Вечное Пламя

Глава 42

Когда Карло настоял на том, чтобы лично увидеть, что стало с лесом, Тамара решила присоединиться к Аде, Патриции и Карле, чтобы сопроводить его вниз по оси. У Макарии уже не осталось сил, чтобы взглянуть суровым новостям в лицо. Она поблагодарила Тамару и направилась домой вместе со своим ко.

Когда группа вошла в центральный коридор, Тамара уже чувствовала следы разносившегося по горе дыма. Ей достаточно часто доводилось видеть, как ее отец выжигал больные посевы, чтобы поразиться тому, как растения умели ограничивать распространение огня: во всяком случае, большую часть пшеничного стебля защищала кожица, которую можно было сбросить в случае возгорания. Но все живое – даже самые могучие деревья – так или иначе было уязвимым. При достаточно высокой плотности огня уже одного только жара, разносимого по воздуху, было достаточно, чтобы вызвать дестабилизацию любой органической материи.

Когда до леса оставалось всего два уровня, дым уже был настолько густым, что свет мха, рассеиваясь в нем, превращался в красную дымку, которая мешала ориентироваться. Тамара с трудом видела на дюжину поступей впереди себя; с тем же успехом можно было разослать приглашения для желающих устроить им засаду. Жар становился практически осязаем, а Карло едва успел оправиться от последнего приступа гипертермии. Когда он начал пошатываться, и ему стало все труднее держаться за свою веревку, Карла, наконец, сумела уговорить его не идти дальше.

– Если мы на таком расстоянии едва держимся, – сказала она, – представь, каково было внутри самого зала. Древесники бы не выжили. С этим мы ничего не сможем поделать.

Тамара уже давно пришла к этому выводу, но старалась не думать о последствиях. Кто теперь станет голосовать за продолжение исследований? Кто захочет поддержать подобный проект, когда людей до сих пугают отчеты о вскрытии обезображенных древесников – даже с учетом запоздалого опровержения со стороны Карлы, – а решить вопрос путем проведения новых испытаний на животных уже не представляется возможным?

Каюта Карлы была недалеко. Тамара посоветовала им двоим там отдохнуть, а когда сама вызвалась добровольцем, чтобы их покараулить, Патриция и Ада предложили составить ей компанию.

Они развернулись и снова направились вверх по оси сквозь дым, который приставал к их коже. Болезнь, поразившая древесников, была выжжена огнем прежде, чем успела распространиться. Тамаре был знаком этот запах истребления.

***

– Мы не можем этого так оставить! – гневно заявила Патриция. – Мы должны отплатить им той же монетой!

Тамара указал рукой на свой тимпан. Карла и Карло спали в соседней комнате.

– А как же твоя полиция, которую должен назначить Совет? – язвительно ответила Ада. – Теперь ты хочешь сжечь несколько ферм? Или будешь просто похищать случайных прохожих?

Патриция нахмурилась.

– Конечно нет. Но мы должны показать им, что бывает с теми, кто пытается победить на выборах при помощи силы. Мы должны придумать, как им навредить.

– Войны во имя мести даже нашим предкам дались тяжело, – сказала Ада. – А у нас нет такого запаса прочности, как у культуры целой планеты. Если люди начнут отвечать насилием на насилие, то через год от нас ничего не останется.

В этом Тамара не сомневалась. Мысль, что в будущем образ мышления ее отца может снова занять главенствующее место, выводила ее из себя – но это не лишило ее рассудка. Каким бы ни был конфликт, Бесподобная не смогла бы пережить его эскалацию. Рано или поздно Совет найдет тех, кто понесет наказание за похищения и пожары, а ей ничего не остается, кроме как смириться с этим исходом.

Патриция, не в силах оставить все, как есть, возбужденно раскачивалась на веревке вперед-назад.

– Никакого насилия, – наконец, сказала она. – Но мы все еще можем их задеть. У нас есть кое-что, чего они боятся больше всего на свете.

– Для меня лично это загадка, – призналась Ада.

Тамара поняла.

– У нас все еще есть записи, – сказала она. – Мы могли бы провести еще один эксперимент – прежде, чем пройдет голосование, и Совет запретит дальнейшие исследования.

– Ты хочешь провести эксперимент в меньшем масштабе – заменить древесников полевками? – спросила Ада.

– Наоборот, в большем, – поправила ее Патриция. – Нам нужно, чтобы женщина родила ребенка, до голосования. Чтобы доказать, что метод работает; чтобы доказать, что он безопасен. Показать всей горе, что это действительно возможно.

Ада после этих слов умолкла. Умолкли все трое. Тамара глазела на стену, изумляясь пропасти, отделявшей радость, которую она ощущала, представляя себе реакцию похитителей и поджигателей на первые слухи о подобном происшествии, от подсознательного чувства паники, которое охватывало ее при мысли о том, какую цену придется заплатить, чтобы воплотить эти слухи в реальность.

– Я сделаю это, если придется, – сказала Патриция.

– Ты слишком молода, – отрезала Тамара.

– Что – вы думаете, я еще не достигла детородного возраста?

– Я имею в виду, что ты слишком молода, чтобы так рисковать.

– Кому-то нужно быть первым, – ответила Патриция. – Испытаний на древесниках больше не будет. Кому-то придется взять на себя этот риск и выяснить, безопасна ли эта процедура для женщин.

– Если доброволец и найдется, то это должна быть соло, – сказала Ада. – За один день с таким решением не смирится ни один ко: нельзя же просто взять и сказать мужчине, что ему придется отказаться от планов стать отцом в привычном понимании – без предупреждения и заранее не обсудив. Никто с этим не согласится, да и требовать от них такого согласия было бы нечестно.

Тамара была согласна.

– Такое решение никому не дастся легко, а найти пару, которая смогла бы достичь согласия в этом вопросе до проведения выборов, просто невозможно.

Патриция странно посмотрела на нее, и в ее взгляде промелькнуло нечто большее, чем простое негодование из-за конкретной формулировки закона.

– Я бы на это согласилась, но у меня больше нет нормы, – сказала Тамара. – Я не могу подарить жизнь своей дочери, если мне будет нечем ее кормить.

Патриция замешкалась, но затем отодвинула свою сдержанность на второй план.

– По договору о раздельном проживании ваши дети ничего не получат? – спросила она.

– Верно, – ответила Тамара. – Вся норма перейдет по наследству детям моего ко.

– Что, если я передам вам двенадцатую часть своей нормы? – предложила Патриция.

Тамара подняла руку.

– Ты не можешь морить голодом своих потомков, это несправедливо –

– Я никого не станут морить голодом, – настаивала Патриция. – Если метод сработает, численность населения упадет. Теперь никто не может позволить себе раздаривать дробные нормы для третьего и четвертого ребенка – что, конечно, печально, но в этом есть своя безжалостная логика. Но совсем другое дело – передать часть нормы единственному ребенку женщины.

– Она права, – сказала Ада. – Я тоже отдам тебе двенадцатую часть. И сообщу стольким женщинам, сколько нам потребуется – если ты действительно этого хочешь.

Тамара подавила волнение усилием воли. Никто из них не пытался загнать ее в угол; они просто поверили ей на слово. Стоило ей сказать нет, и на этом бы все закончилось.

Чего же она хотела? Она хотела победить фанатиков, которые пытались силой навязать свою волю жителям целой горы. Она хотела быть свободной от всех мужчин, считавших ее плоть своей собственностью – оберегать, контролировать и, наконец, пожать ее плоды, по своему усмотрению.

Но в то же время ей хотелось ребенка, на собственных условиях.

Она могла уступить первенство кому-нибудь другому, чтобы сначала испытать метод Карло, выяснить, не представляет ли он опасности. Но что, если точно также бы поступила каждая соло, вдова и беглянка, к которым они бы обратились с подобным предложением? До голосования оставалось четыре дня. Если все воспримут идею в штыки, шансов не останется ни у кого.

– Как думаешь, Карло на это пойдет? – спросила Тамара.

– Он и близко не готов, – ответила Ада. – Как и Макария. Просить их об этом было бы просто нечестно, и, если начистоту, то лично я бы ближайшие три череды вообще не подпускала их к операциям над живыми существами.

– Значит, остается Аманда. Я с ней ни разу не говорила. – Тамара тихо прожужжала. Неужели она и правда собирается попросить незнакомку вспороть себе живот и пронзить ее тело светом спаривающихся древесников?

– Я с ней виделась, – сказала Патриция. – В день похищения.

– Тогда тебе стоит нас познакомить, – намекнула Тамара. – Меня ее телохранители, скорее всего, не пропустят.

***

В задней комнате своей квартиры, вдали от телохранителей, Аманда вежливо выслушала Тамарин план. Но затем она стала выдвигать возражения.

– Мы знаем, как эти сигналы влияют на древесников, – сказала она. – Нам неизвестно, как они могут сказаться на самке другого вида.

– Но как иначе это выяснить? – возразила Тамара.

– Возможно, нам и не придется, – ответила Аманда. – Если бы записи были получены не от самки древесника, а от женщины –

– Думаешь, за оставшиеся четыре дня мы сумеем найти женщину, которая добровольно согласится на такое? – Мысль о том, что кого-то можно было привлечь подобной идеей, просто не укладывалась у Тамары в голове.

– Нет.

– А затем Совет подсчитает голоса, и подобные процедуры окажутся вне закона.

– Возможно, – неохотно согласилась Аманда.

– Я смотрю, тебя это не сильно беспокоит. – Тамара была в замешательстве; именно от этой женщины она слышала серьезные доводы в пользу продолжения исследований.

– Мы всегда должны стараться собрать как можно больше информации, – сказала Аманда. – Но даже если люди проголосуют против применения этого метода, исследования фертильности будут проводиться и дальше.

– Но будет ли у женщин возможность выжить после рождения ребенка? – не унималась Тамара.

Аманда ненадолго задумалась.

– В этом поколении, скорее всего, нет.

Тамара начала понимать, какой позиции придерживалась Аманда: не будучи сторонницей метода Карло, она, тем не менее, была готова проявить безукоризненную честность, когда дело касалось его обсуждения.

– Итак, если я соглашусь, в чем именно будут состоять риски? – спросила у нее Тамара.

– «В чем именно»? Хочешь, чтобы я обозначила границы? – Аманда развела руками. – Я и понятия не имею, как это сделать.

– Я могу умереть или получить травму, – сказала Тамара. – Ребенок может погибнуть или родиться с жуткими уродствами.

– Да. Возможен любой из этих вариантов.

– Я могу родить какого-нибудь гибрида? Наполовину человека, наполовину древесника?

Аманда замялась. – Полностью исключить этого я не могу, но если мы правы насчет природы этих сигналов, то такого произойти не должно. Мы не считаем, что в них закодированы какие-либо признаки родителей; кое-какие доводы против этой гипотезы мы получили в ходе наблюдений за самими древесниками. По всей видимости, эти сигналы представляют собой обобщенные инструкции для живой плоти, которые запускают в ней определенный процесс организации, причем детальная реализация этого процесса является неотъемлемым свойством самого тела.

– То есть настоящий вопрос, – поняла Тамара, – в том, используем ли мы для этой же цели точно такие же сигналы, как и наши двоюродные родственники из мира животных?

– Да, – ответила Аманда.

– Вместо того, чтобы указывать моей плоти: сделай это, затем это, а затем еще вот это, в мельчайших подробностях… эти сигналы больше похожи на простой приказ: сделай то, что ты уже умеешь делать, чтобы произвести на свет ребенка?

Глаза Аманда расширились в знак согласия.

– Напоминает общий язык двух групп людей, которые какое-то время жили изолированно друг от друга, – сказала Тамара. – Возможно, для обозначения одного и того же они стали пользоваться разными словами, а, возможно, и нет.

– Такова теория, более или менее, – подтвердила Аманда.

– А если ты, на языке древесников, прикажешь моей плоти сформировать ребенка – в то время как она пользуется другими словами и не поймет того, что записано на этих бумажных лентах – есть ли основания полагать, что в ответ она искалечит мое тело и произведет на свет изуродованного ребенка?

– Я не могу дать тебе точного объяснения, как именно это произойдет, – призналась Аманда. – Как не могу и объяснить, что именно из себя представляет эта штуковина, которую мы образно называем «языком», и как он действует.

Тамара вспомнила инцидент с рукой Карло; там события и правда приняли скверный оборот. С другой стороны, как ей объяснила Карла, в том эксперименте использовались детальные инструкции – бесконечный повтор точных команд, записанных на ленте, и причиной было не столько ошибочное толкование инструкций, сколько нарушение ритма.

– Ты честно рассказала мне о предстоящих рисках, – сказала Тамара. – И за это я благодарна. Но я все равно хочу это сделать.

Аманду ее ответ не обрадовал.

– Я не знаю, как на это отреагируют люди. Это может только усугубить ситуацию.

– Неужели ты хочешь, чтобы наша жизнь находилась в руках этих головорезов? – спросила ее Тамара. – Неужели последнее слова будет за тем, кто устроит пожар?

– Нет, – тихо ответила Аманда. – Этого я не хочу.

Тамара и не осознавала, как сильно она была напугана. Но если они позволят другим держать себя в страхе, то ничего не изменится.

– Сколько времени уйдет на подготовку оборудования? – Тамара слышала, что лаборатория Карло была полностью демонтирована.

Аманда обдумала логистику. Если ответом будет пять-шесть дней, – размышляла про себя Тамара, – то кто сможет ей возразить?

– Одна-две склянки, – ответила Аманда. – Но ты должна понимать: даже если все сработает идеально, на восстановление у тебя уйдет пара дней.

***

Тамара ждала на квартире у Аманды, пока необходимые препараты и оборудование доставлялись из разных укромных мест. Карло, как и Макария, в итоге рассказал похитителям о местоположении спрятанных им копий с записями древесников, но насчет сохранности собственных записей Аманда была вполне уверена.

Патриция составила Тамаре компанию, а спустя несколько курантов к ним присоединилась Ада.

– Я собрала двенадцать подписей, – сказала она.

– Значит, оправданий у меня не осталось, – ответила Тамара, постаравшись подать свои слова, как шутку.

Ада сжала ее плечо.

– Все остальные женщины в истории проходили через это в ожидании смерти. Если ты разорвешь эту связь, то станешь героем всех времен.

– Ты как будто завидуешь, – поддразнивая, ответила Тамара. – Уверена, что не хочешь поменяться местами?

– Нет – теперь, по прошествии времени, я думаю, что было бы справедливым уступить мне командование Москитом, – решила Ада. – Я всегда заслуживала этой должности. Здесь нет места конкуренции.

Тамара тихо прожужжала, однако притворяться было не так просто. Все остальные женщины в истории проходили через это в ожидании смерти. Но несмотря на свою правдивость, эта мысль не приносила ей утешения. Она даже не могла вызвать в своем сознании образ будущего супруга, чтобы убедить свое тело в том, что ее ждала более привычная участь. Когда-то она могла забыть о своих страхах в объятиях Тамаро; она точно знала, что даже неминуемая аннигиляция ужасала бы ее куда меньше, чем ее теперешняя судьба.

Она заглянула в переднюю комнату. Постепенно она заполнялась странными механизмами и яркими разноцветными пузырьками – это были световые проигрыватели и препараты для наркоза.

Аманда вернулась с мешком в руках; внутри находился деревянный ящик с лентами.

– Ты уверена, что тебя никто не видел? – спросила Тамара. Аманда не ответила; сдержать подобное обещание было просто невозможно. Если кто-то увидел ее с лентами, то сейчас за дверью вполне могла поджидать толпа, готовая сжечь квартиру со всем, что в ней находилось.

– Чтобы подключить световые проигрыватели, мне придется проделать в постели несколько отверстий, – объяснила Аманда.

– Хорошо.

– Но сначала мне нужно снять с тебя кое-какие мерки.

Аманда приложила к коже Тамары измерительную ленту и отметила краской три точки в нижней части ее спины. Именно сюда предстояло вставить трубки.

– Ты не обязана этого делать, – спокойно сказала она. Должно быть, Аманда почувствовала дрожь, охватившую тело Тамары.

– Но все-таки сделаю, – ответила Тамара. Чего ей было бояться? Препараты по большей части избавят ее от боли. Она могла бы погибнуть на ферме, могла бы погибнуть на борту Москита. А если ей удастся вернуться назад и добыть эту награду – или хотя бы сделать ее доступной для любой женщины на Бесподобной, прежде чем та ускользнет в космическую пустоту – такое достижение будет бесконечно ценнее открытого ею Объекта.

Аманда принялась сверлить наклонное отверстие в пассивитовом основании постели. Тамара перебралась в переднюю комнату, чтобы это не происходило у нее на глазах.

Амандо стоял на страже с того самого момента, как сюда пришла Тамара. Он кивнул ей в знак приветствия.

– Как ты ко всему этому относишься? – спросила она, настолько приободрившись собственным страхом, что ее смелость перешла всякие границы общепринятого этикета. – Приведет это, по-твоему, к истреблению мужчин?

– Нет.

– Ты не боишься за своего внука?

Амандо указал на свою ко.

– У нас есть собственные планы, – ответил он. – Я не знаю, какое решение примут мои дети, когда наступит их время. Но возложить на них этот выбор я не боюсь.

– А что, если через дюжину поколений все решат последовать моему примеру?

Амандо задумался над этой перспективой.

– В нашем мире все равно будут рождаться дети и будут люди, которые станут о них заботиться. Если они не будут справляться с этим так же хорошо, как это делают мужчины, то до всеобщего применения, о котором ты говоришь, дело просто не дойдет. Если они хотят называть себя женщинами – пусть называют себя женщинами. Но кто знает? Может быть, исчезнут вовсе не мужчины – может быть, слово «мужчина» навсегда закрепится за людьми, которые растят детей?

Тамара пристально посмотрела на него в ответ; мысль ее приятно удивила и капельку вскружила ей голову.

– Значит, за истребление женщин, – сказала она. – Этих раздражающих существ, которые только и умеют, что жаловаться – и никогда, никогда не помогают с детьми.

– Тамара? – позвала ее из спальни Аманда. – Мы тебя ждем.