Великие Спящие. Эпилог – 1 (Безымянный раб – 9)

Пролог

Великие Спящие. Эпилог

Том первый

Тот, кто никогда не сдаётся

«Находясь в театре, мы всегда кажемся себе донельзя проницательными и понимающими. Ну как же, всегда ведь ясно осознаём, что вот это вот кукла, это дёргающий за ниточки марионеточник, а это зритель. Однако мы почему-то никогда не задумываемся о том, что у любого представления всегда есть тот, кто поставил сцену, собрал на ней актёров, заманил в зал любопытную публику и, наконец, написал сценарий… Мы видим только то, что нам показывают, и даже не представляем, что это далеко не самая интересная часть зрелища!»

Из пьяной болтовни известного джугского банкира за час до его падения с крыши собственного замка

«Болезнь магов — вот единственная причина, по которой Торн свободен от тирании вечноживущих колдунов, и смертные до сих пор играют в нём хоть сколько-нибудь значимую роль. И пусть чародеи наверняка со мной не согласятся, не могу не восславить творцов нашего мира, которые заложили в его основание именно такое „неприятное“ ограничение»

Из закрытой части лекции по основам межрасовых взаимоотношений, прочитанной Сухартом Одноруким в учебном центре при гильдии Искусников Орлиной гряды

Пролог

Камеру для опасных преступников с пробуждённым Даром, которую в халисской службе королевского надзора подготовили специально для подобного случая, никак нельзя было назвать курортом. Стены и потолок покрывали узоры заклинаний магии Воды, что выпивали телесные силы, пол регулярно жалил уколами чар Земли и Огня, сбивая концентрацию, а воздух… воздух имел металлический привкус и словно бы царапал гортань при каждом вздохе, мешая чародействовать. В подобных условиях даже будь заключённый действительно могучим чародеем уже простое восстановление сил воспринималось бы как нечто невозможное, что уж говорить о побеге.

Впрочем Тулина-дервиша нельзя было назвать ни сильным чародеем, ни хитроумным многознающим колдуном. Он относился к тому редкому типу обладателей Силы, которых высоким штилем называли Мастерами ложной судьбы, а в просторечье именовали пророками или Кормчими. Таковыми были почти все его предки по отцовской линии, таковым на свою беду оказался и он сам. Не великий провидец, конечно, вроде создателя Фиорского пророчества, но и не деревенский гадатель. Положа руку на сердце, он даже до уровня своего деда Хурбина не дотягивал, но… кого это сейчас волнует?

— Что, Тулин, небось когда другим всякое дерьмо предсказывал, себя в нынешнем положении не видел? — издевательским тоном спросил маг в военном мундире службы Охранителей Нолда.

Со своими прилизанными чёрными волосами, закрученными вверх усиками и бородой-клинышком он отчего-то вызывал у обычно равнодушного к чужой внешности Тулина непонятную тошноту и отвращение.

— Кормчий не управляет своим Даром и не способен увидеть собственного будущего! — прохрипел он, с трудом проталкивая слова.

Ошейник, подавляющий проявления его и без того скудных способностей, так туго сдавливал шею, что говорить нормально он попросту не мог.

— Да-да-да, истинные пророки страдают от спонтанных выбросов магии и к осмысленным действиям не способны, — усмехнулся нолдец. — Нас так учили. Вот только какое это имеет отношение к тебе? К шарлатану, который использовал крупицы доступной Силы, чтобы морочить людям головы и рваться к власти? А, бывший глава секты Огненного рассвета?

Тулин мерзко осклабился и, звякнув цепями на запястьях, сделал вид, что плюёт своему пленителю в лицо. Сделать это по-настоящему он не мог — мешал всё тот же ошейник, — но пытаться попытался.

— Если я шарлатан, то зачем подобные предосторожности? Цепи, кандалы, — прошипел он следом. — Освободи меня и посиди рядом, подожди обычного для шарлатанов вроде меня приступа! А там посмотрим…

Увы, островной Охранитель на подначку отреагировал лишь обидным смехом. Кем бы он там Тулина в действительности ни считал, давать тому шанс подправить свою судьбу в его планах точно не было.

А жаль…

Тулин — этот непутёвый внук Хурбина из Фалира, чудом выживший после визита к деду охотников за Мастерами ложной судьбы — он ведь и вправду никогда не думал, что выверты судьбы заведут его в подобные дебри, и вместо достойной жизни в кругу семьи, он встретит зрелость в камере для опасных преступников. Всё ведь начиналось относительно безобидно.

Сначала захотелось отомстить убийцам единственного близкого ему человека. Пытался искать деньги, единомышленников — бесполезно. И только когда совершенно случайно «подправил» в нужном направлении жизненный путь не менее случайно встреченного бандита, лишь тогда осознал свою сильную сторону и обратился к Дару. Кого-то подтолкнул на скользкую дорожку бунтовщика, кого-то сделал гораздо более щедрым, чем требовала разумность, а кого-то наоборот превратил в скупердяя и поборника нравственности…

Получалось далеко не всегда то, чего хотелось, но дело потихоньку двигалось, и из бездомного нищего мальчишки он за несколько лет превратился в крепко стоящего на ногах лидера небольшой банды. В новом статусе с местью проблем не возникло — тут бы и остановиться, — но Тулин уже вошёл во вкус. Контроль над чужими судьбами был подобен наркотику, отказаться от которого оказалось уже невозможно. Те самые пророческие приступы, что заставляли страдать его деда, на самого Тулина влияли подобно затяжке галуна на курильщика. Куда уж тут думать об осторожности?

В итоге то, что начиналось как месть, очень скоро превратилось в гонку за власть. Чужие судьбы сливались в единый поток, Тулину оставалось лишь оседлать его и направлять к вожделенной цели. Он и сам не заметил как банда разрослась, приобрела религиозный оттенок, стала сектой, а сам Мастер ложной судьбы превратился в её главу… И тем самым ступил на то поле, где «развлекались» по-настоящему серьёзные игроки!

В лучшие годы численность Огненного рассвета достигала несколько тысяч человек. Были среди её членов и богачи, и влиятельные чиновники, и обычная беднота, а власть затрагивала сразу несколько стран Халифата. Однако длилось это недолго. Стоило «Огненному рассвету» затронуть интересы кого-то из региональных союзников Нолда, как секту моментально объявили вне закона, на её членов началась охота, а Тулин из почтенного лидера снова превратился в главаря банды. Банды, которую затем несколько лет гоняли от оазиса к оазису, пока наконец за дело не взялись сами нолдцы и одним махом не закончили её бесславную историю.

Говорил же дед, что с судьбой шутки плохи, а Тулин его не слушал…

Впрочем вслух пророк и бывший лидер секты прохрипел нечто совсем иное:

— Почему я до сих пор жив?

Хотел сказать это с достоинством, но получилось всё равно жалко и унизительно. И от этого стало ещё противней и горше, чем было.

— Потому что ты должен стать назиданием для всех. Уроком для загорных халифов, что несмотря ни на какие внешние обстоятельства, именно Нолд правит бал в этих землях. Только мы караем и милуем, и только мы можем сохранить стабильность и порядок тогда, когда кажется уже ничто не может помочь! — сообщил нолдец, высокомерно вздёрнув подбородок.

Кончики противных его усов при этом кажется ещё сильнее закрутились вверх, и Тулин скривился от отвращения.

— Сколько страсти, — пророк пожевал потрескавшимися губами, — и сколько вранья! Маг, я больше уже не тот безграмотный мальчишка, что смотрел в рот полубезумного из-за видений деда. Мир успел повидать, среди умных людей потолкаться… Будь всё так, как ты говоришь, то ноги бы твоей не было в этой камере! Однако ты пришёл, пытаешься общаться… Владыка, всё дело в нём, да?

В зачарованном каземате на мгновение повисла тишина. Нолдец кажется впервые посмотрел на пленника без былого высокомерия и теперь пытался определиться с дальнейшей манерой поведения.

— Что ж, всегда приятно иметь дело с умными людьми, — наконец произнёс он, погладив клиновидную бородку. — Да, ты прав. Нас и вправду интересует твоя связь с императором Сардуора. Знаешь ли в мире не так много людей, кто не боится не только открыто заявлять об «особых» отношениях с Владыкой, но ещё и делать их основой для своих «священных» писаний. Как там в твоих скрижалях было написано? — Нолдец брезгливо поджал губы и продекламировал: — «Чудесные письмена покрывают Небо и Землю, людей и нелюдей, и только Владыка сам по себе». А можно с этого места поподобнее? Вроде бы в остальном философия твоей секты вполне себе самобытна, а тут вдруг внезапная отсылка к Врагу?

Тулан осторожно, чтобы не потревожить впивающиеся в шею шипы, отбросил движением головы упавшие на лицо грязные патлы.

— Он не Враг, он…

— Кто он? — аж подался вперёд нолдец. — Кто такой император Сардуора в глазах последнего Кормчего этой эпохи⁈

— Он сам по себе! Он вне судьбы и вне правил, он тот, кто сам торит себе путь, и нет над ним иной власти, кроме его собственной! — без всякого фанатизма, устало и печально произнёс Тулан.

В этот момент внук Хурбина ни капли не врал, он действительно верил в то, что сказал. Точнее даже не так. Он не верил, он точно знал, что это правда, ведь именно таковы были слова его прославленного деда, вновь и вновь вспоминающего о единственном визите к нему в дом будущего Владыки. Жаль только стоящего перед Туланом чародея эти слова вряд ли могли устроить. Там, где ожидаются какие-то откровения и тайны, простые и правдивые ответы будут восприниматься как бесстыдная ложь.

И надо сказать, предчувствия Тулина не обманули.

— Тц-тц-тц, — с осуждением поцокал языком нолдец, даже не дав пленнику толком договорить. — Значит всё-таки не хочешь по хорошему, да? Что ж, значит придётся по плохому… — И уже через плечо бросил: — Палача сюда! Еретик вздумал упорствовать!!

Заверения Тулина в своей искренности — при мысли о пытках пророк едва не потерял от ужаса рассудок, — маг словно бы и не слышал. Для него пленник из собеседника уже превратился в источник информации, а с теми не церемонятся. Невезучего Мастера ложной судьбы ждала очень, очень тяжёлая ночь…

На казнь Тулина повезли в полдень. В покрытой рунами клетке, со сбивающими концентрацию магическими узорами на теле, в ошейнике и в сопровождении трёх десятков стражей — всё как и полагается при транспортировке опасного колдуна. Вот только был ли в том смысл, если невезучего пророка за ночь пыток из относительно здорового человека превратили в его бледное, «сломанное», подобие, к тому же лишённое языка и самой способности говорить? Внук Харбина этого не знал.

Он вообще как выяснилось слишком многого не знал, иначе точно постарался бы удовлетворить все запросы своих мучителей и купить спасение от страданий. Но то, чего хотели нолдец с заплечных дел мастерами, Тулин дать не мог, а рассказ о единственной встрече с великими К’ирсаном Кайфатом их отчего-то не устраивал.

«Я присутствовал, когда будущий Владыка осознал свою роль в Фиорском пророчестве! — мысленно повторил он то, что так не нравилось Охранителю. — И я пронёс отблески этого события через всю свою жизнь!!»

На данной мысли очередное брошенный друл пролетел через прутья клетки и разбил Тулину скулу — жители столицы Залимара, по улицам которой везли в данный момент пленника, не стеснялись в проявление своих чувств по отношению к Мастерам ложной судьбы. В него плевали, кидались мусором, пытались ткнуть палками… Человек цивилизованный назвал бы подобное варварством и дикостью, но Тулин на такое звание не претендовал. Всё что он мог, это терпеливо сносить издевательства и смиренно ждать казни, благо до неё оставалось совсем недолго.

И лишь одна вещь не позволяла ему скатиться в бездну безразличия. Старый потёртый фарлонг, что с детства — почти всю сознательную жизнь! — висел у него на шее. Подарок будущего Владыки его деду Хурбину за помощь в разрешении сомнений по Фиорскому пророчеству. Для капитана наёмников К’ирсана Кайфата это была сущая безделица, кусок золота, который отдал и забыл, но для тех кто связан с профессией провидца, монета имела неизмеримо более высокую ценность. Вещь, помнящая тепло рук живого бога, присутствующая в судьбоносный момент истории и после омываемая силой Дара аж двух Мастеров ложной судьбы… Разве можно после такого называть её обычной? Да один только тот факт, что незамысловатое «украшение» всё ещё висело у пленника на шее и никто до сих пор не попытался его сорвать, уже говорил сам за себя!

Тулин с трудом поднял истерзанную руку, сжал монету распухшими пальцами. И в тот же миг мир словно бы потускнел, выцвел, отодвинулся на задний план. Ничего не осталось, кроме Кормчего и потёртого золотого кругляша в его ладони. Кругляша, который вдруг показался чем-то чрезвычайно большим и важным, центром гигантского узла судьбы. Не чего-то такого, что способно повлиять на отдельного человека или даже деревню, а настоящего, истинного! Подобного тому, что не раз и не два видел его дед! Источника событий, обещающих потрясти основы стран и народов.

«Говорите Нолд больше не допустит подобного Фиорскому пророчеству, да? — мысленно усмехнулся Тулин, повторяя случайно брошенные нолдцем слова. — Несчастные, я помню отблески ауры самого Владыки!!»

И с этой мыслью сорвал фарлонг с шеи. Засаленный шнурок, на котором тот висел годами, тут же лопнул точно гнилая нить, что до монеты, то она выпала из ослабевших пальцев, проскользнула сквозь щель в досках на дне клетки и поскакала по камням брусчатки. Причём Тулин, вопреки предосторожностям пленителей впавший в этот момент в странное подобие провидческого транса, видел происходящее с ней не глазами, а неким внутренним взором. Поэтому мог наблюдать за тем, как золотой ударился о колесо повозки, отлетел в беснующуюся толпу, там попал под ноги какого-то горожанина, чтобы тут же быть отброшенным в сторону небрежным движением деревянного ботинка… Аккурат под ноги одетого в рванину дурачка. Грязного, вонючего, с размазанными по лицу соплями, но с какой-то затаённой страстью в сердце и острым желанием эту страсть воплотить в жизнь.

Именно он поднял монету и в ту же секунду, как кругляш оказался у него, ощущаемый внуком Хубина узел взорвался адским фейерверком.

Свершилось!!!

Тулин, уничтоженный и униженный, сам не понял как начал смеяться. Тихое истеричное хихиканье постепенно сменилось сдержанным фырканьем, что бы затем перейти в могучий хохот. И ничто, кроме топора палача, уже не могло заставить его остановиться. Наверное окружающие решили, что он сошёл с ума от пережитого, однако разум Тулина был в это время наоборот кристально ясен и чист. «Доставив» монету адресату пророк осознал, что то, ради чего он явился в этот мир, наконец произошло, его предназначение исполнилось, а значит и жизнь была прожита не зря.

«Я видел Владыку и помогал менять судьбы народов! Я видел…»

С меловой горы, куда Яр’мира затащил Храбр, и вправду открывался прекрасный вид на пока ещё узкую полоску молодого Стерегущего леса. Тут редкие островки громового дуба, там заросли держи-дерева, а во-он там без ветра качаются «отряды» ложных копейщиков — эльфы определённо не жалели сил и средств на создание в новых землях привычной для себя «зелёной» оборонительной линии.

— Такими темпами пройдёт ещё лет десять, и вдоль нашей северной границы возникнет непроходимая для войск зона. И длинноухие окончательно почувствуют себя в безопасности, — сообщил Храбр грасс Яро, словно бы ни кому толком не обращаясь.

— Генерал, они и сейчас в безопасности. Договор о ненападении, заключённый между моим отцом и Пятью королевствами продлевался уже трижды, и нет никаких причин считать, что он не будет продлён ещё и в четвёртый раз! — нахмурился Яр’мир, ощутив некоторое недовольство даже не словами верного соратника императора, а теми смыслами, что за ними стояли.

Почему-то сильно зачесался шрам над левой бровью, ещё в детстве оставленный тренировочным клинком.

— То-то и оно, мой принц. То-то и оно! — кивнул командующий северной армией, сохраняя каменное выражение лица. — Даже удивительно. При всей той вражде, что существует между его величеством и Светорождёнными, заключённый временный мир получился на диво крепким.

— Издержки большой политики… — поморщился Яр’мир, которого неприятно задело именование принцем.

Проклятье, когда тебе уже за сорок лет, а ты до сих пор лишь наследник, это… неприятно. Нет, он не желал отцу ничего плохого — да будет он жить вечно! — но и роль этакого неудачника от престолонаследия его уже немного тяготила.

— Так всё-таки, зачем ты меня сюда привёз? Посмотреть как эльфы укрепляют границу? Так я это и в отчётах читал… — спросил он немного раздражённо, и его высокий лоб прочертили складки морщин.

— Отчёты одно, а своими глазами посмотреть, это другое! — назидательно сказал первый Молниеносец империи, который несмотря на почтенный возраст выглядел в лучшем случае лет на сорок. Разве что волосы поседели, но с его короткой стрижкой это почти не бросалось в глаза. — Маллореан пал и больше нет той силы, что совала свой любопытный нос во все щели Торна. Однако кажется в императорском дворце не все осознают, что здесь и сейчас у нас под боком растёт его преемник. Пока ещё слабый и во многом немощный, но потенциально весьма и весьма опасный!

Последняя фраза прозвучала как-то особенно веско, и Яр’мир усмехнулся.

— Понимаю куда ты клонишь. Жаждешь раздавить врага пока он слаб?

— Жажду, — покладисто согласился Храбр, шмыгнув криво сросшимся носом. — Чистых эльфов после устроенной Оррисом резни осталось мало, а политика стимулирования рождения полукровок ещё только обсуждается, так что противостоять нам будут прежде всего люди. А уж с ними мы точно справимся. Так почему бы не попробовать?

— Думаешь Длинноухие преуспеют в своих реформах? — скептически хмыкнул Яр’мир.

— Почему нет? Основное препятствие в своём развитии — принцип расовой чистоты — они устранили, а дальше будет уже проще. Как только полуэльфов станет действительно много, то быстро уйдут в историю и прочие ограничения. Сменится клановая верхушка, появится доступ к высшим ритуалам и опасным знаниям… проклятье, да всё эльфийское общество станет другим!

— Так уж и станет? — хмыкнул наследник К’ирсана Кайфата. — Как по мне, то полуэльфы от людей разве что только внешне отличаются. Суть-то одна…

— В древности некто Култор, считался «крохобором» и в принципе бесперспективным магом. Но в нём была одна тридцать вторая часть эльфийской крови, и её хватило, чтобы парень дорос до Архимага, — парировал Храбр, глядя куда-то вдаль. И его бесцветные глаза в этот момент приобрели непонятную тёмную глубину.

— Это который был учеником легендарного Птолемея? — блеснул эрудицией Яр’мир, попутно удивившись начитанности ровесника отца и изначально обычного бандита. — Ты сравнил…

Храбр отвечать на это не стал, лишь неопределённо дёрнув плечом. Повисло молчание, прерываемое лишь шелестом редкой на горной вершине травы.

— Ну не знаю. Думаешь отец этого не понимает? — наконец нахмурился Яр’мир, возвращаясь к прежней теме беседы.

— Его величество? Разумеется понимает. Более того, уверен, что он данный момент просчитал ещё в те дни, когда длинноухие только затеяли своё переселение, — убеждённо сказал Храбр, снова оживляясь.

Яр’мир удивлённо на него покосился.

— Тогда к чему это… всё? — спросил он и сделал неопределённый жест рукой.

Грасс Яро развёл руками.

— Ты сам знаешь философию Владыки. «В отсутствие соперничества деградируют как люди, так и государства,» — процитировал Молниеносный известное изречение императора. — Вот он и подготовил для своей империи соседа-конкурента…

На мгновение возникла неловкая пауза. Ни один из собеседников критиковать Его величество не желал, так что Храбр принялся изучать новую реинкарнацию Стерегущего леса, а Яр’мир обивать носком ботинка торчащий перед ним камень.

— То есть рано или поздно будет война, — протянул наконец принц, медленно роняя слова.

— Как только окончательно переварят завоёванное, укрепятся, выстроят новое общество, и вот тогда… — в тон ему ответил Храбр и открыто встретил взгляд наследника престола. — Характер народов не меняется, и эльфы навсегда останутся эльфами.

— Я поговорю с отцом, — твёрдо сказал Яр’мир и направился к спуску с горы.

На вершине остался один лишь Храбр. И о чём он в тот момент думал было решительно не понятно.

Утро Порченного Бу всегда начиналось одинаково — он разлеплял глаза, чесал левой рукой пузо и считал постоянно вьющихся вокруг него мух. Один, два, много!.. Раньше, правда, приходилось ограничиваться коротким «один и много», но после того как торговец Сулим объяснил ему сколько это, «два», Бу уверенно перешёл в разряд грамотных людей. И теперь чрезвычайно гордился своими возросшими арифметическими знаниями.

— Бу — умный! — любил повторять он, и не было никого, кто взялся бы оспорить это его утверждение.

Даже дворовые мальчишки с соседней улицы, которые раньше любили придумывать ему всякие обидные прозвища, и те с ним не спорили. Стегали хворостинами — это да, регулярно, однако дураком больше не называли.

— Бу — голова! — пробормотал Порченный, пытаясь вспомнить, что он хотел сделать ещё секунду назад, снова почесал заурчавший от голода живот и засобирался в центр города.

Вчера люди говорили, что стражники будут казнить плохого человека, и многие пойдут смотреть. Ну а раз много это больше, чем один и два, то Бу наверняка сможет собрать достаточно меди, чтобы крикливый лапшичник накормил его до отвала.

И он, поражаясь собственной решительности, вылез из-под старой телеги, где обычной ночевал, и затопал в сторону главного городского проспекта…

До нужного места Порченный добрался быстро — всего дважды сбивался пути и один раз отвлекался на вьющихся вокруг гнёзд ласточек. Потом, правда, случилось плохое, и его пнул проходивший мимо стражник, но то было дело привычное, и Бу почти не расстроился. Первый раз что ли? Главное, он добрался до цели и почти сразу ввинтился в собравшуюся поглазеть на колдуна толпу.

Или может не колдуна⁈ Вроде все про какого-то провидца толковали…

Впрочем Порченный подобными глупостями себе голову не забивал. Бу — умный! А значит, сначала он попробует выклянчить пару-другую гильтов, и лишь затем станет любопытничать.

Он честно попробовал потолкаться среди солидно выглядящих горожан, но ничего кроме тумаков не получил. Видимо чересчур много хотел!

— Злые какие, — уныло пробормотал Порченный, втянул непослушную соплю, и с сожалением выбрался из толчеи.

Идея пойти на это сборище больше не казалась разумной. Точнее именно так Бу сформулировал бы свою мысль, если понимал как это делать. А так он просто молча страдал.

Впрочем обида терзала его недолго. Шум на улице внезапно усилился, и на дороге появилась клетка с пленником. Правда, Бу это уже позже понял, поначалу он вообще ничего не заметил — слишком увлёкся наблюдениями за двумя дерущимися богомолами. И даже когда толпа в едином порыве вдруг принялась метать в пленника огрызки друлов, тухлые яйца и комья засохшего навоза, он тоже пропустил. Иначе обязательно бы злому колдуну или пророку посочувствовал: всё-таки в него тоже иногда вот так кидают всякое. Видимо лицо слишком красивое, завидуют!

К реальности Бу вернулся только когда, незамеченный остальными, по брусчатке запрыгал отполированный чужими руками фарлонг. По первости взгляд Порченного зацепился за жёлтый блеск под ногами толкущихся горожан, затем в мозгу зародилось понимание, что в лучах полуденного тасса так мерцать может только золото, а в довершение всего Бу и вовсе увидел как монета, чудесным образом избежав соприкосновение с чужими ботинками, бодро покатила в его сторону.

— Бу — голова! — восхищённо пробормотал Бу, выставляя на пути кругляша руку и с умилением наблюдая как тот словно бы сам собой прыгаем в грязную ладонь.

Ну а дальше в голове Порченного моментально запустился необычайно сложный для него мыслительный процесс.

Жёлтый — это золото, а золото это не один или два гильта, это много, очень много гильтов. Это такая куча гильтов, что за неё можно купить не только тарелку лапши, но ещё и целый мешок спелых друлов или пару душистых пирожков с мясом! От открывшейся перспективы у Бу перехватило дыхание, а рот наполнился слюной… Однако уже через секунду его будто бы молния пронзила и пришло понимание, что за такой красивый круглый фарлонг можно ведь не только еду купить. Его можно отдать жадному лоточнику у рыбацкого причала, и взамен получить Ту Самую Вещь, что видится Бу во сне вот уже одну, две… много!.. ночей.

— Бу — умный, Бу не зря сюда пришёл! — промямлил Порченный напоследок и, спрятав фарлонг за щёку, торопливо заковылял по направлению к порту.

На сердце у него было светло и радостно…

Вообще упомянутый лоточник к торговцам имел весьма косвенное отношение. Просто старый рыбак, который в силу возраста больше не мог выходить в море и теперь нашёл себе гораздо более спокойное занятие. Поставил небольшую палатку в порту, где продавал всякую всячину, выловленную сетями членов его артели.

Однако Бу таких тонкостей не понимал. Лоточник он и есть лоточник! Гораздо важнее то, что на прилавке у него всегда лежала куча интересных вещиц, настоящих сокровищ, каждая из которых надолго западала в сердце Порченного. Бальная туфелька знатной дамы, детская рогатка, покрытая окаменевшими раковинами бутылка — как же славно было бы, попади все они в его руки! Сколько счастья они принесли бы Бу!

Увы, жадный торгаш требовал за каждую вещь звонкую монету, и Порченному ничего не оставалось, кроме как ходить вокруг палатки кругами да жалко вздыхать.

Но теперь всё поменялось, теперь у Бу был целый фарлонг, а значит он может претендовать на главное сокровище старого рыбака — на белый костяной медальон, недавно появившийся на прилавке и сразу же ставший объектом его мечтаний.

— Бу — умный!! — с ходу объявил Порченный лоточнику, едва успев поравняться с его палаткой и даже забыв втянуть в который раз вытекшее содержимое ноздри.

— Да уж вижу, что не дурак, — усмехнулся тот уголком рта. — Опять пришёл на медальон мой таращиться? Смотри, купят его. Что тогда делать станешь?

— Бу — голова! — грозно объявил Порченный и, обнаружив вожделенную вещицу аккурат между бальной туфелькой и большой раковиной, облегчённо выплюнул на ладонь фарлонг: — На!!

— Ох ты ж, мархуза тебе под хвост!!! — аж поперхнулся старик, едва увидев блеск золота.

Секунда, и вот уже монета в его кармане, её место на занимает дешёвый костяной кругляш, а сам бывший рыбак принимается оглядываться с вороватым видом — ну как кто-нибудь увидит какие деньжищи у него появились? Беды же не оберёшься…

— Ы-ыыы, — простонал Бу, не сводя глаз с внезапно обретённой им «драгоценности».

И на его широком скуластом лице с глазами бусинками и разлапистыми губищами отобразился безумный восторг.

Будь воля Порченного, он прямо сейчас уселся бы на мостовую и принялся любоваться восхитительной белизной медальона. Но реальность была безжалостна, и злой лоточник с непонятной настойчивостью принялся гнать его прочь.

— Бу — умный, — горестно вздохнул Порченный и быстро переставляя ноги помчал по направлению к своему логову.

Голод, жажда — всё было забыто. Внимание Бу сейчас занимала только зажатая в кулаке костяная финтифлюшка с гладкой как стекло поверхностью. Впрочем даже будь он в десять раз более внимательным, главного он всё равно бы не увидел. Того, как вокруг медальона возникла незримая колдовская аура, заклубилась дымка и невидимыми ручейками принялась втягиваться к нему под кожу.

Седмицу назад вырезанная из брюха белой акулы вещица наконец-то обрела своего хозяина…