Веранда в лесу

К о в а л е в а — судья.

Ф о м и н — председатель областного суда.

Т о р б е е в — областной прокурор.

Л ю с я — секретарь суда.

С о с н о в с к а я }

М о л ч а н о в } — заседатели.

Б а б о я н }

С к о р н я к } — адвокаты.

М с т и с л а в И о в и ч — пенсионер.

М е щ е р я к о в — хирург из другого города.

Н и к у л и н — плотник.

Ч а ч х а л и я — шофер.

М а р и я — жена Никулина.

Ж е н щ и н а с в я з а н и е м.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Участники представления рассредоточиваются среди прочных деревянных диванов с высокими спинками, столов и кресел. Это происходит небыстро, с чувством ответственности и ожидания. Когда все устраиваются, со своего места поднимается усталая К о в а л е в а.

К о в а л е в а. Я Елена Михайловна Ковалева. Тридцать семь лет. Немолодая. Судья. Дел много. Раздел имущества, вселения, выселения, авторские права, разводы, восстановления на работу, право наследования, раздел детей, честь и достоинство граждан, дела о квартирных перегородках и тому подобное… (Умолкает, взглядывает вопросительно на Фомина.)

Поднялся сидящий в стороне на стуле Ф о м и н.

Ф о м и н (глыбистый, старый. Дополняет). Это называется — гражданские дела. Цивильное право. Дела возникают из обыденной жизни. Бытовые пикантные иногда, иногда скучные, но за ними людская боль, заботы, слезы, порой счастье и торжество, дающее силы жить. Мы, юристы, считаем гражданский процесс в сравнении с уголовным несколько более сложным. Какой-то остряк из адвокатов назвал Ковалеву испытательным стендом. В определении есть гривуазный оттенок, но есть и правда. Я, Фомин Анатолий Иванович, председатель областного суда, до сегодняшнего дня твердо считал, что сложные гражданские дела надо испытывать на Ковалевой. (Смотрит на нее.) Продолжайте свидетельские показания. (Садится.)

Ковалева удивлена. Помедлив, ищет взглядом, кого-то среди участников. Встал М с т и с л а в И о в и ч. Высокий, худой старик в грубом полосатом пиджаке, спортивных брюках и кедах. Вещи делают его похожим на юношу.

М с т и с л а в И о в и ч (с достоинством). Мстислав. Отца звали Иов. Мстислав Иович. Большую часть жизни провел в тайге, в тундре. Единственный раз выходил из тайги надолго. В сорок первом. Благодаря исключительным связям, будучи уже немолодым, попал в летную школу. Сбил один немецкий самолет и вернулся в тайгу. Вот уже девять лет на пенсии. И все девять живем с Еленой Михайловной в одном доме, в одной квартире…

К о в а л е в а. Это мой свекор. Отец моего мужа.

М с т и с л а в И о в и ч (подтверждая). Да. (Садится.)

К о в а л е в а (стоя там же, негромко). Мещеряков.

Из глубины выходит М е щ е р я к о в. Доброе лицо, простой, хорошо скроенный костюм, в руке кепка.

М е щ е р я к о в. Мы встретились на пароходе. Ранний весенний рейс. Туда — и обратно. Двадцать два дня. Она сидела в шезлонге, я подошел. Двадцать лет держу скальпель, основательно заземлен, не знал, что со мной может случиться чудо. На другой день она сказала, что она исполкомовский работник. Я сказал на это, что она представительница редчайшей заповедной породы, в ней все перемешано: сухость, сдержанность, осторожность, естественность, сногсшибательная доверчивость, старомодная стыдливость, оголтелый цинизм и чистая вера во все святое. Я таких непосредственных не встречал. В тот день — мы шли назад — была стоянка в Казани, в тот день, когда уже не имело смысла молчать, она сказала, кто она. С настороженностью, с грубоватой фразой вроде: «Я вообще не распространяюсь на отдыхе, кто я и что…» И я понял, она стыдилась случившегося. Она была уверена, что ни на что не имеет права. Мы переписывались все лето.

Вперед храбро вырывается Л ю с я. Это вызывает общее недоумение. Мещеряков неловко отходит в сторону.

Л ю с я (проста, деловита, несколько экстравагантно одета). Зовут Люся. Мне двадцать лет. Работаю и учусь.

К о в а л е в а (спокойно останавливает ее). Рано, Люся. Участники процесса, и вы в том числе, заявят о себе в ходе разбирательства. Процесс еще не начался и начнется нескоро. Придется вам подождать.

Среди участников смех. Люся вернулась нехотя. И все, за исключением Фомина и Ковалевой, весело обсуждая происшествие, ушли за пределы света.

(Фомину.) Почему вы сказали «свидетельские показания»? Это мой рассказ. Моя исповедь. Я кое-что позволю себе, но только то, что хочу.

Ф о м и н (хмурясь). Я оговорился. Люди, которые выступали сейчас, свидетелями не являются. Мы вас о многом спросим, но о них не смеем. И не надо. Меня когда-то жена покинула, ее не устроил калека, и — что скрывать — по сей день она является в моих снах, но я жил и выжил. Эти стороны жизни не могут ни оправдывать, ни отвлекать нас. Мне жаль, что я не слышал всего процесса. Хочу предупредить. Я старый битый слон и не терплю двусмысленностей. Мне нравится ставить вопросы на попа. Вы по-прежнему согласны подняться ко мне, куда сейчас явится Торбеев?

К о в а л е в а. Да.

Фомин сидит в глубокой задумчивости. Легкими шагами входит Т о р б е е в. Элегантный, острый, молодой. Ковалева словно растворилась в тени.

Т о р б е е в. Вчера был раут у Лукина. День рожденья. Мы связаны с Лукиным еще по работе в горисполкоме. Полно гостей. Я рассказывал об этом деле с лотерейным билетом. Все смеялись. Признаюсь, слегка витийствовал. Рассказывал как анекдот. Уж больно смешно и грязно. И знаете, ни у кого не вызывало сомнений, что оба, сухумский шофер и местный плотник, должны быть жестоко наказаны. Но это было вчера. А сегодня на протяжении дня возникли сюрпризы. (Садится. Показывая на часы.) Девять. Скоро ночь. Двадцать один час, как скажут военные.

Ф о м и н (внимателен). Ковалева сейчас придет. Изложите определеннее, пока мы не начали, ваши сомнения, претензии или обвинения… Неважно, как это назвать, ибо разговор совершенно неофициален.

Т о р б е е в. Учитель, в вашем кабинете сегодня, перед началом процесса, вы поразили меня; сказав о предполагаемом повышении Ковалевой. Я молод, но, чем дольше служу, тем определеннее прихожу к выводу, что судью надо, как космонавта, готовить. Печень проверять, нервы, благожелательность, репутацию, общую культуру. Судья с больной печенью — это уже не судья.

Ф о м и н (задумчиво). Чем больна Ковалева?

Т о р б е е в. Ковалева не знает ремесла. Говоря казенным языком, она не соответствует занимаемой должности.

Ф о м и н. Это тяжкое обвинение.

Т о р б е е в. Да. Вдвойне тяжкое: через несколько месяцев мы будем выбирать областных судей. Сможем ли мы выдвинуть Ковалеву? Это тяжкое обвинение. Да. Я, прокурор области, говорю это пока вам в частном порядке. И нарочно избираю простое понятие — ремесло. Заявить о неблагополучии — мой долг.

Ф о м и н. Вас вывел из себя сегодняшний процесс?

Т о р б е е в. Сильнее насторожил. Ее судебные решения, простите за каламбур, вызывают недоумение, а ее репутация не вызывает восторга. (С легкой улыбкой.) Вчера, за праздничным столом у Лукина, общество возмущенно рассуждало о Ковалевой. Об ее отношениях со свекром. Глубокий старик, но… Года два назад вдруг подарил ей «Москвич», а сейчас Ковалева живет на принадлежащей старику даче.

Ф о м и н (мрачно). Загородная развалюха, две комнатки…

Т о р б е е в (предупреждая). Анатолий Иванович, сегодня старик окончательно ушел к ней. История странноватая, но будем человечны и лишь поставим вопрос: как служителю Фемиды служить, если его беспорядочная жизнь предана огласке?

Ф о м и н. Мы должны ее выслушать.

Т о р б е е в (неохотно). Я обещал, но этот спектакль…

Ф о м и н. Это нужно. Вам много дано, Георгий Николаевич. Вы слишком грозный противник. Так пусть будут исключены непонимание или предвзятость. Вы могли уйти, вы остались. Я вижу в этом порядочность. Выслушаем ее. Я не собираюсь быть мягкотелым, но это нужно, потому что, увы, это теперь мое хозяйство, я за него в ответе.

Вошла К о в а л е в а, и Фомин умолк, ставит стул — это всего лишь вежливость. Ковалева садится опустив голову.

(Отойдя.) Начнем, Елена Михайловна, если вы не против?

К о в а л е в а (не поднимая головы). А почему я против?

Ф о м и н. Тогда начнем. Процесс окончен, решение вынесено, теперь можно. Прокрутим события!

К о в а л е в а. Сумасшедший день!

Ф о м и н. Мы еще не знаем, каков этот день. Как бы не знаем. Таково условие. (Внезапно. Торбееву.) Как я понял, Георгий Николаевич, вы намерены внести протест в Верховный Суд?

Т о р б е е в. Да.

Ф о м и н. Благодарю вас за этот четкий ответ. Час поздний, но я рад, что мы собрались. Это значит, что мы еще живые и, слава богу, не чванливые люди. Кто прав — вот в чем вопрос!

К о в а л е в а (тихо). Тот прав, у кого много прав.

Ф о м и н (строго). Елена Михайловна!

К о в а л е в а (подняв на него чистые усталые глаза). Что вы хотите, Анатолий Иванович?

Ф о м и н. Что за манера у вас демонстрировать грубость?

К о в а л е в а. А я вообще грубая. Вы еще не знаете, какая я… На моей работе ласковой не станешь. Такие мерзавцы каждый день проходят перед глазами…

Ф о м и н (помолчав). Сожалею, но вы и впрямь злой стали.

К о в а л е в а (горячо вдруг, по-детски искренне, просто). Я стала добрая, Анатолий Иванович. Я стала такая добрая, что даже не знаю, имею ли право быть судьей.

Т о р б е е в. Вы противоречивы. Вас трудно понять.

К о в а л е в а. Человека вообще трудно понять.

Ф о м и н. Коллеги, такой обмен репликами ничего не даст.

Торбеев поднялся, спокойно отставил стул. Отошел, стоит с независимой улыбкой, руки за спиной.

Давайте к делу, Елена Михайловна! Но еще раз условимся: мы ничего не пропустим, восстановим весь день. Есть мелочи, дающие свет необычайно точный. Мы заинтересованы в спокойном анализе происшедшего и должны быть искренни.

К о в а л е в а (негромко). Черта с два я буду искренней.

Торбеев торжествующе смотрит на Фомина.

Ф о м и н. Вы обескураживаете меня, судья Ковалева.

К о в а л е в а. Искренность, знаете, дорого обходится.

Ф о м и н. Ну, тогда… Нас ведь никто не принуждает сидеть тут, глядя на ночь. Сидим не столь по досадной шкурной необходимости, сколь по доброму товарищескому уговору…

К о в а л е в а. Ладно, ладно, Анатолий Иванович, посмотрим… Я так сказала потому, что все время должна бояться быть превратно понятой. А у меня есть и свои житейские сложности, они никого не касаются. (Поднялась. Просто.) Я готова.

Ф о м и н. Прекрасно! И пусть там эти люди выстраивают декорацию. (Уточнил.) Зал заседаний и кабинет.

Участники начинают деловито передвигать мебель.

И экономьте, будьте любезны, время.

К о в а л е в а. Тогда я пропущу кое-что…

Т о р б е е в (издали). Почему же? Утром вы внезапно исчезли с работы. Вас искали. Это только пример.

К о в а л е в а (быстро взглядывает на него, затем на Фомина. С мистическим ужасом). Жуткий народ! Все всё знают!

Т о р б е е в (с улыбкой). Небольшой областной центр! Провинция. Но на сей раз вас просто искали мои сотрудники. Я решительно не спрашиваю, куда вы исчезли, но мы вроде бы договорились об искренности. И если мудрый Анатолий Иванович с миротворческой целью предложил гамбургский счет…

К о в а л е в а (спокойно). Имею я право на личную жизнь?

Т о р б е е в. Безусловно, да!

К о в а л е в а. Значит, вопрос исчерпан. Или, Георгий Николаевич, считаете, что я жульнически использую служебное время?

Т о р б е е в. Ничуть. Я не мелочен. Рабочий день ваш, знаю, начинается рано и кончается, как правило, в темноте.

К о в а л е в а. Спасибо. (Помолчав.) Я начну этот день с самого начала.

На главной площадке остались Люся и Никулин. Он в новом костюме, сидит на диване. Люся сняла плащ, вынула из сумки цветы, делит на два букета: один ставит в кабинете на стол судьи — это похоже на ритуал, другой уносит на свой столик в зале.

К о в а л е в а исчезла.

Т о р б е е в (с прищуром наблюдая за Люсей). Теоретически вообще стоит вернуться в будущем к этому процессу и подумать над ним. Какова тут психология? Человек не имел ни шиша. Получил крупную сумму. И вдруг решил, что может больше: «Ах так? Тогда ты не будешь иметь ничего». Вот что мы ему говорим!

Ф о м и н (мягко). Мы ему еще ничего не говорим. Это позже.

Л ю с я (сгорая от нетерпения). Скажите, когда можно будет.

Ф о м и н (отходя в сторону). Можно.

Л ю с я (Никулину). Нет ли у вас ножа, гражданин?

Н и к у л и н. Вот он, есть… Перочинничек…

Л ю с я. Спасибо. Чашечка мелкая, стебельки длинные. Подрежем их — и о’кей, начнем готовиться к заседанию.

Н и к у л и н. Вопрос можно задать?

Л ю с я. Нельзя.

Н и к у л и н. И ни о чем нельзя спросить?

Л ю с я. В суде не спрашивают, гражданин. Суд сам спросит. Даже не знаю, имела ли право брать у вас нож…

Н и к у л и н. А чего ж особенного?

Л ю с я. Может, это на взятку похоже.

Н и к у л и н. Вы же не насовсем взяли…

Л ю с я. Это точно. Вот ваш нож. И вопросов не задавайте. Я секретарь, мое дело протокол вести. (Начинает по-своему перестраивать зал.) Я не отвечу, вы обидитесь, а мне не хочется с утра портить мое хорошее настроение. (С назиданием.) Секретарь прав не имеет, гражданин. Не имею права иметь собственное мнение, хотя и имею. Не имею права разговаривать но данному делу с истцом и ответчиком, вообще со сторонами… (Переставила кресло, улыбнулась, еще переставила.) Брать взятки не имею права. Не имею права встать и уйти, если даже мой рабочий день кончился. И смеяться не имею права в судебном заседании, даже если очень смешно. Должна быть строгой. Такова специфика. Мне моя судья говорит: «Мы с вами, Люся, должны быть застегнуты на все пуговицы». Возразить нечего. А что в душе у нас — никого не касается.

Ф о м и н. Послушайте, что вы там говорите? Это не нужно!

Л ю с я (рассердившись слегка). А я вам скажу, что я ему говорю, товарищ Фомин: это основы правовых знаний!

Фомин шокирован, умолкает. Неподалеку иронически настроенный Торбеев. Полемика его забавляет.

(Поработав. Еще сердясь.) В жаркую погоду не могу прийти в слишком открытом платье. Любовника иметь не имею права. Не имею права кричать на граждан. Он мне что угодно, а я должна милицию вызвать… По-моему, лучше уж накричать, от милиции ему хуже будет. А на что я имею право? Имею право громко сказать: «Встать! Суд идет!» (И вздыхает жалобно.) А я не могу сказать: «Встать!» Я всегда говорю: «Пожалуйста, встаньте»…

На площадке появляется К о в а л е в а. Люся притихла.

К о в а л е в а (смотрит на Никулина). Что хотели, гражданин?

Н и к у л и н (отвернувшись). Судиться пришел.

К о в а л е в а (спокойно изучает его). Матвей Никулин?

Н и к у л и н. Да.

Л ю с я. Это судья пришла. Поднимитесь.

Н и к у л и н (встал. Волнуясь). Здравствуйте.

К о в а л е в а. Здравствуйте. Люся, нам Москва не звонила?

Л ю с я. Ни звука!

К о в а л е в а (Никулину). У вас какое время в повестке указано? Одиннадцать. А сейчас девять утра. Очень рано пришли.

Н и к у л и н. Всю ночь не спал. Даже не ел ничего.

К о в а л е в а. Напрасно. Товарищи из Абхазии не прибыли?

Л ю с я. Пока нет.

К о в а л е в а (озадачена. Снова вскользь оглядывает Никулина). Закусочная за углом. Разбираться будем долго.

Н и к у л и н (с испугом). Долго?

К о в а л е в а. Думаю, да.

Н и к у л и н. Потеряю я деньги?

К о в а л е в а. Не знаю.

Н и к у л и н. Не может быть, чтоб не знали…

К о в а л е в а. Разговор окончен, привет.

Н и к у л и н. Значит, пойти поесть мне?

К о в а л е в а. Да. Только пить не надо. Заседатели вызваны?

Люся кивнула. Никулин топчется на месте. Ковалева вошла в кабинет, задумчиво выгребает на стол бумаги.

(Внезапно подходит к залу.) Люся, зайдите.

На ходу поправляя прическу, Люся входит.

А ну повернитесь!

Люся поворачивается, демонстрируя линию.

(Внимательно оценив.) На работу, Люся, этот брючный костюм вы надели первый раз и последний. А гримасы оставьте.

Л ю с я. Между прочим, Зоя Константиновна из уголовного уже целый месяц не носит юбку…

К о в а л е в а (строго, просто). Вы поняли меня, Люся?

Л ю с я. Все?

К о в а л е в а. Да.

Люся вернулась за свой столик, оскорблена. Никулин сел наконец. Ковалева раскрыла толстенный том.

Т о р б е е в (с досадой). Кухня! Брючный костюм…

Ф о м и н (терпеливо). Послушаем дальше.

Н и к у л и н. Пустяковое мое дело, глупое!

Л ю с я. Иск возбужден лично областным прокурором.

Н и к у л и н. Я ничего противозаконного не совершал.

Л ю с я. Я вас не слушаю.

Н и к у л и н. Я вообще забыл про билет, у меня два было. Поехал ремонтировать импортные ботинки, а там сберкасса…

Л ю с я. Повторяю, гражданин, я вас не слушаю.

Н и к у л и н. А я и не говорю ничего. Проверьте, говорю, девушка, лотерейные билеты. Девушка из окна смотрит, как будто я артист знаменитый. Счастливчик, говорит. Вся сберкасса на меня смотрит. Еще раз проверили. Недели через три, говорят, получите «Волгу» или сумму девять тысяч шестьсот, отправим билет на экспертизу. Все было по закону. Билет мой, выигрыш мой. Три недели мне ждать некогда, я билет продаю. Имею я право продать свою вещь? А этот Чачхалия кричал от радости… В трех сберкассах орал! Доорался. Можно вопрос задать?

Люся работает невозмутимо, молчит.

У меня совсем простой вопрос, девушка: срок могут дать?

Л ю с я. Мы суд гражданский. Мы не даем.

Н и к у л и н. А! Я плотник. Плотником везде буду!

Т о р б е е в (выходя вперед). Это все несущественно. Не скрою, мне симпатично, как судья поставила на место этого дельца. Одно коротенькое, вежливое слово «привет» — и все! Но брючный костюм… Пустяк, согласен, но к чему в этом уважаемом здании рассуждать о юбках всем известной Зои Константиновны? Зачем эта вольная деталь?

Ф о м и н (весело). Давайте побыстрее шагать к процессу.

Т о р б е е в. И вы быстро, очень быстро убедитесь, что процесс не защитил интересы государства. (Возвращаясь к прежней теме.) Мое замечание ничтожно, но, право, когда мы указываем на общечеловеческие мизерные заботы работников юстиции вроде модных тряпок, мы сами походя способствуем тому, что люди теряют уважение к суду и страх перед правосудием.

Ф о м и н (легко, прохаживаясь). Это жизнь, Георгий Николаевич, мы люди. Стоит ли превращаться в богов, которых не видят и только боятся? Так мы воистину вознесемся и погрязнем в самовлюбленности.

Т о р б е е в. А как при этом выглядит служитель юстиции?

Ф о м и н (суше). Да, это важно, но честь и достоинство суда олицетворяются в приговоре. Хоть мы того и не поощряем, но, когда публика, сидящая в зале, рукоплещет судье, адвокату или блистательной речи прокурора, мы чувствуем, как волны любви и уважения идут к нам, не подстегиваемые ничем. И тогда с гордостью знаем, что точны и справедливы.

Т о р б е е в (уступая). Но зачем играть мелочи этакие?

Ф о м и н. О! Есть оттенки!

Т о р б е е в (смеется). С кем вы ныне, Анатолий Иванович?

Ф о м и н. С вами, Георгий Николаевич. (Погрустнев вдруг.) Не скажу, что мне плохо здесь, а не привык. Сердцем все еще там, у вас на третьем этаже, и даже, виноват, в вашем кресле. Там мои знания, навыки, привязанность молодости. (Садится, задумчиво.) Я должен задать вопрос.

Торбеев смотрит на него. Весь внимание.

Мы, разумеется, разыграем коротенькую сцену в моем кабинете. Именно там весьма ошарашенная Ковалева узнала, что на процессе будете выступать лично вы. Есть отчего прийти в смущение: ведь прокурор области выступает исключительно по крупным делам, и это правильно, а тут пусть заковыристый процесс, но небольшой. Что вас так потянуло, Юра? Вы сказали, теоретический интерес…

Т о р б е е в (улыбаясь). Прежде всего. Вы другое усматриваете?

Ф о м и н. Дело в том… Я сам был слегка ошарашен.

Т о р б е е в. Да, дело маленькое, но редкое. Каких-то крох не хватало, чтобы оно стало вполне уголовным. И мне хотелось послушать, как это станет решать моя однокашница Ковалева. Именно она!

Ф о м и н (не желая продолжать. Ковалевой, которая приблизилась и закуривает). Этот Чачхалия из Сухуми… Насколько хорошо вы установили происхождение принадлежащих ему денег?

К о в а л е в а (усмехнулась. Вопрос, в общем, элементарен). Достаточно поглядеть на его здоровенные мозолистые лапы.

Т о р б е е в. Лапы, Елена Михайловна?

Ф о м и н. Одну минуту. Вы рассматривали его руки?

К о в а л е в а (затягиваясь сигаретой. Спокойно). Да.

Ф о м и н. Таким образом, суду предъявлено что — мозоли?

К о в а л е в а. Сберкнижка и справки. Шофер междугородного автобуса. Средний заработок — триста двадцать. Два работающих сына, общая усадьба. Имеют мандариновый сад.

Ф о м и н. И, надо полагать, приехал продавать мандарины.

К о в а л е в а. Да.

Т о р б е е в. И еще прихватил с собой тысяч двадцать.

Ф о м и н. Вы сомневаетесь в благоприобретенности денег?

Т о р б е е в. Нет. Суд это установил точно и своевременно.

К о в а л е в а. Я пытаюсь это понять. Аккредитив, принадлежащий Чачхалии, оплачивался по частям в трех сберкассах. Не хватало денег, и везде давали мелкой купюрой — пятерки, десятки, тройки… И везде они вели себя шумно, открыто, возбужденно кричали, обратили на себя внимание…

Т о р б е е в. Милиция предположила валютные операции.

К о в а л е в а. Милиция предположила валютные операции. В прокуратуре кто-то предположил спекуляцию. Мальчиков трое суток продержали в камере. И у вас вроде бы не осталось хода назад.

Т о р б е е в. Елена Михайловна!

К о в а л е в а. Я говорю уважительно. Излагаю факты. Чачхалия и Никулин сами как бы утвердили свою виновность раньше, чем ее обнаружили вы.

Ф о м и н (в стороне). Что вы имеете в виду?

К о в а л е в а. Везде держались открыто, а рассчитываться пошли в темную чужую парадную, где их и накрыли с огромнейшей кучей денег на ступеньках… Конечно же, они чувствовали незаконность совершаемой сделки. И все же… (Помолчав, Фомину.) Я наперед знала: как бы оно ни решилось, это маленькое дело, юристы все равно после будут спорить до тошноты. (Вдруг доверительно крайне.) Слишком спокойно жила, а все копилось, копилось и, как в фокусе, собралось. И свекор мой нынче подкинул мне очередную задачку! (Улыбнулась рассеянно, Торбееву.) Даже с ним я обсуждала лотерейную эпопею.

Т о р б е е в. Это очень интересно, Елена Михайловна. Если рассматривать работу судьи как творческую, а только так ее и можно рассматривать, то мы сейчас невольно проникаем в процесс, так сказать, психологии творчества… В процесс предварительных ощущений и предварительных решений.

К о в а л е в а (встала. Быстро, защищаясь). Каких решений? Куда вы толкаете меня? Суд все решает в триедином составе. Полный сумбур в голове был, пока не посидела часа три в кресле с гербом. А консультироваться до заседания я могу хоть со всем человечеством, хоть с папой римским… (Зажгла погасшую сигарету. И вновь села, отвернувшись. Пустив колечко дыма.) Я вот что хочу сказать, Георгий Николаевич… Вы спрашивали, куда я исчезла, так вот — я на вокзале была. У меня там свидание состоялось. С одним хирургом, между прочим довольно известным…

Т о р б е е в (весело, с любопытством). На вокзале? Есть масса более подходящих мест… Почему на вокзале?

К о в а л е в а. Естественней… В гостиницу мне нельзя.

Ф о м и н. Нас это не касается, я думаю.

Т о р б е е в. Я тоже так думаю.

К о в а л е в а. И я так думаю, но я не девочка, Анатолий Иванович. (Глубоко затягиваясь.) Когда человека рассматривают в пробирке, пусть даже с его согласия, то, как вы заметили, вдруг начинает иметь значение тот или иной свет и даже очень маленький светик… (Фомину.) Я все ему выложу. Пусть взвоет от удовольствия. Ты понял, Торбеев, где я была?

Ф о м и н (изумленно вскидывая глаза). Я тона не понимаю.

Т о р б е е в (спокойно). Я понимаю. Учились в параллельных группах. Елена Михайловна вспомнила студенческие времена. Я не обижен. Были когда-то юными, спорили яростно…

К о в а л е в а. Ты и сейчас очень молод, а я, видишь, почти старая. И для меня эта история тоже почти кончена. (Спохватившись. Искренне.) Извини, пожалуйста, я жалею, что нагрубила, день у меня такой плохой по всем швам. (Молчит, вся как-то сжавшись на стуле, думая о своем. Вдруг улыбнулась мечтательно.) А начался день счастливо… Так мне казалось. Накануне принимала гостей на даче. Знакомые привезли своих знакомых, народец странный, беспечный, в общем — голь-шмоль. Потом завела машину, развезла всех по домам. Весь день провели на воздухе, играли в бадминтон, устала, мало спала, и все надоело… А утром только на работу вошла — звонок. Это и был Мещеряков.

Т о р б е е в. Вопрос. Это нужно для одной моей милой знакомой, верней, для ее дочурки. Он оперирует на сердце?

К о в а л е в а (с улыбкой, просто). Коленки.

Т о р б е е в (брезгливо). Коленки?

К о в а л е в а. Суставы. Руки, ноги, такая у него клиника.

Т о р б е е в. Благодарю. Коленки у моих знакомых здоровые.

К о в а л е в а (помолчав, продолжает). Было девять часов пять минут. Успела увидать ответчика Никулина и выскочила. Села за руль, помчалась, на спидометре — сто. Гаишники знают мою машину, улыбаются снисходительно, знают, что лихач… (С детской гордостью.) Меня любят гаишники!

Ф о м и н (сухо). Эти подробности о ваших незаконных отношениях с работниками Госавтоинспекции излишни. И вообще, вы слишком вульгарно восприняли мой призыв к искренности.

К о в а л е в а (точно не слыша. С насмешкой и спокойным достоинством). Ну, есть еще такая подробность, Георгий Николаевич, вам небось интересно… Я была там, на вокзале, в темных очках. (Показывает, торопливо достав из сумки.) Вот в этих! Видите? Глаза на свиданках прячу, опыт есть!

Т о р б е е в (взбешен. Фомину). Давайте исходить из того, что завтра рабочий день. Каждому хочется отдохнуть, принять душ, и нужно время посмотреть газеты.

К о в а л е в а. А я не хочу — слышишь? — не хочу, чтобы мою жизнь когда-нибудь толковали наперекосяк. Умирать — так с музыкой! Падать — так с большого коня! (Встала, шагнула к участникам.) Мещеряков!

Он идет к ней, счастливый и настороженный.

Мещеряков! Вы ли это? Здравствуйте!

М е щ е р я к о в. Здравствуйте! Наконец-то! Здравствуйте!

Оба несколько мгновений молчат смущенно.

К о в а л е в а. Сядем! (Присела одновременно с ним. Волнуясь.) У меня тридцать минут. Даже двадцать пять. Почему не предупредили заранее? Когда прилетели?

М е щ е р я к о в. Почему вы перестали писать?

К о в а л е в а. Это долго… Это очень долго!

М е щ е р я к о в. Вы изменились ко мне?

К о в а л е в а (быстро, по-детски помотала головой). Не спрашивайте. Просто растеряна. Я вас все время стеснялась, особенно вначале… Такой уверенный, независимый…

М е щ е р я к о в. Ни в чем не уверен! Верите?

К о в а л е в а (кивнула). Я тоже. Как у вас дома?

М е щ е р я к о в. Вопреки логике и желанию — прекрасно. Что же нам делать, Елена Михайловна? У вас двадцать пять минут…

К о в а л е в а (тихо). Уже двадцать, Алексей Алексеевич.

Мещеряков взволнованно шарит по карманам. Находит сигареты, предлагает Ковалевой.

Не буду. (Оглядываясь.) На вокзале не курят, не надо, подойдет милиционер. Меня весь город знает…

М е щ е р я к о в. Все триста тысяч?

К о в а л е в а (улыбнулась, надела темные очки). Не удивляйтесь, хочу быть смелой. Как нам сегодня быть!..

М е щ е р я к о в. Почему вы перестали писать?

К о в а л е в а (тихо). У нас времени нет, Алексей Алексеевич.

М е щ е р я к о в. Знаю, что-то случилось, а вы молчите.

К о в а л е в а (сняла очки, спокойно вытерла слезу). Я вам все скажу. Потом.

М е щ е р я к о в. А ведь вы обещали меня помнить куда больше, чем я вас…

К о в а л е в а. Я вас всегда помню. Всегда плачу, когда вспоминаю про вас. Не хотела говорить, но сейчас подумала: вдруг вам легче станет, если узнаете правду. Я вас не разлюбила. Не могу. Помните, как на всех пристанях лезла в воду, как люблю мокнуть в воде… А когда вернулась, ванная в доме стала единственным местом, где мне никто не мешал… У меня столько дел, но всегда, когда тороплюсь закончить дела, думаю, что вот сейчас залезу в воду — и никто, ни Андрей, ни Мстислав Иович, никто не войдет, и я буду одна сколько захочу и буду думать о вас… Наркомания какая-то, думаю о вас, ни о чем другом не могу, и все время, пока думаю, мне хорошо, хотя знаю, что все несбыточно… (Улыбнулась сквозь слезы.) Черт знает что! Выпала я из какого-то механизма! Стоим с вами, как на острове, а вокруг океан…

М е щ е р я к о в. Это я виноват.

К о в а л е в а (утешая его). Никто не виноват.

М е щ е р я к о в. Это я все время писал: надо подождать, немного подождать. А дом цепко держит. Держит своей полной незащищенностью, неспособностью сопротивляться. Все время хочется, чтобы кто-то стукнул кулаком и заорал — уходи! — но никто не кричит. Все предупредительны и добры, как будто реальность, которую все чувствуют и, даже уверен, знают, не существует. И мне кажется, я должен ударить их, убить и после этого возненавидеть себя…

К о в а л е в а (тихо). И меня. Я это знаю. Давно.

М е щ е р я к о в. Прошу еще раз: потерпите. Совсем немного.

К о в а л е в а. Не надо ничего делать, Алексей Алексеевич. Не стоит обманывать себя. Господи! Это же так понятно! Просто мы слишком много наобещали друг другу, как дети… Оттого, что были счастливы очень… Это же подарок судьбы. Разве такое повторится когда-нибудь? На сколько вы приехали?

М е щ е р я к о в. На рассвете должен улететь.

К о в а л е в а (быстро, точно не веря). На один день? Всего на один? Ну что же делать?! Проклятая работа!

М е щ е р я к о в. У нас есть перспектива. В ноябре я начну одну тему, в клинику ходить не надо, приеду и поселюсь тут.

Ковалева молчит, словно окаменев.

Вам не по душе такая перспектива?

К о в а л е в а (отрицательно помотала головой). Со мной никогда ничего не случалось, ни разу я не срывалась… После тридцати стала думать, что когда-нибудь сорвусь, но буду уже старая… И вот старая сорвалась. Нельзя быть смешной. Не смогу… (Молчит. Спокойно почти.) Ну вот, теперь я вам расскажу о себе. Десятого августа я ушла из дома. Не смогла жить. Просто оттого, что гадко это, нечестно. Сказала все Андрею, Мстиславу Иовичу, думала — убьют, не убили. Поплакала и ушла.

Мещеряков поднялся, торопливо закуривает.

Все произошло тихо, без сенсаций, брак наш давно изжил себя. Андрей держался дружески, благородно… Он у меня деловой, начальник монтажной конторы, весь в работе. (Поднялась.) Я бегу! Служба! Сделаем так: начиная с обеда, звоните мне через каждый час.

М е щ е р я к о в (глядя в сторону, просто). Зачем?

К о в а л е в а. Вы с ума сошли! Я же очень рада, что вы приехали! Я так и думала, что мой уход из дома вы воспримете как укор себе… Не виноваты вы! Не казните себя. Просто встреча наша помогла мне упорядочить жизнь… Звоните через каждый час, потому что, когда мой кабинет превратится в совещательную комнату, трубку я в это время снимать не имею права… Но потом, когда все уйдут, я буду сидеть и ждать и сразу сниму трубку! (Удаляясь.) Слышите? Звоните! Может, я увезу вас к себе… За город… Если удастся… Я провожу вас! Я увезу вас на рассвете в аэропорт!.. (Бежит к главной площадке.)

Навстречу ей М с т и с л а в И о в и ч. За спиной его гигантский рюкзак. Пошатывается от усталости.

Что это? Рехнулся, милый? Тут килограммов сто!

М с т и с л а в И о в и ч. Отстегни, Лена. (Вытирает пот, пока она возится с пряжками.) Руки гнутся ограниченно… Трудно надеть поклажу и снять, но нести могу сколько угодно…

Рюкзак падает на пол. Мстислав Иович опускается на него, как на стул. Неловко улыбается через силу.

К о в а л е в а (покачивая головой). Как ты это донес?

М с т и с л а в И о в и ч. Мне помог один маленький мальчик.

К о в а л е в а. Как же он тебе помог?

М с т и с л а в И о в и ч (еще тяжело дышит, растирает плечо). А шел позади в ногу и ловко так подпирал груз. Мальчик помнит меня по Дворцу пионеров, где однажды я выступал с экзотическим рассказом о поисках оловянной руды… Лена, я понимаю, нехорошо тут, в коридоре, рассиживаться, но, если можно, еще посижу… Я не позавтракал и в спешке едва успел сделать укол.

Ковалева берет его руку, считает пульс.

Почему ты не спросишь, что в рюкзаке?

К о в а л е в а. Догадываюсь.

М с т и с л а в И о в и ч. Тут все, Лена. И зимние вещи.

К о в а л е в а. Зачем же сейчас зимние вещи?

М с т и с л а в И о в и ч (встает быстро). Лена, не хитри!

К о в а л е в а. Ладно, давай запихнем это в гардеробную.

Он берется за рюкзак, она его отстраняет.

М с т и с л а в И о в и ч. Совсем не считаешь меня за мужчину.

Вдвоем волокут рюкзак по полу, дотягивают до края площадки и ногами спихивают вниз. Идут через зал, где появляется Л ю с я. Мстислав Иович ей кланяется.

К о в а л е в а. Абхазцы прибыли или нет?

Л ю с я. Не прибыли, кошмар! Час до заседания!

Ковалева, кажется, принимает известие равнодушно. Входит с Мстиславом Иовичем в кабинет, садится за стол и несколько секунд как бы собирается с силами.

М с т и с л а в И о в и ч. Скажи, пожалуйста, ты где была?

К о в а л е в а. Не имеет значения.

М с т и с л а в И о в и ч. Абхазцы — это кто? Откуда прибывают?

К о в а л е в а (не оборачиваясь). Из Абхазии, очевидно.

М с т и с л а в И о в и ч. А цель?

К о в а л е в а. Лотерейный билет.

М с т и с л а в И о в и ч (загораясь). О!

К о в а л е в а. Ты все знаешь, только помнишь плохо. (Справившись наконец с собой, достает бумаги, раскладывает.) Ну вот, садись и молчи. Начинается рабочий день. Покатится, покатится, и, глядишь, уже вечер.

М с т и с л а в И о в и ч (вытягивая из кармана сверток). Смотри, что я захватил. Бутерброды!

К о в а л е в а (обрадовавшись вдруг). Ты настоящий мужчина!

М с т и с л а в И о в и ч (доволен). А как же! А есть тут можно?

К о в а л е в а. Даже чай пьем, когда месткомовские дела задавят, на плитке греем. (Ест с удовольствием.) Составила план зимних культурных мероприятий, на партбюро утверждали, что-то, говорят, скромно очень. А я, говорю, по себе сужу. У меня свободного времени в обрез, из-за общественной работы в столовую некогда, и поэтому идей нет. В прошлом году были, а сейчас нет, отсутствие всякого присутствия. На черта стала похожа!

М с т и с л а в И о в и ч. Это тебя последний месяц из седла вышиб. Но ничего, теперь мы вдвоем, тебе легче будет.

К о в а л е в а (работает). Все! Конференцию кончили.

Взгляд, каким Мстислав Иович смотрит на Ковалеву, полон тревоги. В зале появился Н и к у л и н.

Л ю с я. Опять вы, гражданин, рано пришли.

Н и к у л и н (садясь вдали). Осудили бы, и делу конец!

М с т и с л а в И о в и ч. Ты как-то недоучитываешь, Лена… Мы с тобой совершенно свободные люди. И в смысле жилья независимы. Дача — наша собственность!

К о в а л е в а. Что только делать будем на этой даче?

М с т и с л а в И о в и ч (изумился). Как что? Жить. Пока тепло — бадминтон. Зимой — лыжи. Мне нельзя, но я буду гулять. Неужели тебя не пьянит ощущение свободы?!

К о в а л е в а. Деньги на ремонт у нас есть?

М с т и с л а в И о в и ч. Печь там хорошая, остальное я возьму на себя. Голову не забивай, мозг судьи должен быть чистым.

К о в а л е в а. И так чистый, ни одной мысли.

М с т и с л а в И о в и ч. Читаешь дело, которое сегодня?

К о в а л е в а. Которое завтра.

М с т и с л а в И о в и ч (с беспокойством). А сегодняшнее?

К о в а л е в а. Начиталась. Молчим, родной. Я его боюсь.

М с т и с л а в И о в и ч. Боишься?

К о в а л е в а. Не знаю, как решать.

М с т и с л а в И о в и ч. Ты сначала никогда не знаешь.

К о в а л е в а (находит журналы). Вот тебе «Польша», «Журнал мод» и Гражданский кодекс. Сиди и не мешай. (Работает. Закурила. Улыбнулась мимолетно.) Сегодняшним делом прокурор области сильно интересуется. Мне приятельница шепнула. Говорит, он на подобную тему диссертацию пишет.

Мстислав Иович раскрыл журнал, задумывается. Торбеев, выходя вперед, предлагает Фомину огонек для его неказистой коротенькой обшарпанной трубки.

Ф о м и н. И какова тема диссертации?

Т о р б е е в. Сорок девятая статья.

Ф о м и н. Так просто?

Т о р б е е в. Да. Сделки. Сорок девятая статья Гражданского кодекса. Я допускаю, Анатолий Иванович: родной сын перестал нравиться и старик ушел из дома, в котором прожил девять лет. Но ведь кроме сына у старика есть еще и взрослая дочь, Маргарита Мстиславна. Между нами, дура, но очаровательнейшая брюнетка, кандидат наук. Она позвонила мне. Уверяла, что старик любит Ковалеву мужской любовью. И категорически просила разрушить этот стыдный альянс.

Ф о м и н. Она не просто дура, эта ваша приятельница, она непроходимая дура. Я говорил с Ковалевой. Она промолчала.

Т о р б е е в. А если нечего было ответить?

Ф о м и н. Я думаю, она достаточно осторожна. Думаю, эта женщина отдает отчет в каждом своем поступке.

Т о р б е е в. Это железная баба! А такая была пичуга…

Ф о м и н. Георгий Николаевич, она мне нравится. Я вам хотел сказать об этом. Мне нравится ее характер. Но продолжим слушанье. И внутренне соберемся. У каждого из нас свои роли. Хоть мы и ничего не решим, а лишь определим позиции в этом кроссворде, но речь идет о ее судьбе.

Говоря, они неторопливо отходят.

М с т и с л а в И о в и ч. А что читаешь, прости? Это какое дело?

К о в а л е в а (ровно). Бульдозерист в порядке помощи два года отработал на Калимантане, а в земле там, или черт знает где, водятся микробы. И вызывают болезнь, болезнь…

М с т и с л а в И о в и ч (радостно). Микозу! Ты рассказывала, только я забыл, что потом с бульдозеристом… Подумай, какие причуды памяти: одно помнит, другое забывает…

К о в а л е в а (ровно). Потом он заболел, вернулся в СССР, вырезали легкое. Почему не сделали все прививки и не учли микозу? Кто несет ответственность? Кто посылал? Завтра вызываю специалистов по микозе.

М с т и с л а в И о в и ч. Вспомнил! Занятнейшее дело! (Молча улыбается, листает журнал. Тревожащее чувство вновь охватывает его. Смотрит на Ковалеву, боится помешать и выходит в зал. Оглядев сидящего вдали Никулина, садится возле Люси. Негромко.) Что-нибудь новенькое готовится?

Л ю с я. Авторские права на четверг, повестки выписываю. Техника, неинтересно.

М с т и с л а в И о в и ч. Не скажите, авторские права бывают захватывающе интересными. Постараюсь в четверг приехать, если Елена Михайловна возьмет меня… Вот, например, история с мерзлотной станцией. Вы помните, как плакал Гинзбург?

Л ю с я. Его фамилия Лившиц.

М с т и с л а в И о в и ч. Почему же мне помнится Гинзбург?

Л ю с я. Гинзбург — это раздел имущества.

М с т и с л а в И о в и ч. Вы правы, Люся! Плакал Лившиц!

Появляется быстрый С к о р н я к. Светлый костюм, рубашка-апаш, портфель, сверкающие туфли.

С к о р н я к (жизнерадостен, весел). Люся, привет! (Никулину, бодро, дружески.) Как себя чувствует мой доверитель? Характеристику в домоуправлении взяли?

Никулин молча протягивает характеристику.

(Бегло просматривает.) Чудно! (И устремляется к Люсе.) Не могли б, Люсенька, одолжить мне сорок копеек?

Л ю с я. Ну, обеднели адвокаты! (Роется в сумке, отсчитывает мелочь.) Получите! Извольте!

С к о р н я к (подает флакон). А вам уникальный флакончик эссенции гелиотропа. Сорок копеек — прейскурантная цена. Иначе вручить не мог! Что иначе подумают об отношениях?

Л ю с я. Отношений не было и не будет.

С к о р н я к. Ой, неизвестно! (Идет в кабинет.) Доброе утро, Елена Михайловна. Уведомляю: кроме волшебной производственной характеристики у нас волшебная с места жительства, кою мы вручим вовремя. Позвольте дело взглянуть?

К о в а л е в а (работая, суховато). Вот оно. Возьмите.

С к о р н я к. Спасибо, беру и отчаливаю. (Уходит в зал, стремительно садится за столик. Углубляется в дело.)

Мстислав Иович внезапно идет в кабинет.

М с т и с л а в И о в и ч. Лена, я знаю свое место. Я сейчас же уйду, сяду там. Но разреши, я не могу терпеть…

Ковалева спокойно смотрит на него.

У меня гнусненькое состояние, все время хочется угодничать перед тобой, подольститься… и оттого, Лена, что я сейчас полностью завишу от тебя.

К о в а л е в а. Что случилось, скажи?

М с т и с л а в И о в и ч. Дело даже не в твоем постоянном внимании ко мне… Мы с тобой родные люди по духу! Но ты недовольна, знаю. Огорчена, что я забрал зимние вещи.

Ковалева поднялась, прислонилась к столу.

Когда-то, когда ты вернулась из отпуска и объяснилась с Андреем, ты дала клятву, вернее, обещала, что, пока я жив, мы будем вместе. Пока я жив, Лена! Не так уж долго…

К о в а л е в а. Ну что дались тебе зимние вещи?

М с т и с л а в И о в и ч. Значит, поэтапно? Врать? Сначала тапочки, рубашку, а уж после шапку и валенки? В чем же смысл? Мы свободные люди! Я не ребенок.

К о в а л е в а. Ты ребенок, мой дорогой. Как ушел когда-то в тайгу ребенком, так ребенком и вернулся оттуда.

М с т и с л а в И о в и ч. Ты передумала? Хочешь жить одна?

К о в а л е в а. Не передумала, но не хочу скандала.

М с т и с л а в И о в и ч. Не нужен я им! Они славные, да, но ко мне равнодушны, хоть и дети мои! И я же не ссорюсь с ними, буду ходить в гости к Андрею, и к Маргарите… Не будет скандала!

К о в а л е в а. Не будет, и ладно. Но сегодня…

М с т и с л а в И о в и ч. Плевать! Если занята, ничего, перезимую, но я должен отчетливо знать, что ты не оставишь меня. Да? Ни при каких обстоятельствах?

К о в а л е в а. Ни при каких обстоятельствах. Я хочу, чтобы ты был спокоен. Хотя скандал будет.

М с т и с л а в И о в и ч. Все! (Улыбнулся.) Ты же пропадешь без меня! Я буду спокоен. И перестану угодничать. Можно, я останусь слушать процесс?

К о в а л е в а. Ты знаешь, что можно, процесс открытый.

Приветствуя Люсю, в кабинет идут заседатели: неторопливый, большой М о л ч а н о в и полная, рыхлая, застенчивая С о с н о в с к а я в очках.

М о л ч а н о в. Здравствуйте, уважаемая Елена Михайловна.

К о в а л е в а. Здравствуйте, товарищи заседатели. Жду вас. Садитесь. Беда, не прибыл пока ответчик из Абхазии…

С о с н о в с к а я (с доброй, робкой полуулыбкой). Вот хорошо бы отложить! Я бы дома что-нибудь поделала.

М о л ч а н о в. Ну, знаете, уважаемая Галина Петровна!

Мстислав Иович тем временем неслышно удалился в зал. Звенит прерывистый резкий телефонный звонок.

К о в а л е в а. Неужели Москва?! (Снимает трубку.) Да. Москва! Москва! Ковалева, да. (Слушает, улыбаясь. Лицо ее меняется.) Сорок восьмая статья, сорок девятая, это же всем ясно. Хорошо. Хорошо. До свиданья. (Бросила трубку, стоит молча.) Деятели! Таланты! Правильно мне сказал один человек, талант — как деньги: или они есть, или их нет… (С несчастным видом.) В кодексе нету такой статьи, какую нам нынче надо. Со всеми советовалась, у нас в областном — руками разводят. В Москву вот позвонила, просила Иванцову из Верховного Суда подумать, дать совет, давно знакомы… Подумать основательно не успела — завтра позвонит. А сегодня у нас решение должно быть готово. И решение чистенькое, товарищи заседатели! Решение наше до пленума Верховного Суда дойдет, будьте уверены! Не знаю, как это дело решать. (Помолчала, улыбнулась.) Выручайте!

Через зал быстрым шагом идут Б а б о я н и Ч а ч х а л и я. У одного портфель, у другого дорожная сумка.

Б а б о я н (на ходу). Судья там?

Л ю с я. Там!

Б а б о я н (входит в кабинет с Чачхалией). Кто судья?

К о в а л е в а. Слушаю вас.

Б а б о я н (протягивая руку). Здравствуйте, товарищ судья, мы только что с самолета.

К о в а л е в а (не подавая руки). Хотела бы знать, кто вы.

Б а б о я н. Бабоян из Сухуми, член городской коллегии адвокатов, а это мой клиент Чачхалия. Мы опоздали несколько, потому что на минутку залетали в Харьков, где я советовался с моим бывшим профессором на юридическом факультете, но это особый вопрос. Я хочу сразу сделать заявление: нам нужен переводчик.

К о в а л е в а. То есть как вам нужен переводчик?

Б а б о я н. Чачхалия слабо понимает по-русски.

К о в а л е в а (возмущена). Что же вы раньше молчали? Дали нам две телеграммы, и ни слова о переводчике. Такие вещи, товарищи, делаются заранее.

Б а б о я н. Простите.

К о в а л е в а. Мне от вашего «простите» не легче. Где сию минуту взять переводчика? Уже без пяти одиннадцать!

Б а б о я н (неуверенно). Может, я буду переводить?

К о в а л е в а. Вы разве не знаете, что не имеете права?

Б а б о я н. Конечно, знаю!

К о в а л е в а. Так вот делайте подобные предложения у себя в Сухуми, если вам это позволят там!

Б а б о я н. Простите.

К о в а л е в а. Не знаю, где вдруг взять переводчика. Я доложу о вашем заявлении председателю областного суда.

Б а б о я н. Пожалуйста. А мы пока кофе выпьем. Всего хорошего! Пока! (Стремительно уходит с Чачхалией.)

К о в а л е в а. Он кофе выпьет! Нахал! (Задумывается, горько.) Заседание откладывается на час. (Вышла в зал быстро, повторяет.) Заседание откладывается на час. (Взвинченная, направляется к Фомину и Торбееву.)

Те чинно устроились у стола в креслах.

Анатолий Иванович! (Смутилась.) Извините… Не знала, что вы не одни… Здравствуйте, Георгий Николаевич. (Фомину.) Чачхалия требует переводчика.

Ф о м и н (подумав, поглядев на Торбеева, неторопливо набирает номер. В телефон). Это Фомин. Свяжитесь срочно с учебными заведениями города. Вы знаете, как это делается. Немедленно нужен человек, знающий абхазский язык. (Положив трубку.) Не уверен, что такой человек быстро найдется.

Т о р б е е в. Я очень огорчен, Елена Михайловна.

К о в а л е в а. А почему вы огорчены?

Ф о м и н. Георгий Николаевич сегодня выступает у вас.

К о в а л е в а (изумлена). Вы сами?

Т о р б е е в. Да.

К о в а л е в а (смотрит на Фомина). Сенсация.

Ф о м и н. Присядьте. Георгий Николаевич сегодня даже отказался от одного интересного дела, послал старшего помощника. Помните это таинственное убийство в леспромхозе? И зашел вот ко мне, ждет.

Т о р б е е в. Перемывали ваши косточки.

К о в а л е в а. Польщена.

Ф о м и н (настойчиво). Присядьте.

Ковалева садится. Насторожена несколько.

Георгий Николаевич, я хочу вам представить Елену Михайловну Ковалеву…

Т о р б е е в (с усмешкой). Ой, давно мы знакомы!

Ф о м и н (невозмутимо). Я хочу вам представить Елену Михайловну Ковалеву в качестве заместителя председателя областного суда по гражданским делам.

Ковалева непонимающе смотрит на него.

Правда, эта некая Ковалева согласия еще не дала, но надеюсь, даст и станет моим замом. (Весело.) Как расцениваете это?

Т о р б е е в. Рад. Что ж… Приветствую. Мы с уважением относимся к товарищу Ковалевой. Хотелось бы посоветовать при этом, чтобы по принципиальным делам больше прислушивалась к нашему мнению.

Ф о м и н (все так же весело). А не прислушивается?

Т о р б е е в. Бывает. И процент брака в работе высок. По нашим протестам в прошлом квартале у Елены Михайловны отменены два решения и одно изменено.

К о в а л е в а. В прошлом квартале, мне помнится, вы направили по моим решениям шесть протестов, и только два из них были удовлетворены Верховным Судом.

Т о р б е е в. Дело делу рознь.

К о в а л е в а. Я понимаю, что вы хотите сказать. Вы хотите сказать, что иск, который сегодня поддерживает лично прокурор области, имеет особое значение.

Т о р б е е в (смеется). Очень догадливы! (Поднимается. Легко, Фомину.) Отдаю должное, Анатолий Иванович: вы подобрали хорошего зама. Я ухожу. Работы невпроворот. Надеюсь, как появится переводчик, мне дадут знать.

Ф о м и н. Вам немедленно позвонят.

Т о р б е е в уходит. Ковалева встала. Молчание.

Я вижу, у вас конфликтные отношения… Вы можете отказаться, я передам дело другому судье.

Ковалева отрицательно покачала головой.

Будьте предельно внимательны.

Ковалева молчит, суховато раздумывая.

Хотите боржому? Ледяного?

К о в а л е в а. Хочу жить без процентов. Неинтересно мне, Анатолий Иванович, если работу мою оценивают процентами. Не хочу бояться процентов!

Ф о м и н (ровно). Не надо бояться.

К о в а л е в а. А я боюсь.

Ф о м и н (повторяет жестче). Не надо бояться.

К о в а л е в а. А я чувствую, что боюсь.

Ф о м и н (рассердившись). Ну что вы затвердили одно! Что вы, в конце концов, врете на себя, дорогая, уважаемая!

К о в а л е в а (вдруг, живо). Анатолий Иванович, это когда же вы предлагали мне стать вашим замом?

Ф о м и н. Никогда не предлагал.

Ковалева смотрит на него, не сводя глаз.

Считал это нужным сказать сейчас. И предложу. Хотя знаю, что вы не пойдете.

К о в а л е в а (спокойно, весело). Что — мои дела плохи?

Ф о м и н. Нормальны. Наша профессия конфликтна. Такая уж она есть. Судопроизводство, знаете, есть п р о и з в о д с т в о. Идите, я занят. И не мешайте мне. И будьте в своем деле предельно внимательны. Это все, что я могу сказать вам. Вы независимы. Вы подчинены его величеству Закону. И никому больше, уважаемая. Вы заставили меня своими вопросами превратиться в чтеца-декламатора. (Садится за стол.) Ну, что вы стоите?

К о в а л е в а. У меня нет переводчика.

Ф о м и н. Ну, садитесь, подождем. Она там сейчас всех обзванивает… Найдем переводчика, пошлем машину за ним.

Ковалева садится, продолжая изучать Фомина.

(Поработав молча.) Да, независимость надо уметь отстаивать. Надо уметь подтверждать право на нее. Это закономерно. Ибо нет большего доверия в государственном устройстве, чем независимость, даваемая суду.

Главная площадка, где состоится суд, начинает заполняться. Приходит М а р и я, жена Никулина, садится рядом с ним. Садятся на свои места з а с е д а т е л и. Приходит о б р а з о в а н н а я д а м а с в ы с о к о й п р и ч е с к о й, приносит вязанье, сразу начинает работать спицами. Возвращаются Б а б о я н и Ч а ч х а л и я, у каждого из них свое место.

(Поработав еще.) Да, могу согласиться: в отделе юстиции при обсуждении кандидатур судей первостепенное значение придают количеству отмен.

К о в а л е в а. Очень точно подсчитывают проценты! Это и в торговле удобно, Анатолий Иванович. И в промышленности. А качественная сторона? А сложность дела? Одно — кража на базаре, другое — крупное государственное хищение за счет неучтенной продукции. В первом случае полная очевидность, во втором — полная спорность и вины и ответственности. Цифры — это не абсолютный критерий. И у судьи, и у токаря! К чему приводит процентомания? Судья не ищет, не бунтует, а руководствуется сложившейся в верхах точкой зрения, и отмен нет. А что, я хуже некоторых? Еще так могу приспособиться. У меня вот такие проценты будут! (Показывает большой палец.)

С бумагами, углубленный в себя, на главной площадке появляется Т о р б е е в. Занимает свое место.

Ф о м и н. Подумать только, Анатолий Иванович Фомин стал судьей! Два года назад вызвали на бюро обкома — и даже спорить не дали. (Встал, прошелся.) Фантасмагорическая судьба! Философский факультет. МИФЛИ. Финский фронт. Первое ранение. Военный следователь. Отечественная война. В двадцать восемь лет прокурор армии. Второе ранение. Я в этот город на костылях прибыл, думал, все кончено. Два года каторжной, безнадежной гимнастики… Прокурор города. Прокурор области. Помню, как пришел к нам на практику с третьего курса Юра Торбеев… О чем вы думаете?

К о в а л е в а. А возможно, Юра Торбеев прав, и все надо забрать в доход государства: и билет, и пятнадцать тысяч…

Ф о м и н. Не знаю, судья, не знаю, все может быть.

Поднялась Люся. Направляется в кабинет Фомина. Следом идет Бабоян. Останавливается на расстоянии.

Л ю с я. Разрешите? Переводчик не нужен.

К о в а л е в а. Это почему же не нужен?

Л ю с я. Сухумский адвокат Бабоян говорит — не нужен.

К о в а л е в а (Фомину). Бабоян сделал официальное заявление.

Ф о м и н. Идите, Люся, нарушать закон мы не можем.

Л ю с я (зовет). Товарищ Бабоян, зайдите, пожалуйста.

Б а б о я н (подходит). Прошу прощенья. Здравствуйте. Мой клиент действительно не блестяще знает русский язык, но все же неплохо знает и абсолютно все понимает.

К о в а л е в а. Он что — подучился за это время?

Б а б о я н. Вы понимаете, мы посоветовались. Нет резона откладывать слушанье. У нас были опасения и прошли. Я сделал официальное заявление, что нам нужен переводчик. Теперь делаю другое совершенно официальное заявление: нам переводчик не нужен.

Ковалева идет на площадку и занимает судейское кресло. Возвращаются на свои места Люся и Бабоян.

К о в а л е в а. Итак, чтобы получить консультацию, вы на минуточку залетели в Харьков к профессору, где учились…

Б а б о я н. Да! Он заведует кафедрой. Он считает конфискацию суммы, уплаченной за билет, недопустимой!

К о в а л е в а. В нашем городе есть точно такая же кафедра и не менее известный профессор. Я обращалась к нему за консультацией. Наш профессор считает конфискацию обязательной и непременной. Просьбу о приобщении к делу документа, выданного вам харьковским профессором, суд отклоняет. Но документ можете нам прочесть.

Б а б о я н. Спасибо. (Читает.) «Первое. Эта сделка, безусловно, является недействительной, так как не соответствует требованиям закона. В скобках: установленным правилам приобретения гражданами в личное пользование легковых машин. Второе. Должна ли эта сделка признаваться недействительной по статье сорок восьмой или сорок девятой гражданского кодекса РСФСР, должно решаться с учетом конкретных обстоятельств. Если сделкой не был причинен материальный ущерб государству и деньги, уплаченные по сделке, являются трудовыми, сделка должна признаваться недействительной по статье сорок восьмой. Если же уплаченные деньги являются нетрудовыми доходами и сделкой причинен материальный ущерб государству или сделка является спекулятивной, то она должна признаваться недействительной по статье сорок девятой с конфискацией всего полученного по сделке в доход государства…»

К о в а л е в а. Товарищ Бабоян! Это хрестоматийные истины.

Б а б о я н. Разрешите продолжить?

К о в а л е в а. Очень длинно! Там слишком много страниц!

Б а б о я н. Позвольте хотя бы кратко, своими словами?

К о в а л е в а. Очень кратко!

Б а б о я н (заглядывая в бумаги). Статья сорок девятая предусматривает карательные санкции в отношении сделок, совершенных с целью, заведомо противной интересам социалистического государства и общества. Неизвестно, насколько прав прокурор, требуя применения статьи сорок девятой, но статья сорок девятая и судебная практика еще не знали случаев, чтобы по подобным сделкам, когда предмет сделки не изъят из гражданского оборота, можно было бы применить карательные санкции. Этого не может не знать прокурор. Нигде не сказано, что лотерейный билет изъят из гражданского оборота или же запрещено его приобретение в случае выигрыша. Можно предположить, что честь мундира не позволяет прокурору отступить от неправильно занятой позиции…

К о в а л е в а. Минуточку! Если вы еще раз допустите такие выражения, как честь мундира…

Б а б о я н. Простите. Это выражение харьковского профессора. Я больше не допущу таких выражений. Другое дело — незаконные валютные операции, указывает профессор, извлечение нетрудовых доходов, явная продажа земельных участков и тому подобное. Я заканчиваю изложение, простите. Что же касается покупки лотерейных билетов, то судебная практика еще не знала подобных случаев. И надо помнить, что лотерейные билеты выпускаются в обращение для народа и в интересах народа! В данном случае ничьи интересы не нарушены и не подорваны.

К о в а л е в а. Достаточно. Садитесь, товарищ Бабоян.

Б а б о я н. Закон, запрещающий продажу или переуступку лотерейных билетов, в советском законодательстве отсутствует, безотносительно к тому, пали на них выигрыши или нет…

К о в а л е в а. Вы злоупотребляете нашим терпением. Я считаю, мы зря потеряли несколько минут.

Бабоян с покорным видом садится.

М о л ч а н о в. У меня вопрос прокурору.

К о в а л е в а. Товарищ Торбеев, ответьте заседателю.

М о л ч а н о в. Уточните, в чем вы видите умысел ответчиков?

Т о р б е е в (поднявшись). Пожалуйста. Умысел Никулина в том, что он получил от Чачхалии намного больше, чем получил бы через сберкассу. Оба ответчика нарушили постановление правительства о порядке продажи машин. Оба совершили сделку с целью, заведомо противной интересам государства и общества.

М о л ч а н о в. Благодарю.

К о в а л е в а. Товарищ Скорняк, вы исчерпали ваши вопросы?

С к о р н я к (поднявшись). Нет. У меня вопрос истцу.

К о в а л е в а (поправляет). Вы задаете вопрос прокурору.

С к о р н я к. Я задаю вопрос прокурору, но, поскольку прокурор на сей раз является одной из сторон, мне кажется, я задаю вопрос истцу.

К о в а л е в а. Это вам кажется. Прокурор в любой его форме участия в гражданском процессе всегда остается представителем прокуратуры как органа высшего надзора за законностью и обоснованностью судебных решений, определений, постановлений.

Т о р б е е в. Благодарю вас, товарищ судья.

С к о р н я к. У меня вопрос прокурору: что продал Никулин?

Т о р б е е в. Автомашину стоимостью девять тысяч шестьсот.

С к о р н я к. Виноват! Что он передавал из рук в руки?

Т о р б е е в. Лотерейный билет, но…

С к о р н я к. Это удовлетворительный ответ. Никулин продал лотерейный билет.

Т о р б е е в. Вы меня перебили. Да, был продан билет, но билет, уже выигравший автомашину «Волга».

С к о р н я к. Если согласиться, то ответ ваш формулируется иначе: продано было право на приобретение…

Т о р б е е в. Я что-то не улавливаю разницы в данном случае между вещью и узаконенным правом на нее.

С к о р н я к. Нет закона, запрещающего продавать право.

Т о р б е е в (улыбаясь). Вы хотели бы получить такой ответ: продан всего лишь билет в чистом виде. Такого ответа я вам не дам. Отвечаю точнее. Покупая билет, Чачхалия знал, что он покупает автомашину. Продавая билет, Никулин знал, что продает автомобиль.

К о в а л е в а. Прекрасный ответ! Достаточно.

Т о р б е е в. И мог бы добавить. Абсолютно зная, что продают, ответчики компрометировали общегосударственное мероприятие, каким является сама лотерея.

С к о р н я к. Я задаю прокурору вопрос следующий и пока последний: какой билет продал Никулин?

Т о р б е е в. Лотерейный.

С к о р н я к. Я спрашиваю: билет какой лотереи?

Т о р б е е в. Автомотолотереи.

С к о р н я к. Выпущенный организацией, именуемой ДОСААФ?

Т о р б е е в. Верно! Что из этого следует?

С к о р н я к. Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту государственным учреждением не является. Проданный билет, таким образом, отношения к государству не имеет.

К о в а л е в а. Достаточно. Остальное в прениях.

Т о р б е е в. У меня невыясненный вопрос к Чачхалии.

К о в а л е в а. Задайте. Встаньте, Чачхалия.

Т о р б е е в. Вопрос необычайно простой. Скажите, гражданин Чачхалия, почему вы решили купить билет?

Ч а ч х а л и я. Потому что… Потому что продавался билет.

Т о р б е е в. Не совсем то, что я хотел, но ответ интересен: Чачхалия купил билет потому, что билет продавался.

С к о р н я к. Товарищ судья, я решительно возражаю. Никто не установил пока, что билет продавался. Был продан, да, но не продавался. Поскольку в гражданском процессе существует понятие большей или меньшей виновности, поэтому…

К о в а л е в а. Ясно. Считаю возражение серьезным.

Т о р б е е в. Тогда позвольте продолжить?

К о в а л е в а. Пожалуйста.

Т о р б е е в. Скажите, Чачхалия, вы были в автомагазине, познакомились с Никулиным, но кто к кому подошел?

Ч а ч х а л и я (указывая на Никулина). Он ко мне подошел.

Т о р б е е в. Как вы подошли, Никулин, что сказали?

К о в а л е в а. Встаньте, Никулин.

Н и к у л и н (поднимается, некоторое время молчит). Прошу учесть, что я рабочий человек, и вернуть мне билет.

К о в а л е в а. Вы сейчас стоите перед нами как продавец. С какими словами вы подошли к Чачхалии?

Н и к у л и н. Не помню.

Т о р б е е в. Итак, Никулин не отрицает, что подошел.

С к о р н я к. Товарищ судья, это недоразумение, поверьте!

К о в а л е в а. Хорошо, спросите вы.

С к о р н я к. Скажите, Чачхалия, кто к кому подошел?

Ч а ч х а л и я. Он ко мне подошел. Сказал: билет хочешь?

С к о р н я к. Мне кажется, вы забыли, Чачхалия. Вы согласны, что вы забыли несколько обстоятельства встречи?

Б а б о я н. Возражаю против такой постановки вопроса.

К о в а л е в а. Возражение принято. (Скорняку.) Спросите иначе.

С к о р н я к. Вы, кажется, говорили, что в магазине к вам подошел какой-то русский таксист и какой-то мингрел, так?

Ч а ч х а л и я. Да, правильно, мингрел говорил со мной на моем языке, я обрадовался!..

С к о р н я к. Вы говорили также, если я правильно понял, что мингрел и русский таксист свели вас с Никулиным?

Ч а ч х а л и я. Да, правильно!

Т о р б е е в. Не понимаю роли этих случайных людей!

К о в а л е в а. Суд намерен это выяснить.

С к о р н я к. Разрешите объяснить?

К о в а л е в а. Нет. Мы не разрешим сейчас объяснять. Гражданин Никулин, кто же к кому подошел?

Н и к у л и н (встал). Они там околачивались…

К о в а л е в а. Кто?

Н и к у л и н. Ну, эти… Ко мне подошел этот… Мингрел этот. Говорит: что продаешь? Я говорю: не продаю ничего, я «Волгу» выиграл, пришел посмотреть. Он говорит: продай билет одному человеку. Таксист тоже говорит: продай. И подвели его…

Б а б о я н. Позвольте мне, товарищ судья?

К о в а л е в а. Потерпите.

Б а б о я н. Но я бы хотел сейчас…

К о в а л е в а. А я вам сказала — потерпите. Суд ведет исследование, прошу вас не мешать суду.

Б а б о я н. Но я хотел именно помочь суду.

К о в а л е в а. Послушайте, как вы смеете спорить? С судом не спорят, товарищ Бабоян. Вы поняли? Это плохо кончится.

Б а б о я н. Понял, спасибо. Извините.

К о в а л е в а. Встаньте, Чачхалия. Вас подвели к Никулину?

Ч а ч х а л и я (встает). Мингрел говорит, пойдем, я пошел к нему, а он пошел ко мне…

К о в а л е в а. Вы знали этого мингрела раньше?

Ч а ч х а л и я. Откуда знал? Совсем не знал! Он говорит: дашь мне сто рублей и таксисту пятьдесят. Я говорю: дам.

К о в а л е в а. Комиссионные?

Ч а ч х а л и я. Я не понимаю это слово.

К о в а л е в а. За что они просили деньги?

Ч а ч х а л и я. За то, что к нему подвели.

К о в а л е в а. Товарищ прокурор, у вас есть вопросы?

Т о р б е е в. Если можно, чуть позже.

К о в а л е в а. Я обращаюсь к ответчикам и их представителям. У вас есть вопросы?

С к о р н я к. У меня вопрос Чачхалии. Скажите, гражданин Чачхалия, какую цену вы предложили Никулину?

Ч а ч х а л и я. Я не предлагал, он сам предлагал.

С к о р н я к. Вы хорошо это помните?

К о в а л е в а. Мне не нравится, товарищ Скорняк, что вы все время подозреваете ответчика Чачхалию в забывчивости. Скажите, Никулин, какую цену вы предложили за билет?

Н и к у л и н. Я не предлагал, врет он.

Ч а ч х а л и я. Сам врешь!

К о в а л е в а. Никулин, вы не должны оскорблять Чачхалию. Вас, Чачхалия, я также предупреждаю. Суду необходимо выяснить, кто назначил цену. Мы ждем ответа.

Ч а ч х а л и я. Мингрел сказал цену!

К о в а л е в а. Опять мингрел! (Заседателю.) Фантастика!

Б а б о я н. Позвольте высказать предположение?

К о в а л е в а. Разрешаю вам высказать предположение.

Б а б о я н. Вполне возможно, что цену назначил мингрел. Мы не знаем, кто он. Назвал себя мингрелом, но, возможно, был осетином, черкесом или даргинцем, словом, человеком, знающим кавказские языки…

К о в а л е в а. Не понимаю, что вы хотите сказать. Мы здесь не занимаемся национальным вопросом. Если вы хотите сказать, что все национальности в нашей стране равны, это мы и без вас знаем. В этом зале и русский таксист и мингрел пользуются равными правами. Нельзя так расточительно тратить время. Заседаем около трех часов, и неизвестно, когда перейдем к прениям.

Б а б о я н. Я хочу сказать, этот условный мингрел является, по-видимому, самодеятельным маклером, а посему знает рыночную конъюнктуру. Можно допустить такое объяснение и поверить Чачхалии.

К о в а л е в а. Допустить все можно. Попробуем допустить. (Чачхалии.) Что же сказал вам о цене условный мингрел?

Ч а ч х а л и я. Дай, говорит, этому парню пятнадцать тысяч.

К о в а л е в а. Вам не показалось, что это очень много? Вы не стали спорить?

Ч а ч х а л и я. Не стал.

К о в а л е в а. Почему не стали спорить?

Ч а ч х а л и я. Не помню.

К о в а л е в а. Может быть, вы хорошо знали цены? Сколько стоит в ваших краях «Волга» на черном рынке?

Ч а ч х а л и я. Не знаю.

К о в а л е в а. Не продают?

Ч а ч х а л и я. Продают, но никому не говорят.

Б а б о я н. Я знаю, товарищ судья. В наших краях «Волга» на черном рынке стоит до двадцати тысяч.

С к о р н я к. В наших краях то же самое!

Т о р б е е в. Позвольте одно короткое замечание?

К о в а л е в а. Пожалуйста.

Т о р б е е в. Сейчас мне кажется, мы можем уверенно констатировать, что в сделке не было ничего случайного. Сделка была выгодна как для Чачхалии, так и для Никулина.

С к о р н я к. С той разницей, простите, что Никулин не знал цен черного рынка. Он не шофер, никогда не собирался приобретать машину. У него не было посредника, посредник возник случайно. (Ковалевой.) Извините.

К о в а л е в а. Продолжайте.

С к о р н я к. Главное доказательство его неподготовленности и незнания в том, что, не торгуясь, сразу отдал билет за пятнадцать тысяч. Иначе он бы потребовал двадцать тысяч, и Чачхалия, по-видимому, дал бы их! Дали бы, Чачхалия?

Ч а ч х а л и я. Дал бы! Конечно! Я честный человек!

Т о р б е е в. Это очень милое объяснение, но Никулин, даже если не знал цен, подработать хотел. Убежден, что в магазин он пришел не случайно.

К о в а л е в а. Вы убеждены, но суд пока не располагает такими данными.

М о л ч а н о в. У меня вопрос к Никулину.

К о в а л е в а. Гражданин Никулин, ответьте заседателю.

М о л ч а н о в. Зачем вы пришли в автомагазин?

Т о р б е е в (негромко). Мы уже слышали это.

К о в а л е в а. Встаньте, Никулин. Повторите. Коротко.

Н и к у л и н. В тот день я поехал в центр ремонтировать импортные ботинки…

К о в а л е в а. Про ботинки не надо. Объясните просто, с чего это вас потянуло в магазин?

Н и к у л и н. Вот, например, покупали мы с Марией, с моей женой, румынский гарнитур, у нас еще денег не хватало, а мы уже каждый вечер ходили смотреть, как он выглядит…

К о в а л е в а. Продолжайте, продолжайте!

Н и к у л и н. Хотелось поглядеть, как она выглядит, моя «Волга»… Ну, конечно, можно на улице поглядеть… Но там чужие машины, а тут, может, вот она, моя стоит… Как бы сказать… Хотел полюбоваться своим несбывшимся счастьем…

К о в а л е в а. Довольно. Гражданка Никулина, ответьте, пожалуйста, суду. Почему вы предпочли деньги, а не машину?

М а р и я (встала). Во-первых, обслуживание недешево, бензина много идет. Во-вторых, есть много дыр. И то надо, и это, пианино неплохо купить… Что мы решаем? Берем деньги по выигрышу. За три тыщи покупаем «Запорожец», а остальные куда хотим…

К о в а л е в а. Благодарю вас. Садитесь.

М а р и я (не садясь). Могу сама два слова сказать?

К о в а л е в а (помедлив, посоветовавшись с заседателями). Скажите.

М а р и я. Не надо нам никаких денег! Мы неплохо обеспечены. Матвей сто шестьдесят имеет плюс прогрессивка, я сто десять, один ребенок, я работаю на техскладе… Хватает! Бог с ним, с выигрышем! Но мы уже из этого выигрыша сто двадцать пропили! Как тут быть?

К о в а л е в а. Вы пьющие?

М а р и я. Ни-ни! Мы трезвые. Матвей выпивает редко. Нормально. Но такой выигрыш! Соседи пришли, товарищи, весь дом, а дом у нас пять этажей… Как не отметить?

На краю площадки появляется М е щ е р я к о в.

К о в а л е в а (несколько мгновений изумленно и строго смотрит на него). Гражданин, что вы встали там как свечка?

Мещеряков неловко топчется на месте.

Хотите слушать — садитесь. К нам ходят без пропусков…

Мещеряков садится рядом с Мстиславом Иовичем.

(Посовещавшись с заседателями.) Объявляется перерыв на четверть часа.

Все подымаются. Неторопливо расхаживают[1].

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Где-то звучит музыка. Сцена как бы подернулась дымкой — это табачный дым. К о в а л е в а, зажигая сигарету, на миг останавливается около М е щ е р я к о в а. Он поднялся, взволнованный. Ничего не сказали друг другу. Ковалева прошла вперед, присела на подлокотник кресла, одиноко курит. К ней подошел Т о р б е е в.

Т о р б е е в. Не сочтите бестактностью, но я бы хотел сказать вам, что думаю об этом деле.

К о в а л е в а (спокойно, устало). Не надо, Георгий Николаевич. Я знаю, что вы думаете об этом деле.

Т о р б е е в (подойдя к Фомину, с иронией). Суд хочет есть, суд хочет курить, суд испытывает жажду, он ничем не отличается от остальных граждан! Этот второй перерыв, назначенный только потому, что всем захотелось покурить, тянется слишком долго.

Ф о м и н. Да, все несколько затянулось. Нам осталось немного. Впереди у нас прения сторон, совещательная комната и само решение. Прения сторон — единственное, что удалось мне послушать днем во время процесса. Это было довольно скучно, я говорю не в упрек. Некоторые мысли об издержках в воспитательной работе среди населения, высказанные вами, были глубоки и уместны. Я вообще люблю, когда прокурор, если он владеет словом, использует трибуну не только в узкоутилитарном смысле, но и заявляет себя как патриот, заинтересованный даже в отдаленнейших последствиях того решения, которого требует.

Т о р б е е в. Речь сегодня не обо мне, Анатолий Иванович. (Ковалевой.) Не понимаю, Елена Михайловна, почему мы должны играть все, включая перерывы, тогда как нас интересует одно: мотивы, по которым вы отказали мне в иске. В вашей воле прервать к чертям этот перерыв, и мы двинемся дальше.

К о в а л е в а. Нет, мы не прервем к чертям перерыв. У нас были перерывы в заседании, но не было перерывов в жизни. Жизнь текла своим чередом. И тут я не уступлю ничего. Рассматривайте это как мои добровольные показания.

Т о р б е е в. Ну, зачем так остро ставить вопрос?

К о в а л е в а. Не нужны нам кривые ходы, Георгий Николаевич. Все в нашей жизни взаимосвязано, слишком от многого мы зависим. От настроения, от симпатии ближних, от собственного прошлого, от характера, от воспитания, от собственной трусости, наконец… И если встал вопрос, дружеский милый вопрос, — имею ли я право быть судьей? — я отвечу на него так: а кто будет после меня? И мне не хочется уступать стул. Просто до слез не хочется. Потому что в моей работе острота есть, можно пользу принести, грязь изобличить, справедливость откопать… Словом, мы сейчас вспомним и восстановим перерыв. Между прочим, во втором перерыве вы как раз подошли ко мне и почему-то заговорили о старике… Я удивилась, что ни слова не сказали о Мещерякове… (Вздохнув, миролюбиво вдруг, признаваясь.) Правда, вы еще не знали, что это он…

Т о р б е е в (с улыбкой). Да, я заметил: этот человек пришел и ушел. А ведь вы просили его всего лишь звонить… Он что — так и не позвонил после?

К о в а л е в а. Знаешь, Юра, не теряй времени, дорогой!..

Ф о м и н. Восстановим перерыв. Что говорили вы о старике, Георгий Николаевич?

Т о р б е е в (проходит медленно среди участников и останавливается возле Ковалевой. Говорит твердо). Одно пожелание, оно не понравится вам. Я мог бы равнодушно промолчать, но это доброе замечание коллеги. К спору нашему о лотерейном билете оно не относится, и это не замечание, а совет.

Ковалева подняла на него глаза.

В зале заседаний я вижу вашего бывшего свекра. Отправьте его домой, Елена Михайловна. К его родным детям!

Ковалева поднялась, темнея, молчит.

(Тоном добрым.) Конечно же, вы лечили его, ухаживали и, как обаятельная женщина, дали, видимо, еще нечто такое, неуловимое, некий психологический допинг, вызывающий новый интерес к жизни, а в этом никто так не нуждается остро, как старики… Но есть и другая, уязвленная сторона. Страшно подумать, в каких грехах она способна вас обвинить. Зная решимость той, другой стороны, я хочу оберечь вас. Репутация ваша должна быть примерной.

Ковалева обернулась к Фомину. Тот молчит.

Это наш крест, Елена Михайловна. Да, хорошая репутация всем нужна, но для нас с вами это качество профессиональное. (Озадаченный ее холодным молчанием.) Извините. Я говорил как товарищ.

Ковалева бросила взгляд на площадку и, задумавшись, села, заняв прежнее положение. Торбеев возвращается к Фомину. Мстислав Иович возится с металлической коробкой.

М е щ е р я к о в. Как думаете, надолго затянется заседание?

М с т и с л а в И о в и ч. Судебное заседание как жизнь. Возникают самые неожиданные повороты. (Тихо.) Товарищ, будьте добры, загородите меня… (Объясняет, смущенно улыбаясь.) У меня в этой коробочке наполненный шприц. Приходится колоться два раза в день… Это инсулин.

К о в а л е в а (вдруг спокойно, Торбееву). Георгий Николаевич, сегодня же мой свекор будет отправлен к родным детям. Я сейчас же скажу ему.

М е щ е р я к о в. Позвольте, я сделаю укол?

М с т и с л а в И о в и ч. Умеете?

М е щ е р я к о в. Я врач.

М с т и с л а в И о в и ч (закатывая рукав). Я, в общем, сам наловчился, хотя по утрам обычно меня колет моя сноха…

Мещеряков быстро взглядывает на него.

Что вас так удивило?

М е щ е р я к о в (делает укол). Нет, ничего.

М с т и с л а в И о в и ч. Спасибо. Инсулин изумителен. Я знаю лишь одно средство, равное по эффективности.

М е щ е р я к о в. Какое?

М с т и с л а в И о в и ч. Не поверите. Рыбий жир.

М е щ е р я к о в. Болели куриной слепотой?

М с т и с л а в И о в и ч. Да. На Севере. В условиях зверского полиавитаминоза. На Таймыре. Не бывали?

М е щ е р я к о в. Год назад был в Норильске.

М с т и с л а в И о в и ч (с гигантским интересом). По делам?

Мещеряков кивает, смотрит на часы.

Часы ничего не определят. Прения сторон много времени не займут, но затем суд удалится на совещание.

М е щ е р я к о в. На сколько?

М с т и с л а в И о в и ч (улыбаясь). Диапазон тут до десяти суток, то есть все может быть. Вот тот заседатель, если обратили внимание, он сидит слева, вдумчивый и нестандартный человек, Иван Александрович Молчанов, зуборезчик с завода имени Куйбышева. Не исключена схватка… (Тонко улыбаясь.) Вы предполагаете, очевидно, что я юрист?

М е щ е р я к о в. Я догадался, кто вы.

М с т и с л а в И о в и ч (недоверчиво). Я геолог.

М е щ е р я к о в. Я знаю.

М с т и с л а в И о в и ч. Не назовете себя?

М е щ е р я к о в. Мещеряков.

М с т и с л а в И о в и ч (молчит, весьма смущенный). А я вот геолог. И старик. У стариков масса свободного времени. Я прихожу в суд как в театр. Меня это всегда волнует. Чувствуешь себя не отторгнутым от жизни и сам как бы активно участвуешь в ней. Если бы меня лишили этой возможности, я бы утратил много. Я смотрю из зала на эту невысокую скромную женщину, ведущую заседание, и думаю о том, что каждый день в этом зале ею свершаются маленькие гражданские подвиги, и мне кажется, что я свершаю их вместе с ней… Как вы догадались обо мне, позвольте спросить?

М е щ е р я к о в. Само ваше присутствие здесь, плюс интуиция, плюс некоторые детали. Например, инсулин.

М с т и с л а в И о в и ч (приятно пораженный). Она говорила вам, что у меня диабет?

М е щ е р я к о в. Да.

М с т и с л а в И о в и ч (не сразу). Вы не должны сердиться, что она не подошла к вам, хотя и перерыв… Она не может. Она на работе. Вы должны помнить, ей трудно живется. Она бодрится и даже часто смеется, но… Извините великодушно, вы должны быть бережны.

Мещеряков молчит, глядя в пустоту.

Что сейчас представляет из себя Норильск? Это не праздный вопрос. Перед вами один из первооткрывателей тамошних руд…

М е щ е р я к о в. Я мало видел. Был с ассистентом, мы оперировали. Один раз в театр ходили. (И помолчав.) Все должно приходить вовремя. (Молчит.)

М с т и с л а в И о в и ч. Хочу признаться…

Мещеряков смотрит на него.

(Пересиливая себя, улыбаясь.) Когда я узнал о вашем существовании, я ревновал. И сильно. Но говорю об этом, конечно, с юмором. И когда закончу мысль, вы, несомненно, поверите, что я вам друг. Общественная жизнь имеет большое значение. Но и личную жизнь недооценивать нельзя. За ней надо следить. И вовремя видоизменять. Жить надо с теми, кого любишь. Иные считают — с теми, кто слабее. Это обман. В итоге — злой и бессмысленный.

М е щ е р я к о в. Есть обстоятельства выше нас.

М с т и с л а в И о в и ч. Дети у вас взрослые?

М е щ е р я к о в. В общем, да…

М с т и с л а в И о в и ч (наблюдая за ним). Вы явились сюда по собственной инициативе или приглашены?

М е щ е р я к о в. Сам явился. Надо уйти?

М с т и с л а в И о в и ч (осторожно). Мне кажется, она нервничает. (Помолчав, он встает.) Извините, я должен отправиться в буфет. После укола мне необходимо съесть что-нибудь сладкое. (Отходит, тревожно задумывается. Смотрит на Мещерякова.)

М е щ е р я к о в уходит. Участники смотрят вслед ему.

К о в а л е в а (издали). Ты где был?

М с т и с л а в И о в и ч. Я уже два раза в буфете был!

К о в а л е в а. Мне надо серьезно поговорить с тобой.

Т о р б е е в (подняв руку, решительно). Остановитесь! (Фомину.) Объяснение, которое сейчас начнется, мы не должны слушать. Пусть Елена Михайловна выпроваживает старика сама. Зрелище слишком тягостное и удручающее. Было бы величайшей бестактностью, если бы мы приняли в нем участие.

Ф о м и н (помолчав, грустно). Хорошо. Займите это кресло, и мы пойдем дальше не без пользы для поставленной нами задачи.

Торбеев сел. Мстислав Иович, напряженно слушавший весь разговор, опустив голову, отходит в сторону. Ковалева села на прежнее место.

(Пройдясь, садится вблизи Торбеева.) Эту смешную историю могу открыть только вам. Непосвященные не поверят и не поймут. Сергей Юрьевич Головко был председателем военного трибунала. Когда бы я ни выступал в роли обвинителя, я никогда не получал у него того, что просил. Получал больше, получал меньше, но не было случая, чтобы Сергей Юрьевич Головко удовлетворил мои требования в точной мере. Через много лет, когда Сергей Юрьевич стал стариком, он признался, и благодушно довольно, что не любил меня, просто терпеть не мог! И в этом, оказывается, все дело. Один грех: он не мог вспомнить, как искренне ни старался, совершенно не мог вспомнить, за что он меня не любил. Беда в том, что мы люди. И счастье в том, что мы люди. И даже когда все передоверят мыслящим машинам, судопроизводство, если сохранится, будут вершить только люди!

Глядя на Фомина, Торбеев улыбается.

Так случилось стихийно, и мы сейчас сами не признаемся себе в этом, но мы сейчас судим Ковалеву. Т о л ь к о к а к л ю д и, скажем мы, которые везде судят — дома, в гостях, в трамвае. А не треснет ли ее судьба от такого легкого людского суда! Какими бы добряками мы ни представлялись самим себе, но за нами, за вами и мной, — огромное партийное и государственное влияние. Я не говорю власть — влияние! (С суховатой улыбкой.) Четырнадцатого декабря исполнится веление Конституции: депутаты областного Совета снова на пять лет будут избирать областных судей. Выйдет какой-нибудь человек — и ничего особенного не скажет, а скажет тихим голосом, что Елена Михайловна Ковалева набитая дура… Ударить нетрудно! Ударить вообще никого нетрудно! (Строго, четко, определенно, не пытаясь ничего приукрасить.) Я вижу в ней работника сильного, опытного, бесспорно грамотного, но ошибки у нее были.

Т о р б е е в. Наконец-то! Слово сказано! И слово точное!

Ф о м и н. Что ж, я не слеп.

Т о р б е е в (поднимаясь). Вы дивно молоды, Анатолий Иванович! Я кажусь себе в сравнении с вами старцем. И меня беспокоит, что на дворе уже ночь. Мы сейчас с вами наедине. Я согласился на собеседование потому только, что с младых ногтей всегда прислушивался к вам. И когда начинал, и тогда, когда в свое время вы дали мне районную прокуратуру у черта в турках, и потом, когда сами же отозвали меня в область…

Ф о м и н (тоже встал. С упреком). И тут вы ушли! Ушли от профессии! И надолго! Ушли от профессии с легкостью, поразившей меня! И вернулись уже на мое освободившееся место.

Т о р б е е в. Анатолий Иванович, эти четыре с половиной года в должности зампредгорисполкома, поверьте, не прошли для меня зря! Пусть я тороплю события, но дни мои спрессованы до отказа. (Вынимая записную книжку.) Вот кратенькая памятка на неделю. Лекция на заводе пластмасс. Сессия исполкома. Совещание с районными прокурорами. Совещание со следователями. Поручение по уборочной кампании — выезд на село. Выступление по телевидению о мерах по укреплению законности. Выступление в суде. Прием посетителей. Занятия в университете правовых знаний. Статья для журнала. (Пряча книжку, поясняя.) Мне необходимы публикации. И все это не считая могучей повседневной текучки.

Ф о м и н. В конце концов, мы можем пропустить прения сторон.

Т о р б е е в. Я был бы рад. Вы прения слышали.

Ф о м и н. Елена Михайловна, как вы относитесь к этому?

К о в а л е в а (помолчав). Жаль. (Искренне огорчена.) Я очень ждала прений. Как никогда ждала. Любое дело — это человеческая судьба. Каждая ссорящаяся сторона считает себя правой, ищет защиты своих интересов… Я ждала ясного правового анализа, который поможет нам, но Георгий Николаевич доказательствами себя утруждал не слишком.

Т о р б е е в. Я не ищу глубин там, где их нет.

К о в а л е в а. Хорошо. Прения сторон мы опустим.

В кабинете судьи звонит телефон. Внезапно приближаются С о с н о в с к а я и М о л ч а н о в. С неприязнью смотрят на неумолкающий аппарат.

С о с н о в с к а я. Елена Михайловна! Слышите?

Ковалева встала, издали смотрит на аппарат.

Уж в какой раз! Может, важное дело?

Ковалева подошла к телефону, ждет, когда он умолкнет.

Ничего не случится, если вы спросите хотя бы, кто это…

М о л ч а н о в. Мы в совещательной комнате, Галина Петровна.

С о с н о в с к а я. Но, извините, я сосредоточиться не могу!

Ковалева поднимает трубку и опускает на рычаг. Устало садится у края стола. Телефон умолк.

К о в а л е в а. Сосредоточьтесь, Галина Петровна.

С о с н о в с к а я (улыбнувшись). Лотерея есть лотерея! У меня племянник, он лабух. Ну, музыкант в оркестре. Получил премию семьдесят рублей. Я говорю: купи на все лотерейных билетов. Послушался, купил. Выиграл четыре авторучки. Никулин взял два билета — выиграл «Волгу»! Лотерея! А со своей собственной вещью человек волен поступить как угодно.

М о л ч а н о в. Мы члены общества, есть правила поведения.

С о с н о в с к а я. Ясненько! Абстрактной свободы не существует!

М о л ч а н о в. Вы что, самоустранились, Елена Михайловна?

К о в а л е в а (чуть улыбнувшись). О ваших словах думаю.

М о л ч а н о в. А на часах восемнадцать тридцать!

К о в а л е в а. Меня выбрали судьей в двадцать три года, и я вспомнила о тех днях. Может быть, не к месту… (Вдруг рассмеялась тихо. С детской доверчивостью.) Ачинск — небольшой город… Пришла ко мне на прием старушка. Долго беседовали, а она все смотрит подозрительно и на меня, и на мое ситцевое платьишко, а в конце говорит: «Неужели ты судья, девушка?» Стала я носить очки с простыми стеклами, чтобы выглядеть старше… (Вздохнув.) В Ачинске, там, много позже, был у меня уже тогда другой ранг, я вынесла первый в моей жизни смертный приговор. Приговор был за умышленное убийство. И никем отменен не был. (Молчит, как бы заново переживая прошлое. Обернувшись к Фомину и Торбееву. Негромко.) Ходила потом по улицам, заглядывала людям в глаза, хотела понять, как ко мне относятся… (Вздохнув легонько.) А еще раньше, до этого, когда мне двадцать четыре было, вызвал меня однажды на беседу председатель райисполкома. «Елена Михайловна, — говорит, — я слышал, вы катаетесь на катке в шапочке с красным помпоном». Я говорю: «Но ведь и Владимир Ильич на коньках катался». — «Да, — говорит, — Ленин катался на коньках, а Лев Толстой даже на велосипеде. Но вы приходите на каток в шапочке с красным помпоном и запанибрата общаетесь с молодежью, а после вам придется кого-то из них судить, и у них не будет к вам уважения…» И спрятала я эту шапочку навсегда! И на каток перестала ходить. А красное мне очень к лицу… (Тихо очень, задумчиво.) Кто это придумал, что от простоты и естественности человек меньше становится? Для меня это какой-то своекорыстный вопрос! Как можно достичь, большего в жизни — минимальным или максимальным сопротивлением окружающей обстановке? (Молчанову. Улыбаясь строго.) Что значит — человек живет в обществе? Значит — чувствовать себя несвободно? Неестественно? Всего бояться? Это не жизнь. Это очень плохая жизнь, Иван Александрович.

М о л ч а н о в (спокойно). Должен считаться с обществом.

К о в а л е в а. А он и считался! Билет он продавал в темной парадной. Вы говорите, голубчик, о человеке вообще, а перед нами нарушители закона. Это разные вещи. Вам отвратительна вся эта грязь и торговля из-под полы, так и скажите! И мне отвратительна.

С о с н о в с к а я. Но эти покупатели в магазинах, Елена Михайловна, они такие навязчивые… Что о Никулине подумать? Он нашел подарок. А этот сухумский шофер, он же мечтал о «Волге», а купить трудно… Три года стоит на очереди, факт подтвержденный! Трудящийся человек! Конечно, мне чем-то неприятно, когда торгуют мандаринами, я так воспитана…

М о л ч а н о в. А кушать мандарины вам приятно?

С о с н о в с к а я. Я же не утверждаю, что он бизнесмен!

М о л ч а н о в. Если считать Чачхалию бизнесменом, вы и меня можете считать таковым. Я рабочий, можно договориться до того, что я продаю свой труд.

С о с н о в с к а я. К чему подчеркивать, что вы рабочий? Да, Иван Александрович, я всего лишь зубной техник.

М о л ч а н о в. Если я обидел вас, Галина Петровна…

С о с н о в с к а я. О чем мы спорим!

М о л ч а н о в. Мандарины — это тоже труд. Конечно, труд в особых условиях, но с разрешения закона. Если закон разрешает приусадебный участок или собственный сад, мы не можем противопоставлять закону наши эмоции. Тут нам, позвольте сказать, точность нужна. В нашем районе один регулировщик тестя оштрафовал за неправильный переход улицы. Что это, извините, принципиальность или дубоватость? Для меня лично Никулин человек куда более виноватый. Он стремился к обогащению. И нечистым способом. Согласны, Елена Михайловна?

К о в а л е в а. Пожалуй, да.

С о с н о в с к а я. Но почему? Там, в магазине, полно желающих — только дай! И тут выяснилось, что билет можно реализовать безо всякой волокиты. А в этом вся прелесть. А думать, что он выискивал кого-то, — абсурд! Это же подарок природы. Предлагают лишних пять четыреста. Обалдевший от счастья, он соглашается.

М о л ч а н о в. Обалдевшему от счастья, ему тихо пихают деньги в карман! Нет, совестью торговать нельзя. Спекулянт!

С о с н о в с к а я. Совестью торговать нельзя, не спорю.

М о л ч а н о в. Опозорил рабочий класс!

К о в а л е в а. Мы не судим рабочий класс.

С о с н о в с к а я. Вот именно! Перед нами человек. Мы судим мелкособственнические инстинкты… Простите — поступки.

К о в а л е в а. Рабочий класс хочет, чтобы законы исполнялись безукоризненно. Всегда. Везде. Всеми. И чтобы не было людей, исполняющих закон как им удобней. Возьмите уголовный кодекс, Иван Александрович. Откройте еще раз. Спекуляция — это скупка и перепродажа с целью наживы. Вслушайтесь: скупка и перепродажа. А перед нами нет скупки! Нет одного из важнейших элементов закона. Значит, закон о спекуляции неприменим. Я не хотела, чтобы вы еще раз говорили о спекуляции. Закон точен. В нем даже запятая значительна.

Снова мелодично звонит телефон. Когда терпение иссякает, Молчанов подходит, снимает трубку и опускает на рычаг.

(Закуривая, быстро, отчетливо, сухо, как бы устремляясь к итогу.) Сделка материального ущерба государству не нанесла. Кто бы ни предъявил выигрышный билет — он будет оплачен. Прокурор требует обращения в доход государства всего исполненного по сделке. Я думала: как совместить это требование с фактическими обстоятельствами дела? Но туман прошел. Это несовместимо. Прокурор в основу иска положил объективные факторы и не исследовал факторов субъективных, которые в данном деле являются решающими. Мы не можем считаться с незаконными требованиями, кто бы их ни выражал. Сегодня отступим от закона в маленьком деле, завтра — в большом. Это ошибка Георгия Николаевича. Я в этом убеждена. Ни лотерейные билеты, ни легковые машины не являются теми вещами, которые изъяты из гражданского оборота. В отношении машин лишь установлен особый порядок продажи через комиссионные магазины.

М о л ч а н о в. С оплатой комиссионного сбора!

К о в а л е в а. Об этом мы будем думать.

М о л ч а н о в. А моральный фактор?

С о с н о в с к а я. Ответчики достаточно серьезно наказаны: они предстали перед судом. А лотерейный билет и деньги все еще лежат в сейфе финорганов. И будут лежать там, пока мы не решим, что с ними делать.

М о л ч а н о в. Есть люди, убеждения которых складываются в ту минуту, когда они раскрывают рот. Я к ним не отношусь, Елена Михайловна. Я — тугодум, что-то мне мешает пока согласиться с вами.

К о в а л е в а. И мне пока что-то мешает согласиться с собой…

М о л ч а н о в (продолжая размышлять вслух). Если вернуть Никулину билет, он может — не говорю, сделает, — но может… Словом, приобретя опыт, он теперь продаст билет не за пятнадцать, а за двадцать тысяч!

Т о р б е е в (выходит вперед). Довольно, товарищи! В совещательной комнате порой говорят много лишнего. Наступило время сказать о решении. Если согласиться на миг, что суд нынче должен был всего лишь расторгнуть сделку по сорок восьмой статье, с чем, разумеется, согласиться нельзя, но если, повторяю, согласиться на миг, то следовало привести стороны в первоначальное состояние, вернув каждому свое. Это азбучно. Но с какой точки зрения ни подступись, решение либо половинчато, либо абсурдно. Вы скажете: решения еще нет. Да, решения как бы нет. Так мы условились. Но все же мы знаем, что решил суд. И надо об этом прямо сказать. Чачхалии отдан лотерейный билет, а это предел его мечтаний. Никулин же получает на руки полную стоимость «Волги». Девять шестьсот! Что за странность?

Ф о м и н. Чачхалия хотел «Волгу», он ее по билету получит. Никулин хотел иметь деньги по выигрышу, он их также получит. Но ровно столько, сколько получил бы через сберкассу.

Т о р б е е в (с раздражением). Суд, видимо, только и заботился о том, чтобы ответчики материально не пострадали.

Ф о м и н. Вероятно, суд заботился и об этом.

К о в а л е в а (негромко). Подлинные интересы общества и законные интересы каждого человека нераздельны.

Т о р б е е в. Совершена сделка, противная духу закона, нашей морали, нашим нравственным принципам! И та полная мера ответственности…

Ф о м и н (мягко перебивая). Меру ответственности определит суд. А как быть, если данная сделка купли-продажи не является заведомо противной интересам государства и общества? Скажите, Елена Михайловна, что в моем толковании не верно?

К о в а л е в а (устало). Вы спешите, а мы сидим и решаем. И решаем не отвлеченно, а с учетом характера самой этой достаточно уникальной сделки, с учетом личности ответчиков.

Т о р б е е в. Нет, это еще не конец, это ваше решение! Нет!

Ф о м и н. Возможно, это и не конец…

Т о р б е е в (Ковалевой). Вы отказали в иске государству!

К о в а л е в а (просто). Я отказала в иске вам, Георгий Николаевич. И защитила интересы государства.

Т о р б е е в. Даже так, Елена Михайловна?

К о в а л е в а. Любое справедливое решение, любой справедливый приговор — и карающий, и оправдательный, но справедливый — служит чести государства, его славе, его достоинству.

Т о р б е е в (поднялся. В бешенстве. Ковалевой). Вы хотя бы задумались о социальном смысле сегодняшнего процесса?

К о в а л е в а (тихо). Не задумывалась. Я понимала.

Т о р б е е в. Так, может быть, сформулируете?

К о в а л е в а (тихо). Да. Социальный смысл этого процесса в том, что не хватает автомашин. Пока. (Встает внезапно, смотрит в глубину.)

М с т и с л а в И о в и ч тянет откуда-то свой тяжелый рюкзак.

(Подойдя к нему быстро.) Что это значит! Получается, если бы я не выскочила и не увидела тебя…

М с т и с л а в И о в и ч. Все разошлись. Все кончилось. Гардеробная закрылась. Мне пора домой. Трамвай еще ходит.

Смутившись, Ковалева смотрит на рюкзак.

Я не сержусь, Л е н а. Если надо жить дома — значит, надо, я тебе верю. Я решил не дожидаться тебя…

К о в а л е в а. Оставь рюкзак, посиди в моем кабинете.

М с т и с л а в И о в и ч. Вы там долго еще будете разговаривать?

Ковалева пожала плечами, смотрит в пол.

Знаешь что… Доберусь. Я не хочу, чтобы ты меня отвозила. Мне это неприятно. Я к тебе больше не приду, Лена.

К о в а л е в а (зло кричит). Отправляйся в кабинет!

М с т и с л а в И о в и ч (тихо). Мы не должны врать друг другу.

К о в а л е в а (кричит со слезами). Ты мне надоел! Понял? Страшный, безжалостный старик! Иди сейчас же в кабинет! Я освобожусь, и мы поедем на дачу. Если Мещеряков позвонит — поедем втроем. Что смотришь так? Ну, сорвалась я, день такой… Все надоело! Все! (Присела. Стыдясь своих слез, плачет.)

М с т и с л а в И о в и ч (постепенно светлея, улыбаясь, оглядывает присутствующих. Увидав Люсю, сообщает заговорщицки, негромко). Мы едем на дачу, Люся! На дачу!

Ковалева спокойно вытирает глаза.

(Подойдя к Люсе.) Если один человек позвонит, тогда, возможно, поедем втроем. Большего сказать не могу.

Л ю с я (усмехнулась). А мне и не надо говорить. (Серьезно, тоном чуть ироничным.) Тут недавно история случилась. Живет в городе пенсионер, поехал лечиться, в дороге приступ, снимают его, госпитализируют. Тихая такая южная станция, палисаднички, яблоньки, больница маленькая… Ухаживает за ним женщина-врач, одинокая, настрадавшаяся, от одиночества готовая себя всю отдать, и роман начинается. Вернулся пенсионер в город, возбуждает дело о разводе, мы это дело слушали. На суде жена, дети взрослые, им мать жалко, а пенсионер закусил удила, выливает на жену ушат грязи… Умопомрачительно! Тридцать лет они прожили! (Со значением.) Романы эти, встречи случайные добром не кончаются.

М с т и с л а в И о в и ч (удивлен). Вижу, от вас секретов нет…

Л ю с я (грустно). Я наблюдательна. Многому в суде научилась. У меня жизненный опыт, как у старухи. Это тяжело — иметь такой опыт… Лучше ничего про жизнь не знать, а то действительно можно старухой стать или циником…

М с т и с л а в И о в и ч (твердо). Нет, Люся, это не роман! То, что мы имеем с вами в виду, это что-то святое!

Л ю с я. Оставьте, Мстислав Иович, излишняя святость женщине ни к чему!

М с т и с л а в И о в и ч. Вы плохо относитесь к Елене Михайловне?

Л ю с я. Я бы хотела походить на нее. Мне нравится работа судьи. Что мне нравится? Власть. Уважение. А кроме того, хочешь не хочешь — получаешь образование. Судья все должен знать — технику, право, литературу, химию, что угодно. Он должен быть эрудитом. Работа с людьми! С людьми всегда весело. А когда эти люди еще слушаются тебя, повинуются, что может быть лучше? Три года секретарствую! Бывают судьи, которые захвачены работой, с ними интересно, бывает — время проводят, а бывают глупые просто, я с разными служила. И судьи разные, и следователи, и прокуроры — люди все разные, мундир — это еще не все…

Все внезапно приобретает характер торжественности. Движение прекратилось. Участники процесса встают, строги, сосредоточены. Ковалева и заседатели стремительно направляются к своим креслам, но не садятся. У Ковалевой в руке лист бумаги — это решение.

К о в а л е в а (не читает. Говорит как бы по памяти, сухо, звонко, торжественно). Лотерейный билет, приобретенный гражданином Чачхалией, суд оставляет гражданину Чачхалии. Гражданину Никулину возвращается прейскурантная стоимость «Волги». Спекулятивную часть суммы, полученную гражданином Никулиным от продажи лотерейного билета, суд конфискует в доход государства.

Заседание кончилось так же внезапно, как началось. Сдержанные, но счастливые ответчики и адвокаты поздравляют друг друга. Ковалева проходит вперед, несколько мгновений молчит сосредоточенно, садится устало на стул и наконец громко смеется.

Ф о м и н. Не рано ли повеселели так?

К о в а л е в а. А терять нечего! (Смеется.) У Георгия Николаевича теперь будет сверхповышенное внимание к моей работенке!

Ф о м и н. Ничего смешного не вижу.

К о в а л е в а. Очень мило поговорили! А зачем?

Ф о м и н (не ответив. Несколько приподнято. Торбееву). Мне осталось извиниться перед вами и поблагодарить вас. В сущности, такие собеседования есть никем не учитываемая часть нашей работы. (Ковалевой.) Задача была определена вначале: понять взаимную добросовестность. Взаимная добросовестность и даже самоотверженность сомнений не вызывают. Почаще бы нам собираться надо!

Свет охватывает всю сцену, как вначале. И словно волна прошла: участники одобрительно реагируют на последние слова Фомина. Скорняк и Бабоян несут стулья, садятся на почтительном расстоянии от основной группы.

Т о р б е е в (строго, повернувшись к Ковалевой). Елена Михайловна, как все же вы интерпретируете решение?

К о в а л е в а (живо, очень серьезно). Так, как написано! Учитывая ряд обстоятельств, известных вам, суд признал сделку противоречащей интересам государства и общества частично. В пределах статьи сорок девятой, но частично. Что касается остальной ее части, то, заботясь о предупреждении повторной сделки, суд не счел необходимым применять статью сорок восьмую, то есть вернуть стороны в первоначальное положение.

Ф о м и н. Решение законно и справедливо. Если Верховный Суд изменит решение… что ж, не удивлюсь, там тоже люди. Но убежден, они оставят это решение в силе.

К о в а л е в а (смеется тихо). Посмотрите, как Георгий Николаевич недоволен, что его втянули в беседу! Господи, неужели так никто и не скажет, что дело вовсе не в маленьком лотерейном билете.

Т о р б е е в. Судья, решение, вынесенное сегодня под вашим председательством, имеет точное определение: это либерализм. Вы слышите, судья? Либерализм.

К о в а л е в а (медленно. Не веря). Серьезно так говорите?

Т о р б е е в. Предельно серьезно.

К о в а л е в а (тихо, спокойно). На таком уровне я говорить отказываюсь. Либерализм — это ярлык, которым можно опорочить любое неугодное решение. Точное исполнение закона и охрана прав граждан никогда не могут быть квалифицированы как либерализм. Если сегодняшнее решение не согласуется с вашей диссертацией, мне это безразлично. (В гневе вдруг, негромко.) Ничего себе ярлычок! Представьте-ка, какой шлейф за мной потянется… Это не профессиональный разговор. Я судья. Я государственный деятель. Говорить со мной языком угроз нельзя. На все вопросы я буду отвечать: так решил суд — и вы здесь ни словом не посмеете возразить мне.

Т о р б е е в. Я умолкаю. Мне остается попрощаться. (Отойдя. Внезапно Фомину, взволнованно, искренне.) Исковое требование, подписанное мной, это не плод перевозбужденного мозга. Когда мне кладут на стол суточную сводку, потом декадную, потом месячную… Когда я вижу, сколько в городе и области совершается преступлений, маленьких и больших, у меня волосы шевелятся. Я кажусь себе бездеятельным и беспомощным. Воровство, взяточничество, хулиганство разнузданное! Огнем жечь надо! И когда я слышу решения, подобные тому, какое вынесено сегодня, я знаю, что это есть вопиющий махровый либерализм.

Ф о м и н (не глядя на собеседников, без гнева. Скорее скорбно). Позволю замечание в скобках. Вы чудный полемист! И так перечислили городские преступления, что страшно стало. Но даже если бы вы не преувеличили ничего, я вправе спросить: что вы предлагаете? Кампанию повышенной жестокости? Потом кампанию повышенной мягкости? Но разве закон — мяч, который можно бросать от кампании к кампании? Не в том ли дело, что мы плохо и неглубоко исследуем в нашем городе причины преступности?

Т о р б е е в. Это замечание в скобках. Что за скобками?

Ф о м и н (помедлив). Елена Михайловна, оставьте нас.

Ковалева проходит, садится у телефона.

(Сдержанно, холодно.) Вам много дано, Георгий Николаевич. Вы око государево в обычной повседневности нашей — и во всех сферах. Вам многое дано, но не дано судить.

Т о р б е е в. Вы полагаете, я это слабо знаю?

Ф о м и н. Полагаю, вы хорошо это знаете. Но, повторяя как заклинание, хочу, чтобы сами мы ни на минуту не забывали об уважении к правосудию. Если где-то возникает хотя бы малейшее неуважение, мы можем быть уверены, что это идет от нас самих. В одном случае от нашей неточности или несправедливости, в другом, может быть, от нашего же пренебрежения к малюсенькой процессуальной или этической норме. Бесследно не проходит ничто! (Внезапно обернувшись к участникам.) Это касается всех! И вас, Бабоян! И вас, товарищ Скорняк! Это всех нас касается! (Снова Торбееву.) Как злые педанты, не поступаясь ничем, должны мы беречь уважение к правосудию и закону, прежде всего в своей собственной среде. Не помню, чье это выражение… «Чем ближе к церкви, тем дальше от господа бога». Вот чего следует избегать нам пуще огня! Бояться, сказал бы я, привычной привычки к власти. Это невероятно просто, и это невероятно трудно. А без этого нет у нас нравственного права служить юстиции!

С к о р н я к (поднявшись). Товарищ председатель! Я долго молчал. Вы знаете, это для меня трудно. Молчание для меня подвиг, но я не жду за него награды, предпочитаю сказать. Мы сыграли здесь небольшую историю, но мне и коллеге Бабояну досадно несколько, что, когда все окончится, мы останемся в глазах публики, возможно, неглупыми, но всего лишь целеустремленными дельцами. А у каждого из нас вот здесь (показывает на сердце) вагон порядочности. И принципы нам дороги! Я тоже занят научной работой. (Уточняя.) В области процессуальной. И мысль о том, что ничто не проходит бесследно, мне близка.

Ф о м и н (Торбееву). Всю жизнь я занимался надзором за исполнением законов. Протестовал, требовал, санкционировал, просил. Здесь я обязан решать. У суда больше ответственности, ибо решения суда сами приобретают силу закона. Но я, Георгий Николаевич, все еще не судья. Я говорю с вами как прокурор с прокурором.

Т о р б е е в. А что, собственно, произошло, Анатолий Иванович?

Ф о м и н. Вами поставлена печать недоверия на все, что делает судья Ковалева. Вы с этим пришли. Вы на этом настаивали. И с этим, вероятно, уйдете. Вы были так твердо целенаправленны в этом своем убеждении еще до процесса — а это проявилось вполне внятно, — что, будь судья послабее, да еще не безгрешный судья, решение могло быть вынесено в угоду вам. Но этого не случилось. И не могло случиться! И меня беспокоит не то, что произошло, а то, что может произойти.

Т о р б е е в (очень тихо). Вы сегодня сами говорили мне, мне лично, о ее ошибках. Вы их знаете! Вы их помните!

Ф о м и н (тихо). Это ошибки творческие. Они выявлены давно, исправлены, и у кого их не бывает. Очень тонок гражданский процесс! Но спор об этом, если мы и захотим спорить, неразрешим.

Т о р б е е в (с прохладной улыбкой). Да, этот слишком общий спор — о праве на ошибку — вне конкретности неразрешим. Он возникает среди генералов на поле боя по еле разгрома и у врачей в операционной, после того как пациент благополучно скончался. И генерала и врача я за ошибку буду судить!

Ф о м и н (изумленно). Вы обмолвились, Георгий Николаевич.

Т о р б е е в. Я обмолвился. Привлеку к суду!

Ф о м и н. И суд взвесит. И природа ошибки на весах правосудия может перетянуть все! Вы дурно обмолвились, такая путаница в терминологии опасна. Но поставим точку. О лотерейном билете говорить больше не стоит. Спор шел не о нем.

Т о р б е е в (твердо). Нет, о нем. (И сдержанно.) Наверно, приятное занятие анализировать ошибки, но мне, прокурору, делать это в принципе некогда. Меня интересует законность результатов. Жаль, что судья от дальнейшего анализа уклонилась. (Иронично.) Миляга за пятьдесят копеек купил лотерейный билет. За пятьдесят копеек приобрел девять тысяч. Мало показалось за пятьдесят копеек! А разве этот Чачхалия с его тугой мошной не растлитель? Не соблазнитель?

Б а б о я н (вскочив). Это чувства! Это так называемый здравый смысл. Обратитесь к каждому здесь сидящему — и у всех чувства разные. (Мстиславу Иовичу.) Вот вы… Ваше лицо напоминает мне лицо моего отца… Вы прослушали весь процесс, что вы скажете о Чачхалии?

М с т и с л а в И о в и ч (сидит с Люсей на одном стуле. Приподнявшись, смущенно). У меня нет прав, я лицо постороннее… Я отвечу вообще… (Подумав мгновение.) В человеке заложено стремление к чистоте. Это божественное начало. (И садится.)

Б а б о я н (на один миг задумавшись). Вот видите, этот гражданин готов предположить в Чачхалии божественное начало… Чувство — одно, доказательства — иное!

Ф о м и н. Успокойтесь и не мешайте нам. (Торбееву.) Сегодняшнее решение вызовет споры. Спорьте, Георгий Николаевич! Вносите протест. Но вы начали с заявления, что судья Ковалева не владеет ремеслом. Оснований для такого заявления у вас нет.

Т о р б е е в. Я сказал вам об этом в частном порядке.

Ф о м и н. А я с испугом подумал: кому еще вы говорили или скажете то же самое в частном порядке? Предпочитаю скандалы. (Молчит, взволнованный.) Ненавижу тихие обвинения, когда ни друзья, ни единомышленники не могут встать на защиту, потому что все протекает так скрыто и незаметно, как ползучая пневмония. Болезнь вдруг обнаруживается перед смертью. В частном порядке говорят, когда нет прямых доказательств, когда властвуют смутные предположения, субъективные оценки, когда налицо стремление обойти нормы партийной этики и законность. Вы сами знаете, Георгий Николаевич, как тихо и безответственно, не выходя на трибуны, как очень тихо и беззастенчиво пользуются своим влиянием некоторые наши с вами товарищи! (Долго молчит и, совершенно успокоившись, сухо, тихо.) Берегите суд. Берегите его независимость. Защищайте всеми средствами прокурорского арсенала. (Садится и умолкает.)

М с т и с л а в И о в и ч (тихо). По-моему, сказано прекрасно.

Л ю с я. А по-моему, обыденно. Много раз слышала. Все зависит от человека. Как он себя ощущает. А права ему даны полные!

М с т и с л а в И о в и ч. Вы говорите о судье?

Л ю с я. Ну конечно, Мстислав Иович! Да если я судьей буду, да если на меня кто-то влиять станет, давить в смысле, да я его сразу же! (Показывает пальцами решетку.)

М с т и с л а в И о в и ч (недоверчиво). Это возможно?

Л ю с я (весело смеется над ним). Нелегко.

М с т и с л а в И о в и ч. Значит, нелегко все же?

Л ю с я (пожав плечами). Ясное дело. Люди, приспосабливающие закон к своим своекорыстным или местническим интересам, — это бандиты очень высокой квалификации. (Улыбается.) За руку поймать трудно. (Строго.) О! Зачитала бы некоторые решения, законы, постановления — и быстро бы по рукам дала! А иначе, ну, подумайте сами, какой же смысл работать судьей? Зачем? Если нет в тебе мужества, стойкости — иди в юрисконсульты, неплохая специальность… (Смеется. Вдруг смотрит на Ковалеву.)

К о в а л е в а (подойдя). Разрешите уехать, Анатолий Иванович?

Фомин, покосившись на Торбеева, не отвечает.

Т о р б е е в. У меня осталось два-три вопроса.

К о в а л е в а (просто). Я очень устала.

Т о р б е е в (сухо). Как ни устали, вы были достаточно словоохотливы, говоря о хирурге Мещерякове.

К о в а л е в а. Из осторожности.

Торбеев недоверчиво смотрит на нее.

Мне нельзя врать, Георгий Николаевич. И не в том дело, что люди скажут, а в том, что сама о себе подумаю. Кончится бабонька, если кончится в ней уверенность.

Т о р б е е в (вдруг с жгучим интересом). Одна едете?

К о в а л е в а. Имею я право на личную жизнь?

Т о р б е е в. Безусловно — да!

К о в а л е в а. Значит, вопрос исчерпан.

Фомин и Торбеев отступают в глубину.

(Делая шаг в сторону. Застенчиво Мещерякову.) Дай пиджак, пожалуйста.

Мещеряков, глядя на нее, снимает пиджак.

(Тихо.) Я не замерзла. А знобит. Как на пароходе. Помнишь? (Не давая ему накинуть пиджак. Слегка отстраняя его.) Сама.

М е щ е р я к о в. Что-то изменилось?

К о в а л е в а. Все сама люблю… (Кутаясь в пиджак.) Сядем тут, на ступеньку? Только тихо, ладно? У старика плохой сон. У тебя с билетом в порядке?

Мещеряков кивнул, взял ее руку, она отняла.

Наш пароход был замечательный. (Положив голову на колени, тихо смеется.) Мы так и не познакомились ни с кем в том рейсе…

М е щ е р я к о в. А нам никто не был нужен… Ну, дай руку!

К о в а л е в а. Не дам. Не надо. Все было, как я задумала, а сейчас все другое. Все-таки ты молодец, что прилетел. И молодец, что не потерялся сегодня… Понравился тебе наш лес?

М е щ е р я к о в (кивнул). Пойдем назад?

К о в а л е в а. Не пойдем… Не будем мы, как дураки, нежничать, мы строго-строго попрощаемся, я все запомню. (Плачет, улыбается.) Ты знаешь почему молодец? Не обещал ничего. Ты и раньше не врал, но раньше тебе казалось все проще…

М е щ е р я к о в. Ты думаешь, я очень слабый?

К о в а л е в а. Я бы так никогда не сказала. Не хватало еще, чтобы ты доказывать начал. Я тебе просто спасибо готова сказать, что всю ночь молчишь про это. Мне так и хотелось! Мне еще хотелось, чтобы ты мне рассказал про твоих детей, но не рассказывай. (Молчит.) Ты мне говорил по утрам: здравствуйте, товарищ исполкомовский работник.

М е щ е р я к о в. Я поверил тебе.

К о в а л е в а. А если бы знал, кто я, подошел бы?

М е щ е р я к о в. Наверно, нет.

К о в а л е в а. Ну вот! Скажу где-нибудь в гостях или в поезде, кто такая, и по-другому относятся. Неплохо вроде, но сдержанней. (Взглянув на часы.) Через полтора часа поедем! (Молчит.) Вот слушай историю, которой я горжусь немного и даже несколько дней была счастлива… Я всегда счастлива, когда у меня что-нибудь получается. Только не хватай ты мою руку! Я т а к хочу, на расстоянии. Мне так тебя виднее. И себя. (Отодвинувшись, смотрит на него. Смущенно улыбнулась, отворачивается.) Есть такой лейтенант Рогов из ОБХСС. Была у него женщина. Ни жена, ни любовница, но жили долго, и любил он ее, это доказано. Какие письма писал! «Здравствуй, самая лучшая из всех хороших, самая сообразительная из всех смекалистых, самая ласковая из всех добрых, самая безбилетная из всех отъезжающих, здравствуй, Людочка!» Слог, конечно, дешевый. (Помолчав.) Родила Людочка, у ребенка ноги парализованные, родовая травма, и лейтенант от нее отказывается. Ну, присудили алименты, а безбилетная к матери в деревню укатила, мучается с больным ребенком… (Молчит. Улыбнулась вдруг.) Вот интересно бы знать — выберут меня в декабре?

М е щ е р я к о в. Сомневаешься?

К о в а л е в а (со смешком, коротким, сухим). Не знаю.

М е щ е р я к о в. У истории конец есть?

К о в а л е в а (заученно). Суд частным определением довел до сведения Управления внутренних дел, что оперуполномоченный этот крайне недобросовестно действовал при сборе доказательств. Собирал компрометирующие сведения о свидетельнице Трошкиной, угрожал свидетельнице Муртазовой, требовал, чтобы в суд не являлась. На той неделе пригласили меня к ним на партсобрание. Зачитали наше частное определение, обсудили и выгнали Рогова из партии. С треском! Мне спасибо сказали. (Улыбнулась.) Я в ответ говорю: закон требует от суда не проходить мимо того, что суд может обеспокоить. И мы не прошли. Очень нас его нравственность обеспокоила. Частное определение, товарищи, говорю, не приказ, а всего лишь сигнал, и спасибо вам, что сигнал наш правильно поняли… (Улыбаясь, задумчиво смотрит на Мещерякова. И со вздохом, вдруг деловито.) Знаешь что? Поедем на заправку! Зальем полный бак и покатим! Медленно-медленно. И ты опять ничего не говори. Хорошо?

М е щ е р я к о в кивнул и ушел в глубину. Ковалева одна.

Я — Ковалева. Тридцать семь лет. Немолодая. Судья. Дел много…

И д е т з а н а в е с.

1973