок в земле. Полёвок как будто рождает сама земля. Они портят пастбища, уничтожают посевы хлебных злаков. Всюду норки, всюду обгрызки стеблей травы, колосьев пшеницы — настоящее бедствие.

На грызунов ополчаются люди. Они разбрасывают отравленные приманки, заливают норки водой и ядовитыми газами, глубоко перепахивают почву на местах полёвочьих поселений. В этой борьбе людям помогают звери и птицы. Откуда-то появляется масса лисиц, хорьков, собираются луни, канюки, совы, прилетают с морских побережий чайки. Все ловят полёвок, едят их и кормят ими своих детёнышей.

Борьба идёт с весны до глубокой осени. Грызунов становится меньше, — поле за полем, участок за участком постепенно очищаются от их скопищ. Близится полная победа.

Но… наступает зима. Норки полёвок прикрывает спасительный снежный покров, под который не проникнет ни плуг, ни яд. Улетают птицы-мышееды. Намного труднее становится ловить грызунов хорькам, ласкам и лисицам. Под толщей снега — тепло и уютно. Там нарождаются новые поколения полёвок и — едва лишь весенние ветры сгонят снег — новые полчища вредителей расселяются по полям. Их стало как будто ещё больше. И опять люди объявляют войну грызунам, вооружившись новыми средствами, новыми машинами. Ну, уж теперь-то, наверное, не сдобровать вредным зверюшкам!

Но, что это?! Не успели развезти по заражённым полям баллоны с ядовитым газом, не съехались ещё команды истребителей, а полёвки вдруг сами стали убавляться. С каждым днём их меньше и меньше. Исчезают на глазах массы вредителей. Обваливаются, заравниваются дождями и ветром опустевшие норки. Зарастают свежей травой поселения грызунов. Куда же они все подевались?

На пустеющие колонии полёвок приходят люди с лопатами — специалисты по грызунам. Люди раскапывают уцелевшие норки, находят гнезда с недавно родившимися полёвками и видят: в каждом выводке не восемь, не десять детёнышей, как было в прошлое лето, а всего — по одному, по два, редко — по три мышоночка. Взрослые полёвки, которых выбрасывает из земли лопата, какие-то все вялые, малоподвижные. А вот удалось выкопать и несколько мёртвых зверьков. Специалисты тогда говорят:

— У полёвок начался спад численности.

Наши учёные много работали и сейчас работают, чтобы в точности изучить, почему в отдельные годы грызунам всё как будто благоприятствует и они неудержимо размножаются. А потом вскоре после этого наступает для них какая-то «чёрная» пора, — зверьки теряют плодовитость, хиреют, погибают, и вот — их остаётся совсем немного, считанные десятки. Этих уцелевших природа как бы сберегает для нового подъёма, который наступит рано или поздно. Как было бы хорошо научиться не допускать роста численности вредных грызунов, а то и вовсе уничтожить на нашей земле! Для этого нужно изучить ту роковую причину, которая начинает действовать против грызунов как раз тогда, когда их необозримое племя достигнет полного расцвета. Если же будет известна причина, — можно научиться и направлять её против грызунов в любое время, не дожидаясь, пока они станут бичом наших полей.

Сейчас известно вот что: когда грызунов становится слишком много, — они часто соприкасаются друг с другом. Они встречаются и под землёй, в тесном лабиринте норок, и на поверхности почвы, вылезая на кормёжку. Особенно тесно становится жить таким, которые селятся большими поселениями, например общественным полёвкам. Но… грызуны очень неустойчивы к разным болезням. Недаром ведь врачи, изучая какое-нибудь заразное заболевание или средство против него, проверяют его действие на белых мышах, на крысах, на кроликах. Грызуны болеют и своими болезнями и чужими, заражаясь ими от других животных. И вот стоит только в большом поселении тех же полёвок хоть одному зверьку чем-нибудь заразиться, как от него сейчас же начнут заражаться и другие. Чем больше грызунов, чем теснее они живут, тем скорее косит их болезнь. Зверьки болеют и погибают тысячами. Но некоторые выздоравливают и, как часто бывает, становятся после этого невосприимчивыми к перенесённой болезни. Эти-то и сохраняются, оставшись в ничтожном числе на месте бывшего поселения. Они уже не могут так быстро размножаться, как до болезни, — их организм ослаблен.

Уцелевшие грызуны обычно уходят из вымершей колонии и переселяются на свежее место, где и живут. Должно пройти несколько лет, прежде чем малочисленное поселение грызунов вновь разрастётся и даст начало новому подъёму. За это время сменится не одно поколение зверьков, а молодые опять уже восприимчивы к болезни, которая погубила их предков. В этом и заложен роковой зародыш нового грызуньего мора.

Итак, главная причина найдена! Это заразные болезни. Вот тут-то и приходится подумать, — можно ли при их помощи бороться с грызунами? Не слишком ли опасно это оружие и для того, кто его поднимет?! Много было в истории случаев, когда люди заражались от грызунов болезнями и очень страшными болезнями.

Люди в белых халатах надевают себе на лицо защитные маски и садятся за лабораторные столы. Они работают терпеливо и спокойно, не замечая, как стрелки на часах описывают круг за кругом. Через руки, в тонких резиновых перчатках, проходят тысячи мышей, крыс, полёвок, сусликов — живых и мёртвых, больных и здоровых. Десятки тысяч стёклышек с капельками крови, с тончайшими пластинками, вырезанными из внутренних органов больных грызунов, сменяются под объективами микроскопов. Не будем мешать этим людям, — работа у них сложная и очень ответственная.

Вернёмся в наш заповедник.

Ещё прошлым летом мы заметили, что на наших дальних островах появилось много поселений общественных полёвок. Видно было по всему, что зверюшки размножаются, как мухи. Я стал думать: как же попадают полёвки на пустынные острова, отделённые от материка иной раз порядочным пространством воды? Все грызуны, особенно мелкие, вроде мышей и полёвок, умеют хорошо плавать — это так. Но что заставляет их пускаться в опасные «морские путешествия», — пока непонятно. А может быть, грызуны не переплывают на острова, а перелетают по воздуху? Шутки в сторону — такое тоже может произойти.

На островах, где появились полёвки, гнездятся чайки. А они, как известно, очень много ловят грызунов на материке и приносят их своим птенцам. Разве не может случиться так, что какая-то хохотунья, поймав где-нибудь на пшеничном поле грызуна, не убила его сразу, а взяла в клюв живого и понесла на свой островок. Там, у гнезда чайка открыла клюв, полёвка-то и шмыгнула прочь, да и спряталась в ближайшую трещинку на почве. Конечно, такие случаи бывают редко, но чайки ежедневно вылавливают тысячи грызунов и, пусть хоть один из каждой тысячи уцелеет и останется жить на острове! Вот и готова новая маленькая колония полёвок. А дальше всё пойдёт своим чередом — грызуны будут размножаться и постепенно займут весь островок. Чайки здесь полёвок преследовать особенно не будут, так как у этих птиц есть одна, ещё не совсем разгаданная особенность поведения, — они ничего почти не собирают и не ловят съестного вблизи своих гнёзд, а летят за добычей куда-нибудь подальше.

Откровенно говоря, я считаю этот воздушный способ переселения грызунов на острова даже более вероятным, хоть и происходит оно почти как в сказке. Впрочем, как бы там ни было, а на наших заповедных островах появилось много общественных полёвок, и об этом я доложил своему начальству. Так у нас полагается делать.

Весной обнаружилось, что полёвок стало ещё больше. Особенно ими были заражены остров Круглый и маленький совершенно необитаемый островок, лежащий в дальней части заповедника, к востоку от Круглого. На карте этот островок никак не называется, но мы его прозвали Гусиным — за то, что зимой на нём постоянно ночуют стаи диких гусей.

Я снова написал в своё управление о нашествии грызунов. После этого из города приехал высокий, худощавый и очень деликатный человек в сером плаще и такой же шляпе. Он вошёл ко мне в лабораторию и представился:

— Врач Алиев! Прислан к вам по поводу грызунов.

Из разговора с приезжим выяснилось вот что. Нам дано задание провести исследование полёвок, чтобы установить, — когда у них появятся самые первые признаки начинающегося «спада», и определить, от какой именно болезни они будут погибать. Для этого придётся ловить грызунов, вскрывать их и тщательно проверять состояние их внутренних органов. Таким образом и удастся обнаружить первых заболевших зверьков ещё до того, как среди них начнётся поголовный падёж.

Я понимал, что для такой работы нам придётся переловить порядочно полёвок, но всё же спросил приехавшего доктора: сколько зверюшек он намерен исследовать? Алиев ответил не задумываясь:

— Пять тысяч!

Такой цифры я не ожидал и для верности переспросил:

— Тысяч?

— Да, пять тысяч. Иначе трудно будет сделать достоверный вывод.

После этого я вызвал к себе дядю Ваню Колесникова и отдал распоряжение на морском языке:

— Свистать всех наверх!

Это значило: собрать всех сотрудников в контору заповедника по важному и срочному делу.

Дядя Ваня пошёл своей неторопливой походкой выполнять поручение, а я, глядя ему вслед, от души пожалел, что Митя Саблин получил отпуск и уехал с Рыбачьего. Этот расторопный парень был бы очень нам сейчас полезен.

Обсудив подробности проведения «мышиного аврала», мы наметили такой план. Все мы завтра же выезжаем на остров Круглый, где будет проводиться главная работа по полёвкам. Там остаётся большинство наших сотрудников, во главе с доктором Алиевым, который развёртывает на Круглом свою походную лабораторию. Места там много, полёвок видимо-невидимо, — там и следует выискивать то, что нам нужно — первых заражённых зверюшек. Однако нужно проверить полёвок и на островке Гусином. Для этого я решил: сначала помочь наладить работу на Круглом, а потом вдвоём с дядей Ваней переправиться на Гусиный и начать там ловлю и исследование грызунов.

Не каждый из участников нашей экспедиции умел делать всё, что нужно. Некоторые могли только ловить полёвок и приносить их для исследования. Я умел и ловить зверьков, и знал, как их вскрывать, как проверять состояние внутренних органов, чтобы обнаружить признаки болезни. Но определить болезнь и сказать, опасна ли она для кого-нибудь ещё, кроме полёвок, я не мог и не имел права. Это мог сделать только врач Багир Измайлович Алиев, который уже много лет занимается изучением грызуньих болезней. Однако наш доктор сам признался, что он не мастер ловить полевых грызунов и привык их видеть большей частью тогда, когда зверюшки уже пойманы, сидят в клеточках под номерами или лежат на стекле его рабочего стола. Да так и быть должно. Если бы доктор сам расставлял мышеловки в поле и сам раскапывал норы грызунов, — у него не осталось бы времени для тщательного их исследования в лаборатории.

Мы распределили обязанности. Наблюдатели заповедника и такие, как дядя Ваня Колесников, будут ловить полёвок на острове и приносить их в нашу походную лабораторию. Мы с женой должны вскрывать зверьков и просматривать их внутренности «начерно». Если мы заметим у грызуна что-либо подозрительное, то сейчас же передаём его Багиру Измайловичу, а он уж делает с ним всё, что нужно, и определяет: действительно ли эта зверюшка заражена и чем именно. Когда же мы с дядей Ваней начнём работать на Гусином, то всех подозрительных на болезнь полёвок будем класть в банки со специальным раствором и время от времени отвозить на Круглый к доктору. Такой мы выработали план действий, и все понимали, что каждый должен делать своё дело на совесть — иначе не наловить нам и не исследовать пяти тысяч полёвок.

Девочки наши, как только узнали, что все мы собираемся на дальние острова ловить «мышей», пристали ко мне с просьбами взять их с собой на Круглый. Я сначала отказал. «Это не увеселительная прогулка, — думаю, — а серьёзная работа. Девочки будут мешать нам, а потом — кто его знает — нам ведь предстоит возиться с заражёнными грызунами и… не лучше ли будет держать детей подальше от них?» Но за девочек вступился Багир Измайлович. Он уверил, что сумеет так всё обставить, что для людей от нашей работы никакой опасности не будет. Тогда я подумал: «Раз уж врач разрешает, зачем же я буду огорчать своих дочерей?» К тому же в школе начались каникулы, — Рафига поедет с нами, к себе на Круглый — пусть уж и наши едут с ней. Уступив одной просьбе, пришлось уступить и другой — взять с собой и кота Ваську. По поводу Васьки Таня говорила:

— Ты, папа, тоже дай ему план — пускай наловит сто мышей на Круглом. Тогда тебе меньше останется ловить.

Услыхав это, Багир Измайлович смеялся добрых полчаса и после заявил, что он ни за что не поедет в экспедицию, если с нами не будет Васьки.

Ох уж мне этот доктор! Не успел приехать, как у нас все ему стали друзьями.

Оставалось решить: на чём мы завтра поедем? «Фламинго» — большой и очень удобный катер, на нём не страшны волны и ветер. Но море за Круглым мелко, — на большом судне не везде проедешь. Придётся плыть на нашем старом друге «Нырке». Он хоть и маловат, да — ладно — как-нибудь разместимся.

Ранним утром мы уселись в катер, заставленный разными вещами. Среди них был целый ящик с мышеловками, которые привёз из города доктор Алиев. Для нас сейчас эти нехитрые машинки дороже всего остального.

Дядя Ваня завёл мотор и степенно доложил:

— Машина готова!

Я отчалил катер и оттолкнул его нос от пристани. Встав у руля, я гаркнул так, что как будто командовал не шестисильной моторкой, а по крайней мере эскадренным миноносцем:

— Полный вперёд!

Под кормой забурлила вода и поднялась кипящим бугром. «Нырок» встрепенулся и ринулся с места, распахивая ленивую воду залива.

В катере шумно. Девочки смеются и умышленно раскачивают судно. Мать останавливает их, но и сама смеётся. Колесников прислушивается к стуку мотора и беспечно поплёвывает за борт. Весёлый и вежливый доктор Багир Измайлович с интересом наблюдает за бегущим мимо берегом. На самом носу катера сидит Васька. Сидит как изваяние. Его ничто не смущает — ни близость воды, ни стук машины, ни покачивание. Я смотрю поверх Васькиных ушей и направляю судно туда, где на конце острова белеет башня маяка, а за ним искрится и колышется позолоченный утренним солнцем простор открытого моря.