Весталка. История запретной страсти

Глава 51

Уже начали сгущаться сумерки, когда Марк с Альбией достигли римского лагеря. Как раз в это время часовые, возвратившись на свой пост, развели костёр, и вскоре сверкающие языки пламени осветили частокол на валу; теперь Марку нетрудно было рассмотреть, где находилась палатка полководца.

– Кто идёт? – окликнул часовой, поднимаясь навстречу двум путникам.

А спустя несколько минут Марка с его спутницей встречал сам Германик.

– Клянусь Юпитером Статором, пусть я сгину в этих проклятых местах, если это не Марк Блоссий, мой добрый старый друг, пожаловал ко мне! – мощным голосом воскликнул консул, обрадовавшись неожиданной встрече.

– Будь уверен, я не позволю тебе повторить печальную участь твоего отца, – отозвался Марк, позволив другу заключить себя в его крепкие объятия.

Дружба Марка и Германика началась ещё в отрочестве, когда оба обучались искусству боя в военной школе для отпрысков знатных родов. Сразу после школы они под начальством Тиберия впервые участвовали в войне с германцами: тогда римлянам удалось захватить сорок тысяч пленных и переселить их в Галлию, на новые земли. За эту победу Тиберий вступил в столицу с овацией, а два друга, отличившиеся в сражениях, удостоились почести сопровождать его колесницу. Но было ещё кое-что, что делало их дружбу крепче: в одной из битв Германика тяжело ранили, и, не окажись рядом с ним Марк, его ждала бы верная гибель.

– Теперь я человек тоги, а не меча, – заявил Марк после обмена приветствиями и, указав на стоявшую позади него Альбию, прибавил: – Позволь, друг, представить тебе мою жену...

Красота и очарование девушки, хотя она была уставшей, привели Германика в замешательство, и он застыл на месте, точно взору его вдруг явилась сама богиня любви.

– Ты, Блоссий, всегда умел выбирать женщин, – наконец пробормотал консул, поворачиваясь к Марку. – Единственное в тебе, что вызывало у меня зависть, это твой талант влюблять в себя самых гордых красавиц!

– Да, на этом поприще успехов у меня было побольше, чем на военном. Потому, наверное, я так и остался трибуном, тогда как ты стал консулом, – в свою очередь отшутился Марк.

Друзья поговорили ещё немного, вспоминая прошлое и обмениваясь беззлобными шутками, затем Германик велел своим подчинённым подготовить для гостей ночлег, и, когда Альбия отправилась отдыхать, они начали серьёзный разговор.

Как это и было поручено ему, Марк изложил Германику предложение Тиберия. Правдиво, убедительно описал он непрочность власти нового правителя, выказав свои опасения по поводу беспорядков в государстве, при определённых условиях грозящих перерасти в междоусобицу. Рассказывая о встрече с императором, Марк повторил его слова о том, что наибольшую угрозу своему положению он видит именно в Германике, если тот подойдёт с непобедимым войском к воротам Рима.

– Друг мой Блоссий, не хочу скрывать от тебя, что мне противно даже подумать, что я могу стать во главе войска, которое войдёт в родной город, бряцая оружием, – заговорил Германик, когда Марк закончил свою речь. – Если бы я принял верховную власть, применив силу, как того требуют мои легионы, я не только навлёк бы на себя ненависть римского народа и проклятие всей Италии, но это послужило бы не на благо империи. Ведь я рождён не для того, чтобы править, – в этом деле у меня ещё меньше талантов, чем у моего дяди Тиберия. Но я – воин, и я по-прежнему верен своему гражданскому долгу.

Германик говорил твёрдо и спокойно, и Марк, слушая его, понимал, что не напрасно консул сумел заслужить любовь народа. Всеми душевными достоинствами, как и телесной красотой, Германик был наделён, как никто другой: редкая храбрость сочеталась в нём с беспримерной добротой и удивительным благородством.

– Передай Тиберию, что я приведу свои легионы к присяге на верность тому императору, имя которого назвал в завещании Август. Скажи, чтобы он воспользовался благоприятствующей ему судьбой и служил родине и народу не хуже, чем это делал его предшественник.

– Достойный ответ, – отозвался Марк, выслушав друга. – На другой я, честно говоря, и не рассчитывал. Скажу больше: отправляясь к тебе с поручением от Тиберия, я был уверен, что ничем не рискую.

Германик посмотрел на него молча, с удивлением.

– Видишь ли, – продолжал Марк, – от твоего ответа зависела не только моя участь, но и жизнь самого дорогого для меня человека – моей жены. В твоём лагере могут находиться люди Тиберия, и я думаю, они убили бы нас обоих, если бы легионы двинулись к Риму. Когда-то я вынес тебя из боя, и все эти годы ты считал себя моим должником... Так вот, друг, сегодня ты вернул мне долг сторицей... Я напишу Тиберию о нашем разговоре, но больше никогда не вернусь в Рим. И я хотел бы обратиться к тебе с последней просьбой. Если случится, что Тиберий забудет о своём обещании найти и наказать убийцу моего брата, Деция, то пусть это сделают по твоему приказу.

– Мне хотелось бы исполнить твою просьбу, – медленно проговорил Германик и, пристально глядя Марку в глаза, прибавил: – Но прежде я хочу услышать правдивый рассказ о том, по какой причине именно ты стал посланником моего дяди и за что он мог приказать своим людям убить тебя и твою жену.

Марку не оставалось ничего другого, как открыть другу всю правду – без утайки, без страха быть им осуждённым или навлечь на себя его гнев.

Германик всё время ходил по палатке большими шагами, не перебивал его, не задавал вопросов; и вдруг остановился прямо перед Марком.

– Как такое могло случиться?! – гневно воскликнул он. – Как случилось, что жрица Весты покинула храм и стала твоей женой? Ты преступник, Марк, – перед богами, перед традициями наших предков и перед законами отечества! Как добропорядочный гражданин Рима, я должен бы выдать тебя правосудию...

Марк хотел что-то сказать, но промолчал. Когда же консул снова принялся ходить по палатке большими беспокойными шагами, он подумал, что тот, борется с охватившими его честное сердце противоречивыми чувствами. С одной стороны, к нему взывала гражданская совесть, с другой – верность другу.

Наконец Германик произнёс слова, которые вернули Марку надежду:

– Вот моя рука. Пока я жив, никто ни тебе, ни твоей возлюбленной не сделает зла. Вы можете покинуть мой лагерь, когда вам будет угодно, а я прослежу, чтобы люди Тиберия не узнали, куда вы направились. Зная его переменчивый нрав, я дам напоследок совет: уезжайте как можно дальше, пусть хоть на край света, туда, где вы будете в безопасности...

Они обменялись крепким рукопожатием и долгими взглядами. Всё было сказано.

Марк и Альбия снова отправились в путь незадолго до рассвета.

– Благодаря благородству Германика мы сможем спокойно продолжить наше путешествие, а благодаря его щедрости у нас есть достаточное количество еды и воды, чтобы добраться до побережья, – сказал Марк, помогая Альбии взобраться на лошадь.

– Так ты уже знаешь, куда мы поедем?

– Нам предстоит переплыть два моря и проехать не одну страну.

– И где же мы обретём наш дом? – снова спросила Альбия, у которой предстоящее путешествие вызывало одновременно и страх, и радостное возбуждение, и жгучее смятение.

– Возможно, в далёком городе Томы, в провинции Понт. Это дикий, но мирный уголок Римской империи, хотя самих римлян там почти нет. Там ты будешь только моей женой, моей Альбией, и тебя больше никто не назовёт Аматой – служительницей Весты, – ответил Марк со своей прежней, загадочной и пленительной, улыбкой.

– Если, как ты сказал, там нет римлян, у кого же мы сможем найти приют? Ведь в первые дни нам нужно будет осмотреться, чтобы понять, с чего начать нашу новую жизнь, – справедливо заметила Альбия с серьёзным лицом.

Марк, восхищённый её решимостью принять будущее, какие бы новые испытания оно им не сулило, обнял Альбию, нежно привлёк её к себе на грудь и сказал:

– Там живут римские поселенцы, ссыльные. И я думаю, один из них с радостью предоставит нам свой кров. Впрочем, тебе знакомо его имя: Овидий Назон...