Веранда в лесу

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а, 39 лет.

Л и д а, 28 лет }

К а т я, 24 года } — ее падчерицы

К о л я — ее сын, 18 лет.

П а х о м о в, 38 лет.

А н я — его жена, 30 лет.

Ч е л о з н о в, 42 года.

Ч е р в о н и щ е н к о, 53 года.

К о р о в и н, 58 лет.

М о р я г и н, 36 лет.

Т а т ь я н а Я к о в л е в н а — его мать, 65 лет.

С т а р ы й ц ы г а н.

Ц ы г а н в ж и л е т к е.

М о л о д о й ц ы г а н.

М о л о д а я ц ы г а н к а.

Ц ы г а н е.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Лес темен, густ, зажал веранду. Мебель на веранде плетеная, старая. Ступени ведут на поляну. Солнце в зените, бьет сверху, все светло. В глубине за шторами — комнаты. На ступеньке сидит С в е т л а н а Н и к о л а е в н а в джинсах, курит. М о р я г и н стоит у барьера. Он в форме лесной охраны, у него небольшая борода. В качалке замерла К а т я. Из комнат выходит Л и д а. Приносит скатерть и медленно, медленно расстилает.

М о р я г и н. Слишком много солнца, слишком много солнечных дней. Мало осадков. И летит пух осины по всему заповеднику. Это же порох. Странное, необычное лето! Из-за высокой пожарной опасности люди мои давно на пределе. На вышках дежурства весь световой день. Патрулирование круглые сутки. Не соображу даже, что еще можно сделать…

Л и д а. Ничего не надо, Василий Гаврилыч.

К а т я. Как страшно ты говоришь, Лида. Страшно!

Л и д а. Надо ждать. Надо набраться терпения.

К а т я. Не понимаю тебя. Не могу понять.

Лида садится в стороне, берет книгу.

Вчера вы обе волновались, и ты, и мама, сегодня делаете вид, что спокойны. Для кого? Есть реальность: Коля ушел во вторник, сегодня суббота — и Коли нет. Разве нормально? С тех пор как умер папа, я ненавижу субботы.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Лес добрый, Катя. Для того, кто его знает и любит, — добрый. (Курит, Морягину.) Десять лет назад, когда переехали сюда, покойный муж натянул на веранде белый тент и подсвечивал прожектором. В темноте на тент летели жуки, мотыльки, бабочки, мы их определяли. Коля уже тогда знал многие латинские названия. Я очень хорошо помню один поразивший меня случай. Там, за домом, Коля однажды увидел птичку на земле и спрашивает: «Разве земля, — он имел в виду почву, — разве земля место ее обитания?» Меня поразило, что мальчик в восемь лет толково употребил такое сложное понятие, как «место обитания».

К а т я. Такой же тент был у нас в Киргизии.

М о р я г и н. Я пойду в штаб. Если есть новости, я вернусь и скажу вам. (Быстро уходит.)

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. С этим биологическим образованием смех и грех. Тебе было шесть, Лиде десять, но вы уже знали, что такое оплодотворение.

Лида идет к барьеру, смотрит на лес.

(Курит.) Когда я везла Колю из роддома, то очень волновалась, не знала, что сказать. Вам нельзя было сказать, что ребенка на базаре купили. К тому же вы не жаловали меня, жили рядом молча, ревниво, а мне накануне стукнуло двадцать годков… Положила я Колю на стол, одеяльце развернула быстро и говорю: «Я родила Колю». И не дышу. Жду реакции. Вдруг Лида закричала: «Какая маленькая пятка!» И все. Стали помогать. (Курит.) Потом ты заразилась корью, мы изолировали всех, я спала возле тебя. Как получилось, не помню, но один раз ты сказала «мама», к концу болезни привыкла. Когда Лида услышала, ее потрясло это. Недели две молчала, однажды подошла и сухо предложила: «Хочешь, я буду называть тебя Светой?»

К а т я. Не тронь ее. Лида сегодня силу воли изображает.

Л и д а (обернувшись). Сегодня встала чуть свет, смотрю в окно: ливень. Мне стало страшно. Ливень был сильный, но сразу кончился. Утром пришла в отдел и не могла работать. Солнце уже все высушило, но почему-то вспоминала про этот дождь и смотрела на дорогу. Хорошо! Я скажу, о чем весь день думала. Нас объединяет только Коля. И больше ничто! Случись с ним что-нибудь, мы же разбежимся, разбредемся, даже не знаю, будем ли вспоминать друг о друге. Был отец, и с ним были цели, жили, как в каком-то храме святом. Нас окружали честные, инициативные люди. Да что я говорю — просто жить было интересно! Я окончила университет и вернулась сюда, я не люблю город, никто в нашей семье не любит, но разве в этом дело? Катя тоже вернулась. И страдает. Прости, пожалуйста, я из-за Коли разговорилась. (Идет, садится, берет книгу, молчит.) Три одинокие женщины, неизвестно зачем живущие вместе, это смешно. Жизнь в Озерном давно утратила прежний великий смысл, тогда зачем колхоз этот? И не мешаем ли мы друг другу? Ну, мое замужество не удалось, так я еще десять раз выйду! Но скажи, Света, не мешаем ли мы тебе? Выходи-ка ты замуж. Четыре года прошло со смерти папы, имеешь право. Ты нам очень помогла. Ну и хватит. (Тихо, горько.) Неужели ты и вправду еще веришь во что-то? Неужели веришь?

Светлана Николаевна молчит. Катя плачет.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (резковато). В чем дело?

К а т я. Просто так.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Может, Лида права? Тебе тяжко, но живешь тут потому, что жалеешь нас, этот дом, Колю?

К а т я (вытирая глаза). Я привыкла, мама, честное слово.

Л и д а. Ищи места в жизни! Все равно разбежимся.

К а т я. Я привыкла, правду говорю, только устаю сильно. Каждый день умирает глухарь. Они тяжелые, машину не выпросишь, я волоку в мешке, режу, вся в крови каждый вечер… А утром снова мертвый глухарь. И не могу причину понять, плачу. (Вся в слезах.) Я вот что хотела сказать… Мне Василий Гаврилыч сделал предложение. Вчера.

Молчание. Лида в упор смотрит на Катю.

Я ничего не хочу обсуждать. И не хочу, чтобы мы разбегались. Мы погибнем. Что-то в нас самих погибнет. Такое, чего уже никогда не будет. Никогда.

Лида отвернулась, смотрит в лес.

Я хочу жить здесь, с вами. Нам нельзя разъезжаться. Поверьте, не делайте эту глупость. Коля окончит и тоже вернется. Папа был уверен, что так будет, мечтал об этом.

Вошел М о р я г и н. Катя, утирая глаза, отходит.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Что, Василий Гаврилыч?

М о р я г и н. Коля ночевал в Амгинском урочище.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Так и планировалось — Амга.

М о р я г и н. Он ночевал там позавчера. И ранним утром вчера уплыл. Неизвестно куда. (Чувствуя, что огорчил женщин, неловко.) Лесничества оповещены, лесная охрана в курсе. Я так считаю: найдется! Заблудиться не мог. Зверь исключается. Зверь у нас сытый. Браконьер? С этим опаснее. Два охранника убито за пять лет, в меня стреляли, слышали небось, но браконьеры такого ранга уже редкость. Я тогда в лесхозе служил, вы меня и не знали почти… Без оружия ушел Коля?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Без.

М о р я г и н. И слава богу! Я даже спросить боялся. С оружием в лесу опасно. Найдется парень! Найдется! (Уходит.)

К а т я (у нее строгий вид). Странно, но Василий Гаврилыч успокоил меня. (Строго, тихо.) Он возвращается.

Входят возбужденный М о р я г и н с биноклем и П а х о м о в. У Пахомова грубоватое, загорелое лицо и тоже борода. В минуты волнения Пахомов слегка окает.

М о р я г и н. Я прав был, взгляните! На перевал! Левее!

Светлана Николаевна смотрит, отдает бинокль Лиде. Лида смотрит, отдает Кате, Катя смотрит и говорит: «Ну пусть придет только! Пусть придет!» Смеются все. Бинокль переходит из рук в руки.

А именинник — Пахомов. Он Колю увидел.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Как вы увидели его?

П а х о м о в (старается держаться в тени). Случайно.

М о р я г и н. Владимир Михайлович Пахомов истинно лесной человек! Мы из тех вымирающих, кто связан с природой не формально, а происхождением, душой. Мы деревенские.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Спасибо, Владимир Михайлович. Простите мои слезы. День прожила как мертвая, боялась беду накликать… (Смеется сквозь слезы.) Беду ведь и накликать можно! Как же все-таки увидели его?

П а х о м о в. Случайно. Сидел, работал, глянул в окно.

Л и д а. Ни с того ни с сего?

П а х о м о в. Пожалуй… Кажется, я услышал звук… Нет! Вышло именно ни с того ни с сего. Почувствовал, что устал, посидел с закрытыми глазами и взял бинокль машинально.

Л и д а. Таинственный вы человек, Пахомов! А звук?

П а х о м о в (с мальчишеской открытой улыбкой). Я слышу его всю жизнь. В солнечный день, в полнейшей тишине возникает тихий звук. Я часто думаю… Мне кажется, нашу планету давно исследуют инопланетяне, но что-то мешает им пока объявиться…

К а т я. Серьезно так думаете?

П а х о м о в. Да.

М о р я г и н. Ну, начитались, Владимир Михайлович!

П а х о м о в. Верно. Но кроме того, мне так хочется. Хочется, чтоб мы не были одиноки. Вы не задумывались, почему в последние годы так много людей ждет инопланетян? Чем больше открытий, тем меньше, кажется, знаем про нашу землю. Про этот небольшой кораблик, на котором все летим неизвестно куда… Земная игра на грани риска начинает вызывать в человеке тревожное чувство. Заканчиваю вот новую работу, тороплюсь, а сам думаю, что уж не нужна, ни к чему… Это больная тема, замолчу лучше. (Улыбаясь неловко.) Колю уж хорошо видать.

Все, опомнившись, смотрят вдаль.

К а т я. Очень медленно идет! Устал.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Да. Когда придет, не ругайте. Я скажу баню истопить. Мы его пропарим, винца дадим! Катя, спустись в подвал, обед достань, закуски и все!

Катя, необыкновенно сосредоточенная, уходит.

(Смеется.) Теперь можно и Червонищенков звать! Самая пора. У них гость важный какой-то… И его позовем!

М о р я г и н. Прикажите сходить.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Сходите.

М о р я г и н сбежал по ступенькам, исчез.

Оставайтесь обедать, Владимир Михайлович. Знаешь, Лида, скатерть не годится. Нужна белая, торжественная.

Л и д а уходит в дом.

П а х о м о в. Можно ли быть на обеде с женой?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Конечно! Вы редко бываете у нас. Отчего? А? Ну, присядем! (Садится.) Отчего же?

П а х о м о в (садясь. Без улыбки). Захотите — и все у вас будут. Вы могли бы стать здесь неким центром духовной жизни. Вы… вся семья ваша.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (улыбаясь). Неким центром духовной… Очень книжно, дорогой товарищ, и не заслужено нами.

П а х о м о в. Я говорю иногда книжно, да. Это оттого, что многие слова узнал и научился пользоваться, когда уже в университете был. Не с детства. Я много в Улыбине учился и многому научился там. Книгу написал. Там доктором наук стал. Никогда б из Улыбина не уехал! (Молчит.) Когда ездили туда за вещами и обратной дорогой, когда погрузились и ехали к станции, Аня моя подозрительно молчала, тихая-тихая стала. Мне подумалось — плачет, но глаза были сухи. Было начало лета. Два завода уже дымили, и на тридцать километров вокруг все было мертво. Листва засохла, пожелтела, почва стала совершенно желтой, а хвоя на деревьях желто-красной. Это молчание ее, усилие над собой обернулось психическим недомоганием… Говорит иногда бог знает чего. Сейчас ей лучше, но часто плачет. Я схожу за ней.

Входит Л и д а со скатертью. П а х о м о в уходит.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Дождь собрался.

Л и д а. Да. Ты прости меня. Я глупости наговорила.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Ты во многом права.

Л и д а. Ты обиделась, что если разъедемся, то и не вспомним… Чушь собачья. Еще как тосковать будем!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (в ней чувствуется раздражение). Все, все! Довольно. Я не обиделась. Намерена уехать — изволь. В декабре у тебя защита, защитишься и отправляйся. Хочет Катя уехать — пусть! Я помогу. В Воронежском заповеднике, кто-то говорил днями, нужен орнитолог, можно договориться. Мне ехать некуда. Поздно. Здесь мои участки, опыты, не молода я. Ну, а если Катя решит пойти за Василия Гаврилыча, мешать не стану. Он добрый и надежный. Отношения у них ровные, теплые. Конечно, Катя тоньше, но мне нравится его степенность. И он всеми корнями здешний. Катя стремится жить на природе. Она уже совсем взрослая. Недавно сказала, что хочет много детей. Это жизненная позиция.

Л и д а. Ты очень изменилась, Света. Очень.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Не думаю. Сегодня ты спросила: верю ли я еще во что-нибудь? Так вот: верю! Иван Степаныч Червонищенко человек сильный. Жизнь в Озерном скоро будет другой. Кое-что уже меняется, только ты видеть не хочешь, Лида. Ты злой становишься. Побойся этого. Коля уже на мост свернул. Я пойду про баню скажу. (Уходит.)

Лида стоит со скатертью в руках. Появляется Ч е л о з н о в. Плащ, кепка. Военная выправка.

Ч е л о з н о в (улыбаясь. Негромко). Здравствуй.

Л и д а (спокойно оглядев его). Что тут делаешь?

Ч е л о з н о в. Тебя жду.

Л и д а. Я тебя не приглашала.

Ч е л о з н о в. Меня привезли. На машине. Машина ушла. (Весело.) А почему у дороги лошадь мертвая?

Л и д а. Подохла от операции. Утром ободрали, дадут на ужин зверям. (С усмешкой.) Давно не был! Звери теперь рядом живут. Новый директор распорядился. Умный он, хитрый подлец этот новый, хваткий мужик! Чтобы туристов не пускать, вольеры все вынесены из заповедника. Возьми стол, перенесем, сейчас дождь польет.

Уносят стол в глубину и возвращаются.

Ч е л о з н о в. Похудела.

Л и д а. А я с залетом, питаюсь исключительно одуванчиками, сейчас пора одуванчиков прошла… (Смахивает слезу, улыбается.) Сплошь новости! Брат потерялся, вон ноги волочит… Сестра вроде замуж собралась. Способная, умница. На кафедре оставляли — сюда поехала, мечты были. Сдалась! Учится глухарей разводить в неволе… Птичница! Сегодня думала: с кем бы поговорить? И не охота ни с кем. А с тобой могу. Правда, странно?

Ч е л о з н о в. Наоборот! Очень естественно.

Л и д а. Это очень странно, Боря. Невероятно странно. Вспоминаю сейчас, как отвозил меня на работу по утрам и как тряслась к тебе в автобусах каждую пятницу, и все уже мне кажется ужасно милым, вся наша семейная жизнь. Встречаешься еще с той особой? Ну, с этой? Она блондинка или брюнетка?

Ч е л о з н о в (подчеркнуто сухо). Особ не помню.

Л и д а (улыбается, молчит). Страшную вещь скажу. У Светы связь с этим новым. Убеждена. Но как держится. Как держится! Несправедливо, знаю, и не мое дело, и жалко ее, не выдержит она этого, слишком чиста и не приспособлена для таких дел, а смотреть на нее не могу. Грязь! Грязь!

С подносом и посудой идут С в е т л а н а Н и к о л а е в н а и К а т я. Накрывают стол. Лида направляется к ним.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Здравствуйте, Борис!

Ч е л о з н о в. Здравствуйте, Светочка! Здравствуй, Катенька! Замечательно выглядите.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Вовремя! Винишка выпьем!

К а т я (подбегает, целует его). Здравствуй, Боречка! Почему в штатском? Тебе шибко-шибко форма идет!

Ч е л о з н о в. В форме, конечно, я выгляжу помоложе, но в штатском, видишь ли, я несколько романтичней выгляжу.

К а т я. Ну, почему шутишь всегда! (Громко.) О! Братик приближается. Как придет, все молчать будем, правильно?

Л и д а. Правильно.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а уходит в дом.

К а т я. И ты молчи, Боря, ты вообще ничего не знаешь. Пусть потерзается, герой. Дождь! Какой дождь летит!

И дождь с грохотом обрушивается на ступени.

(Кричит.) Беги, беги! Беги! (Бросается навстречу Коле.)

Смеясь, отряхиваясь от дождя, входят Ч е р в о н и щ е н к о и К о р о в и н. С ними М о р я г и н. С в е т л а н а Н и к о л а е в н а несет блюдо.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (громко). Почему без жены?

Ч е р в о н и щ е н к о. Не идет, не хочет, голова болит!

На веранду врываются К а т я и К о л я — тоненький, усталый, интеллигентный мальчик. Смех, возгласы.

К а т я. Вы смотрите, глядите: две тонны в рюкзаке!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (покачивая головой). Господи!

Ч е р в о н и щ е н к о. Ну, ободран! Ну, хорош!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Как чувствуешь себя?

К о л я. Идеально!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (смеясь со всеми). Он у нас много не говорит, нет. Не знаю, и начать с чего… (Коровину.) Ну, познакомимся. Светлана Николаевна. Падчерицы мои: Катя, Лида. Это Коля. Наш гость Борис Алексеевич.

К о р о в и н (с доброй располагающей улыбкой). Коровин Сергей Викентьевич. Чиновник республиканского Министерства сельского хозяйства, фронтовой друг Ивана Степаныча. (Коле.) Значит, вы есть Иноземцев Николай Евгеньевич.

К а т я (в восторге). Откуда знаете?

К о р о в и н. Отца вашего у нас помнят. Лично знать не сподобился, служил по другому ведомству, а начальство мое нынешнее, прямо говорят, побаивалось его. Потому, говорят, что был необычайно ясен и смел. Что ж, Коля, так напугали всех? Какова была цель похода, причина?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Причина необыкновенная. Осенью Коля нашел травку, показал профессору. Тот говорит: исчезнувшее растение. Десять лет на земле не встречали. И вот это исчезнувшее растение спокойно и таинственно пребывает себе в нашем Амгинском урочище.

К о р о в и н. Факт, знаете, сенсационный.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Мыться, Коленька! Быстро!

К а т я. Иди, ребенок, иди. В комнате все приготовлено. Я в баньку провожу! (Уводит его под общий смех.)

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (смеясь). Кто хочет для начала — там прекрасная настойка на калгане. Сейчас придет Пахомов с женой и засядем фундаментально.

Коровин идет по веранде, все оглядывая.

Ч е л о з н о в (Морягину). Испробуем, Вася, калгановой?

Направляются к столу. С ними идет Лида.

К о р о в и н. Хорошо живете, привольно. Дом хороший!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Мы всегда жили, как помещики. Всегда своя корова, куры, свой маленький огород. И на Дальнем Востоке, и в Средней Азии, и тут. Когда живешь в лесу, на магазин особенно не рассчитывай. Только, в отличие от помещиков, корову сами доим и чистим стайку. Тут взаимозаменяемость, все умеют: Катя, Лида, Коля, я… (Видя, что Коровин достал трубку.) Курите! И я засмолю!

Коровин садится, вкусно раскуривает трубку.

Ч е р в о н и щ е н к о (Светлане Николаевне). Мы утречком на озера. На «Волге» Сергея. Вы — как?

Светлана Николаевна качает головой: нет!

Светлана Николаевна лошадей любит. Поразительная наездница! Кочевали мы тут по заповеднику несколько деньков…

К о р о в и н (со смешком). Вдвоем?

Ч е р в о н и щ е н к о. Да. Чудо, как в седле держится!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (поначалу сдержанно). Двадцать лет обучаюсь верховой езде, со дня замужества. Десять лет назад здесь ни одной автомашины не было. При муже запрещалась любая хозяйственная деятельность. Даже санитарные рубки не велись. И дорог к нам не было! А ту, что звалась дорогой, муж перекапывал ежемесячно. Дорогу асфальтом залил небезызвестный Борянов. Не знаете? Много он натворил. В зоне полного покоя успел дачу выстроить для самых главных охотников области. Долго мы боролись, Гречихина прислали. Этот закладонщик сам ушел, зарплата мала, а Самуилов пятьсот гектаров пашни распахал.

К о р о в и н (с грустью). Д-да! Недород в стране был, недород. (Молчит.) И хозяйство, конечно, у вас в связи с этой пашней агромадное… Но скажу не таясь, дорогие мои, ликвидировать пятьсот гектаров, которые уже по бумагам прошли… задача на уровне… На очень высоком уровне! Да ничего, бог милостив. Территория у вас — королевство по европейским масштабам. И леса у вас, и озера, горы, болота, поля!

Ч е р в о н и щ е н к о. Я на сессии выступал. Заповедника нет, сказал. Нет и нет! Надо заново создавать.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Умница вы, Иван Степаныч.

К о р о в и н. А не перегнул ли, Ваня, палочку?

Ч е р в о н и щ е н к о. Пашню нужно ликвидировать. Ради нее у нас тракторы, парк машинный, штат. И квартиры уже требуют! И строить придется. А зачем? Мы же заповедник, Сергей. Мы и так, как медведь в берлоге, обложены. Деревни вокруг, заводы, базы спортивные, дороги, кемпинги, дома отдыха! Все лезут, охрану и всех нас называют гестаповцами. За браконьерами, говорят, следите. Следим! Но браконьер уходящая фигура, а Центральный совет по туризму приносит вреда куда побольше.

Давно уж подошли, разбрелись по веранде Морягин, Челознов, Лида. Все сейчас смотрят на Коровина.

К о р о в и н (куря, загадочно улыбаясь). В Найроби был, в Африке. Львы, рядом газели, антилопочки, никто не ест никого. Спокойно относятся к появлению человека. И к машинам. (Хохочет.) Обезьяны наглые. Садятся на крыши машин, относятся к туристам как к бедным родственникам. Ну, и сафари там, в Африке, между прочим. (Сосет трубку.)

Ч е л о з н о в. А скажите, пожалуйста, почему вы так важничаете? И что значат эти ответы метафорические?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Боречка! Сколько выпили?

Ч е л о з н о в. Немного, очень немного. Вы мою правдивость знаете. Просто я иносказаний не люблю. А вы, товарищ Коровин, мне понравились, потому что умный. И, видно, очень умный!

Дружный смех проносится по веранде.

Не сердитесь! И вы, Света, не сердитесь… Я не биолог, но в том дело, что сам однажды сдуру поехал в Африку, я тогда в прокуратуре служил, в Найроби как раз! Ну, естественно, за счет профсоюза ездил… Не понравилось. Люди веселые, а не понравилось. Ну, словом, не нужен мне берег турецкий, и Африка нам не нужна! На этом континенте, извините, недавно еще без брюк ходили и живут пока за счет своих зверей и нефти, кажется… А мы этот период уже прошли. Еще при Иване Васильевиче Грозном. А при Петре Алексеевиче уже решили беречь дары земли нашей. Вам никто не говорил, что вы на Черчилля похожи?

К о р о в и н (сдержанно улыбаясь). Говорили. Я толстый.

Ч е л о з н о в. Извините меня. Вы патриот, убежден. Я ведь понял, почему вы про Африку… Мне, правда, противопоставление не понравилось. Вы потому про Африку сказали, что вам про пашню сказать нечего.

К о р о в и н. Совершенно верно, дорогой!

Ч е л о з н о в. Все сходится. Душа болит, но пашню ликвидировать трудно.

К о р о в и н. Невозможно почти.

Ч е р в о н и щ е н к о (улыбаясь). Вы кто же будете? (Слегка кланяясь.) Я Червонищенко, директор заповедника.

Ч е л о з н о в. Я Челознов, подполковник милиции.

Ч е р в о н и щ е н к о (с вопросительной улыбкой). О!

Л и д а. Борис Алексеевич — мой бывший муж. Он сыщик, Шерлок Холмс. Тебе, Боря, чаю надо попить. Идем-ка!

Ч е л о з н о в. С удовольствием! (Идет с Лидой к столу.)

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Наконец-то! Пахомов показался.

К о р о в и н (вспоминая). Пахомов? Это какой же? А?

М о р я г и н. Читали книгу «Почва и лес»?

К о р о в и н. Да, да, да! Но фамилию-то я в связи с другим в памяти держал… В Улыбине бо-о-льшая драка была! Эхо до нас докатилось. (Доверительно.) Строители, прохвосты, ссылались на состав воды. Состав был нужен якобы, как там. Оказалось, химкомбинат мог стоять где угодно. Газеты писали. И виноватых нет! Промышленники очень сильны. Да он, Пахомов, молодой вовсе…

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (негромко). Это его жена… Она не совсем здорова…

По ступеням поднимаются А н я и П а х о м о в.

Знакомьтесь, товарищи, и за стол!

Аня садится в качалку, качается.

За стол! За стол! Что ж вы, Аня?

А н я. Не предупреждали, я поела, качаться буду. А за стол пойду — напьюсь. Нет, не хочу!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Ну, не знаю… (Отходит.)

А н я. Солнышко вышло.

М о р я г и н. Да. Сейчас пчела полетит.

А н я. Почему о пчелах вспомнили, Василий Гаврилыч?

М о р я г и н. Да так… Отец пасеку держал. После его смерти у меня времени не было, а недавно поставил три улья. Пчелу волнует малейший свет! Свет — это работа. Но глядите, как мощно тепло пошло! Как жарит сразу!

Все уже к столу ушли. Подходит Пахомов.

Как солнце жарит! Опять сушь. Через час полетит пух осины. Странное лето! Непонятное. Будут пожары. (Идет к столу.)

А н я (негромко). Пусть все сгорит.

П а х о м о в. Пойдем посидим.

А н я (спокойно). Они думают, это катастрофа. Пожар — это благодеяние для земли. На выжженной земле растет все молодое, новое. Объясни пойди: в науке это называется сменой или сукцессией экосистем.

П а х о м о в. Иди, закуси немного.

А н я. Я потом. Пойди туда, пожалуйста, пойди! (Отходит от него, садится в стороне, тихо.) Пожар — это жизнь. Пожары были и до человека, бушевали по всей земле. Природа не погибла. Не могла погибнуть. Это огромное количество медленно разрушающейся древесины, которую тупо охраняют, сразу превратится в прекрасный пепел, в прекрасную золу. На удобренной земле в изобилии появятся молодые деревья. Пойди, скажи им. (Молчит.) Лес на пожарищах — это не тот, что сгорел. Лучше. В тысячу раз! (Тихо.) Да уйди ты, христа ради, Володя. Ты же знаешь, я боюсь новых людей. Ведь это же неудобно… Уйди, не паси меня!

П а х о м о в уходит. Аня качается. Подходит М о р я г и н.

Вас Пахомов прислал?

М о р я г и н (признается смущенно). Да.

А н я (улыбаясь). Какие у вас синие глаза! Борода вас ничуть не старит. Непостижимо, еще и краснеть умеете! Вы молчаливый от застенчивости?

М о р я г и н. Я не стремлюсь привлекать к себе внимание.

А н я (смеется). Почему?

М о р я г и н. Во мне нет честолюбия. Слава и всеобщее внимание должны приходить к людям исключительным. Однако нередко приходят к заурядным.

А н я. Абсолютно согласна!

М о р я г и н. Люди сами стремятся к вниманию, а после трудно. Надо славу подтверждать, жизнь получается неестественная, болезненная. Вообще, лучше скромней держаться. Я поздно кончил институт. Жизнь вышла нелегкая. Сначала заочно техникум, армию отслужил, потом институт заочно.

А н я (с искренним пониманием). Заочно — трудно.

М о р я г и н. Да. Нужно много читать, и каждый день служба. Сейчас мне тридцать шесть. У меня высшее образование. Прошел все ступени от лесника до главного лесничего. (Улыбается.) Я три ружья отобрал. Однажды вышел, а шел без всего, гляжу, он пробирается в кустах, оружие на изготовку. Я тихо прыгнул сбоку и винтовку вырвал. Руки у меня стальные. (Показывает с неловкой улыбкой.) Вот… Капканы! Лет пять назад один тут промышлял… По осени со снегом ставил петли на коз, но честный был браконьер. Я его поймал, предупредил, он сказал: больше не буду. И не было! В те годы я еще в лесхозе служил.

Приходит Л и д а.

Л и д а. Василий Гаврилыч, вас туда зовут.

М о р я г и н. Хорошо. Спасибо. (Уходит.)

А н я. Мне кажется, всем, буквально всем новым людям говорят, что со мной надо держаться поосторожнее. Я это все время чувствую. А как мне себя вести при этом, никто не говорит. (Сквозь слезы.) Знаю, что психопатка, но если б вы все поменьше обращали внимания и не считали больной…

Л и д а. Я не считаю. Здоровая баба. Распустилась.

А н я. Это верно. Нервы ни к черту. Пахомову тяжело. Он раньше любил меня. Теперь жалеет.

Идут К а т я и К о л я. Он бос, в халате, с простыней.

(Улыбнувшись сразу.) Куда ж ты в таком виде, милый?

К о л я. В баню. Здравствуйте.

А н я. Здорово!

К а т я (виновато). Мы там разговаривали…

Л и д а. Потом расскажешь. Иди к гостям, Катя.

К а т я. Не злись, он траву не нашел. (Идет к столу.)

Л и д а. Что же ты делал почти пять суток?

К о л я. Искал.

Л и д а. Довел всех бог знает до чего.

К о л я. Искал. Если есть основания злиться, то, согласись, у меня. (Тихо, достойно рассказывает.) Травку я осенью заметил лишь потому, что ею зарос весь склон и нигде ничего похожего. Пришел. Ну, пришел… На склоне совсем другая трава, обычная. А той нет! (Молчит.)

Приходит П а х о м о в. Стоит у барьера, слушает.

Видела мои брюки? На коленях дыры. Ползал. Я принципиально должен был найти. Мистика! Двое суток от темна до темна. На третьи — искал по берегам. Трава исчезла.

Л и д а (Пахомову). Не ваши ли инопланетяне орудуют?

А н я. Почтим, родненькие, память травки минутой молчания. Да вы молчать не станете! Исчезла еще одна. В ней, может, и заключалось спасение человечества. Состава ее уже не узнаем. И причины исчезновения внезапного, возможно, ужасной причины, тихо подступившей к земле, мы тоже, по-видимому, не поймем вовремя. Я вполне созрела пойти к столу, Володя. (Идет, останавливается. Разъясняет профессионально, негромко.) Одна из распространеннейших трав — сон-трава — в Московской области объявлена реликтом. Колокольчик персиколистный, ночная фиалка и белая кувшинка уже объявлены в средней полосе охраняемыми видами. (Уходит.)

Л и д а. Что в рюкзаке принес?

Коля достает небольшой камень, показывает.

Что это за камень, Коленька?

К о л я. Похоже на медный колчедан. Геологам покажу. За крупное месторождение платят до десяти тысяч.

П а х о м о в. Зачем вам столько денег?

К о л я (рассмеявшись). «Фиат» куплю.

П а х о м о в. Вы взяли лодку у лесника в Амге?

К о л я. Справедливо, Владимир Михайлович.

П а х о м о в. Вы пошли по реке вверх. В третьем распадке справа заброшенный гидрометрический мостик. Вверх по ущелью обнажения зеленоватого цвета. Там вы взяли камни. Верно? Таким образом, первооткрыватель я. Но денег не будет, Коля, это не колчедан. Идите попарьтесь, а после расскажу, как смеялись геологи, когда я привез им вот так же килограммов двадцать камней.

Коля с грустноватой улыбкой смотрит на Лиду. Катит по полу камень. Берет простыню и спокойно уходит.

Лидия Евгеньевна, к сожалению, это медный колчедан.

Л и д а. Догадалась. А Коля вам поверил. (Молчит.) Для чего вы мне сказали про это?

П а х о м о в. Мне б хотелось унести камни и выбросить.

Молчат, говорят со странным спокойствием.

Л и д а. Как вы их нашли?

П а х о м о в. Знакомился с заповедником. Приметил этот мостик. Там кто-то вел исследования по водоохране.

Л и д а. Баландин там работал. Он умер. И, видно, знал.

П а х о м о в. Я унесу? Хорошо?

Л и д а (не сразу). Я думаю о Коле, Владимир Михайлович. Коля совершеннолетний человек. Студент.

П а х о м о в. Понимаю. Но вы все уже сформулировали. И это правда. Я его обманул. Он мне поверил. Коля ни при чем. Лидия Евгеньевна, я не хочу, чтобы сюда пришли бульдозеры и уничтожили еще один заповедник. Этот регион наш по почвам неповторим, не изучен. И сам характер почв, и редчайшее разнообразие… Не знаю, что способствовало формированию такой жемчужины, направление рек, горная гряда на северо-востоке, не знаю… Почему вы молчите? По закону в заповеднике вообще запрещены геологические работы. Кто-то должен взять на себя. Кто-то должен взять эту ответственность на себя. Что вы молчите? Вы же понимаете меня. Эту медь, возможно, никто никогда не найдет, а через два десятилетия, пожалуйста! Не страшно. Медь создадут. Или заменят пластмассой. К тому времени, если шарик не сковырнется, человечество опомнится. Через четверть века я сам приведу геологов, и тогда Коля получит свои десять тысяч.

Л и д а. Если раньше вы не получите десять лет.

П а х о м о в. Возможно. Я думал про это. Я не самый храбрый человек, Лидия Евгеньевна, но слишком ставки высокие!

Л и д а. А не боитесь, что я предам вас?

П а х о м о в (некоторое время, словно раздумывая, смотрит на нее). Нет. Я почему-то совершенно уверен в вас.

Л и д а. Делайте что хотите.

П а х о м о в (берет рюкзак и, подержав, бросает за барьер). Я сейчас вернусь. (Перемахнув барьер, исчезает.)

В глубине показывается Ч е л о з н о в.

Ч е л о з н о в. Через три минуты за мной приедут. Поедем?

Л и д а. Ровно через три?

Ч е л о з н о в. Ты можешь сомневаться во мне, но не в моих сотрудниках. Это люди экстракласса. Поедем, Лида? А?

Л и д а. Не унижайся. Не такой ты человек. Уезжай. Я ничего не забуду. Не прощу. Больше не приезжай. Никогда.

Свет гаснет и возвращается. Наступила осень. На веранде все то же. На ступеньках сидит С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Она в строгом, темном платье, на плечах небольшой платок. Звучит магнитофон на пустом столике сбоку. Входит Ч е р в о н и щ е н к о.

Ч е р в о н и щ е н к о. Хороший день, прекрасная свадьба. Скромная, достойная, без глупых и пьяных песен. И весело и чуть грустно. Так, верно, и должен выглядеть такой день…

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Через час уедут, чемоданы собраны. За десять дней, пока их не будет, мы все приготовим в квартире Василия Гаврилыча, вернутся на готовое.

Ч е р в о н и щ е н к о. Не печальтесь.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Устала я. И хорошо, что они опять спор затеяли, посижу спокойно. Садитесь рядом.

Ч е р в о н и щ е н к о. Хорошая свадьба, тихая, человеческая. Как вы это умеете! Одно плохо — перекормили.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Еще гуся дадим. Не едали такого.

Ч е р в о н и щ е н к о. Вы точно подросток… Девочка.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (предостерегающе). Иван Степаныч!

Ч е р в о н и щ е н к о (улыбаясь). Мне пятьдесят три, я средний человек. Средний. Ну, бывший боевой офицер, так полстраны таких. Ну, бывший главный агроном, таких тысячи, сотни тысяч. И вдруг стал празднично жить. На прежнее не жалуюсь, работал, уже счастье. Но так наполненно, интересно жил только в молодости. Сплю эти месяцы четыре часа, пять. Хватает! Вы мне силы дали. Смотрю на вас и чувствую, будто вы действительно незащищенный ребенок.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Молчите, Иван Степаныч. (Опустив голову, сильно натягивает платок на плечах.) Муж любил меня, но стеснялся таких слов, и я стеснялась. Вы человек из другой стихии. Думаете, наверно, у меня любовники были. Не поверите, если скажу, поклявшись здоровьем Коли, никогда прежде не подумала об этом… (Встает.) Верите?

Ч е р в о н и щ е н к о. Верю.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Нет на свете биографии проще моей. Приехала на практику по беспозвоночным, влюбилась по уши. И сразу перешла на заочный. А дальше только работа. Не знала, что может существовать другое счастье… Я часто думала: кто он был больше, мой прекрасный, удивительный муж? Зоолог средний. Мне он много дал в зоологии, но я обогнала его. Эколог начинающий, хотел разобраться, времени не было… Был просто администратор. В каком-то высшем смысле профессиональный и образованный. И был максималист. Ставил надолбы, рыл глубокие рвы, никого не пускал. Это не для нас, говорил, для будущих поколений, и у него это не звучало фальшиво. Заповедник называл государством природы и хотел сохранить государство в чистоте. Он был отцом Коли, но был и моим отцом. Вам не понять этого. И сейчас мы, ну, все мы… Возможно, мы слишком требовательны к людям и несправедливы, наверно, но это оттого, что знали жизнь при нем. (Молчит.) Лида летом сказала вдруг, что я изменилась сильно. Угадала! Я стала много думать о вас. (Улыбается, глядя себе на руки.) Лида вас невзлюбила из-за этого, имейте в виду, она опасный враг. (Улыбается молча.) Может быть даже, я тогда слишком много думала о вас.

Ч е р в о н и щ е н к о. Ане боитесь так говорить?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (просто, доверчиво). Я почти никогда не вру, Иван Степаныч. Мне кажется, если я что-то сделаю, все узнают в ту же минуту… Я вам сейчас говорю правду, и не стесняюсь. В домике на озерах я рассердилась. Во время нашей поездки вы стали нервным почему-то, как будто переменились. Я рассердилась, хотя сама же немало позволила вам… Но вот мы вернулись, и я пожалела. Пожалела, что ничего не случилось.

Ч е р в о н и щ е н к о. И потому не хотите больше со мной никуда ехать?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Я не боюсь. Ни себя, ни вас не боюсь, но нельзя. Мне ничего нельзя. На мне долг. Перед семьей, перед этим домом, перед всеми… Это мне самой нужный долг. Поверьте женской интуиции. Пропаду иначе, ничего не останется! Пожалейте меня. (Отходит, негромко.) Я очень суеверна, Иван Степаныч.

Музыка меняется, становится громче. Появляются А н я и П а х о м о в, танцуют. Ритм быстрый. Постепенно входят остальные, смеются, аплодируют. К а т я в подвенечном платье. Нет лишь Коли и Челознова. Танец становится неистовей — и музыка обрывается.

А н я. Умопомрачение, на нас смотрят. Я смущена, Володя, сейчас хамить начну. Ты великолепен, Пахомов!

Пахомов оглаживает бороду. Улыбка его строга.

Такой тихий, неуклюжий мужичок… У меня слезы? Слезы?

П а х о м о в. Ни единой.

А н я. На третьем курсе Университета имени Жданова я учила его танцевать. Он был изящен, как неошкуренное бревно. На пятом курсе этот серый деревенский мужичок взял приз. Нам дали приз, и это нас трагически соединило.

М о р я г и н (широко улыбаясь). Деревенские, Аннушка, все умеют, коли хотят. Деревенские — люди глубокие. И, кстати говоря, кто ближе к земле, тот и человечески почище.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (сдержанно). Муж иначе говорил. Хорошо, если личностями, образованными и стойкими, наши дети окончательно сформируются в городе. А после пусть возвращаются. Здесь надо жить уже сильными, со сложившимися убеждениями. Можно скатиться в болото сплетен, ничтожной грызни. Эта земля может утянуть в мелочи. Муж особенно высоко ценил университетское образование.

П а х о м о в (негромко, горячо). Я это понимаю. Это путь и моих понятий, хотя жизнь складывалась по другой схеме.

Ч е р в о н и щ е н к о. В последние годы ощущается тенденция к преуменьшению смысла высшего образования.

П а х о м о в (ходит). Да, да! А при этом есть взгляд на образование как на недорогое украшение. Перстень на пальце и институтский ромбик на груди тут в одном ряду.

Показывается старуха Т а т ь я н а Я к о в л е в н а, делает знаки.

М о р я г и н (недовольно). Что хотели, мама?

К а т я. Пойдем, пойдем!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Как там гусь?

Т а т ь я н а Я к о в л е в н а. Доходит.

К а т я и М о р я г и н уходят за Т а т ь я н о й Я к о в л е в н о й.

П а х о м о в (останавливаясь). Часто другое слышишь: зачем? Рабочий получает больше инженера, больше врача. Говорят еще так: образование не делает человека счастливым. Тогда высшим идеалом, конечно, надо считать покой невежды, в этом покое его счастье. (Светлане Николаевне.) Я сказал о моем пути. Мне повезло. Родился почти посередке России. Сознательная жизнь началась, в сущности, с нечаянной моей борьбы с Госпланом СССР. В первый класс еще не поступил, а Госплан уже запланировал комбинат искусственного волокна рядом с деревней, а значит, и всю жизнь в округе, и мою… Я школу оканчивал — техникум уж при комбинате… Все и пошли, родительский дом рядом, сытнее. На втором курсе практика. Поглядел я, как оно выделывается, волокно, — и поворотило! Сказать не могу, как назад потянуло, на землю, а документов не отдают, не пускают. Ну, нет, думаю, поглядим. Была неподалеку школа такая, очно-заочная называется. Я в последний класс поступил. Приняли без справок, им свой план выполнять нужно! Получил еще один аттестат зрелости. В техникуме соврал: характеристику, говорю, военкомат требует. Дали. Поехал в город Питер. (Смеется тихо.) Ах, какой город Питер! Сколько людей умнейших, щедрых душой! А наши разговоры бесконечные, до ночи! (Ходит, улыбаясь.)

А н я (негромко). Володя.

П а х о м о в. Да? (Вспомнив.) Да! Прости. (Всем, виновато.) Обещал дочку вместе укладывать… Девочка нервная.

А н я (с обидой). Вижу, тебе совсем не хочется.

П а х о м о в. Почему…

А н я. Не ходи, справлюсь. (Идет, останавливается.) Мужчины нас порабощают, мерзавцы! Дали нам свободу и нас же открыто порабощают. За наш счет пишут книги, за наш счет приобретают готовых выращенных детей, за счет нашего обслуживания растут по службе… (Уходит.)

П а х о м о в (тихо). Извините, пожалуйста.

Л и д а (тихо). Я пойду помогу? Хорошо?

Пахомов кивает. Л и д а уходит. Возвращаются К а т я и М о р я г и н. Пахомов садится.

К о р о в и н. Какой воздух, уважаемые! Краски какие! Прозрачность, тепло. Вот где столы бы накрыть, сударыня!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Да, такой осени не помню. Лес багряный, падают листья, а тепло, словно бабье лето.

К о р о в и н (подняв палец). Предзнаменование! Доброе!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (улыбается). Слышишь, Катя?

К о р о в и н. Ну, целуйтесь-ка по сему поводу! Нынче уж не принято кричать «горько», молодые стесняются. Поэтому по-простецки предлагаю: целуйтесь! Ну! Не манкируйте!

Подобрав платье, Катя бежит, останавливается перед неловким и сияющим Морягиным. Поднявшись на цыпочки, по-детски смело и открыто целует его.

(От всего сердца.) Молодец! Какие женщины живут в этом доме! Эти субботы и воскресенья у вас здоровья мне прибавляют! Сыновья мои разлетелись. Старый вдовец, кому я нужен, вот отчего мне радостно и уютно в вашей семье.

К а т я (простодушно). У нас раньше всегда было весело! Дни рождения, окончание учебы, мамина диссертация… Колина телеграмма настроение испортила. Сессия у него. Странная сессия… Раньше у нас всегда стихи, викторины…

На ступеньках тихо появляется Л и д а.

Лида однажды рассказала, как ей кабаны на лугу встретились и как расправилась с ними… Очень смешная импровизация!

Ч е р в о н и щ е н к о. Расскажите, Лидия Евгеньевна.

Л и д а. Не буду, Иван Степаныч, неинтересно.

Ч е р в о н и щ е н к о. А если вас очень попросим?

Л и д а (негромко, сердито). Не буду. (Отходит.)

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Тогда я стихи прочту. «Лирика фенолога, или Весна на Башкызылсайском участке». Так это называется… (Читает.)

(Улыбаясь.) И что-то еще там про облака… Так, Лида?

Л и д а (поражена). Как ты помнишь!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Эти стихи Лида написала двадцатого апреля в горно-лесном заповеднике Узбекской ССР одиннадцать лет назад. В этот день ей исполнилось семнадцать лет.

Л и д а. Ты убила меня, Света. Ну, просто убила. Зареву сейчас. (Отворачивается, смотрит куда-то вверх.)

К о р о в и н. Виноват, кеклики — это кто? Насекомые или собаки?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Очень веселые птицы, это горные куропатки. Их пытались разводить, но кеклики в неволе болеют туберкулезом.

К о р о в и н. Ну, как люди совсем.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Да, как люди. А на воле, видно, знают какое-то растение, которое их спасает. Так, возможно, и с нашими глухарями.

К а т я. Ничего! Ничего! Посмотрим. Мне сейчас кажется, это самая загадочная птица. Гнезда глухарка устраивает на земле, в светлых борах. Как рискует! Ведь именно в эти места чаще идет человек и зверь. Что находит она, перепуганная, вернувшись в гнездо? Скорлупки! Я когда-нибудь соберу вас всех и сделаю доклад, интересные вещи услышите. Сколько раз описан глухариный ток! Какой это странный ритуал… Недавно перечитала Куприна, хорошо, но есть ошибки. Вы спрашивали, Иван Степаныч: каковы надежды? Я сказала — не знаю. Отвечу точнее. Чему-то мы научились на ферме, но мало, мало! Этому надо посвятить всю жизнь. Вот вам и ответ. Всю жизнь.

Ч е р в о н и щ е н к о. Долго, Катенька. Жизни жалко.

К а т я. Если спасем, не жалко. При папе был сотрудник Баландин. Всегда одно твердил. Только зная, как развивалось и развивается все живое без участия человека, можно понять, что было разрушено в природных связях и отчего изменения в среде. Всегда одно и то же твердил: «Мы, заповедник, есть резерват и эталон природы. Мы генетический сейф земли, закрытый ради будущего на тысячи замков». Так он и твердил бесконечно с постным лицом, а глаза смеялись. И все хихикали, потому что все слова и призывы, а дело делается иначе.

Л и д а. Хорошо, что хоть слова помним.

К а т я. Да, Лида.

Л и д а. Ищем следы развития природы, а находим всюду следы развития цивилизации.

К а т я. Да, Лида. И все же мы немножко снобы. И ты, и мама, и я. Как я плакала год назад! Нас оскорбило всех это слово д и ч е р а з в е д е н и е. Нам сказали: в стране зарегистрировано два миллиона охотников, в Америке — пятнадцать. Надо научиться разводить дичь и выпускать в леса. Нас оскорбляла сама цель: удовлетворение охотничьих инстинктов. Стыдно это в заповеднике, кощунственно, согласна! Но что-то же надо делать! Хоть что-то! Ну, хоть что-то, Лидуша! Ты молчишь, улыбаешься, ты человек крайностей. На Ближнем Востоке, все время пишут, война, так вот ты такая же, как там, экстремистка.

К о р о в и н. Сколько, говорите, охотников в Америке?

К а т я. Пятнадцать миллионов. У нас два.

К о р о в и н. Слава богу, по охотникам мы отстали!

Л и д а. Что примолкли, Владимир Михайлович?

П а х о м о в. Как и ваш отец, я в принципе высоко ценю университетское образование. Бесспорно, образование есть инструмент, но это и нечто большее. Чувствую, опять говорю книжно… Когда в самой постановке образования нет прямого утилитаризма, когда знание становится духовной потребностью, вот тогда и возникают широкие взгляды на явления, забота об устройстве общества, о спасении природы и так далее…

Неся поднос с напитками, идет Т а т ь я н а Я к о в л е в н а.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Что вы? Не по силам вам это!

Т а т ь я н а Я к о в л е в н а. Мне еще такое по силам, дети! Еще так пригожусь! Времечко не за горами. И года не пройдет, как пригожусь. Без ошибки говорю!

Смех негромкий проносится и умолкает.

Чего не танцуете? Не поете? Какая же свадьба! Разговоры одни. Скоро уедут молодые. (Светлане Николаевне.) Танцуй, сватья! (На Червонищенко.) С ним вот иди! Чего зарделась? Симпатизирует, с ним и иди! Чего стесняться?

Светлана Николаевна лишь улыбается безмолвно.

Танцуй, сватья, дело твое молодое!

К а т я (тихо). Татьяна Яковлевна, я плясать мастерица.

Вдруг появляется Ч е л о з н о в. В руках самовар.

Ч е л о з н о в. Общий привет! Извините, без приглашения.

К а т я. Что ты, Боря! Что ты! Спасибо. Мы никого не звали. Спасибо тебе. Самовар-то зачем?

Т а т ь я н а Я к о в л е в н а. Самовары не в моде нынче.

К а т я. Спасибо, Боренька. Такой дорогой подарок!

Ч е л о з н о в (с легкой торжественностью). Милая Екатерина Евгеньевна, в тебе говорят сейчас какие-то далекие, дедовские ассоциации. Во-первых, самовар не серебряный, хотя и со знаком качества. Во-вторых, из нержавейки и стоит недорого. В-третьих, это всего лишь электрочайник большого размера. Сердечно поздравляю молодых.

Л и д а. Ничего не будет в-пятых, шестых, в-четвертых?

Ч е л о з н о в (чуть улыбнувшись). В-четвертых, любезная Катенька, я прибыл в форме, ибо в форме кажусь тебе помоложе… Все-таки сорок два уже! Юные девушки на улицах, мне кажется, уже не отличают меня от деда-мороза… И в-пятых, не обессудь, невеста, я привез тебе одного заброшенного человека.

К а т я (еще не веря). Коля!

Вбегает К о л я. Целует мать. Идет к Кате, и та со слезами обхватывает его за шею. Смех.

К о л я. Почему печальная такая?

К а т я. Не печальная, оставь. Сейчас вас накормим.

Л и д а. Спасибо, подполковник. Узнаю хватку! Налить рюмочку?

Ч е л о з н о в. Увы! За рулем я сегодня. Служба.

К о р о в и н. Здравствуйте, товарищ сыщик.

Ч е л о з н о в. Обожаю это слово. Забытое, но истинное.

Л и д а. Сыщик он, сыщик, только опоздал сильно!

Ч е л о з н о в. Мы гнали. Коля руля попробовал.

К о л я. Шли сто тридцать! Сто двадцать!

Ч е л о з н о в. Сколько раз за прошедшие годы у меня перед глазами эти места! Сколько времени прошло, а будто не прекращались мои поездки сюда. Святое место совсем не изменилось, и через сто лет здесь будет тот же покой! А что такое, товарищи, в прошлый раз у дороги лошадь дохлая, а сейчас краны? Что строите?

Л и д а. Жилье, гараж, мастерские…

Ч е л о з н о в. Что мы по радио слышали, Николай?

К о л я. Новый заповедник открыли. Где — не поняли, помехи. Сто первый заповедник в стране или сто третий…

Л и д а. Вы сильно подружились с Колей, так, что ли?

Ч е л о з н о в. Видимся каждодневно.

Л и д а. Ну, поцелую тебя. (Целует в висок.)

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Пошли, мои милые, поедим!

К а т я (Морягину). Останьтесь. Мама, мы пошушукаемся. (Всем.) Мы сейчас, идите! Мы скоро, быстро…

Все уходят в дом. Остаются Катя и Морягин.

М о р я г и н. Мы на «вы» перешли?

К а т я. Не время, знаю, но мне хотелось сказать… Это нехорошо, но скажу сейчас, не буду откладывать. Ваша мама не будет жить с нами. Я этого не хочу.

Морягин молчит, смотрит в пол.

Обо мне говорят, что я самая добрая, но я не самая добрая. Наверно, жестоко сказала, но я никогда не буду вам врать. И не стану притворяться. Если вы хотите этого, уважьте мою просьбу, Василий Гаврилыч. Только сразу, сейчас.

М о р я г и н. Мама будет жить там, где жила.

К а т я. Спасибо. Буду относиться к ней как к близкому человеку… И встречать, ездить к ней будем и помогать.

М о р я г и н. Вы не любите меня?

К а т я. Я около шести лет прожила в студенческом общежитии, не забывайте этого. Видела разные браки. Стихийные и по большому чувству… Эти быстро проходящие браки! (Молчит.) Я ни разу не сказала тебе, что люблю. Знаю, ты очень любишь меня. Считай эгоисткой, но для меня сейчас это главное… Я буду тебе хорошей женой, верной, преданной, буду уважать тебя, и знаю, за что, только говорить об этом не хочу! (Вдруг улыбается сквозь слезы.) У меня много великих планов. И как жить будем, и что делать… Если не станешь смеяться, скажу одну вещь… Я хочу, чтобы наши дети играли на этой веранде.

Слышатся автомобильные гудки.

М о р я г и н. Машина пришла.

К а т я. Как рано! Очень рано!

М о р я г и н. Ну, ничего… Пришла и пришла. Надо ехать.

Быстро входит С в е т л а н а Н и к о л а е в н а.

Машина пришла. Надо ехать.

Входит Т а т ь я н а Я к о в л е в н а.

Машина пришла. До станции далеко ехать.

Т а т ь я н а Я к о в л е в н а. Сядем перед дорогой. Все сядем.

Садятся. Входят Ч е р в о н и щ е н к о и П а х о м о в. С в е т л а н а Н и к о л а е в н а озабоченно идет в дом.

М о р я г и н (Пахомову). Машина пришла.

К а т я. Я пойду переоденусь. (Уходит.)

Помедлив, М о р я г и н уходит за ней.

Ч е р в о н и щ е н к о. Грустно будет в доме без Кати.

Т а т ь я н а Я к о в л е в н а. Ничего, попривыкнут. (Уходит.)

П а х о м о в (Лиде). Извините меня, я пойду попрощаюсь и сразу уйду. Мы о многом хотели поговорить, но так получилось… Меня беспокоит состояние Ани. Если б знали, какой она была прежде! Какая это спокойная, отзывчивая душа! Она поправится, ей лучше. Время нужно, доктор сказал, покой… Не взыщите, Лида. Мне надо идти. (Идет в дом.)

Лида ходит по веранде. Входит К о р о в и н.

Ч е р в о н и щ е н к о. Не горюйте, Лидия Евгеньевна.

Не ответив, Лида уходит в дом.

К о р о в и н. Иван, почему Надежду сюда не позвал?

Ч е р в о н и щ е н к о. Звал. Просил! Разве пойдет сюда Надежда, если знает, что я здесь счастлив!

К о р о в и н (раскуривая трубку). Что она знает?

Ч е р в о н и щ е н к о. Знать нечего! А я счастлив. Заботы мои обыденней обыденных. Из лесу прискачу — на строительство бегу, в кабинет загляну — в прокуратуру мчусь. Мы уж на «ты» с прокурором, я ему пропуск выписал. Дела на мелких нарушителей суды не берут. Мы даже на собственной территории штрафовать не можем. И скрываем от населения, что бесправны. А он встанет перед тобой, подонок, и бубнит: «Подумаешь, зайца у вас убили…» Но — замкнули! Замкнули мы заповедник. Вот и все мое счастье. Эта семья мне поверила. А Надежда мстит мне. Гусыня жирная, кержачка несчастная. Характер тяжелый, неуступчивый, а про себя, когда одна, плачет, уверен. Беда моя, что я слабый. Брошу, уйду, дважды уходил, после психую, жалею. Трех парней она мне родила. Ты видал, какие у нас парни!

Входит Л и д а. Садится. Слышен гудок автомобиля.

К о р о в и н. Что молодые так долго?

Л и д а. Прощаются. Посошок пьют. Ненавижу! (Встает, ходит.) Иван Степаныч, зачем удобрения привезли?

Ч е р в о н и щ е н к о (с усмешкой). Видали уж! (Горько.) Вчера хотел объяснить, не успел. На балансовой комиссии в министерстве меня били за низкую урожайность полей, о заповедности не вспомнили! Плевать им! Я эти ядохимикаты, Сергей, весной к вам назад отошлю.

К о р о в и н. Не отошлешь. Это приказ.

Ч е р в о н и щ е н к о. Отошлю.

К о р о в и н (дружески, тихо). Порядок налаживается, но не все сразу. Удобрения надо стерпеть. Стерпи. (Лиде, с досадой.) Вот не было бы у вас пашни и не было б! Я бы вас спиной заслонил. Вы того кляните, кто распахал эту пашню!

Л и д а. А того уж нет, Сергей Викентьевич!

К о р о в и н. Вот так всегда и бывает!

Из дому выходит П а х о м о в.

П а х о м о в. Я домой. До свидания. (Уходит быстро.)

Молчание. Коровин курит.

Л и д а. Вы кто по профессии, Сергей Викентьевич?

К о р о в и н. Когда меня спрашивают, кто я, мне все чаще хочется ответить: старик я, дорогие мои, старичок уже. А что, Лидуша? Экономист я по образованию.

Л и д а. На международной конференции ботаников один доктор из Нидерландов сказал: самая большая мечта его, чтобы премьер-министром когда-нибудь стал ботаник.

К о р о в и н. То же самое, уверяю вас, пожелают юристы, санитарные врачи, и даже матери-одиночки. У каждого своя правда. Император Японии, кстати, биолог.

Л и д а. У него власти нет. (Молчит.) Иногда думаю, что все это от непросвещенности, от беззаботности. От какой-то жуткой полуграмотности всех этих юристов, санитарных врачей и матерей-одиночек. Мне плакать хочется. Если весной в эту землю положат химические удобрения… Не знаю. Ведь мы Ноев ковчег! Можно это понять? Мы же самый настоящий последний на земле Ноев ковчег! Кто побережет нас?

К о р о в и н. Не знаю, родная. Некомпетентен. Мы, Лидуша, министерство хозяйственное, сельское. Это хорошо я знаю. Республика небольшая, план большой. Как умеем, руководим вами. Деньги даем. И немалые. Но мы хозяйство. Сельское.

Ч е р в о н и щ е н к о. Так неужели за счет нашей небольшой пашенки, Серега, республику накормить собираетесь?

К о р о в и н. Неосторожно говоришь, Ваня. Тема эта тоненькая-тоненькая. Нынче урожай дивный всюду, а в прошлом году? Да и немало — пятьсот гектаров! Ты что же хочешь? Чтобы министерство само по собственной инициативе ликвидировало отменную пашню? Кто решится? Кто?! То, что создано, пусть и не умно, то уже создано. Создать всегда легче, чем ликвидировать. Создал — молодец! Старался, значит. А ликвидировал почему? Тут и начинается ответственность. Не объяснишь!

Входят К а т я, С в е т л а н а Н и к о л а е в н а, Т а т ь я н а Я к о в л е в н а. М о р я г и н, К о л я и Ч е л о з н о в несут вещи к машине.

Т а т ь я н а Я к о в л е в н а. Ну, с богом! С богом! Быстрее!

Л и д а. Я не пойду. Ненавижу прощания.

Катя порывисто целует ее.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Идем! (Уходит с Катей.)

Уходит Т а т ь я н а Я к о в л е в н а. Вернулся Ч е л о з н о в.

Л и д а. Ты знал, что Коля факультет переменил?

Ч е л о з н о в. Да. Хочет работать в промышленности.

Л и д а. Света расстроилась. Все как-то у нас рассыпается постепенно… Катя, когда узнает, сильно расстроится. Света пока молчать велела. Катя любит семью. Ей трудно будет примириться с мыслью, что Коля уже в сущности стал городским жителем. Ты надолго к нам, Боря?

Ч е л о з н о в. Сейчас уеду. Времени совсем нет. (Улыбается.) Хотелось тебя увидеть. Извини, что, так сказать, нарушил запрет… Я люблю тебя! Что поделаешь! Люблю. Не могу забыть.

Л и д а (молчит. Негромко). Пойдем!

Ч е л о з н о в. Куда, Лида?

Л и д а. Идем! Кое-что соберу… (Идет в дом.)

Челознов уходит за ней. Возвращаются С в е т л а н а Н и к о л а е в н а, К о р о в и н и Ч е р в о н и щ е н к о.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Я что-то почувствовала еще летом… У него вдруг появилось острое желание иметь машину. Я говорю: зачем? Ездить буду к вам, говорит. Нашел какие-то камни и был уверен, что медный колчедан… Оказалось, обычные камни. Меня поразило, как огорчился, что не получит вознаграждения и не купит машину. Коля привязан к нам и, конечно, уже тогда думал, как станет навещать. Послушаем сейчас музыку, посидим, чаю попьем. (Включает магнитофон.) Можно пулечку расписать. Лида прекрасно играет. Раньше тут жили хорошие преферансисты, все постепенно после смерти мужа разъехались. Давайте, в самом деле, сядем за карты!

Входят Л и д а и Ч е л о з н о в с небольшим саквояжем.

Куда вы?

Л и д а. Светик, милый, я в город. Не удивляйся. Все как обычно. Сегодня пятница. Утром в понедельник подполковник привезет меня на работу.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Я рада.

Л и д а. Ну, прощаний не люблю, скоро увидимся.

Ч е л о з н о в (сдержанно). Привет! (Уходит за Лидой.)

На ступеньках появляется Т а т ь я н а Я к о в л е в н а.

Т а т ь я н а Я к о в л е в н а. Тихо, тихо у вас, противно даже! Эх! (Взмахнув платочком, идет в пляс, останавливается.) Эх вы! Разве народ так гуляет! (Уходит в дом.)

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Можно и втроем поиграть. Садитесь, Сергей Викентьевич. Садитесь, Иван Степаныч. Преферанс — интереснейшая игра… Скучать мы не будем! Не будем!

Ч е р в о н и щ е н к о (улыбаясь). Не будем!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Не будем! Пусть все едут к чертям. Куда хотят! Мы не будем скучать! Не будем! Не будем!

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Прошло два года. Та же веранда. Стол с самоваром. Жаркий день клонится к закату. С в е т л а н а Н и к о л а е в н а раскладывает пасьянс. В глубине за шторой небольшой столик. Слышен стук молотка. К а т я ходит, держась за виски. М о р я г и н стоит, смотрит на нее.

М о р я г и н. Пойди полежи, Катя.

Катя ходит, стук громче.

Что он строит? Я спросил, он молчит.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Сарайчик для мотоцикла. Я раньше любила составлять отчеты. Отец смеялся, называл письмоводителем, а для меня в этом было какое-то торжество, итог. Радовалась и думала, что кто-то тоже порадуется. Сейчас мне кажется, отчеты никто не читает. Около трехсот страниц вышло нынче, расчеты, диаграммы… Переплели и отослали. Пройдет год, и здесь ничего не будет. Мы станем бездомными… И разлетимся. Теперь уже по-настоящему разлетимся. Где мы будем через год-полтора, никому неизвестно.

К а т я. Вася, уйди, пожалуйста. Нам нужно поговорить.

М о р я г и н. Нужно полежать, Катя. (Светлане Николаевне.) Врач определил двухмесячную беременность. Наверно, опять будет мальчик. Не надо было Кате на рынок ехать. Мама бы одна справилась. Сначала думали вообще не продавать. Бочка меда. Бочка прекрасного липового меда! От прошлого года осталось. Куда денешь? Один улей в хороший год дает до центнера меда. Семья растет… Катя поднялась в пять утра, сейчас голова болит. Стояли с мамой на солнцепеке.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (изучая карты). Сколько у вас ульев сейчас, Василий Гаврилыч?

М о р я г и н. Четырнадцать. Надо сокращать. Хотя жалко, все-таки искусство. Пчелы — это искусство. Хоть маленькое, но искусство. Вы хотите без меня поговорить о Пахомове и, понимаю, об этом колчедане. Но я не мог поступить иначе.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Случилось несчастье, о чем говорить… Приехал Коровин, на озеро поедем. Мне жаль, что я узнала об этих залежах последней. Лида знала давно, поделилась с Катей. Катя наконец, спустя два года, поделилась с вами. Я не корю вас. Вы поступили четко, ясно, тысячи людей скажут, что правы, что так и надо было подать дирекции докладную записку. Вы лицо административное, у вас семья.

М о р я г и н. Нельзя такое скрывать. Нельзя! А то получается будто сговор, круговая порука.

К а т я. Он ночь не спал.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (встает, закуривает). Я не полюбила вас, не привыкла, не получилось это у меня, Василий Гаврилыч, но я не корю вас. Я все время страшилась, чтобы не распалась семья. Боялась, что если девочки лишатся того смысла жизни, ради которого росли и воспитывались, они не будут счастливы. Ради этого отдала за вас Катю. Но тут, я знаю сейчас, сработал мой эгоизм: боялась остаться одна. Прошло два года, и Катя стала другой.

К а т я (ровно). Ошибаешься. Крупно ошибаешься.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Ну, может быть. (Улыбается.) Ты какая-то взрослая стала сразу…

Входит Ч е л о з н о в с сумкой. Он в майке. Достает из сумки бутылки, ставит на стол.

Ч е л о з н о в. Лида приехала?

К а т я. Пришла. На чем ей приехать? Чуть жива.

Ч е л о з н о в. Суббота, Василий, почему ты в форме?

М о р я г и н. У лесников летом выходных нет. (С горечью.) Помнишь жару два года назад? Такая же сушь. И так же, как тогда, летит пух осины по всему заповеднику. Это же порох! Страшней пороха. Будут пожары. Во Франции сгорели посевы. В Англии, я читал, не собираются снимать урожай, снимать нечего.

Ч е л о з н о в. Кому налить? (Наливает себе.)

М о р я г и н. Странный ты человек. В магазин ездил?

Ч е л о з н о в. Нет, на молочную ферму. (Пьет медленно.) Лида больше месяца глаз не кажет.

К а т я. У Лиды полевые работы. Раз в неделю приползает, чтобы залезть под горячий душ.

Ч е л о з н о в (Морягину). В городе ни за какие деньги саперави не купишь, а у вас полно. Здесь живут мужчины. Они считают, что саперави дерьмо. Скажите, Света, вы ангел справедливости, имею я право считать, что нам пора заново зарегистрировать брак?

Входит Л и д а. Она слышит. Молчит, сушит волосы.

Л и д а. Что думает Червонищенко, Света?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Расстроен.

Л и д а. Еще бы! Честный человек. У меня просто нежность к нему. Когда-то приняла его враждебно, а сейчас думаю, не оскудела земля русская порядочными людьми. Выговор получил, потом выговор с предупреждением, чуть с работы не слетел, а удобрения в заповедные поля не положил. Не понимаю, Борис, почему ты здесь митингуешь. Зачем?

Входит К о л я. Без рубахи, в джинсах, босой.

К о л я. Молоко у нас есть?

Л и д а. Иди в подвал и достань. Я не люблю тебя. Переменил факультет и стал хамом. У тебя каникулы, почему нужно стучать молотками, когда родные твои отдыхают?

К о л я. Есть только один человек, с которым ты говоришь нормально. Это Пахомов.

Л и д а. Да, это Пахомов.

К о л я. Только дурак думает, что можно остановить прогресс. Обокрал меня, теперь в тюрьму сядет. (Уходит.)

Молчание. Челознов пьет вино.

К а т я. Скажи, Борис, неужели будет суд?

Ч е л о з н о в. Не будет суда.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Коровин убежден, что будет.

М о р я г и н. Как бы ни обернулось, а пятно будет. Я Пахомова уважаю, искренне уважаю, он настоящий ученый, но так поступать нельзя. Пятно на нем будет.

Ч е л о з н о в. Ну, пятна мы выводить умеем. В каждом населенном пункте есть срочная химчистка. (Берет со стула рубаху, надевает, прислушивается.) Что это?

Где-то неблизко ударил колокол. Светлана Николаевна встает, колокол звонит громко, беспрерывно.

М о р я г и н. Ну, вот и началось. Дождались. (Уходит.)

К а т я. Вот и пожар. Вася чувствовал. Все сгорит.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (тихо, сердито). Молчи.

Колокол звонит. Слышится рев моторов.

К а т я. Пожарные машины пошли. Хорошо, если близко…

Лида села в качалку. Качается.

В такую жару все сгорит. И спорить не о чем будет.

Ч е л о з н о в (тихо). Как твой мальчуган, Катя?

К а т я. Годик скоро… Васина мама сейчас с нами живет, она с ним гуляет… (Смотрит в лес, быстро уходит.)

Ч е л о з н о в. А по телефону узнать нельзя?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а идет в дом.

Л и д а (молчит, закрыв лицо руками). Это как лавина, в такую сушь. Я видела на Дальнем Востоке, отец гасил…

Колокол звонит. Как будто удаляется.

Утром шла тропой, думала, ты здесь. И ты здесь. И задаешь вопросы. Обиду я давно позабыла, совсем, а прошлое не вернулось. Не знаю почему. Прошло, куда-то делось… Я и сама тебя жду. Удобно, не слишком грязно. Такие санитарно-гигиенические отношения, как теперь говорят. Только ты еще на что-то надеешься, Боря, а я уже нет и не хочу тебя обманывать. Ты должен что-то начать заново. (Идет по веранде.) Света дозвониться не может… Жена Червонищенко мне письмо прислала с просьбой воздействовать на мачеху. Вошла сейчас в комнату, на подушке письмо, и штемпель почтовый. Не пей, Борис, голова разболится.

Ч е л о з н о в. Я не пью… Хлебаю так понемногу.

Л и д а. Слишком часто жили отдельно. Да так и положено: тебе в городах, мне в глуши. Разные мы с тобой животные, не подумали вовремя! (С усмешкой.) Вот бобры, например, спариваются только в воде. На суше не желают.

Взволнованно входит С в е т л а н а Н и к о л а е в н а.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Иван Степанович к нам.

Приходят Ч е р в о н и щ е н к о и К а т я.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Что там, Иван Степаныч?

Ч е р в о н и щ е н к о. Непонятно. Горело на кордоне у Севастьянова. Дежурный с вышки заметил сильный огонь и дым. Бушевало минут пятнадцать. Внезапно погасло. И никаких там естественных преград, ни реки, ни болотца, лес, сухая трава — и погасло! Словно бог погасил.

К а т я (серьезно). Я знаю кто. Инопланетяне.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Славная ты моя! Совсем бледная! (Обнимает Катю.) Все будет хорошо, вот увидишь, мы будем с тобой дружить. Этот пожар… Это какое-то предупреждение. Нас будто кто-то оберегает. (Возбужденно.) Жизнь добрее, чем кажется, и часто щадит… Нужно верить. Что-то вдруг повернулось в моей душе за последние минуты. Я испугалась страшно, подумала: одно к одному. И — пожалуйста! Я верю, не могу не верить. Мы очень большой заповедник, даже знаменитый немного, нас пожалеют, поймут, нас, наконец, не так-то легко закрыть. Бывает столь уникальная природная обстановка, что стоит дороже золота, дороже всего.

Ч е р в о н и щ е н к о. Я серьезно надеюсь, что все обойдется.

Л и д а. А не хитрите ли, милый Иван Степаныч?

Ч е р в о н и щ е н к о. Веры во мне больше, чем неверия. Важно, на кого выйдем в конце. На человека с совестью или на временщика, который захочет побыстрее состричь купоны с этой находки в недрах и получить награды. Но надеюсь на хорошее!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. И я! Ведь все могло сгореть! Это подлинное чудо. Хочу на озера, надо передохнуть от напряжения, успокоиться, там поговорим. Куда вы дели Коровина?

Ч е р в о н и щ е н к о. Поспать лег. Сейчас будет.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Лида, ставь самовар. Напьемся и поедем. И нужно непременно позвать к чаю Пахомовых.

К а т я. Знаешь, мама… Не зови их. Ты не думай, мне ничуть не стыдно, потому что знаю, как было… Прошу тебя.

Светлана Николаевна с грустью смотрит на нее.

После того как Вася подал докладную, он ровно через минуту был в лаборатории у Пахомова и сам сказал ему все. Пахомов поблагодарил. Получилось открыто, честно, но я не знаю, как поведет себя Аня.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Все субботы они пили чай на веранде. Сегодня, Катя, я не могу их не позвать.

К а т я. Тогда я уйду.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (негромко, сухо). Уходи.

Постояв с опущенной головой, К а т я уходит.

Л и д а. Ты видала ее лицо? Видала? Дай закурить.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Не нужно тебе начинать.

Л и д а. Нужно. (Закуривает, тихо.) Ты куда, Борис?

Ч е л о з н о в. Куда я? На речку. Выкупаюсь. (Уходит.)

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Садитесь, Иван Степаныч.

Ч е р в о н и щ е н к о (садится, вздохнув). Сегодня суббота, областные организации закрыты. В понедельник надо ехать, советоваться. Нагрянет какая-нибудь комиссия… Утром потребовал у Пахомова объяснительную записку, он принес, я просил переписать — отказался. Детская записка! Неумная, детская! Не ошибался, не заблуждался ни в чем, все делал сознательно и убежден, что запасы меди огромны. (Пройдясь, снова садится.) Не люблю выходные дни! Не знаешь, как жить, чем занять себя.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Что с вами нынче?

Ч е р в о н и щ е н к о. Коровин предлагает засесть за карты.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (смотрит на него изумленно). А на озера разве не едем?

Ч е р в о н и щ е н к о. Что-то не получается… Не знаю!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (молчит, отвернувшись. Потом, сдерживая слезы). Ну, что ж… в карты так в карты! Я как солдат, Иван Степаныч. Как будет приказано. Идите расчерчивайте бумагу. Капризы Сергея Викентьевича мне начинают надоедать. Идите расчерчивайте! (Садится за стол.)

Лида спокойно гасит окурок, уносит самовар.

Что это значит, Иван? (Плачет.) Скажи, пожалуйста, что?

Ч е р в о н и щ е н к о. Ты совершеннейший ребенок, Светлана. Нельзя быть такой, нельзя!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (плача, смотрит на него). А какой надо быть? Скажи мне. Я твоя любовница. Я не знаю, нужно говорить с любовницами, нужно им что-нибудь объяснять? Что, Иван, Надежда решила ехать? Да?

Ч е р в о н и щ е н к о. Да. Вот видишь, все поняла, все ясно, а ведешь себя как девочка… Зачем же плакать?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Не знаю, Иван. (Идет по веранде, плача.) Вчера в шестом часу вывела Чалого, села в седло, помчалась и все время думала о сегодняшнем дне… Вымыла полы в нашем домике, выскребла, окна вымыла… Даже стыдно, до чего думала об этой поездке! Вернулась в темноте, утром мяса нажарила, лепешки спекла…

Ч е р в о н и щ е н к о. Ну вот и Надежда нажарила, напекла.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (улыбаясь сквозь слезы). Молодец она. Теперь всегда будет на озера ездить… И в прошлую субботу поехала. Лиде письмо прислала…

Ч е р в о н и щ е н к о. Что написала?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Не знаю… Ты прости меня. Я должна знать место. Да, нужно знать место. Это глупые слезы, Иван. Просто я никогда не была любовницей…

Ч е р в о н и щ е н к о. Нельзя быть слабой, Светлана.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Не сердись. Прав! Я не должна расстраивать тебя. И без того все тревожно и неизвестно, что будет, надо знать свое место. Я помню вечер, когда это случилось у нас… Катя уехала в свадебную поездку, Лида — в город. Осталась одна. А теперь думаю: зачем все? Катю я потеряла, Лида относится прохладновато, критически, Колю, чувствую, я тоже почти потеряла, не понимаю его… Ты говоришь: нельзя быть слабой. Но я сильнее тебя. Я всех вас сильнее. Эти слезы — глупость. Сколько мне нужно было сил, когда умер мой Женя, никто не знает. Шесть лет прошло. Уже шесть лет! И все равно я одна.

Появляется выспавшийся веселый К о р о в и н.

К о р о в и н. Мир дому сему! Уф! (Садится.) Хорошо у вас! Даже в жару, даже в пожар. И пожары волшебные какие-то… В городе ритм жизни убыстряется, растут шумы. Эти субботы и воскресенья исцеляют меня. Как насчет карт?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Все готово. Можно сесть.

К о р о в и н. Боюсь спросить, родная, вы плакали?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Я очень хочу играть в карты.

К о р о в и н (улыбаясь неловко, оглядываясь). А Лидуша?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Самовар кипятит. Ваш любимый старый вкусный самовар на еловых шишках…

К о р о в и н. Чудесно! Лидуша будет играть?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Попросим.

К о р о в и н. А я сам попрошу, у нас с ней нежные контакты. Лидуша играет с перцем, как мужчина… (Встает.) О, саперави! (Разглядывает этикетку.) Умная вещь!

Ч е р в о н и щ е н к о (с усмешкой). Что в нем умного?

К о р о в и н. В нем то умно, брат, что ничего другого в жару пить нельзя. Однако чай сейчас лучше. Ну, иду на переговоры с Лидушей. (Посмеиваясь неловко, уходит.)

Ч е р в о н и щ е н к о (тихо, мягко). Мы поедем в среду.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (помотав головой). Нет, Иван, не поедем. (Молчит.) Не говори об этом сейчас, а то я опять заплачу… (Вытирая слезы, спокойно.) Эту объяснительную записку Пахомова, ее надо порвать, показывать никому нельзя…

Ч е р в о н и щ е н к о. А с докладной Морягина что мне сделать?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Сделай что-нибудь, поступи по-доброму. Сделай для меня еще раз. Уговори Коровина, упроси!

Л и д а и К о р о в и н вносят самовар.

Л и д а. Позвонила, не придут Пахомовы. Дочка больна.

Вздохнув, Светлана Николаевна идет к столику. Видно, как, задумавшись, стоя, тасует карты. Лида разливает чай. Неуверенно появляется М о р я г и н.

Ч е р в о н и щ е н к о. Пожарные машины вышли ровно через сорок секунд. Ваша служба, Василий Гаврилыч, достойна похвал.

М о р я г и н. Спасибо.

Взяв чай, К о р о в и н и Ч е р в о н и щ е н к о уходят.

Л и д а. Дома был? Как чувствует себя Катя?

М о р я г и н. Хорошо. Велела сюда пойти, только я не понял зачем… Не понимаю…

Л и д а уходит. За столиком начинается игра. Морягин наливает чаю, смотрит на играющих. Входит Челознов, он выкупался, наливает себе саперави.

Ч е л о з н о в. Хочешь, расскажу о моем начальнике?

М о р я г и н. Почему о начальнике?

Ч е л о з н о в (пьет саперави). Здешние места располагают к размышлениям. (Наливает еще.) Знаешь, когда я очутился на этой веранде? Семь лет назад! За это время продвинулся по службе, получил очередное звание, побывал в Болгарии, увидел наконец Байкал, женился, с ходу увлекся красивой женщиной из торгово-проводящей сети, развелся из-за этого, вернее, был оставлен женой… Не скажу, чтобы годы существенно изменили взгляды, но какие-то прежде важные вещи перестали существовать. К примеру, я, кажется, растерял остатки самовлюбленности, зато стало беспокоить, что думают обо мне другие… Будешь пить?

М о р я г и н. Не буду. Я на работе все время.

Ч е л о з н о в. Не надо. (Думает о чем-то.) Возможно, тут роль сыграл мой переход в следственный отдел. Именно здесь, друг мой, решается вопрос о предании суду. Конечно, есть еще суд, он может не согласиться, но только если мы в чем-то ошиблись… А значит, помимо скрупулезности и объективности следователю необходимы еще и доброжелательность, и справедливость. К таким людям относится мой начальник. Вот сидел на речке и почему-то думал о нем…

Появляются А н я и П а х о м о в.

А н я (ударяя в ладоши, поет).

Из глубины идут С в е т л а н а Н и к о л а е в н а и Л и д а.

Ч е л о з н о в. Дурацкая песня! Мы говорим о серьезном.

А н я. Песенка века, дорогой! Песенка века! (Поет.)

Песенка века, дорогие товарищи!

М о р я г и н. Это в смысле борьбы за мир?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Владимир Михайлович, хотите в карты? Или вы, Аня? Охотно уступаю место.

А н я. Пахомов чаю хочет, спасибо. А я саперави хочу!

Ч е л о з н о в. Пей! Еще принесу! Три бутылки в багажнике, хотел в город свезти… (Сбегает по ступенькам.)

А н я. Играйте, Светлана Николаевна, играйте! Мы люди свои. (Наливает чай.) Володя, бери! Играйте, а то уйдем.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а и Л и д а уходят. Пахомов идет с чаем к барьеру. Вернулся Ч е л о з н о в с бутылками.

Ч е л о з н о в. Садись, Аня! Не с кем мне пить! (Наливает.)

А н я (улыбаясь). О чем вы тут говорили?

Ч е л о з н о в. О моем начальнике. Мы, знаешь, с ним ладим.

А н я (пьет улыбаясь). Уже интересно.

Ч е л о з н о в. Очень! Хотя, при равенстве в возрасте, мы с ним антиподы. Он родился в этом городе, окончил ФЗО, работал на радиозаводе, ушел в армию, на завод потом не вернулся, а поступил постовым, учился в школе милиции… За двадцать лет прошел длинный путь от рядового до полковника. После окончания Высшей школы милиции его вместе со мной направили в отдел, на укрепление… (Молчит.)

М о р я г и н направляется к играющим.

(С легкой грустью.) Есть люди, легко решающие судьбы других. Мой начальник не такой. Он знает, что стоит за каждой его подписью или резолюцией в левом верхнем углу листа. Я могу поверить следователю на слово и подписать, почти не читая. Он читает всегда от начала и до конца! А при потоке бумаг, идущих через него, труд это немыслимый. И в личной жизни, не в пример мне, у него все благополучно. Да! Спокойная, миловидная жена, любящая свою работу медсестра, уравновешенные, воспитанные дети… (Пахомову.) Что вы там слушаете?

П а х о м о в (не сразу). Часто слышу один звук. Еще в деревне, когда мальчиком был, слышал. Я этой загадки не пойму. Часто забываю, но иногда, в этом, наверно, стыдно признаваться, иногда совершенно серьезно думаю о внеземных цивилизациях. Вот таинственная вещь… (По-детски улыбнувшись, достает из кармана небольшой предмет.) Взвесьте!

Челознов взвешивает предмет на ладони.

Необычайно большой вес, очень большой. И форма…

Ч е л о з н о в. Где вы это взяли?

П а х о м о в (помедлив). Там же, где медь. Я жил там безвыездно прошлым летом, работал, решил провести разведку…

Ч е л о з н о в. Разведку меди?

П а х о м о в. Да. Пробил несколько шурфов. На глубине двух метров лежал этот странный предмет.

Ч е л о з н о в (Ане). Как к этому относишься ты?

А н я. Нормально. Я давно уверена, что в этих лесах витают какие-то духи.

П а х о м о в (усмехается, берет предмет, секунду разглядывает). А может, явление природы… Мы все больше удаляемся от нее, многого не понимаем, вернее, не чувствуем. (Прячет предмет в карман, садится за стол, молчит.) Человек достиг больших знаний, но сам кое в чем деградирует быстро, теряет заложенные в нем способности, ощущения, чувства. В общей массе он хам. Примитивный хам! Равнодушен к среде, взрастившей его, примитивнее людей начала века. Встречи с природой уже называет экскурсией. Значит, приходит в музей. (Хмуро.) Я не люблю музеи. Там остатки потерянного, там мертвое. (Оборачивается, смотрит на играющих, садится прямо и молчит.)

А н я (Челознову). Глупое положение! Пришли по привычке, я не хотела, но вот пришли… Я такая веселая была! В Улыбине была редактором стенгазеты, заметки писала… даже не верится! Ой, Пахомов, придется нам, наверно, скоро опять куда-нибудь переезжать!

Возвращается М о р я г и н, смотрит на поляну. Тихо появляется К а т я, останавливается на ступеньке.

М о р я г и н. Ты полежать хотела.

К а т я (вздохнув). Не лежится. (Идет, наливает чай.)

М о р я г и н. Женя спит?

К а т я. Усыпили.

М о р я г и н (всем). У мальчика зубы режутся.

Молчат. Челознов прохаживается.

(Взяв бутылку.) Давай выпьем, Володя!

П а х о м о в. Мне не надо. (Прикрывает стакан.) Нет.

М о р я г и н. Ну, конечно, я теперь враг твой!

Катя садится со стаканом на ступеньку.

Ч е л о з н о в (садится, смотрит на Пахомова). Зачем вы вели разведку, Владимир Михайлович?

П а х о м о в (не сразу). К работе приступили?

Ч е л о з н о в. Не уловил вопроса.

П а х о м о в. Вы сами, лично вы ловите преступников?

Ч е л о з н о в. Нет, они меня ловят. Звонят, приезжают, просят посадить в каталажку.

П а х о м о в. Может, у вас комплекс такой, Борис?

Ч е л о з н о в. Какой?

П а х о м о в. Может, стесняетесь говорить просто или же стремитесь скрыть свое лицо и оттого шутите часто?

Ч е л о з н о в. Угадали! Вы недоверчивый?

П а х о м о в. Да. Мало кому верю.

Ч е л о з н о в (наливает вино). Я тоже с придурью… Вдруг подумал: уж не вы ли соперник мой?

А н я (быстро посмотрев на него). Ошалел, что ли?

Ч е л о з н о в. Шутка! (Смеется.) А вообще, попробуй среди людей, которых встречаешь, определить с достоверностью, кто берет взятки, расхищает социалистическую собственность, обвешивает покупателей и какие у него намерения!

Приходит Л и д а. Садится молча в качалку.

И встает вопрос юристов всех времен! Как относиться к человеку, с которым сталкивает тебя служба и жизнь? Как к потенциальному преступнику или как к святому неопознанному херувиму? (Пахомову.) И давно у вас это? Недоверчивость?

П а х о м о в. Уродился, видать, такой. Хотя в молодости другим был. (Встает, ходит.) Теперь твердо знаю одно: за все надо платить и бороться. Даже за право честно и хорошо работать. Даже за то, чтобы иметь возможность служить отечеству.

М о р я г и н. Не слишком ли, Володя?!

А н я (Пахомову, сердито). Хватит! Улыбино пора забыть. (Челознову.) Хорошо там жили, с керосиновыми лампами жили, тихо было. Не заводись, Пахомов, я просила. Я не хочу, я ничего не хочу. Мне ничего не надо. Мне уже тридцать три, мы с тобой нигде не были, живи нормально, я, например, хочу в Индию попасть. И вообще, черт возьми, суббота! Налей мне, пожалуйста. Я научилась ценить покой. Раньше любила танцы, а сейчас нравится сидеть на берегу и смотреть на воду. Правда, интересно. Вода кажется живым, одухотворенным телом, возникают причудливые узоры, похоже вдруг на современную графику…

Незаметно подошел К о р о в и н.

К о р о в и н. Карты сданы, Лидуша.

Л и д а встает, уходит к играющим.

(Идет к столу.) Преферанс тем хорош, что один из игроков все время свободен и можно подкрепиться. (Берет стакан, разглядывает и ставит на место. Серьезно.) Первое, что надо решить, молодые товарищи, это отношения между народами, а точнее, между социальными системами. (Берет яблоко, разглядывает, ест.) Если решить спор между системами, все остальное решится само собой! (Уходит.)

Ч е л о з н о в. Ну, что ж, ребята, давайте решайте отношения между народами, а мне надо в город ехать! Пора, братцы, мне!

А н я. Чего так вдруг?

Ч е л о з н о в. Пора, пора, покоя сердце просит!

А н я. Напился ты, что ли?

Ч е л о з н о в (грустно). Не напился, а выпил. Хоть уважаю вас, но люди вы чокнутые. В юности я читал в книжках про то, что среда заела человека, а теперь выходит, сам человек заел среду. Может, и правильно, вам видней… Пора мне ехать! И нечего тут больше делать! (Застегивает пуговицы на рубахе.) Прощаюсь с вами, братцы. И с сожалением! Искренне говорю. Есть огонь в ваших сердцах, черт бы вас драл. Прощаюсь! Полюбил вас всех.

М о р я г и н. Тебе за руль нельзя.

Ч е л о з н о в (молчит, вздохнув). Может быть. (Идет, стоит возле играющих, потом уходит совсем.)

Катя отхлебнула чаю, поставила стакан на пол.

М о р я г и н. Хочешь горячего?

Катя молчит. По щекам текут слезы.

А н я. Не плачь, Катя. Перемелется, мука будет.

М о р я г и н (холодно, громко). Пользу отечеству, граждане, всяк видит по-своему. Я полжизни отработал в лесхозах. Там было ясно. Сей и руби! Сей и руби! Давай деньги, план. (Пахомову.) Возьми нашего бобра. Бобр давно стал промысловым. Промысловым может стать и европейский благородный олень. Могли б продавать в капстраны. (С гневом, с яростью.) А его волк жрет! Волк! Застрели меня, но душа моя никогда помириться не сможет. Я на земле вырос, не могу я сидеть на богатстве и отдавать его волку. (Молчит.) Давно можно отстреливать кабана. Уменьшить волка, отстреливать кабана. Три года назад отловили пятьсот оленей. Кому был вред? Никому. Червонищенко под влиянием Светланы Николаевны прекратил. Маленькая пулька, начиненная снотворным. Тихая, маленькая пулька. Олень засыпает, вяжи его, увози. Что от того природе? Плохо?

П а х о м о в (поглядев на играющих). Пойдем домой, Аня.

А н я. Ну, пойдем…

К а т я (поднявшись быстро). Не уходите. Прошу вас… Хотите, чаю свежего заварю? Простите нас, если можете. Мой муж не хотел вам зла, он так думает, он так искренне думает… (Со слезами.) Останьтесь! Мне страшно почему-то, если уйдете… Сядем, выпьем чаю, как всегда!

П а х о м о в. Успокойся.

К а т я. Выпьешь чаю?

П а х о м о в. Выпью. (Идет к столу, наливает.) Спасибо, Катя. Большое тебе спасибо за доброту. (Пьет, ставит стакан. Печален.) Я сегодня думал. Хотел, чтобы был суд. Я хотел, чтобы суд освещался в печати. Просто мечта была. Все прикрываются интересами государства, но как нам сохранить то, что имеем? Не сохраним! Не сохраним! Все хотят, чтобы природа все время что-то производила быстро, что можно продать, купить или хотя бы в цирке показывать за небольшую плату. (Пройдясь.) Мне странно, что молчит Червонищенко, молчит Коровин. Спокойно играют в карты. С утра чего-то жду, жду… Я не боюсь, но горько… Я после Улыбина сказал себе: всякий раз, как можно что-то сделать — делай! И если для этого нужно врать, обманывать, я буду. Была б моя совесть чиста!

Снова слышится стук молотка и стихает. Играющие поднялись внезапно, идут к столу. Все пасмурны.

Ч е р в о н и щ е н к о. Не ладится нынче игра. Посидим тут…

К о р о в и н. Где мой спиннинг, Иван?

Ч е р в о н и щ е н к о. В машине. Надо еще домой заскочить.

К о р о в и н. Ну, так… (Молчит.) Послушайте, Владимир Михайлович. Повнимательней, голубчик, слушайте.

П а х о м о в. Слушаю.

К о р о в и н. Послезавтра утречком, то есть в понедельник, отправляйтесь в территориальное геологическое управление и сделайте заявочку на открытие меди. Сами! Как будто только что нашли. Вот так. Такое принято решение. Поняли?

П а х о м о в (глядя поверх его головы). Не понял.

К о р о в и н (строго). Сделайте заявочку, не указывая даты открытия. Вас и не спросят! Скандал нам не нужен никому.

П а х о м о в (задумчиво). Это я понял. Прощаете, выходит?

К о р о в и н. Считайте так. Становимся в какой-то мере участниками сокрытия. Хотим сберечь вам доброе имя. Вашу поэтическую объяснительную записку мы выбросим.

П а х о м о в (улыбаясь криво). Зачем же выбрасывать?

Коровин пожимает плечами.

Вот не ожидал! (Обводит глазами присутствующих.) Не ожидал! (Коровину.) Прощаете, значит? Так?

А н я (Коровину). Что вы делаете, старый дурак! У него слезы на глазах. Четырнадцать лет знаю Пахомова, но плачущим его не видала!

Входит Ч е л о з н о в. Подтянут, в милицейской форме. Пахомов садится. Сидит сгорбившись.

Зачем этот оскорбительный спектакль? К чему?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Я виновата, Аня. Наверно, я. Простите меня. Я понимаю вас. (Челознову, удивленно.) Куда вы?

Ч е л о з н о в. На озера с вами поеду.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (сухо). Я не еду.

К о р о в и н. Берем в компанию, Борис. (Наливает чаю.) Спасибо, Аня. Не хотите по-хорошему, будет иначе. (Пьет холодный чай.)

Л и д а. Для озер, Боря, ты слишком парадно оделся.

Ч е л о з н о в. Я поспал, а там еще высплюсь, утром оттуда в город рвану. У меня масса дел в воскресенье.

Лида поняла, кивнула быстро, отошла.

К о р о в и н. Ну, тронулись! Вечереет уж. Пора ехать!

П а х о м о в (встает, негромко). А знаете, Сергей Викентьевич, я вас туда не пущу. По заповеднику нельзя ездить.

Коровин, усмехаясь, смотрит на Червонищенко.

Да, нельзя. Озерный заповедник пока не закрыт. Функционирует. Ездить по нему запрещается. Только служащим, Сергей Викентьевич. И не на машинах. Я вас сегодня не пущу. И никогда теперь не пущу. Аня, пойдем. (Подходит к ступенькам.) В заповеднике запрещается эксплуатация природных ресурсов, охота, рыбная ловля, заготовка древесины и подсочка деревьев, заготовка сена, лекарственных растений, ягод, семян, плодов и грибов, добыча ископаемых и выемка грунтов. (Быстро сходит по ступенькам, оборачивается.) Предупреждаю, я на озера никого не пущу. Я буду стоять на дороге с ружьем. Здесь сохраняется золотой фонд земли. (Уходит.)

К о р о в и н. Д-да! (Пройдясь.) Будьте добры, Василий Гаврилыч, скажите, чтоб подогнали мою машину.

М о р я г и н. Хорошо. (Уходит.)

Ч е р в о н и щ е н к о. День не заладился, и вечер не заладится, я уж знаю… Предлагаю не ехать, ты успокойся, Сергей.

К о р о в и н. Не успокоюсь и не хочу успокаиваться. Оскорблениями досыта нахлебался. Поужинаем у лесника, я посижу с удочкой и успокоюсь. Едем, Борис Алексеевич!

Челознов хмур. Отрицательно покачивает головой.

(Холодно.) Сергей Викентьевич Коровин добр, очень добр, но не беспредельно. Не хочешь, Ваня, я один отправлюсь. Надежду твою заберу и с ней поеду, чтоб не скучать. До завтра, дорогие женщины! (Решительно уходит.)

Вздохнув, Ч е р в о н и щ е н к о идет за ним, останавливается, хочет что-то сказать Светлане Николаевне, но сразу уходит. Аня напряженно смотрит им вслед.

А н я. Пойдем со мной, Борис! Пойдем, пожалуйста!

Ч е л о з н о в уходит с А н е й. Лида подходит к краю веранды. Светлана Николаевна идет к столу, машинально собирает посуду, но тут же садится, у нее дрожат губы. Катя начинает тихо убирать со стола.

К а т я (Лиде). Они сейчас соберутся у Червонищенков и поедут. Если Пахомов встретит на дороге, будет некрасиво.

Л и д а (не оборачиваясь). Мне Коровин показался сегодня самодовольным и злым. Он помогал нам, да, тес давал, шифер, краску, кирпич, щедро, но пашню не ликвидировал, побоялся. Хитрец он! Хитрец! Я знаю, точно знаю, что много зависело лично от него. И не нужны бы тут кирпичи и парк машин. А Червонищенко слабый человек.

К а т я. Ты нынче хвалила его. (Смотрит на Лиду.) Что ты там слушаешь все время?

Л и д а. Отстань. Честный, даже смелый, и слабый.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (голос тихий, твердый). Скоро, девочки, день моего рождения. Исполнится сорок два. Хочу отпраздновать с вами. Это первое, что я хочу сделать. Удивительно, до чего мы стали чужими, не говорим, молчим, но вот смотрю на вас и чувствую, что ближе никого нет. Тридцатого сентября день рождения. Звать никого не станем. А потом, после сентября, сразу поеду в Москву и попробую попасть на прием к Адылбекову. Адылбеков как никто понимает значение Озерного. Когда мы воевали против Борянова пять лет назад, вы забыли, я писала ему, и он ответил. Он уважал папу и на праздновании Академии назвал одним из первых… Как ты к этому относишься, Лида?

Л и д а. Могу одно сказать: мысль хорошая. Очень. Адылбеков специалист. Захочешь, я поеду с тобой.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (улыбается). Я была уверена, что так скажешь! Другого ответа от тебя не ждала!

Появляется Т а т ь я н а Я к о в л е в н а. Стоит у ступенек.

Т а т ь я н а Я к о в л е в н а. Идем-ка домой, Катя!

К а т я. Сейчас приду.

Т а т ь я н а Я к о в л е в н а. Идем сразу. Нельзя жить на два дома. Все ты на веранде! Ребенок заждался. Он ведь живой, девушка. Я вам замечание делаю, Светлана Николаевна. Нельзя дочь возле себя держать. Вышла замуж, отделите. Да и не родная вам! Ребенок материнского внимания требует.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Катя хорошая мать.

Т а т ь я н а Я к о в л е в н а. А я и не хаю!

К а т я. Замолчите! Успокойтесь! Не смейте сюда с выговорами приходить! Слышите? (Уходит.)

Т а т ь я н а Я к о в л е в н а (сдержаннее). Молодая женщина должна жить своим домом, своими заботами, вы ее портите!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (тихо). Я скажу ей.

Т а т ь я н а Я к о в л е в н а. Нехорошо, милая. (Уходит.)

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Все не так делаю! Все не так! Устала я! (Громко, по-детски плачет.) Живу противоестественно, все время словно на острие… (Успокаивается вдруг.) Устала от такого существования. (С усмешкой.) Ты сурова со мной. Вина, конечно, моя, у меня появилась личная жизнь, вы все это знаете, теперь ее не будет, и это вы тоже скоро узнаете. Ладно! Каяться не собираюсь. Я хочу поговорить с тобой, Лида. И очень серьезно. Напрасно, мне кажется, ты гонишь Бориса.

Л и д а. Хочу жить в ладах с своей совестью. Слышишь шум?

Светлана Николаевна подходит к Лиде. Стоят рядом, тревожно смотрят куда-то через поляну.

Это на дороге.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Там Борис, все обойдется. (Прислушивается. Спокойнее.) И там А н я.

Л и д а. Счастливейшая женщина на земле!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Я не уверена, Лида.

Л и д а. Живет как птица! Летит, летит беззаботно!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Пахомов мне чем-то напоминает нашего отца. Скромный, необычайно естественный человек, естественно понимает вещи… Живет со свойственным ему бесстрашием. Со свойственным ему отсутствием приспособленчества. И при этом сплошной комок нервов. Только отец был практичнее, опытнее, в этом была его сила. Пахомов никогда не оставит Аню, это помни. Ты сказала «птица». Ребенок она. Он относится к ней как к ребенку, жалеет как ребенка, не сможет никогда бросить.

Вдали раздается выстрел, через несколько мгновений другой. Светлана Николаевна и Лида, прижавшись, смотрят через поляну. Быстро входит М о р я г и н.

М о р я г и н (оглядываясь). Где Катя?

Л и д а. Дома. (Не спускает с него глаз.)

Морягин с усмешкой садится. Появляется Ч е л о з н о в с двустволкой и одновременно — в глубине — К о л я. Поднявшись по ступенькам, Челознов переламывает двустволку, выбрасывает отстрелянные гильзы. Холодновато улыбаясь, зачем-то смотрит в стволы.

Ч е л о з н о в. Скажи, главный лесничий, в каких случаях в вашей епархии положено стрелять? Мне это интересно.

М о р я г и н (цитируя). Оружие приводится в действие после трехкратного предупреждения окриком и предварительного выстрела в воздух, за исключением тех случаев, когда у лесной охраны не остается времени для предупреждения.

Ч е л о з н о в (холодновато улыбаясь). А что тогда?

М о р я г и н. Ничего.

Ч е л о з н о в. Я это не очень знаю и спрашиваю: если засекли злостного нарушителя природы, вы имеете право стрелять?

М о р я г и н (с горечью). Да. Будучи уже убитым.

Ч е л о з н о в. Зачем же вам выдают оружие?

М о р я г и н. Не знаю. Пугать, наверно.

Ч е л о з н о в. А может, вам затем выдают оружие, чтобы вас самих не убили?

М о р я г и н. Похоже. Коровин идет, разбирайтесь.

Входит К о р о в и н. Растерян, тяжело дышит.

К о р о в и н. Ну, вот мы и вернулись…

М о р я г и н. Я домой иду. Не нужен вам?

К о р о в и н. Нет. Мне подполковник нужен!

М о р я г и н со строгим лицом уходит.

Ну! Что скажете? Перед вами готовый преступник.

Ч е л о з н о в. Первый выстрел произведен в воздух.

К о р о в и н. А второй в нас! У Надежды Петровны шок.

Ч е л о з н о в. Второй выстрел произведен по покрышкам.

К о р о в и н. Я уж не про это, дорогой мой. Большие там запасы меди или маленькие, ни одно частное лицо не правомочно блокировать такие открытия. Только государство может решать, что нужнее сегодня стране: медь или заповедник.

Ч е л о з н о в (со спокойной усмешкой). А может быть, он боялся, что решать будет не государство, а вы?

К о р о в и н. Вы лицо официальное, и я не шучу с вами! Вы обязаны допросить этого биолога!

Ч е л о з н о в. Ничего не обязан, надоело мне все, домой хочу. (Сжимает голову.) Нельзя пить в жару, голова трещит.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (сухо). Возьмите себя в руки, Сергей Викентьевич. Вы мудрый человек.

Ч е л о з н о в. Состава преступления нет. Ничего не присвоил. Случайная находка, биолог ее временно заблокировал. Слишком, видно, хорошо знает ситуацию вокруг… Не должностное лицо, а значит, и должностного преступления нет. Что можно было бы притянуть за уши? Самоуправство. Но выстрел не реализован, в покрышку он не попал. Уголовного преступления нет.

К о р о в и н. Он присвоил компетенцию высших органов.

Ч е л о з н о в. Добросовестные заблуждения.

К о р о в и н (кричит). Не верю! Не верю! И никогда не поверю, что все так просто сойдет! Вы плохой юрист!

Ч е л о з н о в (не сразу). Я плохой человек, но юрист я хороший. Разламывается голова! (Трет лоб печально.) Жизнь, Сергей Викентьевич, подкидывает задачки странные. Есть поступки, весьма похожие на преступления, но, оказывается, это поступки патриотические. Для них отвага нужна, которой у меня и у вас давно нет.

Л и д а. Пойдем, милый, устрою тебя спать. Ты устал.

Ч е л о з н о в. Да, спасибо. Мне это будет приятно.

Появился П а х о м о в. На веранду не поднимается.

П а х о м о в (спокойно). Отдайте ружье, Борис.

Ч е л о з н о в (равнодушно). Берите.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Где Аня, Владимир Михайлович?

П а х о м о в. Дома сидит, ругает меня. Не думаю о семье. (Идет, берет ружье. Садится вдруг.) Не охота домой идти.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Давайте чаю выпьем, товарищи.

П а х о м о в. Я выпью. И посижу немного. Руки дрожат.

Л и д а. Идем, Борис. (Взяв самовар, уходит с Челозновым.)

К о р о в и н. Совести у вас, Пахомов, нет!

Молчат. С в е т л а н а Н и к о л а е в н а уносит поднос с посудой. Коля по-прежнему маячит в глубине.

Я приезжаю, пожилой человек… Нашел себе дом и жду этих выходных. Сижу на берегу, прихожу в себя, ловлю рыбу, две… И никогда их, кстати, не ем! Не прощу вам. Да ваши озера кишат рыбой. Не вылавливать ее — всю себя пожрет!

П а х о м о в (мрачно). Глупый вы. Рыба древнее человека, древнее нас с вами, а все еще держится, бедная.

К о р о в и н. Вы маньяк!

П а х о м о в. Вот и Аня говорит то же…

К о р о в и н. Не прощу вам!

П а х о м о в (удовлетворенно). А вы испугались.

К о р о в и н. Чего это испугался?

П а х о м о в. За свое лицо испугались.

К о р о в и н. Плевал я!

П а х о м о в (сейчас окает сильнее обычного). Неискренне говорите, скандала вы испугались, почувствовали, что я прав. Ум у вас есть. Мы капелька, крошечка в мире природы, но мы церковь в ней, храм господний, гадить тут ни под каким предлогом нельзя. Тут святость нужна. Вы все норовите сказать: за святость после будем бороться, попозже. Попозже совсем ничего не получится, только себя обманем. Не выйдет. Мы же голыми станем, без примет человеческих. Простите меня, если мой тон был грубым. Вы по возрасту отец мне, не люблю я так… Завелся, накопилось, а что делать? Часто думаю: зачем живу? Вот возьмите Лиду. Ботаник она, вы знаете, занимается вроде бы скучным делом, инвентаризацией флоры… Увлекательнейшая работа, поговорите с ней, вас невероятно заинтересует! И вот тоже задается вопросом: не бессмысленно ли? А надо ли? (Молчит, ходит по веранде, останавливается. Мечтательно, миролюбиво.) Я почвой занимаюсь, лесом. В одном грамме сухой почвы содержится пять миллиардов бактерий. Это ж вообразить невозможно; звездное небо в маленьком грамме! (Улыбается вдруг.) Зачем они копошатся там? На одном квадратном метре земли живет несколько тысяч животных — черви, амебы, инфузории… Актиномицеты, микроскопические грибы такие… Русский крестьянин брал комочек земли на ладонь, нюхал, щупал, ласкал, душой знал, что вот этот тоненький слой плодородия и создал все — человека, копытных, птиц. Копошатся эти невидимые организмы, трудятся беспрерывно, перерабатывают и облагораживают любое дерьмо, только химию не умеют переработать. Мне сейчас пришла оригинальная мысль. Пройдет немного времени, совсем немного, и мы уже станем рассматривать этот вот заповедник как склад запчастей для ремонта земли… (Молчит.) Погибли гигантские рептилии, мамонты, это был естественный процесс. Крокодилы, слоны гибнут, гепарды, жалко, но без них проживем. А вот без козявочек этих — все! Все, Сергей Викентьевич, труба! Ни травы, ни леса, ни человека. Молитесь на инфузорию! Молитесь, пока не поздно! Неловко мне, если оскорбил вас, искренне говорю.

К о р о в и н. Ладно, хватит. Я тоже жалею.

П а х о м о в (серьезно). Прекрасно! Будем пить чай.

К о р о в и н. Не по возрасту мне такие перегрузки!

Л и д а вносит самовар, ставит на стол.

Не по возрасту, знаете! (Внезапно.) До свиданья. (Уходит.)

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а приносит чистую посуду.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Коля, садись чай пить. (Заваривает чай. Обращаясь к Пахомову.) Все-таки хорошо мы прожили эти два года! Я имею в виду два года после Катиной свадьбы, и даже раньше… Вы не представляете, что было тут до появления Червонищенко. Сначала подвизался Борянов, который дороги строил и дачи, потом равнодушный ко всему Гречихин и, наконец, Самуилов, тот, что распахал пашню. А потом нас возглавил честный, думающий человек. Вчера еще раз просмотрела отчет. Как много сделано! И ваша работа, и Катина, хоть это всего лишь дневник опыта и наблюдений, да и моя работа по кабанам неплоха… Катины материалы, уверена, опубликуют ввиду их хозяйственного значения. Через несколько лет, возможно, появятся всюду глухариные фермы… Да, эти два года были прекрасны, жаловаться грех, и вообще заповедник стал походить на заповедник. Пусть не все получалось на сто процентов, но мы снова знали, зачем живем. Нет ничего ужаснее, чем люди, разуверившиеся в чем-то… Коля, садись пить чай!

К о л я (садится за стол). Владимир Михайлович, а что, если заявку на медь сделаю я? Вы не хотите, мне эта щепетильность в общем понятна… Не возражаете? Все равно добывать будут! Стратегическое сырье! Вся электротехническая промышленность держится на этом металле. Если верить учебникам, меди на земле осталось лет на тридцать. Замбия, Канада, Заир, Южно-Африканская республика и понемногу в разных местах… Не возражаете против моей почтенной кандидатуры?

Пока он говорит, Лида наливает чай. Все расходятся со стаканами по веранде. И молчат, молчат. Свет медленно гаснет. И где-то вдали возникает тягучая, с выкриками старинная цыганская песня. Стало сумеречно, в комнатах горит свет, там кто-то ходит. На веранду выходит К о л я в модном пиджаке, зажигает яркий свет под абажуром с кистями, берет несколько стульев, несет. Его останавливает подошедший к ступенькам благообразный С т а р ы й ц ы г а н.

С т а р ы й ц ы г а н. Молодой человек! Здравствуйте. Директора я разыскиваю, нету ли директора тут?

К о л я. Нет.

С т а р ы й ц ы г а н. А что на груди у тебя? Орден?

К о л я. Знак мастера спорта.

С т а р ы й ц ы г а н. Футболист, что ли?

К о л я. Прыжки в длину. (Уносит стулья.)

Подходит Ц ы г а н в ж и л е т к е, чуть позже — М о л о д о й ц ы г а н с гитарой.

С т а р ы й ц ы г а н. Нету, говорит. Холодает.

Ц ы г а н в ж и л е т к е. Завтра тепло будет. Недели три еще хорошее тепло будет.

Идут А н я и П а х о м о в, проходят в дом. Молодой цыган глянул вдаль, свистнул, подождал, перебирает струны. Появился М о р я г и н в новенькой форме.

Ц ы г а н в ж и л е т к е. Эй ты, сердитый, куда директор ушел?

М о р я г и н. Я вам сказал: утром поговорим.

С т а р ы й ц ы г а н. Утром обманешь, пропадут кобылы.

М о р я г и н. Пропадут. (Идет, останавливается.) А все-таки кто у вас главный? Не скажете, кто вожак у вас?

С т а р ы й ц ы г а н. У нас главных нету, родной ты наш, нету! И зачем тебе главный? Ты на весь табор в суд подавай. Или нельзя на весь? Отдай кобыл по-хорошему!

М о р я г и н. Потрава на тысячи рублей! Вы хитро на границе устроились… Лошади вытоптали молодые деревца!

Ц ы г а н в ж и л е т к е. А зачем пускаешь? Мы не велим кобылам к вам ходить. Кобылы вольные!..

С т а р ы й ц ы г а н. Нам правительство разрешило кочевать. Указание высшей власти! Пусть, говорят, кочуют, если хотят…

М о р я г и н. Только не в заповеднике.

Ц ы г а н в ж и л е т к е. А где, скажи, кочевать? Там колхозы, совхозы — нельзя. Там лесхозы — нельзя! Где же, на небесах кочевать! В Совет Министров напишем.

М о р я г и н. Хоть в Организацию Объединенных Наций! В заповеднике травинку тронуть нельзя!

Ц ы г а н в ж и л е т к е. Да не смеши! Геологи канавы роют, дорогу бьют, отбойные молотки стучат, спать мешают…

Входит Ч е р в о н и щ е н к о с цветами.

С т а р ы й ц ы г а н. Доброе здоровьичко, товарищ директор. Сердитый пять кобыл арестовал. Будьте великодушным. Он арестовал, а вы верните, вы же намного его умнее.

Ч е р в о н и щ е н к о. Я с вами неоднократно говорил. Эта природа охраняется для будущего, ради наших с вами наследников, вы меня как будто бы поняли.

Ц ы г а н в ж и л е т к е. Отдай кобыл, я ваш лес спалю!

С т а р ы й ц ы г а н (с гневным криком). Ы-ы!

Из тьмы откуда-то к Молодому цыгану прильнула М о л о д а я ц ы г а н к а. Ц ы г а н в ж и л е т к е отходит.

Отдай кобыл, начальник, мы уйдем. Правда, уйдем.

Ч е р в о н и щ е н к о. Вы меня дважды обманывали.

С т а р ы й ц ы г а н. Ошибались, не обманывали, мы ошибались.

Ч е р в о н и щ е н к о. Вы обещали на той неделе уйти.

С т а р ы й ц ы г а н. А мы уж и собрались, глядим, табор из Тамбова подходит… Ну, опять гулять зачали!

М о р я г и н. Да! Еще около двухсот лошадей подошло!

С т а р ы й ц ы г а н. У них парни, у нас девки заневестились. Решили свадьбенки сыграть. Сыграем свадьбенки и уйдем!

Ч е р в о н и щ е н к о. И долго намерены свадьбы играть?

С т а р ы й ц ы г а н. Что ты, родной! Неделю погуляем, и все!

Ч е р в о н и щ е н к о. Кончен разговор. (Поднимается на веранду.) Лошадей завтра в милицию передам.

С т а р ы й ц ы г а н. Подожди, хороший человек! Скажи последнее слово! Водочку или коньяк пьешь?

Ч е р в о н и щ е н к о (строго). Вы поняли меня или нет?

С т а р ы й ц ы г а н. Поняли. (Помолчал, оглядел спутников.) Уйдем утром. В шесть утра на большаке встречай.

Ч е р в о н и щ е н к о. Оба табора!

С т а р ы й ц ы г а н. Все уйдем. Лошадей отдашь?

Ч е р в о н и щ е н к о. В шесть уйдете, в шесть отдам.

С т а р ы й ц ы г а н. Сторговались? Не обманешь?

Ч е р в о н и щ е н к о. Мне не выгодно, тяжба с вами долгая.

С т а р ы й ц ы г а н. Верно говоришь! В шесть утра встретимся, приходи сам, ты умный, по рюмке на прощанье выпьем! Пошли, родные, пошли, соколы! (Уходит со спутниками.)

М о р я г и н. Ну, были там?

Ч е р в о н и щ е н к о (устало садится). Я б сейчас рюмку выпил. Был я там, был! Ничего еще не известно. Но знаете, что поразило меня? Как быстро все делается! Промышленность обладает огромной силой. Устал! Я сегодня почему-то сильно устал.

Вошла К а т я в вечернем платье. Червонищенко встал.

К а т я (кричит). Товарищи, Иван Степаныч вернулся!

Входят А н я, П а х о м о в, К о р о в и н, С в е т л а н а Н и к о л а е в н а и Л и д а в вечерних платьях. Последним входит К о л я.

К о л я. Закончим шараду! Ну, давайте, закончим шараду!

Ч е р в о н и щ е н к о. Добрый вечер. Поздравляю, Светлана Николаевна. Поздравляю. (Отдает цветы.) Желаю счастья. Телеграмму вам захватил… (Отдает телеграмму.)

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (смотрит). От Бориса. Спасибо. Ну, Иван Степаныч, были вы там, были? Видели геологического генерала, или он не приехал?

Ч е р в о н и щ е н к о. Приехал, видел, говорил.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (грустно улыбаясь). И что?

Ч е р в о н и щ е н к о. Работать им еще полгода, не меньше.

Л и д а. А что сейчас говорят? Много меди?

Ч е р в о н и щ е н к о. Говорят так: по-видимому, очень много.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Ну, вот и все стало ясно… Все ясно! (Идет по веранде.) Я так часто теперь слышу это слово, что уже думаю о нем. НТР. Научно-техническая революция. НТР. Вот она, видимо, и потребует очередной жертвы. Рано она пришла к людям, не готовы мы, нет!

Все притихли, разошлись по веранде, молчат.

Вы удивились, Аня, что мы в вечерних платьях. День моего рождения отмечается редко, но уж если да, то с китайскими церемониями! (Садится, улыбается.) Со свечами! Муж решительно требовал сохранения городских привычек, свойственных цивилизованным людям, чтоб не ленились, не опрощались, следили за собой, хотя на полевые работы — в старых брюках, пожалуйста, в ватниках! (Встает, идет по веранде. Коровину.) Когда приехала на практику на Дальний Восток, меня поразила эта чистая бескорыстная жизнь, отданная одной цели, и захватила, я влюбилась в моего мужа по уши. Он спросил меня: «Когда день твоего рождения?» А я молчу… Мать у меня была швея, отец инспектор Госстраха, жили материально трудно, шестеро детей, бабушка, дни рождения не отмечались… Я знала, что родилась осенью, но число и месяц точно не знала, в метриках дата почему-то была другая, это я помнила, а когда подросла, то и спросить было уж не у кого… И вот после свадьбы мы с ним сами назначили мой день на тридцатое сентября! (Грустно смеется.) Сами!

К о р о в и н. Пессимисты вы все! Наглые пессимисты!

А н я. Станем оптимистами.

М о р я г и н. Катя, помни, тебе нельзя волноваться.

К а т я. Помню, помню. Коля, шараду хотел про что?

К о л я. Надо отрепетировать. Шарада потрясная. Нужны пять мужчин, одна женщина. Анна Васильевна, вас беру!

А н я. Грустно, Коля. Придется, Пахомов, ехать нам!

К о р о в и н. Далеко ли?

П а х о м о в. Деревня Сундуки. Еще не открытый заповедник на севере Омской области. Интересная, малоизученная природа.

Л и д а. Знаешь, Света, кто там будет директором? Денисов! Тот, что в Узбекистане был замом по науке, помнишь?

К о р о в и н. Так вы что — договорились уже?

Л и д а. Списались предварительно. Надо же отступать куда-то, если здесь начнется добыча меди. Будем отступать к Заполярью.

М о р я г и н. А мы, если что, уйдем с Катей в лесхоз. Работа нужная, не хуже других!

К о р о в и н. Пессимисты! (Молчит, горячо.) Бузулукский бор! Бузулукский бор! Я вам расскажу, дорогие мои, историю Бузулукского бора. Когда услышите, то легче вздохнете! Вы улыбнетесь, уверяю вас! Да, забыл, расположен бор на границе Оренбургской и Куйбышевской областей, грудью прикрывает земли от суховеев… И вот лет десять назад было разрешено провести первое бурение на нефть. Ну, а дальше, понимаете, пошла борьба. Я все помню, являлся членом одной из экспертных комиссий, маленький клерк, а драка шла на уровне министров и велась почти десять лет. В союзном министерстве, в Москве, можно взять толстенькую папочку и почитать переписку. Десять лет борьбы кончились полной победой! Не будьте вы пессимистами, друзья! Верьте! Вот Светлана Николаевна в Москву собирается, это я понимаю. И вообще, чем старше человек, тем он оптимистичней, давно замечено…

Л и д а. Сколько там было нефти?

П а х о м о в. Немного.

К о р о в и н. Да, немного, и, конечно, в это время уже пошла тюменская нефть… Да! Но драка была! Десятки миллионов тонн!.. А Бузулукский бор жив-здоров, существует!

Ч е р в о н и щ е н к о. Чаю хочу! Давно хочу чаю!

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (словно очнувшись). Сейчас пойдем за стол… Цыгане поют… Когда еще услышим! Когда?

К о л я. Пошли, Иван Степаныч, выпьем! Мужчины, за мной! Начнем готовить шараду. Пять минут подготовки, смеху на два часа… Пойдемте, Анна Васильевна?

А н я. Пойдем посмеемся! (Уходит за мужчинами.)

Песня вдали крепнет. Катя села на ступеньку.

Л и д а. Вспомнила Денисова, Света? Мы там сразу поставим дело как надо! Далеко это, в стороне от всего… никакой промышленности! Там, на Севере, можно еще многое сохранить… Надо ехать, и надо что-то делать, без цели жить нельзя.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Почему вы обо мне не подумали?

Л и д а. Ты это серьезно говоришь?

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. А куда мне деться, если начнут разработки? Куда?

Л и д а. Да ты знаешь… Знаешь…

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Ну что говорить!

Л и д а. Да если ты захочешь… С твоим опытом! Только скажи Денисову, намекни! Света! Я люблю тебя, Света. Ты была нам замечательной матерью. Я всегда понимала это… Всегда! И поражалась, откуда в тебе столько доброты, терпения…

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а (улыбаясь сквозь слезы). Ну, за стол! Выпьем за рабу божью Светлану еще раз! Идем, Катя.

К а т я (плачет). Сейчас.

Л и д а. Не плачь, Катя.

К а т я (всхлипывая тихо). Я не плачу.

Песня крепнет, приближается. С т а р ы й ц ы г а н с гитарой выводит на поляну соплеменников. Обратясь к веранде, поют старинную величальную песню.

1977