Вечное Пламя

Глава 33

– Мы в тупике, – признался Ромоло. – Как только «правило двоек» стало казаться правдоподобным, мы проверили его на второй серии спектров, и все пошло прахом.

Карла бросила беглый взгляд на Патрицию, но та, казалось, была удручена точно так же, как и сам Ромоло. Вот уже больше череды они усердно трудились над спектрами для оптического материала, но судя по их последнему отчету, были близки к прорыву.

– Сейчас нельзя сдаваться! – призвала их Карла. – Объяснение почти у нас в руках. – Она надеялась, что проблему удастся решить, смешав в одном флаконе сосредоточенность, упорство и расчеты «в лоб» – к тому же освободить от прочих обязанностей двух ее лучших студентов было проще, чем достичь такого же состояния собственными силами. Кто-то должен был руководить экспериментами, которые получили фактическое одобрение со стороны Совета.

– Объяснение? – Патриция тихо пророкотала и надавила кулаком на живот, отчего Карла ощутила резкий приступ эмпатического голода. Когда дела шли хорошо, не было лучшей отдушины, чем работа, однако досада, которую ощущаешь, достигнув тупика, производила обратный эффект.

– Почему «правило двоек» должно зависеть от поляризации лучей? – настойчиво спросил Ромоло.

– И почему это должно быть именно «правило двоек»? – добавила Патриция. – Почему не «правило троек» или «правило единиц»?

Карла попыталась отступить от проблемы на шаг назад.

– Мы можем объяснить первую серию спектров, если предположим, что каждый уровень энергии может вместить только два светорода. Верно?

– Да, – согласился Ромоло. – Но почему? На таком малом расстоянии светороды просто начнут притягивать друг друга. Так каким же образом паре светородов удается не подпускать к себе новичков?

– Я не знаю, – призналась Карла. – Но это бы решило проблему стабильности Иво. – Если бы каждый энергетический уровень мог вместить не более двух светородов, то после достижения определенной точки насыщения втиснуть новые частицы в каждую из потенциальных ям было бы невозможно. Этого было бы достаточно, чтобы помешать каждому из миров на просторах космоса схлопнуться до размеров пылинки.

– В спектрах первой серии спектров мы максимально упростили структуру поля в оптическом материале – применив свет, поляризованный в направлении движения всех трех лучей. В таком поле энергия любого светорода зависит только от его положения внутри потенциальной ямы. Во второй серии мы изменили поляризацию одного из лучей, поэтому энергия светорода стала зависеть как от его положения, так и от характера его движения. Но самое странное заключается в том, что количество энергетических уровней, на первый взгляд, превосходит количество решений волнового уравнения!

– Я не понимаю, как такое вообще возможно, – сказала Карла. – Два разных решения – две разных формы светородной волны – в принципе могли обладать одной и той же энергией, но обратное – просто абсурд. Изменение энергии светорода невозможно без изменения формы его волны.

Патриция достала из кармана свернутую в рулон бумагу и разложила его у Карлы на столе. Глубина энергетических ям в оптическом материале была выбрана таким образом, чтобы в них уместились только десять уровней энергии – те самым возможные переходы были ограничены обозримым числом вариантов. Однако данные вполне однозначно указывали на то, что если один из трех лучей поляризован и его поле перпендикулярно направлению света, спектры распадаются на такое количество линий, что для их полного объяснения десяти уровней не хватает.

– Что, если у светородов есть своя собственная поляризация? – предположила Карла. Она проигнорировала этот вариант, когда выводила волновое уравнение в первый раз – главным образом, в целях простоты. – В зависимости от детальной геометрии светового поля поляризация светорода может повлиять на его энергию – добавляя новые уровни.

– Тогда очень жаль, что мы не нашли «правило троек»! – воскликнул в ответ Ромоло. – Мы могли бы сказать, что настоящее правило – это «правило единиц»: в каждой яме может находиться не более одного светорода с заданной энергией и заданной поляризацией. «Правило троек» выполнялось бы только для самых простых полей, в которых три светорода невозможно отличить друг от друга, поскольку их поляризация не влияет на их энергию.

Патриция повернулась к нему.

– Но что, если у светородов может быть только две поляризации?

Ромоло смутился.

– С тем же успехом можно попросить уменьшить на единицу размерность пространства, разве нет?

Карла не была столь уверена; связь могла оказаться более тонкой, нежели считал Ромоло.

– Давайте составим список, – сказала она. – Если бы мы действовали, исходя из ложных предположений, то где именно нам нужно было бы допустить ошибку, чтобы в итоге получить верный результат?

Предложение пришлось Патриции по душе.

– У светородов нет поляризации – неверно! Поляризации встречаются только тройками – неверно! В конкретном состоянии может находиться сколько угодно светородов – снова неверно! Думаю, этого должно хватить.

– Первое – это всего лишь эмпирический вопрос, – сказала Карла, – а вот над вторым придется поразмыслить. – Она бросила беглый взгляд на часы, висевшие на стене; она пообещала Карло, что встретится с ним в его квартире к шестой склянке, но он прекрасно понимал, что ожидать ее к назначенному времени не стоит. – Почему мы считаем, что поляризации всегда встречаются только тройками? В 4-пространстве свет характеризуется двумя векторами: первый определяет направление самого светового поля, второй – будущее световой волны. Если я вижу немного света вот здесь, а вы видите немного света вон там, то у меня должна быть возможность взять два вектора, описывающих мой свет, и повернуть их в 4-пространстве так, что они совпадут с векторами, описывающими ваш свет. Это незыблемая основа вращательной физики: если бы это было невозможно, то мой и ваш свет не заслуживали бы одного и того же названия.

– Если расположить векторы под прямым углом друг к другу, то они будут перпендикулярны с точки зрения любого наблюдателя. Если зафиксировать направление исторической линии света в 4-пространстве, то у перпендикулярного ему направления поля останется три возможных варианта – три поляризации.

– Можно представить случай, в котором они будут параллельны, – добавила она. – С этим фактом также согласится любой наблюдатель. Однако превратить свет первого рода в свет второго путем вращения невозможно, а значит, нет и причин классифицировать их как одно и то же явление.

– Так какие у нас есть варианты? – сказал Ромоло. – Свет обладает тремя поляризации, но в альтернативном случае, когда векторы параллельны, поляризация всего одна.

– Светородная волна принимает комплексные значения, – напомнила ему Карла. – Так что она в определенном смысле уже обладает двумерными свойствами, если считать вещественную и мнимую части взаимно перпендикулярными направлениями. Но от этого количество возможных поляризаций не увеличивается вдвое. В комплексной плоскости светородную волну можно повернуть на любой угол, и она по-прежнему будет описывать то же самое физическое состояние.

– Значит, все наоборот, и количество возможных вариантов становится в два раза меньше, – сказала Патриция. – Комплексная волна только кажется двумерной; на самом деле она содержит только одно измерение.

– Четыре, деленное на два равно двум, – заметил Ромоло. – Если разделить пополам количество компонент обыкновенного 4-вектора, то получится наблюдаемое нами количество поляризаций. Это чем-то поможет?

Карла не была уверена, но проверить стоило.

– Предположим, что светородная волна состоит из двух комплексных чисел – по одному на каждую поляризацию, – сказала она. – У каждого из них есть вещественная и мнимая части, что в общей сложности дает нам четыре измерения.

– То есть четыре обычных измерения вы просто воспринимаете как две комплексных плоскости? – предположил Ромоло.

– Возможно, – ответила Карла. – Но что произойдет при повороте? Если поляризация светорода описывается двумя комплексными числами, и я физически переверну этот светород вверх ногами…, то как это повлияет на комплексные числа?

– Разве для этого не следует просто взять их вещественную и мнимую части и применить к ним обычные правила поворота векторов?

– Идея вполне логичная, стоит попытаться, – согласилась Карла. – Давайте посмотрим, сработает это или нет.

Простейший способ описания вращений в 4-пространстве заключался в использовании умножения и деления векторов, поэтому в качестве напоминания Карла воспроизвела у себя на груди соответствующие таблицы.

Любой поворот можно было реализовать, скомбинировав умножение слева на один вектор и деление справа на второй; выбором этой пары векторов определялся поворот в целом. Ромоло продемонстрировал это на примере, выбрав для обеих операций вектор Верх.

– Если мы хотим, чтобы это сработало, потребуется прояснить один момент, – осенило Карлу. – Если у нас есть пара комплексных чисел, и мы умножаем их на квадратный корень из минус единицы, то каждое из них преобразуется независимо от другого. Умножение никоим образом не перемешивает исходные числа – оно просто поворачивает комплексную плоскость на четверть оборота, превращая вещественные числа в мнимые, а мнимые – в вещественные. Следовательно, если мы собираемся отождествить две плоскости 4-пространства с комплексными плоскостями, нам потребуется некая эквивалентная операция.

– Но ведь я это только что нарисовал! – воскликнул Ромоло. – При умножении слева на вектор Верх содержимое плоскости Будущее-Верх поворачивается на четверть оборота, так же, как и содержимое плоскости Север-Восток. Векторы, изначально находящиеся в одной из этих плоскостей, остаются в ней и после поворота. Если проделать это дважды – возвести в квадрат – то в обеих плоскостях произойдет поворот на 180⁰, что эквивалентно умножению на минус единицу. Иными словами, мы можем считать, что эти плоскости играют роль пары комплексных чисел и использовать левое умножение на Верх в качестве квадратного корня из минус единицы!

Но Карле этого было недостаточно.

– Хорошо, само по себе это работает идеально. Но что произойдет, если физически повернуть и сам светород? Если я поворачиваю обычный вектор, а затем удваиваю его, результат должен быть точно таким же, как если бы я сначала удвоила вектор и только потом повернула, верно?

– Само собой. – Ромоло был озадачен, но затем понял, к чему она клонит. – То есть что бы мы ни использовали для умножения на корень из минус единицы, результат не должен зависеть от того, применяется ли умножение после поворота или до него?

– Именно.

На лице Патриции отразилось сомнение.

– Мне кажется, мы не сможем этого добиться, – сказала она. – Как быть с поворотом, который получается при умножении слева на Восток с последующим делением справа на Будущее? Будущее играет роль единицы, оно не влияет на результат, поэтому в итоге получается:

– Умножение на квадратный корень из минус единицы, согласно определению Ромоло, имеет вид:

– Комбинируя это с поворотом, имеем:

– Но если сначала выполнить поворот, а затем умножить результат на корень из минус единицы, то:

– Результат зависит от порядка, – заключила Патриция. – Поскольку при умножении двух векторов их порядок менять нельзя, эта штука будет постоянно здесь всплывать и все портить.

Она была права. На роль квадратного корня из минус единицы подходили и другие кандидаты, помимо предложенного Ромоло, но все они страдали от аналогичных проблем. Можно было умножать векторы слева или справа на Верх или Низ, Восток или Запад, Север или Юг; все эти случаи описывали поворот на 90⁰ в двух различных плоскостях. Но в каждом конкретном случае можно было указать поворот, для которого эта схема терпела крах.

Ромоло отнесся к своему поражению с юмором.

– Два плюс два равно четырем, но природе есть дело только до некоммутативного умножения.

Патриция стерла с груди вычисления, но Карла заметила, как она вынашивает в голове какую-то мысль.

– Что, если светородная волна подчиняется другому правилу? – предположила она. – Это по-прежнему пара комплексных чисел, из которых опять-таки можно сконструировать некий четырехмерный объект – однако при повороте светорода этот объект преобразуется иначе, чем вектор.

– Какому же закону он в таком случае подчиняется? – спросила Карла.

– Предположим, что в качестве квадратного корня из минус единицы мы выбираем умножение справа на вектор Верх, – ответила Патриция. – Тогда умножение слева всегда будет коммутировать с этой операцией: результат не зависит от того, какая из них выполняется первой.

– Разумеется, – согласилась Карла. – Но в чем состоит твой закон вращения?

– Просто умножение слева, – сказала Патриция. – Всякий раз, когда обычный вектор поворачивается при умножении слева и делении справа, этот новый объект – назовем его «лефтором» – ограничивается только первой операцией. Делить его не нужно. – Она начеркала на груди два уравнения:

Карла смутилась.

– То есть ты используешь только половину описания поворота? Остальное просто выбрасывается?

– А почему бы и нет? – парировала Патриция. – Разве это не дает возможность свободно умножать справа – благодаря чему корень из минус единицы может коммутировать с поворотом?

– Да, но нужно удовлетворить и другим условиям! – Карла услышала нетерпение в своем голосе; усилием воли она заставила себя успокоиться. Хотя она мучилась от голода и опаздывала на встречу с Карло, ей все равно пришлось бы голодать до завтра, а прервав разговор сейчас, она бы впоследствии об этом пожалела.

– И что это за условия? – спросил Ромоло.

Карла ненадолго задумалась.

– Предположим, что мы последовательно выполняем два поворота, – сказала она. – Используя правило Патриции, можно определить, как именно этот новый объект будет меняться при каждом повороте. Но что, в таком случае, произойдет, если мы объединим два поворота в одну операцию – один поворот с тем же самым конечным результатом. Будет ли соответствие между правилами сохраняться на каждом шаге?

– Сколько бы ни было поворотов, в конечном счете все сводится к простому перемножению их левых векторов. Будь то вектор или лефтор, комбинируются они абсолютно одинаково.

Довод казался безупречным, но Карла все равно не могла с ним смириться; избавление от правого вектора должно было привести к каким-то последствиям.

– А. Что получится, если сделать два поворота на 180⁰ в одной и той же плоскости?

– Полный оборот, разумеется, – ответила Патриция. – Который ни на что не повлияет.

– Но твое правило утверждает обратное! – Карла выписала пошаговые уравнения, представив полуоборот в плоскости Север—Восток умножением слева на Верх с последующим делением на Верх справа.

Патриция снова и снова перечитывала выкладки, как будто надеясь обнаружить в них ошибку.

– Вы правы, – наконец, сказала она, – но это ни на что не влияет. Разве пару махов назад вы не говорили нам, что поворот светородной волны в комплексной плоскости не имеет физических последствий?

– Да. – Карла снова посмотрела на окончательный результат. После двух полуоборотов вектор оставался неизменным, в то время как лефтор умножался на минус единицу. Однако вероятности, которые можно было извлечь из светородной волны, выражались через квадрат абсолютного значения некоторой волновой компоненты. Умножение всей волны на минус единицу на эти вероятности бы никоим образом не повлияло.

– Значит, при повороте этой системы на 360⁰ волна меняет знак? Но это не имеет значения…, потому что не поддается измерению?

– Это странно, – согласилась Карла. – Но еще больше меня беспокоит то, что с левым вектором поворота мы обращаемся иначе, чем с правым. Чтобы поменять их местами, достаточно посмотреть на систему в зеркало. Разве физика должна меняться в зеркальном отражении? Мы когда-нибудь встречались с этим на практике?

Патриция восприняла критику всерьез.

– Что, если мы попробуем их сбалансировать? Нельзя ли для симметрии ввести в дополнение к лефтору некий «райтор»? – Она выписала правила преобразования нового геометрического объекта, представлявшего собой зеркальное отражение ее предыдущего изобретения.

– Ввести его куда? – спросил Ромоло.

– В светородную волну, – ответила Патриция. – Добавить еще пару комплексных чисел, которые будут преобразовываться по правилу райтора. Если отразить такую систему в зеркале, то лефтор и райтор поменяются местами.

– Выглядит весьма элегантно, – заметил Ромоло, – но разве ты только что не увеличила количество поляризаций с двух до четырех?

– Хмм. – Патриция состроила гримасу. – Это сводит на нет всю идею.

Карла задумалась над новой гипотезой.

– Световое поле представляет собой четырехмерный вектор – однако число поляризаций не равно четырем в силу соотношения между вектором поля и вектором энергии-импульса. Что если светородное поле – лефтор и райтор – также связано неким соотношением с вектором энергии-импульса светорода? Соотношением, которое уменьшает количество поляризаций до двух.

– И какого рода должно быть это соотношение? – спросил Ромоло. – Расположить лефтор или райтор под прямым углом к обычному вектору не выход – такое соотношение нарушится при повороте, так как все три объекта будут преобразовываться по-разному.

– Это верно, – неохотно согласилась Патриция. Она ударила себя кулаком в живот; чудесная отдушина снова начала сдавать позиции. – Пожалуй, нам стоит все это выбросить и начать с нуля.

– Нет. Соотношение очень простое, – сказала Карла.

Она написала:

– Вот и все, – сказала она. – Просто взгляните, как эти три объекта преобразуются в процессе поворота.

– Отношение лефтора и райтора преобразуется в точности так же, как и обычный вектор. Соответственно, если мы потребуем, чтобы вектор энергии-импульса светородной волны был пропорционален отношению ее лефтора и райтора, то данное соотношение будет сохраняться при повороте – а любую пару свободных светородных волн, удовлетворяющих этому условию, можно будет совместить друг с другом посредством поворота.

– А райтор однозначно выражается через лефтор и вектор энергии-импульса, – добавил Ромоло. – Лишние поляризации при этом не возникают.

Патриция, казалось, была сбита с толку.

– С геометрический точки зрения все идеально, – сказала она, обменявшись мимолетными взглядами с Карлой; такое им доводилось видеть не в первый раз, но сейчас мощь предложенного ими подхода не вызывала сомнений. – Две поляризации, что соответствует «правилу двоек». Но каков их физический смысл?

– Давайте для простоты рассмотрим неподвижный светород, – сказала Карла. – В этом случае его вектор энергии-импульса будет направлен точно в наше будущее. Предположим, что лефтор светородного поля совпадает с Верхом; точно таким же будет и его райтор, поскольку Верх, деленный на Верх, дает в результате Будущее.

– Теперь предположим, что мы поворачиваем этот светород в горизонтальной плоскости – плоскости Север—Восток. Любой такой поворот можно выразить в виде умножения слева и деления справа на вектор, лежащий в плоскости Будущее—Верх – в результате наши лефтор и райтор из состояния Верх перейдут в новое положение в пределах плоскости Будущее—Верх. Но поскольку плоскость Будущее—Верх мы интерпретируем в качестве единственного комплексного числа, то светородное поле, остающееся в пределах этой плоскости, не претерпевает никаких физических изменений. А если светород можно повернуть в горизонтальной плоскости, никак на него не влияя, значит, он поляризован вертикально.

– И каким образом те же самые повороты будут влиять на остальные поляризации? – задалась вопросом Патриция. – Выберем произвольный лефтор во второй комплексной плоскости – плоскости Север—Восток. Предположим, что мы выбрали Север. Если Север умножить слева на вектор, лежащий в плоскости Будущее—Верх, то результат будет по-прежнему находиться в плоскости Север—Восток. То есть поворот светорода в горизонтальной плоскости опять-таки ни на что не влияет.

– Две вертикальных поляризации? – Ромоло тихо пророкотал в знак замешательства, но затем попытался разобраться в сложившемся противоречии. – О двух вертикальных поляризациях света – «верхе» и «низе» – говорить бессмысленно, поскольку в процессе осцилляции волна меняет свой знак; если в какой-то момент световое поле направлено вверх, то через мгновение оно будет направлено вниз. Но когда лефтор умножается на комплексное число, осциллирующее во времени, его осцилляция никогда не выйдет за пределы соответствующей комплексной плоскости. Значит, две вертикальных поляризации действительно описывают различные состояния.

– Но как превратить одну из этих поляризаций в другую? – продолжала допытываться Карла. – Скажем, превратить лефтор Север в лефтор Верх?

– Восток, умноженный на Север, дает Верх, – ответил Ромоло. – Это поворот лефтора на 90⁰. При этом поворот вектора, реализуемый через умножение слева на Восток, соответствует полуобороту в плоскости Север—Верх – при котором Верх и Низ меняются местами. Получается, что когда светород переворачивается вверх ногами, его вертикальные поляризации меняются местами. А значит, они действительно заслуживают называться «верхней» и «нижней»: вся лефторная плоскость Будущее—Верх описывает «верхнюю» вертикальную поляризацию, а вся плоскость Север—Восток – соответственно, «нижнюю». – Он изобразил детали на схематичном рисунке, чтобы убедить самого себя в том, что поворот, согласно его словам, действительно меняет плоскости местами.

– Значит, у светорода есть некая пространственная ось, которая может находиться в двух различных, противоположных состояниях, – сказала Патриция. – По аналогии с тем, как тело может вращаться в двух разных направлениях вокруг одной и той же оси.

Карла и сама силилась подобрать адекватную аналогию, но выбор Патриции обладал какой-то неизъяснимой выразительностью.

– Надо бы выяснить, сохраняется ли направление этой оси в контексте нового волнового уравнения – действительно ли она остается неподвижной, как ось гироскопа.

Она перевела соотношение между лефтором и райтором поля и вектором энергии-импульса в более традиционную форму, при которой энергия и импульс выражались через скорости изменения волны в пространстве и времени. С ее помощью они могли рассчитать скорость изменения оси поляризации – которая, как оказалось, не всегда равна нулю. Для некоторых светородных волн положение этой оси менялось бы с течением времени.

– То есть на гироскоп это не похоже, – сказала Патриция.

– Хмм. – Карла как следует задумалась над результатами. – Ось вращающегося тела не всегда остается неподвижной. Если тело находится в движении – как планета, обращающаяся по орбите вокруг своей звезды – и имеется некий механизм, благодаря которому момент импульса может перетекать в обе стороны между орбитальным и собственным вращением, то мы бы не стали рассчитывать на то, что каждая из этих величин по отдельности будет сохраняться в процессе движения. Неизменным будет только полный момент импульса.

– Значит, если мы придадим светороду собственный момент импульса, – осторожно произнесла Патриция, – как если бы он действительно вращался вокруг своей оси поляризации, – то любое изменение этой величины должно уравновешиваться в точности противоположным изменением орбитального момента импульса?

– Да. При условии, что аналогия настолько точна. – Карла выбилась из сил, но не могла оставить новую идею без проверки. С трудом пробираясь через свои выкладки, она раз за разом совершала мелкие, глупые ошибки, но Ромоло вскоре перестал стесняться и начал ее поправлять.

Окончательный результат показал, что в случае светорода орбитальный момент импульса не будет сохраняться сам по себе. Но приписав полединицы момента импульса самому светороду – зафиксировав тем самым его величину, но позволив направлению меняться согласно оси поляризации – им удалось свести скорость изменения суммарного момента импульса к нулю и добиться его сохранения.

Патриция защебетала – отчасти не веря своим глазам, а отчасти от восторга.

– Что бы сказал Нерео? Сначала его частицы расползлись, превратившись в волны, а теперь они еще и вертятся?

Ромоло опустил глаза на принесенные им спектры.

– Значит, если световое поле в оптическом материале подбирается таким образом, чтобы энергия светорода зависела от его движения…, вполне логично, что она также зависит от его собственного вращения. – Загадка, послужившая толчком к вечеру, проведенному в расчетах, уже почти поддалась. Он поднял взгляд на Карлу. – Теперь мы ведь можем количественно оценить зависимость энергии от собственного вращения, верно? С новым волновым уравнением это вполне возможно!

– Завтра, – сказала Карла.

***

Они вышли из кабинета втроем. Сейчас коридоры в этом районе были пусты, и комнаты, которые попадались им на пути, освещал лишь настенный мох.

– Ваши ко не против того, что вы так поздно работаете? – поинтересовалась Карла.

– Я съехала несколько черед тому назад, – ответила Патриция. – Так проще.

– Я, скорее всего, поступлю так же, – решил Ромоло. – Я не хочу оказаться с детьми на руках прямо посреди этого проекта! – Он произнес это без малейшего зазрения совести, но затем добавил, – Моя ко тоже не готова. Мы оба будем счастливее, если избавим себя от этого риска.

Они расстались, и Карла направилась вверх по оси, в каюту Карло. Он все еще не спал, дожидаясь ее в гостиной.

– Выглядишь лучше, – сказала она, жестом предлагая ему повернуться, дабы убедиться в том, что он просто-напросто не передвинул свои раны на новое место.

– Теперь я в порядке, – заверил ее Карло.

– Так древесники уже произвели потомство? – несмотря на то, что новый проект казался ей чем-то гротескным, она не хотела, чтобы передряга в лесу прошла впустую.

– Дай им время.

– Как дела с передачей веяний? – спросила она.

– Есть кое-какие успехи, – с осторожностью ответил Карло. – Нам удалось сделать записи для нескольких человек, страдающих заразными болезнями – и они определенно излучают в инфракрасном диапазоне.

– И ты позволил этому грязному свету коснуться своей кожи?

– Во время записи мы находились за экраном, – заверил ее Карло. – Мы действуем со всей предосторожностью. Но эти сигналы, скорее всего, уже разнеслись по всей горе; ты наверняка испытывала на себе воздействие тех же самых веяний, даже не зная об этом.

– А теперь вам потребуются добровольцы, которые позволят облучить себя записанными сигналами, чтобы вы смогли выяснить, передастся ли им болезнь? – Это напоминало историю из одной саги, в которой человека можно было убить, написав на его коже слова запретного стихотворения.

– Пока что мы работаем над устройством воспроизведения, – сказал он. – Но это будет нашим следующим шагом.

Карла погасила лампу, и они переместились в спальню.

– Ты ведь не голодаешь? – строго спросил Карло.

– Нет! – Карла помогла ему расправить брезент. – Я подожду еще несколько черед – нужно убедиться, что моему зрению больше ничего не угрожает. – Карло промолчал, но она поняла, что ответ его не обрадовал. – Мне все равно придется это сделать, – сказала она. – На этот раз я сбавлю темп, но я не могу откладывать этот момент до бесконечности.

– Я хочу, чтобы ты подождала еще год, прежде чем снова рисковать своим зрением, – сказал Карло. – Тогда и увидишь, какие у тебя будут варианты.

– Еще год? – Карла забралась в постель и легла в осмоленный песок. Он и правда думал, что у его есть шанс сочинить свою волшебную световую поэму, которая избавит ее от участи Сильваны? – А если кое-что случится раньше? – Она посмотрела на него в свете мха. – До того, как я буду готова?

Карло наклонился над ней и достал из тайника по ее сторону постели какой-то предмет. Это было длинное твердолитовое лезвие треугольной формы с острыми, как у бритвы краями.

– Если я когда-нибудь разбужу тебя посреди ночи и попытаюсь поменять наши планы, – сказал он, – покажи мне вот это. Это должно привести меня в чувство.

Карла изучила его лицо. Он был настроен серьезно.

– А что, если я разбужу тебя?

Он вернул нож в тайник и достал второй, спрятанный с его стороны постели.