Великий план (Нарский Шакал - 2)

- Нет, - возразил Ричиус. - Мне не следовало бы этого говорить. Вы знаете, что говорят о вас Пракна и все остальные, королева Джелена? Она называют вас необыкновенной. Они говорят, что вы замечательная. И они правы. Всякий, кто способен в столь юном возрасте занять трон и просто остаться в живых, должен быть человеком необыкновенным.

Щеки Джелены зарумянились.

- Вы очень добры, король Вэнтран. Но мне нужны не только слова, пусть даже такие красивые. Мне нужно руководство. Создавая свою армию, превращая ее в силу, имеющую шанс на успех, сможете ли вы уделить внимание и мне? Я прошу об учителе, король Вэнтран. Вы не могли бы взять на себя еще и это?

Это был такой неуместный, нелепый вопрос, что Ричиус невольно улыбнулся:

- Королева Джелена...

- Просто Джелена, - прервала его она. - Я не хочу, чтобы вы называли меня королевой.

- А я не хочу, чтобы меня называли королем. Тем более что я теперь уже не король. Но, миледи, боюсь, что вы меня переоцениваете. Возможно, и Пракна тоже. Возможно, и весь Лисе. Я простой человек. И к тому же человек мстительный. Может быть, я обладаю кое-какими познаниями в области тактики, которых нет у Пракны. Я надеюсь, что это так. Но клянусь вам - если вы думаете, что я могу научить вас править страной, вы ошибаетесь. - На него навалилось тяжелое, душное горе. - Арамур больше мне не принадлежит, потому что я худший в мире король. Я потерял родину моего отца, потому что не умел править. - Он горько усмехнулся. - Вам нужен учитель? Вы избрали себе не того героя, миледи.

Королева Джелена положила руку ему на плечо и развернула лицом к себе.

- Я вызвала вас сюда, потому что мне необходимо было увидеть короля, в которого превратился мальчишка. Скажите мне, что в этой девчонке прячется королева.

- Я в этом совершенно уверен, - ответил Ричиус. - Люди идут за вами, потому что видят королеву, которой вы уже стали. Они верны вам, а большего вам никогда и не понадобится. Все остальные решения должны исходить из вашей души. - Он указал пальцем на ее грудь. - Слушайте свое сердце, королева Джелена. А не меня.

- А сердце говорит мне, чтобы я доверяла вам, - отозвалась Джелена. И это оно велело мне вызвать вас сюда. Пракна очень высоко о вас отзывается. Он говорит, что только вы можете создать армию для вторжения на Кроут. Он говорит, что вы - военный гений. Ричиус рассмеялся:

- Да, мне такое тоже приходилось слышать. Удачная шутка. Миледи, мои успехи - это успехи людей, которыми я командовал. Так же как вашу силу составляют такие люди, как Пракна, Марус и их товарищи. Ваш отец должен был бы знать эту сторону королевской власти. Ему следовало бы научить вас этому перед смертью.

Лицо Джелены застыло.

- Возможно, вы правы. Но мои отец и мать не собирались умирать. Их убила не долгая болезнь. Их убили нарцы.

- Нарцы? Извините за мой вопрос, но как такое могло случиться? Этот остров кажется таким безопасным!

- Война с Наром была очень долгой, король Вэнтран.

- Ричиус.

Джелена улыбнулась:

- Хорошо. Ричиус. Война длилась десять лет. И к ее концу для защиты Лисса нужны были все люди. Даже мои родители. Когда мой отец был моложе, он был капитаном шхуны, как Пракна. Он вывел корабль против нарской армады. Моя мать поплыла с ним. Как и все, кто служил в замке. Против Нара сражался весь Лисе, Ричиус. И почти все погибли. Как мои родители.

- Боже правый! - простонал Ричиус. - Вот видите? Я же говорил вам, что я глупец, Джелена. Похоже, ваш отец был великим человеком. А ваша мать великой женщиной.

- Они были великими, - подтвердила юная королева. - И теперь я за них отомщу.

Они посмотрели друг на друга - и Ричиус снова увидел зеркальное отражение из далекого прошлого. Он увидел в этой девушке себя - итог всей ненависти, которую он когда-то испытывал.

- Джелена, - осторожно проговорил он, - то, что вы говорите, - это неправильно. Оплакивать родителей - это хорошо. Но кровную месть вам следовало бы предоставить другим.

- Почему? - спросила девушка с нескрываемым удивлением. - Долг королевы - защищать своих подданных. А мой дочерний долг - отомстить за родителей. По крайней мере так принято у нас в Лиссе.

- Тогда вы правы, - сказал Ричиус. - Мы с вами мало чем друг от друга отличаемся. Но вам следует подумать о том, что я потерял, от чего отказался и что оставил позади. У меня в Люсел-Лоре остались жена и ребенок. Я оставил их, чтобы приехать сюда, и если я не вернусь, у них больше не будет меня. Они останутся совсем одни. - Он взял ее за подбородок, чтобы заставить себя выслушать. - Вот что с человеком делает месть, Джелена. Старайтесь от нее уберечься. Вы слишком молоды для подобной ненависти.

- Мне семнадцать! - упрямо заявила она. - Я достаточно взрослая, чтобы отличать праведное от неправедного. Неправедное - это то, что Нар творил с Лиссом. Праведное - это то, что мы собираемся сделать теперь с ним.

- Тогда не просите у меня советов, которым вы не намерены следовать, проворчал Ричиус.

- Мне нужны ваши советы о том, как править, Ричиус, - взмолилась Джелена. Его гнев ее озадачил. - Я знаю, что вы можете мне помочь. Как вы поможете нашей армии.

- Армии? Кого вы мне дадите, Джелена? Детей? Я плыл через океан не для того, чтобы вести на бойню горстку детишек. Если вы задумали это, то забудьте.

- Вы получите лучших людей, кого может предложить Лисе, - ответила Джелена. Она схватила его за руку и трепетно ее пожала. - Я ведь сказала вам: вы можете требовать себе все, что только есть на Лиссе. Просите меня о чем угодно, и я позабочусь о том, чтобы вы это получили. Сыновья и дочери Лисса - в вашем распоряжении.

- Дочери? О нет, Джелена. Никаких женщин. В армии под моим командованием женщин не будет! Юная королева возмутилась.

- На Лиссе женщины сражаются! - заявила она. - Может, в Наре их и считают игрушками, но здесь это не так! Мы защищали нашу родину в течение десяти лет. А теперь мы будем за нее мстить.

- Тогда делайте это без меня! Боже, вы просите от меня невозможного, девочка! Я не поведу женщин на заклание. У меня и так на совести столько, что не искупить всей жизнью. И этого мне не надо.

Он повернулся к ней спиной и стал смотреть в аквариум. Сквозь стекло на него глядел харан, с любопытством качая головой. Ричиус почувствовал, как Джелена подошла к нему сзади, как ему на плечи легли ее руки. Он опустил глаза и увидел, как ее унизанные кольцами пальцы ласкают его.

- Ричиус, - печально прошептала она, - без вас ничего не получится. Юноши и девушки - и, может быть, небольшое количество людей постарше - это все, что мы можем вам предложить. Но вы сможете превратить их в армию. Я знаю, что сможете.

- А если не смогу?

- Если вы этого не сделаете, то Лисе так и не будет отомщен. Окажется, что мои родители погибли бесцельно. А Нар будет существовать по-прежнему, отнимая все, что пожелает, у таких стран, как Арамур.

Ричиус закрыл глаза.

- Арамур...

- Да. И Бьяджио останется на свободе. Он не будет наказан за свои преступления или за то, что он убил вашу первую жену.

- Что?! - ахнул Ричиус, резко поворачиваясь к ней.

- Да, мне известно о Сабрине. Это на нее я похожа, Ричиус? Я напоминаю вам о ней?

Вопросы Джелены были безжалостно расчетливы. Она уже была лучшей правительницей, чем сама думала.

- Да, - признался Ричиус. - Напоминаете.

- Я этому рада. И когда вы на меня смотрите, вспоминайте о ней. Вспомните ее голову в ящике - а потом попробуйте сказать мне, что не станете во главе моей армии! Думаете, у вас получится?

Ричиус ничего не ответил. Его молчание заставило королеву удовлетворенно кивнуть.

- Вы это сделаете, - заявила Джелена. - Пракна был в этом уверен, и теперь я тоже в этом уверена. - Подойдя к Ричиусу, она положила голову ему на грудь и ласково его обняла. От этого поступка Ричиусу стало страшно неловко. - Спасибо вам, - прошептала она. - Спасибо вам, Шакал, за то, что вы нам помогаете.

Ричиус поднял руку, секунду неуверенно подержал ее в воздухе, а потом осторожно погладил ее золотые волосы. Укорять юную королеву было слишком поздно. Она уже погибла. Мщение поглотило ее, как поглотило оно Пракну, Маруса и всех людей этого древнего народа. Ричиус понял, что ему никак не спасти Джелену от нее самой. И, сам не зная почему, он поцеловал ее в макушку.

- Я сделаю для вас все, что смогу, - мягко сказал он. - Это я вам обещаю.

Юная королева лежала у него на груди.

- Я в этом уверена. Вы - герой, Пракна в вас не ошибся.

24

Возвращение домой

Когда Пракна наконец добрался до своего родного поселка Чадцрис, снегопад почти прекратился, только падали отдельные хлопья. Было довольно поздно, и солнце уже садилось. На водных улицах и между домами легли тени. Небольшое суденышко Пракны скользило по каналу Баларо, неся его к дому. По привычке он стоял в джарле, не сев на банку. Гребец гнал джарл по каналу веслом. Банки - они для детей и старух. Мужчины в джарле всегда стоят. А канал Баларо, как всегда, был полон джарлов. Они были повсюду - стояли у причалов, качались на воде... Чалдрис был старинным районом Лисса, густонаселенным и часто посещаемым. Пракна здесь родился. Именно здесь он проводил свою жизнь, когда не находился в плавании, и всякий раз при виде поселка на его лице появлялась задумчивая улыбка.

Как и весь Лисе, Чалдрис представлял собой тысячу крошечных островков, пронизанных каналами и скрепленных сетью мостов, переброшенных поверху. Стоя в джарле, надо было не зевать: часто мосты строились низко, и высоким мужчинам, таким как Пракна, постоянно приходилось нагибаться, чтобы не расшибить голову. Бывали и другие мосты - как и тот, к которому они в эту секунду приближались, - такие высокие, что налететь на них могла только птица. Подъезжая к своему дому, Пракна поднял голову. Мост, ведущий к его жилищу, был покрыт лишайником и вьющимися растениями. Все они сильно разрослись, и никто с этим не боролся. Когда-то Джлари любила заниматься садоводством, но теперь почти полностью его забросила. За мостом в облака садилось солнце. Пракне на лицо тихо опускались снежинки. На узких улочках и мостах знакомые ему люди занимались своими делами. Изредка кто-то из них махал возвращающемуся домой герою, однако Пракна почти их не слышал. Он машинально отвечал на их приветствия, в основном из чувства долга, однако взгляд его не отрывался от его дома, высившегося над поселком. Джлари уже должна была знать, и она его ждет. Пракна закусил губу. Он так долго с ней не виделся!

- Слишком долго, - прошептал он.

Гребец услышал его слова и озадаченно посмотрел на него:

- Простите, сударь?

- Нет, ничего, - ответил Пракна.

Лодочник пожал плечами и снова принялся грести. Пракна тяжело вздохнул. В кармане его куртки лежали письма, которые он писал Джлари, пока патрулировал берега Нара. Он так и не отправил их: надеялся, что когда-нибудь вернется и сам их доставит. Когда Джлари их прочтет, она на несколько минут почувствует себя счастливой, и они будут радоваться его возвращению, а потом ее снова охватит горе. И тогда она снова погрузится в свое мрачное отчуждение. Когда-то Джлари была сильной женщиной. Гордой. Жизненные испытания взяли свое.

По дороге домой он уже побывал в мавзолее. Огромная усыпальница, возведенная в честь всех, кто погиб во время войны с Наром, находилась недалеко от дома Пракны. Мавзолей стоял на отдельном острове, и когда шел снег - как это было сегодня, - там воцарялась удивительная тишина. Казалось, что даже самые маленькие дети ощущают святость этого места. Пракна купил два небольших цветка и положил их у гранитного обелиска рядом с остальными приношениями этого дня. Так лиссцы чтили память своих погибших. На Лиссе не погребали тел умерших. Земли было слишком мало, чтобы тратить ее на могилы. Когда человек умирал, его бросали в океан. Именно поэтому так важен был мавзолей. Он был единственным местом, где лиссцы могли горевать об ушедших. Некоторые призывали написать на стенах памятника имена всех погибших, но тогда размеры мавзолея стали бы чудовищными. Десять лет войны - это очень много, и слишком много погибших остались безымянными. Так что памятник представлял собой просто высокий гранитный прямоугольник, похожий на гигантское надгробие. На нем были вырезаны лисские молитвы, и его украшали цветы. В снегу памятник был странно красив. Пракна его почитал. Помимо тех вещиц, которые сохранила от сыновей его жена, мавзолей был единственным о них напоминанием.

В руке у Пракны был еще один цветок - пышный красный георгин, купленный им для Джлари. Он стоил очень дорого, но командующий флотом получил скидку, так что у него в кармане осталось достаточно денег, чтобы заплатить гребцу. Пракна укрыл цветок от холода, спрятав под расстегнутую куртку. Он не сомневался, что его подарок обрадует Джлари. Когда лодка подошла к дому Пракны, гребец умело встал к причалу, почти не глядя. Вынув из воды длинное весло, покрытое илом, он улыбнулся Пракне.

- Ну вот, сударь, - жизнерадостно проговорил он. - Добро пожаловать домой.

- Спасибо, - ответил Пракна.

Он сунул руку в карман за своими последними монетами, но гребец протестующе замахал рукой.

- Нет, сударь! - решительно заявил он. - Никаких денег. Это было для меня честью.

Пракна не стал спорить. Он расплатился с гребцом дружеским рукопожатием и вышел из лодки на причал своего дома - впервые за много месяцев. У моста он заметил, что в одном из окон горит свеча. Крошечный огонек служил маяком возвращающимся домой морякам. Во время войны так светился весь поселок. И в те жуткие дни, когда кто-нибудь из моряков не возвращался, погибал или просто пропадал без вести, свечу тушили, заменяя на черную звезду. Пракна осмотрел окна ближайших домов. Там мерцала целая галактика поблекших черных звезд.

Джарл отошел от причала, оставив Пракну одного под легким снежком. Он услышал хор голосов, доносившихся из окрестных домов, ощутил знакомые запахи вкусных домашних блюд, и его мысли перенеслись далеко в прошлое, когда эти голоса принадлежали его близким, а ароматы прилетали из кухни Джлари. Ощутив острую печаль, он вытащил из-под куртки георгин. Цветок был великолепен - самый большой из всех, какие были у торговца. И все равно это был жалкий дар для женщины, которая потеряла двух сыновей. Пракна очень любил Джлари. Ему было больно думать, как мало он может сделать, чтобы облегчить ее горе. Но он был всего лишь мужчиной и часто и подолгу отсутствовал, оставляя ее одну в пустом холодном доме.

Узкая лестница из тесаного камня зигзагами поднималась к его жилищу. Пракна посмотрел на нее, и ему вдруг стало страшно. Когда он в последний раз видел жену, она была бледной, как этот снег.

- Пора быть мужчиной, - сказал он себе.

Он уткнулся носом в цветок, вдохнул его аромат, чтобы придать себе сил, и быстро взбежал вверх по лестнице. Решив выглядеть счастливым, он изобразил на лице улыбку. Вообще командующему флотом всегда устраивали бурную встречу, но сегодня друзья понимали, что лучше его не тревожить. Оказавшись у моста, ведущего в дом, Пракна заметил, что дверь на другом его конце слегка приоткрыта. На середине моста он замешкался. Дверь открылась шире. Пракна собрался с духом.

- Джлари! - тихо позвал он. - Выходи, любимая. Это я.

До него донесся дрожащий вздох - и только потом дверь открылась настежь. На пороге стояла Джлари. Ее влажные глаза были широко открыты, щеки разрумянились. В волосы она вплела бронзовый шнур, оттягивавший назад золотые локоны, тело было затянуто в красивое кружевное платье, развевавшееся на ветру. Опустив руку с цветком, Пракна застыл на месте: он не в силах был пошевелиться. Когда Джлари наклонила голову и улыбнулась ему, ему показалось, что снова вышло солнце и сожгло весь туман.

- Пракна! - пролепетала она, прижимая руку к губам. Плечи ее дрожали. - Ах, Пракна!

Пракна молниеносно преодолел мост и заключил жену в крепкие объятия. Она разразилась отрывистыми рыданиями и приникла к нему - хрупкая, невесомая. Он зарылся носом в ее волосы, и это было дивно. Он ощутил тепло ее груди. Командующий флотом Пракна закрыл глаза и стал гладить волосы Джлари, благодаря Бога за то, что он снова дома.

- Я по тебе скучала, - прошептала она. - Мне было так страшно!

- Я снова дома, - ответил он. - Я ведь обещал тебе, что вернусь. - Он чуть отстранился и вручил ей свой подарок. - Это тебе.

При виде подарка Джлари зарумянилась, как ребенок. Ей было уже за сорок, но когда она улыбалась, то казалась вдвое моложе. Она приняла цветок и покрутила его между пальцами. На мосту дул холодный ветер, но она словно его не замечала, так она была поглощена своим георгином.

- Какой красивый! - проговорила она прерывающимся голосом. Необыкновенно красивый. - Ее рука нежно скользнула по его щеке. - Как ты, Пракна.

Пракна поймал ее руку и поцеловал ее, надолго прижав к губам. Джлари разразилась рыдающим смехом.

- Пракна...

- В доме, Джлари, - с улыбкой проговорил он. Он добродушно махнул на соседские окна. - Там чужие глаза. Джлари тихо засмеялась и кивнула:

- Да, ты прав.

Любопытные взгляды принадлежали друзьям и соседям, но им обоим не хотелось, чтобы их первые минуты былииспорчены. Гордо держа в руке свой необычайный цветок, Джлари повела мужа в дом - дом, который он не видел ужемного месяцев. Пракна охотно шел с нею. Он грезил обэтой встрече, томился по ней и по прикосновению жены. Ихотя она все еще казалась ему призраком, она была настоящей, живой и теплой - и глубоко желанной. Сегодня, еслиему не изменит моряцкая удача, он возьмет ее к себе в постель и будет ее любить.

Прошли часы. Пракна наслаждался своим возвращением, а Джлари хлопотала по дому, заботясь о его удобстве. Она вела себя безупречно - была разговорчивой, как в те дни до их страшной трагедии. Пракна подумал, не стало ли его отсутствие стимулом к ее возвращению к жизни: возможно, она смогла оценить то, что у нее еще осталось. Они долго сидели за прекрасным ужином, пили хорошее вино, которое она купила к такому случаю, и взяли из окна свечу, поставив ее на стол. Георгин, который Пракна принес жене, все время оставался рядом с нею, и во время разговора Джлари постоянно дотрагивалась до цветка и любовалась им.

Она внимательно слушала Пракну - а тому было что ей рассказать. И Джлари завороженно внимала рассказам мужа, глядя, как он вытирает тарелку корочкой хлеба и наслаждается вином, как должен проголодавшийся мужчина. Пракна ел, пока у него ремень не заскрипел. Джлари убирала со стола, а он продолжал с ней разговаривать, рассказывая о нарцах и их планах относительно будущего империи, и о Ричиусе Вэнтране и его всепоглощающей жажде мести. И, рассказывая все это, Пракна пристально наблюдал за женой, чутко ловя признаки грусти. К его глубочайшему облегчению, Джлари ни разу не разрыдалась. У нее немного повлажнели глаза, когда он отдал ей свои письма, но то были хорошие слезы. Пракна ласково утер их. Некоторое время Джлари сидела и читала его письма. Свеча полностью догорела, и Пракне пришлось достать новую и поставить в подсвечник, чтобы не прерывать чтения. Он смущенно засмеялся, когда она прочитала вслух самые личные места. Но он слегка опьянел и устал, и хотя желудок его был полон, он испытывал другой неутоленный голод. Он смотрел на нее при свете свечи - и желал ее.

Когда они наконец отправились спать, было уже очень поздно. Пракна намеренно избегал спальни, но когда Джлари привела его туда, он увидел, что жена приготовила для них эту комнату. Постель была застелена лучшим покрывалом с кружевными подзорами. Белье и воздух приятно пахли. Жалюзи были широко открыты, впуская в спальню лунный свет. При виде спальни Пракна содрогнулся. После смерти сыновей они были близки всего один раз - и тот отвратительный эпизод больше походил на изнасилование. Джлари больше не могла выносить супружеской близости. Но казалось, что вид спальни возвещает о произошедших в ее душе переменах, и Пракна с трудом справился со вспыхнувшей в нем страстью. Он напомнил себе, что она по-прежнему очень хрупкая. А брак - это не только постель.

- Пракна, - тихо проговорила она, заводя его в комнату. - Добро пожаловать домой.

Пракна ничего не ответил. Ему не хотелось говорить, не хотелось слышать ничего, кроме ее дыхания. Снегопад за окном прекратился. Поселок был залит лиловым светом луны, вода каналов романтично мерцала. Джлари сняла туфельки, а потом прошла босиком и закрыла дверь. Пракна медленно подошел к кровати. Он сел на матрас и стал смотреть на жену. Она остановилась перед ним, платье эффектно подчеркивало ее женственные формы. Гладкие плечи и белая кожа делали ее похожей на ангела, чистого и хрупкого, слишком невинного для этого жестокого мира. Пракна прищурил глаза, жадно любуясь ею. Он мысленно подсчитал месяцы с тех пор, как имел женщину, - и обнаружил зияющий провал.

- Любимая, - прошептал он. - Ты так прекрасна!

Этот комплимент вызвал у Джлари улыбку. Однако она не осмеливалась заговорить, нарушить гармоничную тишину. В ее взгляде мелькнула лихорадочная тревога, но тут же исчезла. Он поднял руку и освободил ее волосы от шнура, так что они рассыпались по ее плечам. Джлари медленно подошла к мужу. Пракна затаил дыхание. Их взгляды встретились - и тут его жажда вышла из-под контроля. Он прижался лицом к ее животу, ощутив сквозь шелк платья жар ее тела. Он прижался к ней губами и попытался притянуть к себе. Джлари судорожно вздохнула, бессильно запрокинув голову.

Он увлекал ее с собой, пока она не оказалась у кровати на коленях. Неловкими пальцами он стянул с ее плеча бретельку. Когда он прижался губами к ее шее, она задрожала. Джлари казалась ему пирожным, сладким и манящим, и вкус ее кожи пьянил его, обжигал огнем. Раздвинув губы, он поцеловал ее затылок. Он обхватил пальцами ее голову, прижимая к своей груди. Тело Джлари сотрясала дрожь. Пракна не обращал на это внимания. Теперь уже обе его руки легли ей на плечи, спуская с них платье, обнажая ее тело. Он открыл глаза и увидел, как ее обнаженная спина отражает лунный свет.

"Не спеши. Медленнее".

Джлари была уже почти полностью обнажена. Ладонями Пракна ощутил ее страх. Она снова стала ребенком, испуганной девственницей. Он попытался остановиться - и не смог. И когда его рука скользнула ей на грудь, он услышал ужасающий вскрик. Джлари окаменела. Пракна остановил свои непокорные руки, затаил дыхание. И его оглушил ее шепот - она едва слышно молилась:

- О, Боже, помоги мне! Пожалуйста...

Пракна прижал жену к себе.

Она долго, долго плакала, словно его не было рядом, словно она находилась в церкви и преклоняла колени перед Богом. Пракна не смел смотреть на нее. Ему не было нужды видеть ее лицо. Влага ее слез расплывалась пятном по его рубашке. Он слышал только дрожащий голос Джлари, в котором потонуло все его наслаждение. Охватившая его страсть мгновенно угасла, и он испытывал только жалость к этой женщине, стоящей на коленях. На дальней стене спальни висело большое зеркало. Он видел отраженное в нем нагое тело - и собственное лицо, на котором было написано горькое изумление. Он был похож на старика. Джлари содрогнулась. Пракна наклонился, подхватил жену на руки, без усилий подняв легкое как перышко тело, и бережно положил ее на кровать. Джлари старалась не встречаться с ним взглядом.

- Прости! - тихо прошептала она. Она скрестила руки перед собой, пряча грудь. - Пракна, прости меня...

- Тише, - прошептал Пракна. Он осторожно ухватил край простыни и укрыл ее. Не решаясь к ней прикоснуться, он нерешительно мялся у кровати. Отдыхай, Джлари. Просто отдыхай. Я дома.

Джлари поспешно кивнула:

- Да, дома. Ты со мной. Ты останешься со мной. - Она упорно не открывала глаз. Натянув простыню, она спрятала под ней свое полное стыда лицо, закрыла накрашенные губы. - Не оставляй меня.

- Конечно, - легко пообещал Пракна, - Я посижу с тобой. Мы просто посидим рядом, правда?

- Не оставляй меня! Ни сейчас, ни потом. Никогда.

- Никогда - это очень долго, любимая.

- Теперь здесь Шакал. Он займется Наром вместо тебя. Мы сможем быть вместе. Наконец.

Пракна отвернулся. Он не хотел, чтобы Джлари увидела его лицо. Все закончилось слишком быстро - ее веселое настроение, интимная трапеза, ароматы... Слишком скоро он снова увидел ту жену, которую оставил, уезжая из дома. Он восхищался ею и ее мужественной попыткой перемениться - но в то же время мысленно проклинал ее и ее раненое сердце. Это уже было не горе. Это больше походило на безумие - и Пракна понял, что его жена никогда не станет той женщиной, на которой он когда-то женился.

- Не надо ни о чем говорить, любимая, - сказал он. - у нас обоих был трудный день. Просто засыпай. Я посижу с тобой. Если хочешь, поговорим утром. Я поведу тебя погулять.

Джлари открыла глаза и в мгновенном просветлении улыбнулась ему.

- Мне очень жаль, - призналась она. - Честно. Я не та женщина, какая тебе нужна.

- Ты всегда была именно той женщиной, которая мне нужна, - ответил Пракна. - Именно поэтому я всегда к тебе возвращаюсь. Ты притягиваешь меня через полмира, Джлари.

Его жена тихо рассмеялась:

- Ты и правда всегда возвращаешься! Иногда я не могу понять почему.

- И не пытайся понять, - ласково проговорил он, осмеливаясь взять ее за руку. - Я всегда буду к тебе возвращаться.

- Тебе больше не нужно уезжать. Шакал может поработать за тебя. - Она говорила горячо, умоляюще. - Пусть теперь воюет молодежь, муж мой. Давай просто побудем вместе. Неужели это так уж невозможно?

Пракна онемел.

- Джлари...

- У Шакала хватит ненависти за всех нас, - напомнила ему она. - Ты сам мне это говорил. Ты ему не нужен, Пракна. А мне нужен.

- Я нужен памяти моих сыновей, - заявил Пракна. - Я не могу допустить, чтобы за них отомстил посторонний человек. Это мой долг. И моя честь.

Джлари кивнула. Это был неоспоримый довод, и она это поняла.

- Я люблю тебя, - просто сказала она. - Кроме тебя, у меня нет ничего.

Пракна поморщился. Это относилось к ним обоим. Джлари поистине была его лучшей половиной. Вторая половина окаменела и умерла, и ею двигала только жажда мщения. Но ему не хотелось расставаться с этой половиной - не совсем хотелось. Он желал вернуться в Лисе с головами нарцев у пояса и провести остаток своих дней рядом с Джлари в уверенности, что он сделал все, на что был способен. На Лиссе его называли героем, но он считал, что это еще надо доказать. Его сыновья требовали от него поступков.

- Закрой глаза, - попросил он жену. - Мы увидимся утром.

- Ты останешься со мной? - спросила Джлари.

- Если хочешь.

Джлари кивнула и закрыла глаза. Пракна сел на край постели рядом с ней, глядя на нее при свете луны. Поначалу ее дыхание было учащенным, но вскоре успокоилось и замедлилось. Напряженное лицо расслабилось и снова стало прекрасным. За несколько коротких минут она заснула, уйдя в какую-то неспокойную страну снов. Пракна осторожно поднялся с кровати. Джлари тревожно пошевелилась, но не проснулась. Он тихо прошел к двери и открыл ее. На столе в гостиной лежал георгин, который он привез ей. Он взял цветок и мгновение полюбовался им, а потом неслышно вернулся в спальню. Джлари во сне отвернулась от него. Он посмотрел на нее, а потом положил рядом с ней на подушку свой ароматный подарок. При этом в его голове зазвучала знакомая песнь из мавзолея. Это была мрачная песнь - молитва, которую произносили всякий раз, когда клали у памятника дары. Почему-то она показалась ему уместной и сейчас, когда он смотрел на жену.

- Цветы мертвецам, - прошептал он, а потом повернулся и ушел из спальни.

25

"Устрашающий"

Шани Вэнтран оказалась такой же независимой особой, как ее мать и отец. Она не ела, когда Симон приносил ей пищу, не засыпала, когда темнело. Постоянная качка не вызывала у нее морской болезни, но ее рвало всякий раз, как Симон пытался ее накормить. Она унаследовала не только глаза Ричиуса, но и его умение злиться. В глазах Симона эта годовалая девочка была настоящим исчадием ада, и справиться с ней он не мог.

После отплытия из Фалиндара Шани делила с Симоном его тесную каюту, и отношения между ними сложились далеко не теплые. Симон изо всех сил старался, чтобы девочке было хорошо, но она тосковала по дому и была потрясена разлукой с родителями. Нарский корабль пугал ее и вызывал капризы. Она ела очень мало - бросала почти всю еду на пол, а пила ровно столько, сколько было необходимо, чтобы ее тельце не сморщилось. Цвет кожи у нее оставался здоровым, но она легко раздражалась. Симон чувствовал ее неприязнь. Обладая свойственным детям даром читать чужие мысли, Шани словно знала его преступления и винила его во всем.

Сам Симон был не менее раздражителен. Чувство вины, которое он надеялся оставить в Люсел-Лоре, последовало за ним в плавание. Порой оно будило его ночами, а аппетит он утратил полностью. Он ел даже меньше, чем Шани, и почти все плавание сидел над ведром или перевешивался через борт. Сильное волнение на море превратило его ноги в вату и принесло понос. Спустя две недели плавания он уже не грезил о женщинах или свежих продуктах. Теперь его сны стали кошмарами, населенными морскими чудовищами. Золотое лицо Бьяджио появлялось в его снах и дразнило его. Ему виделись берега, превращавшиеся в зыбучие пески, и ураганы, утаскивавшие "Устрашающего" под воду. Теперь он часто просыпался в поту, провонявшем морем.

Три дня назад корабль миновал Лисе, далеко обогнув Сотню Островов, чтобы не столкнуться со шхунами, и сейчас плыл в глубоких и опасных водах далеко от берегов, направляясь к мысу Казархун. Еще неделя или чуть больше - и они прибудут на Кроут. Бьяджио получит желанную добычу. А Симон получит Эрис. Однако эта мысль мало его утешала. Во время долгого плавания он часто думал об Эрис, но это были обрывочные воспоминания, запятнанные тем мерзким делом, которое он выполнял.

В этот вечер, как и каждый день, Симон сидел у себя в каюте и готовил для Шани миску с едой. Из иллюминатора падала узкая полоска света, меркнущая с закатом. В каюте было темно и тесно, освещалась она одной-единственной свечой, установленной в плошке. Шани сидела на полу и стучала игрушкой, которую он ей принес, - странным резным украшением, которое он отломил на палубе, когда рядом никого не оказалось. Фигура изображала русалку и когда-то украшала бак. Теперь у нее появилось другое назначение: она помогала занять маленькую девочку, которая то жевала русалочий хвост, то катала фигурку по полу, пытаясь хоть как-то развлечься. Глядя, как Шани колотит по полу игрушкой, Симон готовил для нее кашу из хлеба с изюмом, подслащенную сахаром. Сахар был единственным, что она соглашалась есть, однако плавание подходило к концу и все продукты заканчивались, так что на этот раз он насыпал в кашу всего щепотку, надеясь, что Шани этого не заметит. Опустив палец в миску, он попробовал кашу и поморщился от отвращения. Будь Тани хоть немного старше, он бы стал давать ей более твердую пишу. Но у нее были зубки младенца, которые не справились бы с морскими сухарями и вяленым мясом. Все, что она ела, приходилось размачивать в пресной воде - все, кроме молока, - но и от этой еды она отворачивалась.

- Ты балованная девчонка, - сказал он ей с улыбкой. Она посмотрела на него и нахмурилась. - Да, - засмеялся он. - И ты это знаешь, правда?

Лицо у нее было прекрасное, как у матери, тонкие светло-каштановые волосы падали на глаза. Сияющая улыбка, которая появлялась так редко, делала ее настоящим ангелочком. Неудивительно, что она была для родителей светом их очей. Симон снова перевел взгляд на миску с кашей, которую он рассеянно перемешивал. Если повезет, она сегодня немного поест и позволит ночью отдохнуть. Сам он вечернюю трапезу пропустит. Это почти не имеет значения - все съеденное достаточно быстро будет извергнуто его организмом. Он снова похудел, потеряв весь вес, набранный в Фалиндаре. Он тосковал по вкусной трийской кухне и изобилию цитадели. Он тосковал по свежим фруктам и ключевой воде и по комнате, у которой пол не раскачивается.

- Вот что я тебе скажу, Шани, - проговорил Симон, продолжая размешивать кашу. - Не буди меня этой ночью плачем, и я раздобуду тебе новую игрушку. Сдается мне, что у Н'Дека на корабле найдется еще одна русалка. Что скажешь?

Шани повернула к нему бесстрастное личико.

- M-м, как аппетитно выглядит, а? - попробовал он снова. Подняв ложку, он медленно вылил из нее густую ленту месива. - Как Симону это нравится! Вкусная штука!

Ребенок опять ответил неприязненным молчанием. Симон принес ей миску и уселся рядом на холодном полу. Устроившись удобнее, он сделал вид, будто пробует хлебную кашу.

- О, как вкусно! - с энтузиазмом объявил он. - Хочешь немного?

Как обычно, Шани принюхалась к ложке и состроила недовольную гримасу. Подняв руку, она оттолкнула ложку, так что часть месива пролилась Симону на штаны. Симон поморщился и покачал головой. Малышка испытывала его терпение. Как, к черту, Дьяна могла с ней справляться?

- Это все, что у нас есть, девочка, - сказал он ей. - Если не будешь есть, тебе придется оставаться голодной.

Шани смотрела на него без всякого выражения.

- Тебя это не тревожит? Ладно, но не смей плакать, когда у тебя подведет живот. До Кроута еще не близко, так что нам обоим придется ждать много дней, прежде чем мы получим какую-нибудь приличную еду.

Эти слова вызвали у Симона еще большее уныние. Пройдет еще много дней, прежде чем они увидят твердую землю и съедобную еду! Н'Дек и его люди настоящие прорвы и могут наворачивать все, что только попадет им в руки, а вот Симон слишком долго жил на Кроуте. Он привык к поварам Бьяджио и изобильным запасам. Сдаваясь, он бросил ложку в миску и оттолкнул кашу подальше, пристально глядя на Шани. Она уже снова занялась русалкой, не обращая на него внимания. Поначалу она цеплялась за него, рассчитывая на его защиту, но быстро поняла, что на корабле ее никто не обидит, и перестала бояться, что потеряет своего единственного друга.

- Мне это совсем не нравится, знаешь ли, - прошептал он. - Будь у меня выбор, я бы этого не стал делать.

Она его не слышала. В порыве странного гнева Симон отнял у нее игрушку. Это заставило девочку разразиться криками. Она потянулась за русалкой, которую Симон держал так, что Шани не могла до нее дотянуться.

- Нет, изволь меня выслушать! - твердо потребовал он. - Слушай меня, иначе я ее тебе не отдам. Я ведь к тебе обращаюсь, черт подери!

Ответом стали еще более громкие крики. Симон покачал головой, дразня девчушку, тряся игрушкой перед ее глазами.

- Веди себя хорошо, иначе я ее тебе не отдам.

Шани прекратила попытки схватить русалку, хмуро посмотрела на Симона, а потом повернулась к нему спиной. Симон невольно рассмеялся.

- Ладно, - проговорил он сквозь смех. - Я сдаюсь. Держи!

Он пододвинул деревянную русалку к Шани. Та жадно схватила игрушку и в ответ на этот жест доброй воли посмотрела на Симона.

- О, так теперь ты согласна меня выслушать, да? Вот и прекрасно. Большое тебе спасибо.

Он сцепил руки на коленях и откинулся назад, стараясь устроиться удобнее. Шани с любопытством наблюдала за ним, словно рассчитывая услышать сказку на ночь.

- Послушай, девочка, я просто хочу, чтобы ты мне поверила. Признаю - я плохой человек. Но я бы не делал этого, если бы у меня был выбор. У меня его нет. Если я не привезу тебя к Бьяджио, он убьет мою женщину, а я этого допустить не могу. Ты можешь понять, что я тебе говорю? Так уж устроена жизнь. Я не знаю тебя, и мне до тебя нет дела, а вот Эрис мне дорога, так что ты в проигрыше. Так?

Шани продолжала смотреть на него.

- Твоему отцу тоже пришлось сделать нелегкий выбор, знаешь ли. Как и мне. Он мог остаться с тобой и твоей матерью, но его грызло нечто такое, о чем он не мог забыть. Со мной все точнo так же. Я люблю Эрис. И если с ней что-нибудь случится, я...

Симон заставил себя замолчать. Он вспомнил о Дьяне и о том, какую потерю он заставил ее пережить.

- Ну, это не важно, - тихо проговорил он.

Положив руку Шани на голову, он с наслаждением провел пальцами по ее шелковистым волосам. Как это изредка случалось, Шани подалась к нему, желая получить лишнюю ласку. Симон печально ей улыбнулся.

- Какой я мерзавец! - прошептал он.

Теперь он стал не лучше Бьяджио. Или Бовейдина. Даже Помрачающий Рассудок с его ножами и мерзкими мыслями стал ему братом. Кто они все, как не порочные себялюбцы? А разве он сам не их тень? На Кроуте, в юности, он был идеалистом. Он был очень молод и считал, что может изменить мир по своей воле. Но он ошибался.

- Я надеюсь, что ты все это вынесешь, - сказал Симон. - Если ты все это переживешь - хотя это вряд ли, - то мне хочется верить, что ты вернешься к родителям и будешь долго и счастливо жить в Люсел-Лоре. Держись от Нара подальше, малышка. Он тебя сожрет.

Уронив на пол деревянную русалку, Шани поползла к нему. В каюте было страшно холодно - слишком холодно для маленького ребенка, и Симон обхватил девочку руками и тесно прижал к себе, нежно шепча ей на ухо что-то бессмысленное. Она прислонилась к нему головой, впитывая в себя тепло его тела, и дыхание ее замедлилось.

- Ты помнишь мое обещание? - спросил он у ребенка. - Если я смогу тебе помочь, то непременно это сделаю. Я сделаю для тебя все, что смогу.

Вот только этого будет слишком мало. Симон закрыл глаза, испытывая к себе глубокое отвращение. Его обещание было лживым. Он погубил все надежды Шани в тот момент, когда он ее выкрал из дома. Когда они попадут на Кроут, девочке спасения не будет.

Держа ребенка на руках, Симон откинулся назад. Заправленный за пояс кинжал прищемил ему тело. Он всегда держал кинжал при себе, и легкая боль напомнила о нем. Возможно, для обоих было бы лучше, если бы он просто перерезал горло себе и ей. Солнце утонуло в море. Слабый свет, пробиваясь сквозь стекло иллюминатора, заполнил каюту сумрачными тенями. Сунув руку за пояс, Симон извлек начищенный кинжал, постаравшись, чтобы девочка его не увидела. Вид лезвия заставил его задуматься. Самоубийство - удел идеалистов. Для него необходимо быть честным перед самим собой.

Симону это было несвойственно.

Капитан Н'Дек сидел за столом напротив Симона и разглядывал карты с нарочитой пристальностью. Лицо у него было серьезным, и это выражение Симон уже хорошо знал: капитан всегда так выглядел, когда пытался скрыть, что ему пришли удачные карты. Симон отвернулся, притворяясь равнодушным. Н'Дек был отвратительным игроком, но считал себя игроком хорошим. Симон тоже был не слишком хорошим игроком, но его талант различать язык тела давал ему заметное преимущество перед самодовольным капитаном. Он позволил Н'Деку выиграть несколько партий, чтобы тот почувствовал себя увереннее. Свет единственной свечи освещал их склонившиеся над картами лица и придавал им неестественную мертвенность. Маленькая Шани спала на койке Симона, не слыша игры, которая тихо шла рядом.

Как Симон и предвидел, Н'Дек с готовностью откликнулся на его предложение поиграть в карты. Симон помнил, что карты были одним из любимых развлечений капитана. А высокий пост командира корабля на Черном флоте исключал близкие контакты с членами экипажа, так что утолять свою страсть к игре Н'Деку не удавалось. Симон потянулся за кружкой выдохшегося эля. Он сделал глоток - небольшой, чтобы не вызвать рвоты, - и посмотрел поверх кружки на Н'Дека. После трех кружек тот осоловел. Глаза у него слипались, а обычно крепко стиснутые губы расслабились. Симон сделал еще один осторожный глоток.

- Девчонка крепко заснула, - заметил Н'Дек, не отрывая взгляда от карт. - Ты слишком много жалуешься, Даркис. Она ведет себя спокойно.

- Не считая времени кормления и моего сна, - парировал Симон. Оба мужчины разговаривали тихо, чтобы не потревожить спящего ребенка. Симон мельком взглянул на Шани, удивляясь тому, что она спит. Возможно, она и на этот раз прочла его мысли. - Слава богу, мы скоро будем на Кроуге, добавил он. - Еще одной недели с этой заразой мне не выдержать.

- Придется, - отозвался Н'Дек. - Нам плыть еще не меньше недели, а море неспокойное. Волны сильно снижают нашу скорость.

- Главное, привези меня домой целым, Н'Дек.

- Придется. И твою любимицу тоже, иначе Бьяджио вспорет мне брюхо, словно свинье для жаркого. - Капитан выбрал одну карту и сбросил ее, взяв из колоды новую. Его лицо едва заметно просветлело, но он поспешно нахмурился. - У нас уже все припасы подошли к концу. Надеюсь, мы доберемся до Кроута раньше, чем закончится пресная вода.

- Если бы ты так не боялся лиссцев, мы уже были бы дома, - поддел его Симон.

Такое оскорбление заставило Н'Дека оторвать взгляд от карт.

- Ты хоть и умный парень, но дурак, Симон. Я вынужден огибать Лисе. Не сделай мы этого, нас бы превратили в лисскую закуску. Так они поступают с пленными, знаешь ли. Скармливают акулам.

- Какие глупости! - воскликнул Симон. - Я никогда об этом не слышал.

- Ты же не моряк. Я знаю такие вещи потому, что сражался с лисскими дьяволами. Они настоящие черти, все без исключения. Но когда-нибудь я туда вернусь. И Никабар тоже. Мы об этом говорили.

- Вот как? - без особого интереса откликнулся Симон. Он рассматривал свои карты, отметив, что получил отвратительную комбинацию. - И что вы намерены сделать? Заговорить их до смерти?

- Я намерен закончить начатое дело, - ответил Н'Дек. - Эти лисские сволочи думают, что им можно нападать на Нар! Они решили, что с Черным флотом покончено? Будь они прокляты! Я еще покажу им, с кем покончено!

- Ш-ш! - укоризненно шикнул Симон. - Говори тише. Ты ее разбудишь.

Н'Дек немного увял.

- Ладно. Я только хочу сказать, что мы с Лиссом еще не закончили дел. Когда Бьяджио возьмет власть в Наре, ему придется вознаграждать тех, кто ему помогал. И я уже знаю, о чем попросит Никабар.

- Правда? И о чем же?

- Он попросит Лисе, дурень! Ты что, не слышал, что я говорю? Вот почему Никабар помогает твоему господину. Он хочет снова заняться Лиссом и этим гадским Пракной. - Н'Дек опустил карты. - Он охотился за этим дьяволом десять битых лет подряд. И все напрасно. Они даже не сразились друг с другом ни разу. Можешь себе представить? Но теперь все будет по-другому! И я при этом буду присутствовать.

- Мило, - сухо отозвался Симон. - Человеку нужно мечтать.

- Это не только моя мечта, Даркис. Это мечта Никабара и всего флота. И ей надо было бы стать и твоей мечтой.

- Моей? - рассмеялся Симон. - Какая мне разница, стоит Лисе или пал? Это не моя забота, Н'Дек.

- Видишь? Вот в чем ваша беда, всех Рошаннов. Все не ваша забота. Ты человек без совести. Тебе нет дела ни до кого, кроме тебя самого. Будь это не так, ты понимал бы, какое это будет торжество - снова вернуться в Лисе.

Симон посмотрел на Н'Дека поверх карт. На его губах промелькнула едва заметная улыбка.

- Еще карту?

- Еще одну, - ответил Н'Дек.

На этот раз он не стал сбрасывать ни одной из своих карт, а вернул в колоду ту, которую ему сдал Симон. Симон тоже взял одну карту. Карты ему пришли отвратительные, и та карта, которую он вытянул, положения дел не изменила. Эту партию предстоит выиграть Н'Деку.

- Я не тружусь ввязываться в дела, которые меня не касаются, Н'Дек, проговорил Симон. - Если хочешь идти воевать с Лиссом - флаг тебе в руки. Я тебе мешать не собираюсь. Но мне какое дело? Прости меня, о великий капитан, но я не вижу тут повода торжествовать.

- А Ренессанс? Он для тебя повод торжествовать?

Чтобы ответить на этот вопрос, Симону пришлось крепко задуматься. Было время, когда он разделял мечты Бьяджио о будущем, но и это уже отошло в прошлое.

- Я считаю, что Черный Ренессанс остановить невозможно, потому что за ним стоит Бьяджио. Вот и все. Мое к нему личное отношение роли не играет. Ренессанс вернется в Нар. Этого не предотвратить ни Эрриту, ни даже Богу.

- Чертовски верно, - пророкотал капитан. Его глаза ярко вспыхнули, и Симон понял, что его противник выиграл. Н'Дек откинулся на спинку стула. Последняя карта, - объявил он. - Пора посмотреть, что там у тебя, шпион.

- Знаешь, ты не ошибся, - заметил Симон. - Меня действительно мало что интересует, Н'Дек. А жаль. Может, когда-нибудь я стану больше похож на тебя.

- Сомневаюсь. Ну же, открывай свои карты.

Симон всегда держал карты одной рукой, расправляя их пальцами. Другая рука весь вечер лежала без дела, только изредка поднося к губам кружку эля. Почти все остальное время она была не на виду. И теперь она очень медленно потянулась к его поясу и извлекла серебряный кинжал.

- Знаешь, по-моему, не так уж важно, что человек делает всю жизнь. Но в конце, когда все позади, он должен поступить так, как нужно. Я хочу сказать, что если всю мою жизнь я буду грабить и убивать, мне это простится, если в конце я сделаю что-то хорошее. Всего один раз, понимаешь?

Н'Деку такая идея показалась безумно смешной.

- О да! - с хохотом согласился он. - Если ты ошибался насчет Бога, то на смертном одре раскаешься?

- Что-то в этом роде, - согласился Симон. Он внимательно наблюдал за Н'Деком. Пальцы его правой руки сжались на рукояти кинжала, а тем временем левая рука разложила карты веером по столу. - Вот что у меня есть, - сказал он. - Ну, как?

При виде карт Симона улыбка капитана стала еще шире.

- Ты проиграл, Даркис, - торжествующе объявил он. - Опять.

Н'Дек собрался выложить на стол свои карты. Время замедлило свой бег. Левая рука Симона стремительно метнулась вперед и прижала руку Н'Дека к крышке стола. Правая рука поднялась вверх и опустила кинжал, пронзив им ладонь капитана и пригвоздив ее к столу. Капитан громко закричал и попытался вскочить. Симон продолжал крепко держать кинжал. Из руки Н'Дека хлынула кровь. Потеряв возможность двигаться, он в ужасе воззрился на Симона. Свободной рукой Рошанн сгреб его за ворот куртки.

- Тихо! - прорычал он. - Заткнись, иначе я перережу тебе глотку!

Н'Дек рыдал, как ребенок, крича от боли и пытаясь освободить руку, однако кинжал прочно пригвоздил ее к столу. Карты быстро намокли от крови. Разбуженная криками капитана, Шани резко села в постели. Симон зажал рукой Н'Деку рот.

- Я не шучу, Н'Дек, - прошипел он. - Закрой свою пасть, или я прорежу тебе вторую от уха до уха. Ты меня понял?

Н'Дек едва мог ответить. Он зажмурился от боли и энергично кивнул.

- Хороший мальчик, - ласково сказал Симон. - Мы же все тут друзья. И знаешь, что ты для меня сделаешь, друг? Ты повернешь свое корыто. Мы поплывем обратно к Лиссу.

Изо рта капитана, который Симон продолжал прикрывать рукой, вырвался невнятный протест. Он вырвался и возмущенно бросил:

- Лисе! Зачем?

Симон глубже вонзил кинжал, чтобы заставить моряка повиноваться. Н'Дек взвыл от боли, умоляя Симона перестать. Он почти плакал и молил о пощаде.

- Ты будешь меня слушать, каракатица несчастная? - спросил Симон.

- Но зачем к Лиссу? - промямлил Н'Дек. Прижимая здоровую руку к раненой, он пытался остановить кровь. - Зачем это?

Стараясь соображать как можно быстрее, Симон сказал первое, что пришло ему в голову.

- Потому что этого хочет Бьяджио, - солгал он. - Я везу девчонку туда.

- За каким чертом?

Симон снова дернул кинжал, заставив капитана взвизгнуть.

- Никаких вопросов! - приказал Симон. - Я - Рошанн. И ты будешь мне повиноваться, Н'Дек. Этот корабль переходит под командование Рошаннов, по моему приказу. Ты будешь делать все, что я тебе скажу. Потому что если ты этого не сделаешь, это корыто повезет тебя на Кроут на твою казнь. А теперь мне нужно, чтобы ты отдал приказ. Мы поворачиваем корабль и идем обратно в Лисе. Сегодня же!

Н'Дек был слишком испуган и оглушен болью, чтобы спорить. Он кивнул.

- Ладно! - простонал он. - Ладно, сумасшедший! Я это сделаю.

Симон улыбнулся:

- Так-то лучше, дружище. Для всех вас. И боюсь, что я не смогу выпустить тебя из этой каюты.

Все так же стремительно Симон выдернул кинжал из стола и приставил его к горлу Н'Дека. Оттолкнув стол в сторону, он схватил капитана за волосы и стянул на пол. Когда Н'Дек оказался плашмя на полу, Симон с силой уперся коленом капитану в позвоночник. Н'Дек взвыл от боли:

- Какого черта ты это делаешь?

- Забочусь о том, чтобы ты никуда не ушел, капитан Н'Дек. Мне придется за тобой присматривать.

Под столом лежали заранее приготовленные Симоном веревки. Он действовал быстро. Вскоре окровавленные руки Н'Дека уже были связаны у него за спиной. Капитан подвывал и сопротивлялся, но Симон был намного сильнее, и очень скоро беспомощный моряк был увязан, словно подготовленная к жарке индейка. Он лежал на полу каюты, не в силах подняться. Из руки его текла кровь, а глаза были полны ненависти.

- Бьяджио за это заплатит! - гневно пообещал он. - Когда Никабар об этом узнает, вы все за это заплатите!

- Ну зачем ты так! - укоризненно сказал Симон. - Мне нужно твое содействие, Н'Дек. Мы ведь все тут одна счастливая семья, правда? И эта семья будет во всем меня слушаться, потому что я Рошанн. И мы все знаем, что это значит, правда?

Н'Дек непокорно отвел глаза.

- Правда? - взревел Симон, лягнув Н'Дека под ребра. Капитан задохнулся от боли, ловя ртом воздух. Симон опустился рядом с ним на колени и прошептал в самое его ухо: - Я знаю, что ты меня понимаешь, капитан. Я знаю, что ты сделаешь все, как я тебе скажу. А если кто-то из твоих людей попробует поднять бунт или увести корабль с курса на Лисе, я разрежу тебя на мелкие кусочки.

Н'Дек слабо застонал. Сидя на кровати, на них смотрела Шани. Повернувшись так, чтобы Н'Дек его не видел, Симон ободряюще улыбнулся девочке.

"Не беспокойся, малышка, - решительно подумал он, надеясь, что Шани его поймет. - Ты скоро увидишься с отцом".

26

Остров безумия

Дьяна проснулась в кромешной темноте.

Как будто она вообще не открывала глаз или солнце больше не светит над землей. Она не пошевелилась, не стала переворачиваться. Не стала кутаться в бесполезное одеяло. В нос ей ударили запахи гниющего зерна и прокисших приправ, но она уже привыкла к ним, и ее не стошнило. Дьяна неподвижно лежала в темноте, пытаясь собраться с мыслями.

Время потеряло для нее всякий смысл. Может быть, она проспала несколько дней или всего несколько минут. У нее звенело в ушах от нескончаемого рева океана, раздававшегося за стеной ее тюрьмы - грязного трюма у самого дна нарского военного корабля. Не считая постоянной тьмы, удары волн о корпус были ее единственным спутником, да еще пауки и крысы, которые ползали по ней, пока она спала. Контакты с людьми были редкими и неприятными, а еда, которую ей подсовывали под нос - если ей вообще ее давали, - безнадежно отвратительной. Поэтому Дьяна не ела. Со временем возможно, уже на следующей неделе - она может умереть от истощения. Но она жаждала не пищи. Она жаждала света.

После отъезда из Фалиндара (а это было так давно, что она едва могла вспомнить) она видела свет только мимолетно, когда ее тюремщики приносили ей еду или решали опорожнить парашу. Или, что еще хуже, когда они приходили, чтобы над ней поиздеваться. Большому - его звали Донхедрис нравилось водить руками по всему ее телу. Дальше он пока не заходил, но Дьяна понимала, что это только вопрос времени. Она слышала рассказы о моряках и о том, как им не хватает женщин во время долгих месяцев в море. Страх перед изнасилованием был лишь одним из многих, которые ее осаждали. Ее одежда превратилась в лохмотья, волосы слиплись в грязные сосульки. Она насквозь провоняла омерзительными запахами трюма. На руках появились шрамы от крысиных зубов. Пока она спала, эти любопытные твари постоянно ее проверяли, покусывали ее тело, пока она не просыпалась, чтобы их отогнать. Как и в случае с Донхедрисом, Дьяна знала, что рано или поздно она проиграет и крысам.

"Мститель" плыл уже много дней, в этом Дьяна была уверена. Больше она не знала ничего. В трюме царил холод, и ее накидка и тонкое одеяло почти от него не спасали. Вокруг перекатывалось просыпавшееся зерно, натирая кожу, а пауки, жившие на перекрытии, совершали полуночные путешествия на своих шелковых веревках, падая вниз, чтобы искусать ей лицо, руки и ноги.

Она попыталась угадать, который сейчас час. С равной вероятностью это могли быть и полдень, и полночь. Темнота все время была одинаковая. А ее жалкие трапезы ей приносили нерегулярно, так что она не могла оценить ход времени. И Дьяна вспоминала всякие мелочи, пыталась занять мысли воспоминаниями о счастливых днях, боролась с подступающим безумием. Она ясно помнила, что Люсилер рассказывал ей о своем заточении в Фалиндаре, когда ее первый муж, Тарн, запер его в подземелье, чтобы показать, что такое пытки. Это было лишь демонстрацией, но тогда Люсилер об этом не подозревал и вытерпел то тяжелое время, спасаясь от безумия только силой разума.

"Разум, - напомнила себе Дьяна. - Он по-прежнему при тебе. Держись за него".

Дьяна была полна решимости не поддаваться безумию. Она должна была остаться сильной ради Шани - встретиться с Бьяджио на его острове и каким-то образом отнять у него дочь. И для этого ей понадобится вся сила ее разума. Бьяджио хитрый дьявол. Ричиус утверждал, что он - непревзойденный тактик. И если она хочет помериться с ним умом, этот ум нужно сохранить в целости. Она ухватилась за одеяло, стиснула его обеими руками и стала вспоминать лицо Ричиуса. Как это ни странно, оно стало блекнуть в ее памяти. И Шани тоже. Это пугало.

"Думай! - приказала себе Дьяна. - Не позволяй себе впадать в отчаяние. Ищи выход".

Она находится на корабле, плывущем к Кроуту. Даже если бы ей удалось выбраться из заточения, вокруг только открытое море. И если она попытается убежать, ее могут наказать. Донхедрис полон похоти, но его напарник Малтрак, невысокий и смуглый, превосходит его жестокостью. Иногда, принося ей еду, он едко улыбается, наслаждаясь ее страхом. Но уж таковы Рошанны. Ричиус был прав. Они - псы. Как Симон. Она вырвет у него сердце, когда найдет этого негодяя.

Рядом с камерой зазвучали гулкие шаги. Дьяна села, со страхом ожидая вторжения. Щелкнул замок на двери трюма, лязгнули цепи. Она инстинктивно заслонила глаза, защищая их от боли, которую принесет с собой свет. Дверь со скрипом открылась. Поток болезненного света заслонили собой два силуэта. Дьяна поморщилась и отвернулась: она уже узнала обоих пришедших. Как всегда, Малтрак вошел первым, Донхедрис - сразу за ним.

- Ах, какая чудесная вонь! - захихикал Малтрак. Он оставил дверь открытой и остановился в полосе света, нависая над Дьяной. - Девка! Смотри на меня, девка, я к тебе обращаюсь.

Дьяна попыталась посмотреть на него сквозь раздвинутые пальцы. Глаза у нее начали слезиться от света. Она думала, что сейчас ночь, но пробивавшийся сквозь иллюминаторы солнечный свет сказал ей, что наступило утро. Или, может быть, день. Она действительно потеряла счет времени.

Малтрак улыбался, блестя острыми зубами. Донхедрис дышал через открытый рот. Дьяна презрительно им улыбнулась.

- Что вам еще нужно? - огрызнулась она.

- Вставай! - приказал Малтрак. - Пора идти.

- Идти? Куда идти?

- Увидишь.

Малтрак посторонился, пропуская Донхедриса в трюм. Дьяна поспешно отпрянула, отодвинувшись к самой стенке, но Донхедрис поймал ее и поднял с пола. Волна слабости накатила на нее, грозя отключить сознание. Она была слишком слаба, чтобы сопротивляться, но все равно впилась ногтями ему в руки, царапая голую кожу. Донхедрис досадливо заворчал и резко ее встряхнул. При этом он сжал ее так сильно, что у нее перехватило дыхание.

- Куда вы меня ведете? - воскликнула она. - Говорите, подонки!

- Господи, ну и язва! - заметил Малтрак.

Он повернулся и вышел из трюма, жестом приказав Донхедрису идти следом. Донхедрис взвалил Дьяну себе на плечо и последовал за своим напарником. Яркий свет впился Дьяне в глаза, выбив из них потоки слез. Она яростно их вытирала, пытаясь разглядеть, куда ее несут. Слышно было, как Малтрак быстро поднимается вверх по трапу, потом Донхедрис наклонился, подныривая под балку. Положив свою мясистую лапу Дьяне на голову, он заставил пригнуться и ее.

Они поднимались наверх, сначала на одну палубу, потом на следующую. Дьяна слышала голоса, ясный шум волн. Свежий воздух пах солью. К ней почти вернулось зрение, но в глазах еще стоял туман. Первое, что она ясно разглядела, была широкая спина Донхедриса. Его руки охватывали ее талию, словно кольца удава, не давая дышать. Еще один подъем - и порыв холодного ветра рванул на ней лохмотья. На нее лился солнечный свет, теплый и жестокий.

- Отпусти ее! - приказал Малтрак.

Донхедрис наклонился и ослабил свою хватку. Дьяна упала на палубу. Она сидела на досках, тряся головой и щурясь. Вокруг нее стояли какие-то мужчины - матросы, как те, которых она видела, когда ее привезли на корабль. Их темные силуэты теснились, надвигаясь на нее. Она с трудом поднялась на колени, потом - на ноги, раскачиваясь вместе с креном корабля. Малтрак схватил ее за волосы и заставил поднять голову.

- Смотри! - приказал он.

Он указал через борт. Глаза Дьяны привыкли к солнцу - и она различила вдали все увеличивающуюся в размерах землю, остров, плавающий в безбрежном синем море. Вокруг острова стояли корабли - огромные черные суда с высокими мачтами, полными шелковистых парусов.

- Кроут, - объявил Малтрак. - Твой новый дом.

Граф Ренато Бьяджио сидел в гостиной, хмуро глядя на рюмку бренди. Яркий солнечный свет, лившийся сквозь стеклянную стену, наполнял комнату. На горизонте виднелся стоящий на якоре "Мститель". В камине пылал жаркий огонь, дававший волны тепла. Обтянутое кожей кресло, напоминающее трон, стонало от нетерпеливых движений графа: ему никак не удавалось удобно устроиться. Его ум был занят важнейшими вопросами. "Мститель" вернулся слишком рано. А "Устрашающий" вообще не приплыл. Слуги уже доложили, что на "Мстителе" Симона нет. Бьяджио покачал в руке рюмку с бренди, рассеянно вдыхая тонкий букет. Он еще даже не пригубил его - так его разгневал неожиданный поворот событий. И он испытывал не только гнев, но и еще одно чувство, в котором графу Кроута очень не хотелось себе признаваться.

Это была тревога.

Симон плохо переносит море, но Н'Дек - опытнейший моряк. Очень маловероятно, чтобы они сбились с курса или потерпели крушение, но такой шанс все-таки есть, особенно когда плавание длится так долго. Но вот столь раннее возвращение "Мстителя" было чем-то невероятным.

Где, к черту, Симон? Бьяджио закрыл глаза, стараясь подавить беспокойство. Не годится, чтобы Малтрак и Донхедрис увидели его озабоченным.

- Будем надеяться, что они смогут нам все объяснить, - сказал Саврос.

Помрачающий Рассудок ждал в гостиной вместе с Бьяджио: ему не терпелось услышать известия, привезенные Рошаннами, и Бьяджио позволил ему остаться. Вид Савроса всегда действовал на людей, а Бьяджио хотелось, чтобы его агенты испытывали страх. Саврос расхаживал по комнате, скрестив на груди паучьи руки. В его синих глазах горело любопытство. Он был страшно худ, и отбрасываемая им на пол тень казалась составленной из веточек. Бьяджио наблюдал за его метанием, мысленно отметив, насколько бесшумны его шаги.

- Молчи, - приказал ему граф. - Когда они сюда явятся, говорить буду я.

- Ренато, если они не привезли ребенка...

Бьяджио предостерегающе поднял руку. Его жест мгновенно заставил Савроса замолчать. В такие минуты почти никто не решался перечить графу, но Саврос был похож на попугая: он вечно чирикал. Призванный к порядку палач направился к столу и налил себе еще бренди. Он протянул графин Бьяджио, но тот молча отказался. Бьяджио был не в настроении пить. Ему было нужно только одно - ответы.

Достаточно скоро в двери из красного дерева осторожно постучали. Саврос вопросительно посмотрел на Бьяджио, но тот знал, что ему нет необходимости отвечать. Дверь медленно открылась, и в комнату заглянул Малтрак. Позади него возвышался его брат, великан Донхедрис. Малтрак осторожно шагнул в гостиную.

- Господин, - нерешительно спросил он, - нам можно войти?

- Конечно, - бесстрастно ответил граф. - Я вас жду.

- Мы оба вас ждем, - добавил Саврос с улыбкой.

Как и предполагалось, при виде Помрачающего Рассудок Малтрак побледнел. Рошанны вошли в гостиную, закрыли за собой дверь и упали перед своим господином на колени.

- Простите за вторжение, господин, - проговорил Малтрак, - но у нас для вас новости. Подарок. Бьяджио ободрился.

- Подарок? Значит, вы привезли ребенка?

- Нет, сэр. Не ребенка, - пролепетал Малтрак. - Ребенок у Симона Даркиса.

- Посмотри на меня, Малтрак.

Малтрак испуганно поднял глаза на Бьяджио:

- Да, господин?

- Симона Даркиса здесь нет, - гневно объявил граф. - "Устрашающий" так и не приплыл. Почему это, друг мой?

- Право, не знаю, господин. - Низенький агент нервно облизнул губы. Я видел Даркиса, когда он отплывал из Люсел-Лора. Они отплыли на день раньше нас. - Он виновато пожал плечами. - Я действительно не знаю, где он может быть.

- Донхедрис! - жестко спросил Бьяджио. - Это так?

- Это так, господин, - подтвердил Донхедрис. В отличие от брата он не поднимал головы, отвечая своему господину. - "Устрашающий" отплыл на день раньше нас. Я это точно помню. Симон Даркис поднялся на борт. С ним был ребенок Вэнтрана.

Граф Бьяджио закрыл глаза и позволил себе досадливо вздохнуть. Малтрак и его брат не лгали. Они много лет служили ему преданно и умело. Все, о чем они докладывали графу, было правдой - или по крайней мере соответствовало тому, как они понимали правду. Бьяджио сказал себе, что у них нет оснований лгать ему и сейчас. А это означает, что Симон исчез.

- Объясните мне это, - сказал Бьяджио. - Куда мог деться "Устрашающий"?

- Право, милорд, не знаю, - ответил Малтрак. - Даркис предупредил нас, что поблизости были лисские шхуны. Он сказал нам, что видел их. Может, их обнаружили лис-сцы?

- Лиссцы? - взорвался Бьяджио. - В Люсел-Лоре? С чего это?

Малтрак побледнел.

- Не знаю.

- Ты что-то очень мало знаешь, Малтрак, - заявил Бьяджио. Его голос опасно повысился. - Мне нужны ответы, а не жалкий лепет. Думай и отвечай. Ты видел лиссцев?

- Нет, господин. Ни одного.

- А погода? Какая была погода?

- Ничего опасного, - ответил Малтрак. - "Устрашающий" не должен был сойти с курса. Он должен был уже приплыть на Кроут, милорд.

Бьяджио подался вперед.

- Это я и так знаю. Вставайте, оба.

Малтрак и его брат встали с колен. Саврос подошел к креслу Бьяджио. Помрачающий Рассудок внимательно посмотрел на братьев, словно планируя для них нечто неприятное.

- И мой последний вопрос, - спокойно проговорил Бьяджио. - Почему вы вернулись?

- Милорд, у нас для вас новости, - возбужденно объявил Малтрак. Он попытался улыбнуться, но его губы только беспомощно скривились. - И мы кое-что вам привезли. Можно сказать - подарок.

- Бьяджио слушает, - сказал Саврос. - Продолжай. Малтрак подошел чуть ближе.

- Господин, Ричиуса Вэнтрана в Фалиндаре больше нет. Он уехал из Люсел-Лора и отправился в Лисе.

- Что? - Бьяджио вскочил. - Откуда вы это знаете?

- От его жены, - поспешно ответил Малтрак. - Мы ее схватили. Мы поймали ее, когда она искала Даркиса. И привезли ее с собой.

Это сообщение заставило Бьяджио упасть в кресло. Он посмотрел на Савроса, ища поддержки, но Помрачающий Рассудок был поражен не меньше него. Малтрак кивнул: он был доволен произведенным эффектом.

- Это правда, милорд. Мы поймали женщину в башне, где встречались с Даркисом. Ей как-то удалось догадаться, что он направился именно туда. Она приехала, чтобы найти его, но он уже уплыл.

- И вы выкрали ее? - спросил Бьяджио. - Она была одна?

- Одна, - подтвердил Донхедрис. - В этом мы уверены, господин.

- Поразительно! - прошептал Бьяджио, обращаясь скорее к самому себе, чем к своим подручным.

Он начал задумчиво поглаживать подбородок, перебирая в уме все возможные варианты. Симон исчез, но теперь он получил женщину. Это было почти так же действенно, как похищение ребенка. Или нет? Но куда важнее, что Вэнтран поехал в Лисе. Это не входило в великий план.

Если лиссцы обратились к Вэнтрану за помощью, то они, вероятно, действительно планируют нападение.

- Расскажите мне об этой женщине, - тихо проговорил Бьяджио. - Она здорова?

- Достаточно здорова, - ответил Малтрак. - Она мало ела, и плавание ее измотало. Но она достаточно здорова, чтобы говорить. Да.

- Она вам что-нибудь сказала? - осведомился Бьяджио. - Почему Вэнтран отправился в Лисе?

Малтрак покачал головой:

- Она отказывается говорить, милорд. И я решил, что лучше не добиваться от нее ответа. Мне показалось, что вам лучше допросить ее самому.

Саврос стиснул руки.

- Вот это умно! - воскликнул он. - Это вы очень правильно решили.

- Значит, вам больше ничего не известно? - спросил Бьяджио.

- Нет, господин. Но эта женщина, конечно, сможет рассказать вам многое. И раз у вас нет ребенка, вы можете воспользоваться ею против Вэнтрана. - Он огорченно уставился в пол. - Мы думали, вы будете довольны.

Бьяджио одарил их сияющей улыбкой.

- Милый Малтрак, я и правда доволен. И тобой тоже, Донхедрис, Вы оба действовали очень хорошо. Но теперь я хочу видеть эту женщину. Она на берегу?

- Да, господин. Она на берегу - и не рада этому.

- Прекрасно! - объявил Бьяджио. - Ведите ее сюда.

- Сейчас, милорд?

- Да, - подтвердил Бьяджио. - Прямо сейчас.

Братья поклонились и ушли, оставив дверь приоткрытой. После их ухода Бьяджио посмотрел на Савроса и прочел в его взгляде уродливую жажду - нечто похожее на похоть, но гораздо менее нормальное. Та же аура окружала палачей в ту минуту, когда они опускали топор или передвигали рычаг. Помрачающий Рассудок радостно переплел пальцы.

- Я слышал, что жена Вэнтрана очень красива, - сказал он. - О, это будет просто прелестно!

- Спокойнее, друг, - предостерег его Бьяджио. Саврос его не слушал.

- Ренато, я заставлю ее говорить. Я добьюсь, чтобы она сказала тебе все о поездке Вэнтрана в Лисе. Пожалуйста, позволь мне. Ну пожалуйста...

- Терпение, Саврос. Сначала посмотрим, что она захочет сказать нам сама.

- Ренато...

Еще один жест Бьяджио заставил пыточных дел мастера закрыть рот. Бьяджио ненавистен был его скулеж. Иногда он жалел, что привез Савроса с собой на Кроут. Ему тут просто не хватало работы. С каждым днем он становился все более возбужденным, все менее управляемым. И мысль о том, чтобы передать ему жену Вэнтрана, не вызывала у Бьяджио энтузиазма. Саврос может утащить ее к себе в подземелье и вернуться только с лоскутом изрезанной кожи. А ее останки будут не слишком удачным поводом для переговоров.

Спустя секунду Бьяджио услышал за дверью шум приближающихся шагов. Тяжелый сапог Донхедриса распахнул дверь, и он влетел в гостиную, сбросив на покрытый ковром пол женщину. Руки у нее были связаны за спиной, но она все равно резко изогнулась и встала на ноги. Заметив Бьяджио, она рванулась к нему, но Донхедрис сгреб пряди белых волос и оттащил ее назад.

- Отпусти меня! - прорычала она, лягая его мощные лодыжки. Донхедрис обращал на эти удары внимания не больше, чем на комариные укусы. Женщина устремила дикий взгляд на графа и прошипела: - Бьяджио!

Граф Ренато Бьяджио ухмыльнулся: его позабавил полученный им подарок. Даже покрытая грязью, эта женщина была прекрасна. Он мог представить ее себе отмытой, надушенной - и лежащей в его постели. При одном только виде этой красавицы у Савроса подогнулись колени. Помрачающий Рассудок направился к ней, но потом остановился, с трудом справившись со своим желанием. Малтрак вошел в гостиную с торжествующей улыбкой.

- Дьяна Вэнтран, - картинно объявил он. - Для вас, господин.

Дьяна лягалась и сыпала проклятиями, шипя, словно рысь. Донхедрис продолжал удерживать ее. больно дергая за волосы. А Бьяджио наблюдал за ними, завороженный ее темпераментом и красотой. Перед ним было создание, ради которого Вэнтран оставил Нар, - женщина, которая околдовала его и сделала косвенной причиной смерти Аркуса.

- Где она? - ярилась Дьяна Вэнтран. - Где моя малышка?

Невероятно - но ей удалось вырваться от Донхедриса и броситься на Бьяджио.

- Говори! - крикнула она.

В следующую секунду Донхедрис снова поймал ее и оттащил назад, крепко обхватив своими ручищами. Она была в истерике, словно нарекая юродивая. У Бьяджио на лице не дрогнул ни один мускул.

- Дьяна Вэнтран, - негромко проговорил он. - Ты и разочаровала меня, и превзошла мои ожидания. Добро пожаловать на Кроут, дитя. В мой дом. Теперь это и твой дом.

Лицо женщины вдруг стало жалким.

- Дайте мне ее увидеть! - взмолилась она. - Дайте мне увидеть Шани!

- О, как она прекрасна! - простонал Саврос. - Ренато, отдай ее мне!

- Молчи! - рявкнул Бьяджио.

Он изучал Дьяну, пристально ее разглядывал, и постоянные приставания палача начали его раздражать. Увидев, что она надежно связана, он встал с кресла и навис над ней, так что его тень упала ей на лицо. Не удержавшись, он протянул свою ледяную руку и провел пальцами по ее щеке. При его прикосновении Дьяна взвыла, а Бьяджио отшатнулся, потрясенный ее теплотой.

- Отпусти ее, Донхедрис, - приказал он.

- Господин?

- Ты слышал?

Донхедрис неохотно послушался. Дьяна Вэнтран кипела - но не стала бросаться на графа. Вместо этого она застыла неподвижно. В ее глазах была безмолвная мольба.

- Уходите. Все, - сказал Бьяджио. - Оставьте меня с этой женщиной.

- Ренато!

- Господин!

Бьяджио повернулся к ним и взревел.

- Убирайтесь! - зарычал он. - Сию минуту!

Прошло несколько мгновений, прежде чем его слуги поняли приказ. Саврос ушел последним. Его взгляд жадно задержался на Дьяне, потом он неохотно выскользнул следом за остальными, закрыв за собой дверь. Дьяна неподвижно стояла в центре комнаты, погруженная в молчание, утопая во взгляде Бьяджио. Граф больше не пытался к ней прикасаться. Его лицо было бесстрастным. Наконец он отошел и снова уселся в кресло.

- Если тебе холодно, подойди к огню, - сказал он.

- Где Шани? - требовательно спросила Дьяна. - Лоррис и Прис, скажи мне! - Следующее слово она выдавила из себя с огромным трудом: Пожалуйста...

Бьяджио пытался решить, что именно ему следует ей рассказать. Она отчаянно тревожится о ребенке. Очевидно, ей не известно, что Симон не вернулся. Заставить ее томиться было бы сладострастно жестоко - но совершенно бессмысленно. Бьяджио взял рюмку с бренди и устремил взгляд на янтарную жидкость.

- Твоей дочери здесь нет, женщина, - просто сказал он. - Я не знаю, где она.

- Лжец! - вскипела трийка. - Она у тебя!

- Ее у меня нет. Хотя должен сказать, что я бы желал ее иметь. Все обернулось не совсем так, как мне хотелось. Например, твое присутствие совсем не планировалось. - Граф поставил рюмку и посмотрел на Дьяну. На ее лице отразилось недоверие и какой-то болезненный страх. Она уже почти ему поверила. - Это не ложь, Дьяна Вэнтран, - заверил он ее. - Если бы твой ребенок был у меня, я бы так тебе и сказал. Это мой остров. Здесь я господин и повелитель. Мне незачем что-то от тебя скрывать.

- О боги, нет! - простонала она. Колени у нее подогнулись, и она упала на ковер, измученная и полная отчаяния. - Где? - прошептала она. - Где она?

- Возможно, утонула. Корабль, на котором ее должны были сюда доставить, пока не приплыл. Он еще может появиться, но ничего сказать нельзя. - Бьяджио картинно вздохнул. - Бедная девочка. Я понимаю, как тебе тяжело.

- Что ты можешь понять? - бросила она. - Чудовище! Ты отнял мою дочь, и теперь она...

Не в силах договорить, Дьяна Вэнтран опустила голову, стараясь справиться с рыданиями. Звуки ее горя пробудили в Бьяджио нечто первозданное - чувство безмерной потери, которое он хотел забыть. Он вспомнил смерть Аркуса и жуткую пустоту, в которую провалился тогда. К собственному изумлению, он действительно почувствовал жалость к своей пленнице. Считалось, что потеря ребенка приносит невообразимую боль. Он готов был допустить, что это похоже на потерю императора. Волоча по полу длинный плащ, он снова встал с кресла и, подойдя к ней, устремил на нее взгляд. Она была гордой женщиной, слишком сильной, чтобы прибегать к слезам. Он уже испытывал к ней уважение.

- Женщина, это не должно стать для тебя ужасом, - проговорил он, стараясь, чтобы его слова прозвучали мягко. - На свободу тебя не отпустят. Никогда. Но ты можешь облегчить свое положение.

- Гори в аду, Бьяджио, - проворчала она.

- Это еще может случиться, если кое-кто добьется желаемого. - Граф скрестил руки на груди. - Смотри на меня, женщина! - потребовал он. - Я не желаю разговаривать с грудой тряпья.

- Можешь говорить или молчать, - заявила Дьяна. - Мне все равно.

Разъяренный Бьяджио схватил ее обеими руками и легко поднял с пола.

- Да! - прорычал он. - Я сильнее, чем кажется, правда? - Он энергично ее встряхнул. - Ты будешь меня слушать, сучка, или очень пожалеешь!

Из ее рта вылетел плевок, который попал ему прямо в глаз. С проклятием Бьяджио швырнул ее обратно на пол.

- Не дразни меня! - взревел он. - У меня есть к тебе вопросы, женщина. Отвечай на них, или я отдам тебя Помрачающему Рассудок и он силой вытянет из тебя ответы!

В глазах трийки отразился ужас. Бьяджио ухмыльнулся:

- Да, ты меня поняла, правда? Пожалей себя, женщина. Ответь на мои вопросы, и я избавлю тебя от Савроса. А иначе он заточит на тебе свои ножи.

- Что тебе от меня нужно? - спросила она. - Я ничего не знаю.

- О, а вот это неправда. Ты знаешь, где твой муж. - Граф угрожающе шагнул к ней. - Он в Лиссе. Зачем?

Она презрительно засмеялась:

- Зачем мне тебе что-то рассказывать? Гори в огне, Бьяджио.

- Ты так меня ненавидишь? - шутливо осведомился Бьяджио. - Понимаю. Но приходится принимать в расчет Савроса. Помрачающий Рассудок в последнее время очень возбужден, а ты вызвала у него голод. Саврос не похож на других людей. Когда нормальный человек видит такую красавицу, как ты, ему хочется с тобой переспать. А Савросу хочется снять с тебя кожу.

Дьяна Вэнтран неестественно побледнела. Она открыла рот, словно собираясь заговорить, но потом снова его закрыла и решительно стиснула зубы.

- Тогда пытай меня, - процедила она. - Я ничего тебе не скажу.

- Сомневаюсь, - заметил Бьяджио. Он кружил вокруг нее, словно стервятник. - Саврос может заставить тебя говорить, но мне не хотелось бы подвергать тебя такому. В конце концов, мертвая ты мне не нужна. Я планировал забрать твою малышку с собой в Нар, когда верну себе трон. Я хотел заставить твоего мужа приехать туда за ней, сдаться мне. Если хочешь, я могу воспользоваться для этого тобой.

Женщина в отчаянии посмотрела на него:

-Что?

- Возможно, твоя дочь все еще находится на пути ко мне, Дьяна Вэнтран. Симон Даркис опоздал всего на день. Когда он приплывет - если приплывет, с ним будет ребенок. Мне не нужны вы обе. - Бьяджио прекратил свое кружение и присел перед ней на корточки. Взяв ее за подбородок, он заставил ее посмотреть ему в глаза. - Зачем твой муж отправится в Лисе?

Дьяна дрожала.

- Что ты даешь мне? - с надеждой спросила она. - Мою дочь?

- Ты будешь честно мне отвечать? - настаивал он.

- А моя дочь?

- Расскажи мне то, что я хочу знать, и я пощажу ребенка. Вместо нее я возьму в Нар тебя. И я спасу тебя от пыточных дел мастера. - Бьяджио отпустил ее подбородок и нежно погладил по щеке. Она завораживала его. Право, я даю так много и прошу так мало! Мне кажется, я более чем справедлив. А ты как думаешь?

Она отстранилась от него.

- Дай мне слово! - потребовала она. - Чего бы ни стоило твое слово, поклянись мне. Ты отпустишь мою дочь на свободу?

- Я отправлю ее в Люсел-Лор целой - или отправлю без головы, - ответил Бьяджио. - Выбор за тобой. Говори мне то, что я хочу знать.

- И это - твое слово? - презрительно спросила Дьяна. - Как я могу ему верить?

Бьяджио спрятал руку под плащ и извлек кинжал Рошанна - единственное оружие, которое он носил при себе. При виде кинжала глаза Дьяны изумленно расширились. Он театрально покрутил кинжал в луче света, демонстрируя его женщине. А потом, не говоря ни слова, он зашел ей за спину и перерезал веревки, стягивавшие ей руки. Закончив, он заправил кинжал себе за пояс и спокойно вернулся к своему креслу.

- Я устал задавать тебе этот вопрос, - недовольно объявил он, садясь. - Зачем Шакалу понадобился Лисе?

Сидящая у него ног женщина растирала натертые веревкой запястья. Она была потрясена. На секунду графу показалось, что она готовится броситься на него, но в глазах ее не было жажды убийства - только растерянность.

- Скажи это еще раз! - потребовала она. - Скажи, что пощадишь мою дочь. Скажи, что отправишь ее в Люсел-Лор целой и невредимой, и тогда я расскажу тебе правду о том, что мне известно. Дай мне клятву, Бьяджио. Или я ничего тебе не скажу.

- В том, что тобой сказано, я клянусь, - пообещал граф. - Если Симон Даркис привезет сюда твою дочь, я позабочусь о том, чтобы она благополучно вернулась в Люсел-Лор. Ей не причинят зла. А теперь... - Он нахмурился. Рассказывай мне, что тебе известно.

Делая свое признание, она опустила глаза.

- Ричиус отправился к лиссцам, чтобы помочь им воевать против тебя, тихо проговорила она. - Ему предстоит создать им армию. Они собираются вторгнуться на твой остров.

Для Бьяджио это признание звучало сладкой музыкой. На его безупречном лице заиграла легкая улыбка.

- Когда?

- Не знаю, - ответила она. - Один лисский капитан приплыл и забрал его с собой - незадолго до

того, как меня захватили. Его звали Пракна. Он сказал моему мужу, что они планируют вторжение на Кроут, но для этого им нужна его помощь. - Она была сама себе противна. - Помни свое обещание, Бьяджио! Помни!

- У меня память как сейф, женщина. Продолжай.

- Это все, - горько ответила Дьяна. - Это все, что я знаю.

- Не может быть, чтобы это было все! - настаивал граф. - Сколько у него людей? Когда состоится вторжение? Мне нужны даты.

- У меня нет дат! - взорвалась она. - Клянусь, я сказала тебе правду. Ричиус с лиссцами собираются вторгнуться на Кроут. Они хотят использовать его как базу, чтобы нанести удар по столице. Но когда это должно случиться, я не знаю. И не знаю, как это будет. Думаю, скоро. Вот и все.

Скоро! Улыбка Бьяджио стала шире. Он взял рюмку бренди, чтобы спрятать лицо - подавить свое торжество он был не в состоянии. Его Рошанны хорошо поработали. Как и Никабар и остальные. Пракна, наверное, гордится своими молчаливыми людьми, но большой план всегда связан с утечками информации, а вторжение в тайне удержать нельзя, особенно от Рошаннов. Бьяджио мысленно поздравил себя. Все, что он запланировал, осуществлялось идеально! Почти.

- Ты была честна, - заявил он. - И за это я сдержу данное тебе слово. Я верю, что ты рассказала мне все.

- Это так! - с отчаянием подтвердила Дьяна. - Я могу в этом поклясться.

- Не бойся за свою дочь, женщина. И можешь не бояться и Помрачающего Рассудок. Я сам с ним поговорю. - Бьяджио бросил на нее взгляд, оценивая ее грязные лохмотья. - Ты выглядишь отвратительно. Я распоряжусь, чтобы тебя вымыли и нашли для тебя чистую одежду. Тебе будет удобно в моем доме, Дьяна Вэнтран. Я не вижу необходимости, чтобы ты здесь страдала. Против тебя я ничего не имею.

- Да, - с горечью откликнулась Дьяна. - Ты много имеешь против Ричиуса. И это твой способ с ним сквитаться?

- Твой муж отнял у меня нечто очень дорогое, - подтвердил Бьяджио. - Я плачу ему точно той же монетой. Дьяна покачала головой:

- Я знаю эту историю. Ты ошибаешься, Бьяджио. Ты обвиняешь Ричиуса в убийстве твоего императора, но он не имел к нему никакого отношения.

- Он имел к нему очень большое отношение! - взорвался Бьяджио. Он снова встал с кресла и направился к Дьяне через всю комнату. - Твой презренный любовник убил Аркуса. Ради тебя он покинул Арамур, встал на сторону трийцев, воевал против Нара. И из-за этого Аркус умер. Если бы Вэнтран отправился в Люсел-Лор, как был должен, он бы его спас!

- Нет! - не сдавалась Дьяна. - Ты не прав. В Люсел-Лоре не было магии, которая могла бы спасти Аркуса. Ричиус не смог бы ему помочь.

Граф почувствовал прилив ярости.

- Не смей его защищать! - прошипел он. - Не при мне! Мне известна правда о Шакале. Я знаю, что он сделал с Аркусом. И я заставлю его заплатить за то, что он сделал мне!

Взмахнув плащом, он схватил рюмку и одним глотком выпил бренди, борясь с желанием ударить пленницу. Она была отвратительна, ее околдовало волшебство Шакала, как и многих других глупцов. Бренди обожгло горло, заставив закашляться. Когда рюмка опустела, граф швырнул ее в камин, и оттуда брызнули осколки.

- Больше никогда не упоминай о нем в моем присутствии, - предостерег ее граф. - Если ты это сделаешь, я отрежу тебе язык.

- Только не нарушай того обещания, которое ты мне дал, - ответила Дьяна. - Или в один прекрасный день тебе в спину всадят нож.

Он посмотрел на нее. Ее угроза произвела на него впечатление.

- Не сомневаюсь, что ты сказала это серьезно, - проговорил он. - Не тревожься: я буду следить, чтобы ко мне со спины никто не подошел. А теперь иди. Вымойся. Поешь чего-нибудь.

Смутившись, Дьяна осмотрелась, словно не зная, что ей делать.

- Это все?

- Пока все. Если ты мне понадобишься, я за тобой пошлю. Иди. За дверью тебя наверняка ждет Малтрак. Скажи ему, чтобы он отвел тебя к служанкам. Они найдут тебе комнату и вымоют тебя. - Бьяджио с отвращением махнул на нее рукой. - И побыстрее, пожалуйста.

Все еще не опомнившись, Дьяна Вэнтран вышла из комнаты. Бьяджио услышал за дверью ее голос: она велела Малтраку вести ее к служанкам. Убедившись, что ее увели, он подошел к двери и закрыл ее: ему не хотелось, чтобы Саврос или еще кто-то его потревожил. Его манила бутылка бренди, стоявшая на старинном бюро. Он схватил ее и глотнул прямо из горлышка. Теперь на Кроуте трудно было достать хорошее бренди. Все запасы подходили к концу - включая и запасы терпения. Бьяджио мрачно сидел за бутылкой. Ему следовало бы радоваться известиям относительно Лисса, но он мог думать только о Симоне.

Симон, его обожаемый друг! Где он сейчас? На пути к Кроуту? Или, может быть, на дне моря, среди акул? Граф Бьяджио залпом выпил рюмку и налил себе следующую. Он не был склонен к поспешным заключениям - кроме тех, которые диктовались эмоциями. Он закрыл глаза, увидел перед собой лицо Симона и тут же постарался прогнать этот образ. У него много дел. У него нет времени тосковать о потенциальном возлюбленном. Его великий план почти завершен. Осталось всего несколько штрихов.

Закрыв глаза, Дьяна сидела в огромной ванне из чистого серебра, а прислужница графа Бьяджио лила ей на голову дивно горячую воду. Помещение, куда ее отвела служанка, располагалось далеко от гостиной Бьяджио, в той части огромного особняка, которую населяли преимущественно рабы. И ее сейчас обихаживала рабыня. Однако, несмотря на низкое положение обитателей этого крыла, ванная комната оказалась нелепо роскошной. В центре помещения стояла ванна на львиных ножках, а ее окружали мозаичные плитки. По гобеленовым стенам вились цветущие лозы. Хрупкие фарфоровые сосуды стояли рядом с атласными подушками, на бронзовых крюках висели халаты, расшитые золотом. Влажный воздух был полон аромата лаванды, который соперничал с кремовой орхидеей, цветущей в золотистой вазе на скульптурном мраморном постаменте. На полках стояли флаконы с Цветными эссенциями для ванны, а в плетеных корзинках лежали груды кусков красивого мыла самой причудливой формы. Но единственное, о чем могла думать Дьяна, - это о Шани.

Ей казалось невероятным, чтобы Симон не вернулся на Кроут, однако она поверила Бьяджио. Она решила, что графу не было смысла ей лгать, хоть ложь и была его ремеслом. Но если он сказал правду, это означало, что Шани в опасности. Или еще хуже. Дьяна застонала. Рабыня втирала ей в волосы масло, чтобы смыть налипшую за долгое плавание грязь. Она приехала так далеко, вытерпела ужасную дорогу и похотливые прикосновения тюремщиков, и только веселое личико Шани помогло ей сохранить рассудок. Надежда в конце концов увидеть дочь заставляла ее быть сильной. И вот теперь, в ванне, Дьяна совсем сникла. Приятно теплая вода стекала у нее по лицу и груди, а она без стыда сидела перед незнакомкой, погрузившись в печальные мысли.

- Ты очень красивая, - сказала рабыня, темноволосая девушка с безмозглой улыбкой.

Понимает ли это создание, что она - рабыня? Дьяна не была в этом уверена. И что за место этот остров? Все рабы казались тошнотворно жизнерадостными, словно ошейники у них на шее - это всего лишь украшения. Рабыня назвала Дьяне свое имя, но Дьяна ее толком не слушала. Кажется, ее зовут Кайла...

- Не беспокойся, ты у нас снова станешь чистой, - проговорила женщина. Она сочувственно покачала головой. - Должно быть, на этом гадком корабле было просто ужасно. Иногда я мою моряков, когда они сходят на берег. А они даже грязнее тебя!

Дьяна равнодушно вздохнула. Болтовня ее раздражала, а эта девица оказалась болтушкой. Она почти не замолкала все время, пока Дьяна сидела в ванне. Рабыня опустила руки в пену, зачерпнула воды и тонкой струйкой вылила Дьяне на лицо, смывая мыло.

- Я еще никогда не видела трийцев, - сказала рабыня. - У тебя такая белая кожа! Как перья голубки. - Она провела нежной рукой по плечам Дьяны, чтобы ощутить незнакомую плоть. - И мягкая!

- Что здесь со мной будет? - резко спросила Дьяна. - Что Бьяджио со мной сделает? Женщина рассмеялась:

- Ничего с тобой здесь не случится, Дьяна Вэнтран. Мне приказано о тебе заботиться. Когда я тебя помою, я отведу тебя в твои покои. Их сейчас для тебя готовят.

- Покои? - презрительно переспросила Дьяна. - Ты хотела сказать тюрьму, так?

- Нет, - спокойно возразила ей женщина. - Ты здесь не пленница. Ну, наверное, все-таки пленница, но с тобой не будут обращаться как с пленницей. Господин бывает очень добр ко всем своим гостям, не считая тех, кем он недоволен. Если ты будешь слушаться господина, о тебе будут заботиться.

- Господин! - огрызнулась Дьяна. - Вы все так его называете? По-моему, это мерзко.

- Ты можешь называть его графом Бьяджио, - прошептала девушка.

- Я не намерена разговаривать с этим чудовищем. Он может заточить меня на своем острове, но мой разум принадлежит мне, и я буду разговаривать с тем, с кем захочу.

Женщина улыбнулась:

- Со временем ты изменишь свое мнение.

- Ни за что! - вспылила Дьяна. Она резко села в ванне, так что вода выплеснулась на пол. - И я сама могу вымыться, - резко бросила она. Пожалуйста! Уйди, ладно?

Ее вспышка потрясла рабыню, которая обиженно сжалась.

- Как пожелаете, леди Вэнтран. - Она выпрямилась. - Наверное, вы очень устали. Я буду ждать вас за дверью. Позовите меня, когда захотите выйти из ванны, и я вас вытру.

- Я и вытереться могу сама, - заявила Дьяна. Указав на дверь, она сказала: - До свидания.

Когда рабыня ушла, Дьяна снова легла в ванну, погрузившись в воду до подбородка. Сильный цветочный аромат наполнял ее ноздри - и это было настолько лучше вони в трюме! Руки и ноги вновь обретали чувствительность, согреваясь в горячей воде. Грязь, которую она сбросила, словно старую кожу, смылась водой, и тело словно стало легче. Бьяджио устроил ей роскошную тюрьму. И если он сдержит обещание и пощадит Шани, она тоже будет соблюдать данную ему клятву. Какие бы планы у него ни были, какие бы вульгарные намерения он ни питал, она готова все выдержать, лишь бы Шани была в безопасности.

- Ты не получишь мою малышку! - упрямо прошептала она. - И моего мужа тоже. Я одолею тебя, дьявол!

Она начала составлять совершенно нереальный план, когда дверь ванной комнаты снова открылась. В дверь заглянула еще одна молодая женщина - ее Дьяна пока не видела. Эта поразительная красавица с иссиня-черными волосами и блестящими глазами смущенно улыбнулась Дьяне, поймав ее взгляд. На шее у нее был ошейник рабыни, но одета она была не как рабыня. На ней был элегантный и дорогой наряд, сшитый из тонкой ткани, идеально облегавшей ее тело. Девушка нерешительно вошла в комнату.

- Я тебе мешаю? - осторожно спросила она.

- Да, - ответила Дьяна.

Девушка нахмурилась, но уходить не пожелала. Вместо этого она вошла и тихо закрыла за собой дверь. Она скользила словно призрак: бесшумно и уверенно. Внезапно смутившись, Дьяна глубже погрузилась в воду и скрестила на груди руки.

- Кто ты? - спросила она.

Девушка прошла по мозаичным плиткам и остановилась у края ванны. Она казалась встревоженной, не уверенной в себе. Ее лицо выражало то волнение, то страх.

- Мое имя Эрис, - сказала она наконец. - Я хотела тебя видеть.

- Ну что ж, ты могла хорошо меня рассмотреть. И что ты рассчитывала увидеть?

Эрис стряхнула с себя смущение.

- Я ничего тебе не объяснила. Извини, но мне необходимо было с тобой поговорить. Ты - Дьяна Вэнтран, да?

- Да. А ты Эрис. Здравствуй, Эрис. Девушка широко улыбнулась:

- Здравствуй, леди Вэнтран. Я знаю, что побеспокоила тебя. Прошу прощения. Но мне необходимо было тебя увидеть, поговорить с тобой. Это очень важно.

Дьяна улыбнулась. Серьезная девчушка была очаровательна, и прогнать ее было немыслимо. Дьяна взбила пену повыше, переспросив:

- Важно? Ну, тогда рассказывай по порядку. Садись. Рядом с ванной стояла табуретка. Эрис отодвинула ее на почтительное расстояние от Дьяны и села, неловко скрестив ноги.

Ее беспокойство заинтриговало Дьяну.

- В чем дело, Эрис? - мягко спросила она. - Откуда ты узнала, кто я?

- Во дворце все знают, кто ты, Дьяна Вэнтран. Ты жена Шакала. Все об этом говорят. Когда я услышала, что ты здесь, я поняла, что должна прийти. У меня есть к тебе вопросы, если позволишь.

- И почему это все такие любопытные? Я - первая трийка на Кроуте?

- О, мне надо узнать не про тебя, леди. А про другого человека.

- Про кого же?

Эрис подалась ближе, оглянулась на дверь, словно боясь, как бы их не подслушали, и прошептала:

- Про Симона.

При упоминании этого имени спокойствие покинуло Дьяну.

- Про Симона? - негодующе переспросила она. - А что ты хочешь узнать про это животное?

Эрис опешила.

- Про Симона, - повторила она снова. - Ты его знаешь, да?

- Знаю! - прорычала Дьяна. - А откуда его знаешь ты?

- Он мой... - Девушка снова понизила голос и почти покраснела. - Мой возлюбленный.

Дьяна заморгала глазами. Она уставилась на незнакомку, не зная, что ей отвечать. Она не могла понять, как такое нежное создание могло принадлежать такому ужасному человеку. Эрис недоуменно смотрела на нее,

- Леди Вэнтран, ты видела Симона, правда? Я о нем тревожусь. Он уже должен был вернуться домой и не вернулся. Ты знаешь, где он?

- Ах, дитя, - печально вздохнула Дьяна. - Я не могу тебе помочь. Право, тебе лучше уйти.

- Почему? - отчаянно вскрикнула Эрис. - Пожалуйста, скажи мне. Что ты про него знаешь? Что с ним?

- Эрис, замолчи, - взмолилась Дьяна. Ей невыносимо было слышать боль, звучавшую в голосе девушки, невыносима была ее наивность. - Я не знаю, где Симон. Если бы я знала, то сказала бы тебе. Я... - Она отвела взгляд. Пожалуйста! Я не знаю.

Эрис оказалась очень чуткой: покачав головой, она решительно заявила:

- Ты говоришь неправду. Ты что-то от меня скрываешь. Я в этом уверена. И я не уйду, пока ты все мне не расскажешь. - Встав с табуретки, она упала у ванны на колени. - Леди Вэнтран, я знаю, что Симон уехал, чтобы шпионить за вами по приказу господина. Я понимаю, что ты должна очень сильно его ненавидеть. Я прошу только, чтобы ты сказала мне, что ты его видела, что он жив и здоров. Неужели ты этого не сделаешь?

- Вот что ты думаешь? - сказала Дьяна. - Что Симон поехал в Фалиндар в качестве шпиона? Дитя, ты дурочка. Твой возлюбленный поехал, чтобы украсть мою дочь. И сейчас она где-то с ним.

- О нет! Это невозможно. Симон поехал шпионить за твоим мужем. Он сам мне сказал!

- Он тебе солгал, - возразила Дьяна. - Он убил няньку моей малышки и украл ее у меня. Вот что он сделал. И если ты мне не веришь, можешь спросить у Бьяджио. Он уже это признал.

Свет, горевший в зеленых глазах Эрис, замерцал - и погас. Ее рот изумленно приоткрылся, но из него не вырвалось ни звука - только долгий вздох ужаса.

- Это правда, Эрис, - повторила Дьяна. - Вот почему я здесь. Я поехала искать Симона и мою дочь, и меня поймали другие люди, которых прислали с Симоном. Я не знаю, где сейчас Симон. Я не знаю, где моя малышка. Но когда я его найду, я его убью. Клянусь!

- Нет! - сказала Эрис, отчаянно мотая головой. - Это невозможно. Симон никогда бы такое не сделал! Я знаю, что не сделал бы!

- Ты ошибаешься, - безжалостно заявила Дьяна. - Он это сделал. Он очаровательный человек, твой возлюбленный. Он всех нас провел. Он заставил нас полюбить его и внушил нам, будто он нас полюбил. А потом украл нашу малышку. Может, он и тебя обманул тоже.

- Нет! - воскликнула Эрис. Она закрыла ладонями лицо, не желая слушать слова Дьяны. - Ты лжешь. Ты ненавидишь Симона из-за Бьяджио. Но он не такой. Он добрый!

- С тобой он, может, и добрый, - ответила Дьяна. - Но к нам он был невероятно жесток. - Она подняла мокрую руку и поманила Эрис к себе. - Это правда,

Эрис. Можешь думать про Симона все, что тебе угодно, но я тебя не обманываю. Он украл Шани. А теперь они оба пропали. Если ты потеряла мужчину, то я потеряла дочь.

- О боже! - простонала Эрис. - Это Бьяджио! Он заставил Симона сделать это. Мы собирались пожениться! Бьяджио заставил его ехать, я это знаю!

Эрис гневно разрыдалась. Дьяна положила руку девушке на плечо. Ей хотелось успокоигь рабыню, хотя она и не могла понять почему. Наверное, потому что та была не виновата, ее, как и всех, обманул хитрый агент Бьяджио. Всего за несколько минут между ними возникло странное сродство.

- Возможно, он еще жив, - предположила Дьяна. - И Шани тоже. Мы не имеем права так себя вести, девушка. Не имеем права отчаиваться. Мы должны надеяться.

- Но ты его убьешь! - хлюпнула носом Эрис. - У тебя не получится, но ты попробуешь. Ах, леди, пожалуйста, постарайся понять! Он сделал это ради меня. Это единственное, что могло бы заставить его украсть вашу девочку. Поверь мне: я знаю Симона, как никто. Он не чудовище.

- Эрис...

- Он не такой! - упорствовала Эрис. - Я хочу, чтобы ты это знала.

- Не получится, - ответила Дьяна. Она попыталась убрать руку, но Эрис успела за нее ухватиться.

- Леди Вэнтран, я не думаю, чтобы Симон тебя ненавидел. Или твоего мужа. Он делает то, что ему приказывает господин, вот и все. Если твоя дочка действительно с ним, то я уверена, что она в безопасности.

Дьяне пришлось судорожно сглотнуть, чтобы не разрыдаться. Мысль о том, что Шани может находиться в безжалостных руках Симона, была ей невыносима. Ей отчаянно хотелось поверить Эрис. Она вспомнила те редкие случаи, когда она сталкивалась в Фалиндаре с Симоном. Он всегда был непроницаем, и она гадала, есть ли под этой маской хоть что-то челoвеческое, хоть что-то, что сделало бы его неравнодушным к тому, умрет ли Шани или останется жива. Казалось, Эрис в этом уверена. Дьяне тоже хотелось в это верить.

- Что с твоим господином? - спросила Дьяна. - Он безумен. Я это поняла сразу, как его увидела. А его глаза! Они синие и блестят, как бриллианты. Почему?

Эрис мрачно кивнула.

- Это из-за снадобья. - Она объяснила Дьяне, как Бьяд-жио стал зависеть от состава, который поддерживает в нем жизнь. Они с Симоном считают, что это вещество съело кусок его мозга, сделало его безумным. Дьяна знала о снадобье от Ричиуса, но рассказ девушки и взгляд неестественных глаз Бьяджио поразили ее в самое сердце. Эрис рассказывала это шепотом, боясь, как бы их не услышали. - Он не всегда был такой, добавила она. - Когда он был моложе, он был нормальный. Но теперь им управляет снадобье. И он так и не оправился после смерти Аркуса.

- Аркус! - простонала Дьяна. - Вот имя, которое я знаю даже слишком хорошо. Твой господин винит в его смерти моего мужа. Я попыталась сказать ему, что он ошибается, но он не желает этого слышать.

- Он никого не слушает, когда речь идет об этом, - согласилась Эрис. Он все еще оплакивает императора. Старик был ему как отец. Симон говорит, что эта смерть сломала Бьяджио. У него ведь ничего нет, понимаешь? Ни семьи, ни родных. Только Железный круг.

- Железный круг?

- Его подручные, те, кто встал на его сторону против Эррита. - Эрис улыбнулась. - Тебе надо многое узнать, Дьяна Вэнтран. Иначе тебе не понять Бьяджио.

Дьяна кивнула.

- Тогда ты будешь меня учить, Эрис. Чтобы здесь выжить, мне нужно все это знать. Бьяджио намерен везти меня в Нар. Я хочу, чтобы ты рассказала мне все, что знаешь.

По лицу девушки скользнула озорная улыбка.

- Я очень много знаю, - прошептала она и начала рассказывать все, что ей было известно о Бьяджио и его неразделенной любви к Симону.

27

Драконий Клюв

Адмирал Данар Никабар, плотно поев рыбы с пивом, запахнул шерстяной плащ и уставился в темноту, в сторону двух кораблей, которые шли по холодному океану следом за флагманом. "Черный город" и "Внезапный", два корабля сопровождения, были едва различимы в сумерках. Налетевший с юга шторм гнал их на север, подгоняя к Драконьему Клюву. Никабар видел на горизонте яркие разряды молний, на мгновения освещавшие небо. Яростный ветер налетал на палубу, дергая его плащ и волосы, но адмирал стоял твердо, почти не замечая непогоды. Годы плаваний обветрили ему лицо, и оно стало прочнее хромовой кожи. Слушая о знаменитых зимах Драконьего Клюва, он только смеялся. Ничто на земле не могло сравниться с жестокостью моря.

Даже генерал Форто.

Три дредноута. И одним из них был "Бесстрашный". Никабар позволил себе довольную ухмылку. Бьяджио сомневался, хватит ли трех кораблей, но Никабар был уверен в своих орудиях. Пусть Форто идет на Драконий Клюв с целым легионом: этого все равно не хватит, чтобы выдержать обстрел. Если Энли справился со своей задачей и взял под контроль воронов брата и если купленные Бьяджио наемники в соответствии с планом уже захватили северное ответвление, трех дредноутов будет достаточно.

Улыбка Никабара сменилась озабоченностью. Он вдруг почувствовал, что слишком полагается на эти "если". Однако герцог Энли - человек умный. А Форто - нет. А Бьяджио, конечно, превосходит всех своим хитроумием. Пока его великий план осуществлялся успешно, и у Никабара нет оснований сомневаться в конечном результате. План был сложен и опасен, и порой даже Никабар начинал сомневаться в его правильности, но Бьяджио - несравненный кукловод. Когда он дергает за веревочки, танцует весь мир.

Небо на юге прорезала кривая стрела молнии, оставив след в глазах Никабара. Адмирал стал дожидаться неизбежного грома. А потом услышал его он гремел с Небес громче гласа Божьего. Никабар решил, что так будет и на Драконьем Клюве. Когда орудия "Бесстрашного" откроют огонь, задрожит земля. Никабар стянул с руки перчатку и погладил ближайшую мачту. Его пальцы ощутили под собой дерево, крепкое и непобедимое. Ни одно построенное Лиссом судно не может сравниться с "Бесстрашным". Он не имеет себе равных, он лишен недостатков. Он был величайшей любовью Никабара. Некоторым мужчинам нужны женщины, другим - таким как Бьяджио - сердца мужчин.

Но адмирал Никабар был рожден и воспитан, чтобы командовать мощными кораблями. Он был в этом абсолютно уверен. Бог, восседающий на Своем престоле, протянул руку вниз и сказал: "Вот человек, который будет повелевать морями. Я даю ему их в удел".

Грудь Никабара гордо выпятилась вперед. Не Лиссу суждено править волнами. Эта судьба принадлежит ему одному. Лиссцы - самозванцы. Они решили, что их остров дает им права на мировые воды. Они ошибаются. И Пракна тоже. При мысли о своем заклятом враге адмирал снова ухмыльнулся. Пракна - жалкий, ничтожный человечишка! Хороший моряк, конечно, но не ему тягаться с Никабаром. Адмирал был твердо намерен когда-нибудь это доказать. Бьяд-жио будет многим обязан ему за верность, а Никабару в уплату нужно только одно.

Лисе.

- Да, но с этим придется подождать, - прошептал Никабар.

Он нежно похлопал свой корабль по мачте, а потом надел перчатку и стал дуть на руку, чтобы ее согреть. Сейчас его обязанность - разобраться с Форто на Драконьем Клюве.

Весьма приятная задача.

28

Праздник Сеским

Ярким солнечным днем в центре столицы Нара неподалеку от Собора Мучеников начался великий праздник Сеским. По обычаю открыла праздник зажигательная речь архиепископа Эррита. Это был единственный день в году, когда святой отец ходил среди своей паствы без охранников, словно он один из них и заботится о них. Улицы были украшены цветастыми флагами и длинными струящимися вымпелами На переулки взирали изображения святых, длинные и неприветливые. Играли музыканты, торговцы громко расхваливали свои товары. Воздух был полон незнакомых запахов, толпу развлекали невиданные звери и фокусники. Вдоль тротуаров сидели нарские аристократы со своими семьями, наблюдая за шествиями и наслаждаясь чистым воздухом: по приказу епископа в этот день были закрыты все литейные, чтобы их изрыгающие дым трубы не портили праздник.

На всей Высокой улице царственные принцы, съехавшиеся с разных концов империи, приставали к незамужним девицам, хвастаясь своим богатством, а богатые торговцы дарили своим любовницам платья и безделушки. Все лавки были открыты, чтобы ухватить свою долю денег, которые в этот день заливали столицу. Сеским был не просто религиозным праздником. Это был главный отдых Нара от самого себя, когда аристократы выходили из своих башен и встречались с бедняками. И в празднестве участвовали все без исключения.

По приказу Эррита были распахнуты двери сиротского приюта. Высокая улица была заполнена осиротевшими детьми, чьи щеки горели от возбуждения. Многочисленные причетники собора ходили по толпе, внимательно приглядывая за ребятней и стараясь напомнить горожанам, в чем заключается суть праздника. Крейн был временем поста и размышлений, периодом покаяния, который завершала Истрейя, самый святой день нарской церкви. Весь ближайший месяц верующим полагалось проводить в молитве, регулярно посещать богослужения и приносить церкви самые богатые дары. И, что самое главное, они должны были молить Бога о Его бесконечной милости и о прощении их грехов. Эррит знал, что в Наре множество грешников. Он не принадлежал к их числу, но даже ему необходимо было соблюдать смирение перед Небесами. Во время крейна Небеса были особенно бдительны.

Завтра люди начнут свой спартанский путь к Истрейе, но сегодня у них была возможность наслаждаться всеми благами, которые дал им Бог. И Черный город вышел на улицы. Зверинцы из Дории заняли центральное место на Высокой улице: поразительное собрание животных, при виде которого открывали рты не только дети, но и взрослые. Тут были слоны с бивнями, гривастые львы, танцующие собаки и смеющиеся обезьяны. Укротители и смотрители обращались к собравшимся, рассказывая о своих странных подопечных и предлагая детям покататься на слонах. И пока они

управляли своими великолепными животными, играла музыка, торговцы демонстрировали свои товары, и Высокая улица утратила свою обыденность. Произошло ее ежегодное преображение: из оживленного и ко всему привычного проезда она превратилась в уголок рая.

Архиепископ Эррит с удовольствием прогуливался в толпе, даря улыбки любопытным нарцам, умолявшим о разрешении прикоснуться к краю его одежд. С ним шла Лорла Лон, держась за его руку. В левой руке у нее было купленное Эрритом замороженное лакомство: кусок сладкого льда с фруктовым вкусом. Она жадно его лизала, причмокивая от удовольствия. Вид дорийского зверинца ее заворожил. Эррит уже наелся пирожными из кондитерской лавки. Его живот был набит до отказа, до полной сытости. С тех пор как он начал принимать снадобье Бьяджио, у него снова проснулся аппетит, настоятельно требовавший удовлетворения. Ему ничего не стоило проглотить дюжину лучших пирожных.

Эррит подвел Лорлу к скамейке на тротуаре. Там сидела какая-то семья, но при виде святого отца поспешно встала, освобождая место епископу и его подопечной. Двое причетников, таскавшихся за Эрритом в течение всего дня, встали по обе стороны скамейки. Эррита не положено было охранять, но его спрятавшиеся под капюшонами священники никогда не рисковали. У этих послушников под рясами были длинные ножи. Лорла уселась на скамейку первой, болтая коротенькими ножками. Она нетерпеливо вытянула шею, пытаясь разглядеть выставленных зверей. На ней было голубое платье, купленное Эрритом специально к празднику, и в нем она походила на ангелочка - или на одну из прекрасных холеных девушек Нара. Эррит уселся рядом с нею, подоткнув под себя длинную рясу. Толпа, заметившая святого отца, немного раздалась, чтобы ему лучше было видно.

- Нравится, дитя? - спросил Эррит, с трудом перекрывая шум.

Лорла кивнула:

- О да, отец! Это просто чудесно!

Это действительно было чудесно. Для Эррита это стало осуществлением его мечты. Как Божий слуга, он не женился и не знал женщин с тех пор, как принес обет. Он был лишен семьи и детей - таких, как Лорла. Но теперь он получил то ощущение нормальной жизни, которого так ему не хватало. У него были Бог и ребенок, которых он мог обожать, и он был счастлив. Лорла привязалась к нему - сильнее, чем он мог надеяться. Она не просто называла его "отец". Поселившись в соборе, она действительно стала ему дочерью. Между ними возникли благословенные узы, и Эр-риту не было дела до того, что кто-то это замечает - и смеется у него за спиной. Сплетни существуют всегда, даже среди священнослужителей. Некоторые люди говорили о нем гадости. Однако Эррит знал, что сердце его чисто. Глядя на Лорлу, он видел только жизнь, которую мечтал бы назвать своей, и огромный потенциал юности. Бог любит детей. Бог призвал человечество любить детей. И Эррит был уверен, что его поведение соответствует Божественному закону.

Он снова взял Лорлу за руку, показывая ей разных зверей, удивляя ее своими знаниями. Он бывал на множестве празднеств, и каждый год на них приезжали зверинцы из Дории. Эррит наизусть знал все их программы. Но знакомство с трюками животных не притупляло его удовольствия, и когда слоны встали на задние ноги и гулко затрубили, Эррит расхохотался вместе со всеми, зажимая себе уши.

- Ох! - радостно воскликнула Лорла. - Как громко!

Так громко, что она чуть не уронила свое лакомство, но все-таки успела его поймать раньше, чем оно упало ей на платье. Решив, что самое надежное место для ледышки - это рот, она снова начала сосать сладкий замороженный сок, радостно раскачиваясь в такт музыке. И пока она ела, Эррит краем глаза смотрел на нее, наслаждаясь возможностью быть с нею. Всего через несколько дней у Лорлы будет день рождения. Ей исполнится девять лет. Ему хотелось сделать этот день для нее особым. Для ребенка в таком возрасте каждый год настоящая веха. Эрриту хотелось, чтобы у Лорлы не было сомнений относительно его привязанности к ней. Именно поэтому он разрешил ей ходить по всему собору, не запретил время от времени мешать Дараго и любоваться его росписью, хотя его самого смотреть фрески не пускали. Лорле уже пришлось пережить так много бед - в таком нежном возрасте! Черный Ренессанс превратил ее жизнь в пустыню, лишил ее родителей и близких. Но теперь у нее в соборе началась новая жизнь, а у Эррита - еще один повод раздавить Бьяджио с его мерзким стремлением к власти.

- Лорла, смотри! - сказал Эррит, указывая на группу клоунов, начавших представление на другой стороне улицы.

Клоунов было трое. Они стояли на высоких ходулях, а лица у них были размалеваны белой краской со злобными рубиновыми улыбками. На всех были длинные яркие одеяния, расшитые лентами и широкими полосами материи всех цветов радуги. На плечах тряслись пряди ярко-зеленых париков.

Лорла нахмурилась.

- Они страшные, - сразу же решила она. - Они мне не нравятся.

- А ты знаешь, кто они? - спросил он, уверенный в том, что она не знает. Своими белыми лицами и ужасными улыбками они больше походили на демонов, чем на клоунов. - Это клоуны Истрейи. Они символизируют грехи. Один - Гордость, второй - Похоть, а третий - Ненависть. Это то, чего мы должны избегать во время крейна.

Лорла с громким хлопком вытащила изо рта сладкую сосульку.

- Клоуны Истрейи? Я никогда о них не слышала. Почему у них такой гадкий вид?

- Чтобы напомнить нам, что они всегда с нами. Каждый год клоуны Истрейи ходят в толпе. Они пытаются напугать детей так, чтобы они запомнили их лица. Так дети учатся. - Эррит благодушно засмеялся. - И некоторые взрослые тоже.

- Они противные! - твердо заявила Лорла. - По-моему, им здесь не место.

- А вот и место, - возразил Эррит. - Они должны напомнить нам, чтобы мы всегда их опасались, даже в такое приятное время, как это.

- А кто из них кто? Эррит рассмеялся снова:

- Не знаю. А ты как думаешь?

- Скажи еще раз, как их зовут?

- Похоть, Ненависть и Гордость, - ответил Эррит. - Три главных греха Нара. Думаю, что вон тот - Похоть. - Он указал на меньшего, у которого ходули были короче, чем у других. Этот клоун щурил глаза так, что Эрриту представилось нечто нечистое. - Как ты считаешь? Лорла понизила голос. - А вон тот - Ненависть, - уверенно сказала она.

- Правда? - Встревоженный ее серьезным тоном Эррит внимательно посмотрел на нее. - Откуда ты узнала?,

- Я его уже видела. - Девочка оторвала взгляд от клоунов и посмотрела вдоль улицы. - Я его узнаю.

- Где ты могла его видеть, Лорла? - мягко спросил Эррит. Он понимал, что вступил на скользкую почву, но не смог удержаться. Лорла была такая непонятная девочка, в ее голове пряталось столько тайн... Эррит был твердо намерен раскрыть эти тайны. - Ты можешь мне рассказать, - попросил он. - Я больше никому не скажу. Даю слово.

Лорла серьезно задумалась над его словами. И наконец, подняв на него глаза, она сказала:

- Такое лицо бывает у герцога Энли, когда он думает о своем брате. И сейчас он такой.

Это пугающее признание заставило Эррита выпустить Лорлину руку. Она вдруг похолодела, унеслась куда-то далеко. В ее удивительных глазах, так похожих на его собственные, вспыхнула скрытая ярость. Эррит сразу же пожалел о своем вопросе. Она видела, что произошло на Драконьем Клюве, и это изменило ее. Она перестала быть просто маленькой девочкой.

- У герцога Энли все будет хорошо, - заверил он ее. - На всем Драконьем Клюве будет мир, как только генерал Форто одержит победу. А он ее одержит, даю тебе слово. - Он неловко улыбнулся. - Ты ведь мне веришь, правда?

- Наверное.

- Не сомневайся, малышка. У Форто хватит солдат, чтобы снова отвоевать Драконий Клюв для Бога. У герцога Энли все будет хорошо. Скоро он будет править всем Драконьим Клювом. И может быть, когда-нибудь ты снова его увидишь: когда на Драконьем Клюве снова будет спокойно. Если хочешь, я смогу это устроить. Не сейчас, конечно. Но когда-нибудь.

- Я не хочу возвращаться на Драконий Клюв, - ответила Лорла. Никогда. Теперь мой дом не там... отец. Эррит улыбнулся:

- Тогда ты навсегда останешься жить здесь, в соборе. Как Элиоэс.

При упоминании о сиротке встревоженное лицо Лорлы прояснилось.

- Расскажи мне о ней еще. Хоть одну историю!

- Л орла...

- Ну пожалуйста! - взмолилась она. - Любую.

Эррит растерялся. Он уже рассказал Лорле все, что он знал о сиротке. И Лорла жадно впитывала его рассказы. В маленькой калеке она нашла свою святую покровительницу, и рисунок Дараго ее не удовлетворял. Ей хотелось большего. Как и любой ребенок, она все время хотела чего-то еще.

- Я уже рассказал тебе все, что знал, - признался Эррит. - В святых книгах про нее написано совсем немного. Только то, что ты уже слышала.

- Тогда расскажи мне еще раз, - мечтательно проговорила Лорла. Расскажи, как она была сироткой, как встретила нашего Господа и как Он ее исцелил. Это хорошая история. Она мне нравится.

На самом деле это была единственная история про Элиоэс, но Эррит рассказал ее снова. И когда он говорил, Лорла, казалось, забыла о шумящем вокруг празднестве, не обращая внимания на зверинец, на крики разносчиков. Рассказывая, Эррит наблюдал за ее глазами, и всякий раз, когда он произносил слово "сиротка", за изумрудной пеленой ее взгляда словно вспыхивал свет. Лорла обожала простую историю Элиоэс, историю, которая должна была утешать детей и убеждать их в святом могуществе Бога. Но Лорла слышала не просто незамысловатую притчу. Она слышала правду.