Весталка. История запретной страсти

Глава 32

За час до восхода солнца в лагере Тиберия было ещё тихо и спокойно. Уставшие после долгих дней пути солдаты отдыхали, восстанавливая силы перед тем, как отправиться в далёкий поход, в дремучие болотистые леса Германии.

У палатки военных трибунов, которая была разбита на самом возвышенном месте, прошла смена караула. Спустя какое-то время следом за первым офицером, появившимся на пороге палатки, из неё вышел второй.

На нём, как и на его товарище, холодной сталью мерцали доспехи; сплетённая из серебряных колец кольчуга облегала широкие плечи и спускалась почти до колен, защищённых железными наколенниками; с правого плеча к левому боку спускалась золотая цепь, на которой висел короткий с широким лезвием меч. Лёгкий утренний ветерок играл густыми тёмно-каштановыми волосами воина; его мужественный силуэт чётко выделялся в золотисто-розовом свете восходящего солнца.

– Что, Кассий, не слышно ли сигнала сбора? – спросил офицер, обращаясь к своему товарищу.

– Не слышно, – ответил тот и быстрым, но внимательным взглядом окинул местность.

Солнце уже взошло и потоки его света разлились по долине, позолотили окрестные нивы и виноградники.

– Смотри, Блоссий, к лагерю приближаются какие-то всадники! – неожиданно воскликнул, пристально всматриваясь вдаль, офицер по имени Кассий.

Марк Блоссий – а вторым офицером был он – тоже вскинул голову и прищурил глаза.

– В самом деле... И, клянусь Марсом, они едут прямо сюда!

Едва Блоссий произнёс эти слова, как навстречу всадникам устремились охранявшие подступы к лагерю часовые. Один из всадников, спешившись, подбежал к своему спутнику, чью фигуру скрывал длинный плащ с надвинутым на лицо капюшоном, и помог тому спрыгнуть на землю. Спустя какое-то время караульный доложил офицерам о том, что прибывшие настойчиво просят разрешения говорить с Марком Блоссием. Получив утвердительный ответ, караульный ушёл и вскоре вернулся с тем всадником, который был закутан в длинный плащ. Кампанец жестом пригласил гостя войти в палатку и последовал за ним.

– Итак, я слушаю тебя, – первым заговорил Блоссий. – Кто ты и что тебе нужно?

В ответ на его слова гость откинул капюшон, и по его плечам рассыпались длинные смоляные кудри.

Марк смотрел на нежное лицо, с великолепно очерченными пухлыми губами и прекрасными светлыми, в обрамлении чёрных изогнутых ресниц, глазами, и никак не мог прийти в себя от изумления.

– Неужели это не сон и не грёза?.. Может ли быть?.. О боги! Да неужели это ты, любимая? – наконец воскликнул он.

– Ты не спишь и не грезишь, – слабым голосом ответила девушка. – Это, правда, я, твоя Альбия. Но, Марк, я не могу понять...

Она не договорила, неожиданно побледнев. Ноги у неё подкосились; она была близка к обмороку. Заметив это, Марк подхватил её и поддержал, чтобы она не упала.

– Что с тобой, милая? – заботливо спросил он, прижимая девушку к своей широкой груди.

– Мы мчались без отдыха от самого Рима. Со мной старший сын Бассы: его нужно накормить, – шёпотом ответила Альбия и закрыла глаза. Она была очень слаба.

Марк взял её на руки и бережно, точно младенца, опустил на своё походное ложе.

– Ты необыкновенная! – с тихим восторгом произнёс он и губами коснулся упавшего на ясный девичий лоб локона.

Из-за полога палатки потянуло свежим ветерком. Захлопала, забилась, точно птица со сломанным крылом, плотная ткань. В палатке стало прохладно, и Марк, защищая девушку от сквозняка, прильнул к ней.

На него повеяло тем особым запахом, которое издаёт молодое девичье тело, смешанным с ароматом горьковато-сладких благовоний.

Точно туманом заволокло глаза Марка, кровь закипела в жилах и огненной струёй ударила в голову. Ему захотелось тотчас овладеть девушкой, столь близкой и желанной, но он сделал усилие над собой и лишь опустился перед нею на колени, прижавшись головою к её ногам.

Альбию охватила истома, в которой терялось её сознание. Что-то нежное и вместе с тем властное принуждало её отдаться этой истоме – точно вся её любовь к Марку, её страсть к нему, ради которой она была готова пожертвовать своей честью, наполнила её теплом до самых краёв, как наполняет сосуд игристое вино...

Она застонала от объявшего её желания – и тут же увидела склонившееся к ней лицо Марка. Он казался опьянённым теми же чувствами, что и она. И вдруг, не устояв, поддавшись извечному зову плоти, он устремился к ней и принялся целовать её лицо, её шею, и длинные спутавшиеся пряди волос. Сначала его поцелуи были подобны прикосновениям тёплого ветерка, но потом стали жаркими и жадными, точно языки пламени. Его мускулистая рука обнимала её стан всё твёрже и нетерпеливей, но ей было приятно покоряться его власти.

Она забыла обо всём на свете, она ничего не видела и не слышала: все эти чувства, на время отмерев, уступили место одному – теперь пробудилось её тело. Кожей слышала она горячий шёпот его губ, кожей видела их движение. Вот они, живые и сладостные, скользнули по её щеке и замерли на её губах. Альбии почудилось, будто Марк что-то шепнул: его губы дрогнули, затем нежно и властно приоткрыли её губы. На миг она задохнулась от нового, прежде неведомого ей ощущения: ей показалось, будто с этим первым глубоким поцелуем Марк вошёл в неё, и они, слившись воедино, стали одним существом. Она жила иной жизнью в этом долгом страстном поцелуе, о котором так давно грезила, – и время потеряло для неё всякое значение...

Марк медленно, нехотя, отклонился от неё, и Альбия открыла затуманенные страстью глаза. Она изнывала от желания, и её страшно поразил разорвавший тишину сигнал тубы.

– Что это? – спросила она, вздрогнув.

– Через час лагерь снимается с места, – с заметной досадой ответил Марк.

Он поднялся и помог подняться Альбии. Она тут же прильнула к нему, обвив руками его шею и спрятав у него на груди своё лицо. Долгое время они не двигались, прижавшись друг к другу; слышно было только их дыхание, слившееся воедино.

Неожиданно низ палатки поднялся, и в дневном свете, хлынувшем внутрь, показался товарищ Марка. Увидев девушку, которая при его появлении отпрянула от Блоссия, точно испуганная лань, Кассий замер в изумлении, но быстро пришёл в себя.

– Странно начинается этот день, – сказал он, переводя взгляд на кампанца. – Прибыли гонцы, посланные Ливией, и они также требуют немедленно встретиться с тобой.

– Ливией? – удивлённо переспросил Марк и на миг задумался.

Внезапно точно молния озарила его лицо. Ничего не сказав, он откинул полог палатки и быстро вышел; бросив на весталку любопытный взгляд, Кассий последовал за ним.

Альбия осталась одна. В душе её росла тревога, предчувствие беды поглотило все её мысли. Прежняя слабость снова вернулась к ней и охватила её тело так, что девушка была вынуждена опуститься на ложе.

– Альбия! – вдруг услышала она незнакомый женский голос. – Я знаю, что ты здесь, весталка Альбия!

Девушка оцепенела, глядя, как в палатку вошла красивая женщина, одетая с такой роскошью, какой позавидовала бы и персидская царица.

Деллия остановилась в трёх шагах от весталки; лицо её пылало. Она была поражена обликом и достоинством соперницы, которую воображала совсем иною.

Она видела перед собой полное юной прелести лицо, чудесные серо-голубые глаза в обрамлении чёрных ресниц, такие мечтательные и ясные, как у ребёнка, и не могла поверить в то, что этот ребёнок вызвал в сердце Марка самую бурную страсть, самые горячие чувства. А потом она обратила внимание на её губы... Губы девушки, пухлые, чуть приоткрытые, точно зовущие к поцелую, выражали затаённую страстность и влечение ко всему, что несло наслаждение. Целомудрие и чувственность – эти два качества удивительно совмещались в одном облике, эти качества с магической силой привлекли к весталке ценителя женской красоты Марка Блоссия и поразили придирчивую к представительницам своего рода Деллию.

– Значит, это ты украла у меня любовь Марка? – наконец заговорила, обращаясь к весталке, Деллия. – Ты заставила его забыть обо мне, а меня – тосковать по нему... ты сделала нас обоих несчастными... Но берегись: за это тебе придётся ответить перед законом и – перед богами!

– А ты уверена в том, что Марк любил тебя? – с неожиданной храбростью возразила Альбия. – Прости, но ты зря страдаешь, если думаешь, что тебя любили и бросили.

Деллия недоумённо выгнула брови. Она никак не ожидала встретить такое спокойствие у той, которую ждало наказание за нарушение обета девства, не ожидала услышать такие речи от скромной служительницы Весты. От ярости она сжала кулаки, но потом решила сменить гнев на притворное сочувствие и заговорила поучительно-снисходительным тоном:

– Да что ты можешь знать о нём? Что ты знаешь о той его жизни, в которой я была единственной властительницей его сердца и его тела?.. Отчего, скажи, ты так уверена, что он любит тебя? Глупая наивная девушка, позволь мне снять завесу с твоих мечтательных глаз! Знай же, Марк Блоссий – мастер вводить женщин в заблуждение своими мнимыми высокими качествами и достоинствами... Когда-то я тоже верила, что в его душе живут самые нежные искренние чувства, однако скоро убедилась в том, что Марк Блоссий не больше, чем лжец и развратник. Я поняла, что каждый его поступок, каждое его слово это лицемерие и притворство, что все его помыслы подчинены одному – безудержному мерзкому сладострастию. Такой животной похотливости и скотской ненасытности я не встречала более ни у одного мужчины, клянусь Прозерпиной!

Не успела Деллия закончить, как Альбия вскочила и двинулась прямо на неё.

– Замолчи сейчас же! Как смеешь ты говорить о нём такие гадости? Знай, я не верю ни одному твоему слову!

В глазах весталки сверкал такой гнев, что Деллия невольно отступила от неё.

– Я вижу, Марк сумел настолько очаровать тебя, что, кроме него, ты больше никому не веришь, – с усмешкой проговорила Деллия. – Жаль, что ты не хочешь понять, какому негодяю принесла в жертву свою честь, свою веру, свою жизнь... Он обманывал тебя, он играл твоей любовью, как прежде играл моей, он погубил тебя, как десятки других, доверившихся ему и полюбивших его женщин. Ты, как и я, жертва безумных страстей!

Деллии хотелось вырвать у весталки раскаяние, отречение от Марка, хотелось словами унизить когда-то любимого, а теперь ненавидимого ею мужчину и оскорбить дерзнувшую соперничать с нею женщину. Всячески понося Блоссия в присутствии его возлюбленной, она испытывала злорадное наслаждение.

– Что бы ты ни говорила о Марке, тебе не удастся отвратить меня от него, – с тем же ледяным спокойствием изрекла Альбия, гордо глядя на коварную красавицу.

– Но понимаешь ли ты, что своими возмутительными речами подписываешь себе смертный приговор?! – изумилась Деллия.

Хотя упрямство девушки вызывало в ней бешеную ярость, она не могла не позавидовать её выдержке и поразительной, доходившей до самоотречения преданности любимому человеку.

– Пусть смерть, пусть бесчестие – я всё готова претерпеть, только бы Марк знал, как сильно я его люблю, – ответила Альбия, и глаза её засверкали ярче звёзд.

Тем временем снаружи, перед палаткой военных трибунов, между Марком и посланцем Ливии происходил неприятный и не менее бурный разговор. Последний от имени императора обвинял первого в неуважении законов государства и совращении весталки. В подкрепление своим обвинениям Тит Виний, посланный Ливией вместе с Деллией, приказал одному из своих людей вывести из палатки любовницу Блоссия.

Когда Альбия появилась на преторской площадке, Виний медленно подошёл к ней и скрестил на груди руки. Его лицо было так страшно, что девушка остановилась, как пригвождённая.

– Вот та, что посмела осквернить священное имя Весты! – вскричал посланник Ливии и суровым взглядом обвёл собравшихся у палатки солдат.

В толпе послышался ропот негодования и удивления.

– Свершилось кощунство! – заявил Виний; казалось, все черты его лица перекосились от злобы.

– Что? Какое кощунство? О чём он говорит? – произнесло несколько голосов.

– Здесь, на этом месте, огонь Весты был покрыт позором гнусного разврата! – Тут Виний снова повернулся к весталке и, указав на неё рукой, возопил: – Ты опозорена, проклятье тебе!

– Заткнись, мерзавец! – прервал его Марк Блоссий, выступая вперёд; он едва сдержался, чтобы не ударить Виния. – Кто дал тебе право оскорблять эту девушку, которая, к тому же, носит имя Аматы, жрицы Весты?

– А где здесь жрица Весты? – ехидно спросил Виний. – Разве эта блудница заслуживает чести именоваться чистой служительницей богини? Нет, конечно, нет! И за то, что, отдав на потеху своё тело, она отдала на поругание величие богини и отступилась от традиций предков, её ждёт суровая кара, клянусь всемогущими стрелами Юпитера!

– А я клянусь божественной красотой Венеры, что эта дева ни в чём не повинна и что честь её незапятнана! – громко проговорил Блоссий; в его чёрных глазах сверкал гнев. – Я один понесу наказание за то, что посмел посягнуть на священный огонь Весты!

После этого признания легионеры пришли в замешательство. Те, кто давно знал и ценил Марка Блоссия за храбрость в сражениях, стали кричать:

– Не верим! Это всё наговоры, клевета завистников!

Другие сомневались:

– С Блоссия станется – он такой же, как его брат: ничего святого...

Между тем Виний послал одного из сопровождавших его преторианцев доложить о случившемся полководцу, а затем обратился к солдатам:

– Все слышали: Марк Блоссий признал свою вину! Отныне, по возвращении в Рим, его ждёт суд, который вынесет ему справедливый приговор. Что касается бывшей служительницы храма Весты, её судьбу определит коллегия верховных жрецов во главе с великим понтификом.

После этого он подошёл к Марку:

– Ты арестован, Блоссий. Следуй за мной. Консул Тиберий отстранил тебя от участия в германском походе.

Марку не оставалось ничего другого, как подчиниться приказу, раз уж этот приказ исходил от самого консула. Сбившиеся в толпу легионеры нехотя расступались, освобождая проход для своего военного трибуна, увлекаемого преторианцами.

Только теперь Альбия пришла в себя, хотя по-прежнему не могла вымолвить ни слова. Она стояла неподвижно и ловила взгляд Марка. Когда он в сопровождении своих стражей проходил мимо неё, девушка сделала движение, как бы желая удержать его.

Заметив это, Марк приостановился и тихо, так, чтобы слышала только она, произнёс:

– Ни за что на свете я не расстался бы с тобой, любимая, но случилось непредвиденное. Будь мужественной, Альбия, и береги себя.

Они возвращались в Рим по одной и той же дороге, но на большом расстоянии друг от друга. Альбию, как и Марка Блоссия, сопровождали солдаты претория, и так же, как его ждал суд гражданский, её ждал приговор жреческой коллегии, возглавляемой великим понтификом. После смерти Марка Лепида этот почётный сан принял Август – и, если бы не болезнь, которая приковала его к постели, Альбии предстояла бы встреча с самим императором.