Васька путешественник

Наш Бабурик

Был у нас ещё один «член семьи» — ручной розовый пеликан Бабурик. Назывался он так потому, что на Каспии многие называют пеликанов «бабурами». А попал к нам Бабурик так:

Один знакомый охотник как-то подстрелил молодого пеликана. Птица летела высоко над землёй, и только одна дробинка попала ей в самый конец крыла. Однако кость в крыле была повреждена, пеликан лететь дальше не мог и опустился на землю. Охотник поймал его и принёс ко мне. Сначала я не знал, что делать с раненым пеликаном: птица эта очень большая, корму ей нужно много, держать её у нас негде. Подумав так, я хотел было сделать из неё чучело, но потом стало жаль убивать такую интересную птицу, и я решил: ладно! Пусть живёт у нас в палисаднике, а кормить буду его чем придётся.

На раненое крыло пеликана мы наложили плотную повязку, чтобы срасталась перебитая кость. При этой операции пеликан вёл себя на удивление спокойно, как будто понимал, что для него делают доброе дело. Только когда ему становилось особенно больно, он закидывал голову себе на спину и закатывал глаза. Я перевязывал, а жена держала птицу, прижав её к земле. Татьяна наблюдала за нами издали, опасливо отойдя за изгородь. Её пугала птица—такая большая и с таким огромным несуразным клювом.

Только что мы закончили перевязку, как пришла из школы Ина. Увидев пеликана в палисаднике, она радостно запрыгала и закричала:

— Бабурик, бабурик!

Так и стал наш пеликан зваться Бабуриком.

Мне пришлось раздобыть лишнюю пару береговых рыболовных сетей и почти каждый день устанавливать их в заливе. Нужно было добывать свежую рыбу для Бабурика. В течение первых двух дней он ничего не ел, только пил воду из корыта, поставленного к нему в палисадник. В корыте же плавала и предназначенная в корм рыба, однако Бабурик как будто бы её и не замечал.

На третий день я решил покормить пеликана насильно. Открыл ему руками клюв и положил прямо в подклювный мешок крупную живую воблу. Бабурик вскинул голову, повертел ею из стороны в сторону, а потом взял да и выбросил рыбу на землю. Тут я догадался: постой-ка, да я ведь неправильно положил воблу в клюв! Нужно было класть головой к горлу птицы, а я, наоборот, сунул вперёд хвостом! При таком положении растопыренные плавники рыбы помешали ей скользнуть в глотку пеликана.

Я снова взял воблу, ополоснул её в воде и засунул Бабурику в клюв, но уже головой к глотке. Пеликан опять вскинул голову вверх, его пищевод раздулся — и рыба, как по маслу, скользнула в желудок птицы. Проглотив воблу, Бабурик открыл клюв и издал громкий хрюкающий звук. При этом он смешно растопырил крылья и начал ими слегка помахивать. «Наверное, ещё просит», — подумал я и дал пеликану ещё две большие свежие селёдки, после чего он отвернулся от корыта, сунул под крыло свой длинный клюв и тут же задремал.

Из того, как вёл себя Бабурик при кормёжке, мне стало ясно, что он совсем ещё птенец и не умеет самостоятельно брать рыбу из воды. Это у многих птиц так наблюдается: птенцы ростом почти уже со свою мать, уже хорошо летают, а есть сами не умеют, — их кормят родители, запихивая пищу прямо в глотку. О том, что наш Бабурик совсем молодой, говорил и цвет его перьев. У взрослого розового пеликана оперение белое с лёгким розовым оттенком, а у молодых птиц все перья покрыты буровато-серым налётом, как будто испачканы землёй.

Месяца через полтора Бабурик научился сам хватать рыбу. Ел он и кусочки сырого мяса, которым его иногда угощали.

Клюв у пеликана устроен очень интересно. Верхняя его половина, как и у всех птиц, сплошная роговая, только очень большая — чуть ли не полметра длиной и с небольшим острым крючком на конце. А нижняя половина состоит из двух гибких роговых стержней, сросшихся спереди. К этим стержням прикрепляется кожаный мешок, который может сильно растягиваться. Когда пеликан распустит свой мешок и погрузит его в воду, то получается, что у птицы есть сачок вроде тех, какими ребятишки ловят бабочек, только этот сачок не сетчатый, а сплошной и очень крепкий.

Сейчас расскажу, как пеликаны ловят рыбу и как им в этом деле помогают другие крылатые рыболовы — бакланы. Это интересно.

Пеликаны промышляют обычно сообща. Стая птиц — штук тридцать-сорок — выстраивается большой подковой и плывёт по такому месту, где собрался косяк рыбы. При этом пеликаны сильно хлопают по воде крыльями. Получается настоящая облава. Рыба, напуганная шумом, начинает метаться из стороны в сторону, сбивается в кучу, а пеликанья облава в это время смыкается в кольцо. Гулкое хлопанье слышно издалека — это привлекает бакланов, рыскающих над морем целыми стаями. Бакланы, прилетев к облаве, принимают в ней горячее участие. Проворные хищники ловко ныряют прямо в рыбий косяк, согнанный в кучу, и начинают бить рыбу своими острыми клювами. Подбитая рыба всплывает, а этого только и нужно пеликанам, совсем неумеющим нырять. Распустив свои мешки-сачки, они подхватывают раненых рыб и тут же глотают. Бакланы тоже не зевают и набивают свои желудки добычей, какая помельче. Но охотничий азарт бакланов заставляет их бить и таких крупных рыбин, каких они не в состоянии проглотить, например сазанов, судаков, больших жерехов, — это всё достаётся загонщикам-пеликанам.

Но вот охота кончена. Все сыты. Пеликаны медленно уплывают подальше от берега, чтобы без помехи переварить проглоченную добычу.

Что же делают теперь бакланы? У них своя забота — нужно просушить крылья, замоченные во время охоты. У бакланов на перьях мало жировой смазки, и поэтому птицы сильно намокают, когда часто и подолгу ныряют. Чтобы просушиться, баклану нужно сесть на что-нибудь твёрдое, расправить крылья и подержать их так, на ветерке, полчаса-час. Но в море, вдали от берегов, почти нет предметов, на которых можно было бы посидеть птицам, — кругом вода и вода. Остаётся улететь куда-нибудь к пустынной отмели или, ещё лучше, в лес, где можно с удобством просушиться, сидя на дереве. Так обычно и делают бакланы. Но не везде есть близко лес, а на мокрых крыльях очень трудно лететь птице. В таких случаях бакланы, после совместной охоты с пеликанами, усаживаются на их широкие спины, расправляют крылья, да так и плавают на своих живых шлюпках. Пеликаны же не протестуют, не прогоняют с себя своих недавних помощников. Такие взаимоотношения сложились у этого племени птиц-рыболовов за многие тысячи лет жизни его на земле.

Однако вернёмся к нашему Бабурику. Когда его раненое крыло совсем поджило, он стал делать попытки подняться в воздух и уже несколько раз выбирался из палисадника. Дочери подняли тревогу, — как бы не улетел от нас Бабурик совсем. Я и сам начал этого опасаться. Недолго думая, я взял да и срезал ножницами несколько главных маховых перьев на одном из крыльев Бабурика — теперь не улетит! Но… встал вопрос: можно ли всё-таки выпускать пеликана из палисадника? Летать он не может — это так, но плавать-то может. А море — вот оно, рядом! Что стоит Бабурику дойти до берега, а потом поплыть себе в дальнюю часть залива — туда, откуда по утрам частенько доносится хлопанье пеликаньих крыльев!

Однако держать птицу всё время в загородке не хотелось, и мы решили: будь что будет, но Бабурику нужно дать возможность свободно гулять пешком. Я надеялся на его привычку к людям, к тому, что люди постоянно его кормят. Надежда меня не обманула.

Бабурик расхаживал между нашим домом и берегом залива, спускался иногда на воду и плавал возле пристани. Иногда он заплывал довольно далеко, так что с берега был едва виден. Но приближался час кормёжки — и пеликан возвращался на берег, подходил к дому и, раскинув крылья, начинал похрюкивать. Это значило: «дайте мне поесть!» Сам Бабурик так и не научился ловить рыбу в море, видно, потому, что не было подходящих учителей — взрослых пеликанов.

Таня давно уже перестала бояться Бабурика, подружилась с ним, и часто их можно было видеть вместе. Картина при этом была довольно-таки занятная: вот Татьяна, семеня ногами, торопится куда-то по своему делу, а за ней солидно, вразвалку вышагивает пеликан. Его тяжёлый клюв опущен к земле, как будто птица внимательно рассматривает впереди себя дорогу.

Прошло полгода, наступила весна. Бабурик перелинял и стал чисто белым — почти как взрослая птица. Пеньки подрезанных маховых перьев выпали, и вместо них выросли новые, крепкие перья. Мы не стали больше подрезать крыльев пеликану. Он снова начал летать, поднимался высоко и описывал плавные круги над островом. Часто Бабурик улетал далеко в залив, но неизменно возвращался домой, в свой палисадник, к своему корыту, в котором плавала припасённая для него рыба.

Рыбы у Бабурика всегда было вдоволь. Её добывали не только мои сети, но и наши соседи-рыбаки часто приносили для пеликана «гостинцы», — кто десяток вобл, кто несколько сельдей, а кто и целого сазана. Всем было любопытно покормить ручную «бабуру».

Я надел Бабурику на ногу алюминиевое кольцо с номером, какими у нас метят диких птиц, а на брюхе у него нарисовал несмывающейся краской крупную букву «З» — начальную букву в слове «заповедник». Это для того, чтобы охотники знали, что бабура эта не дикая и трогать её нельзя!

Впрочем, в наших местах охотники очень редко стреляют пеликанов. Мясо у них грубое, невкусное, сильно пахнет рыбой, а убить птицу так, ради злой забавы, — этого наши островитяне себе не позволяют.