Едва Марк переступил порог своего дома, как навстречу ему выбежал взволнованный Деций.
– Где ты пропадал? – накинулся Блоссий-младший на брата. – Я разослал рабов на твои поиски по всему городу! Разрази тебя молния Громовержца, ты мог бы предупредить меня, куда уходишь!
Марк и бровью не повёл на возмущённые крики Деция: он так устал, что у него не осталось сил на ненужные препирательства.
– Ты уже знаешь, что Юлилла уличена в прелюбодеянии и взята под стражу по приказу императора, равно как и Овидий? – в свою очередь спросил он.
Деций замер с выражением крайнего удивления на лице. Он как будто не поверил тому, что услышал.
– От кого ты услышал подобную чепуху?
– Увы, это вовсе не чепуха, как ты изволил выразиться. Я узнал об этом сегодня утром, думаю, весь двор уже знает. А произошло это прошлой ночью, как раз тогда, когда я, ошалевший от счастья, целовал письмо Юлиллы, которое должно было стать пропуском в темницу к Альбии.
В словах Марка прозвучала такая грусть, что Деций принял их как упрёк.
– Тебя бы всё равно не допустили к Великой деве, – пробормотал он, оправдываясь за то, что ночью удержал Марка, не дал ему уйти.
– Разумеется, меня никто бы к ней не пустил, – подтвердил Марк, и Деций облегчённо вздохнул.
– Но послушай, – продолжал он, – я не понимаю, разве Овидий был любовником Юлиллы? Если это правда, то признаю, что он лучший притворщик из тех, кого я когда-либо встречал в этом городе. Он так тщательно скрывал эту связь, что даже мы, его близкие друзья, ни о чём не догадывались.
Марк отрицательно покачал головой.
– Не думаю, что Овидий делил постель с внучкой Августа. Скорее всего, он был посвящён в её тайны и хранил их как свои. В ближайшее время мы узнаем правду, но, сказать откровенно, меня не интересуют дрязги в императорской семье. Гораздо важнее для меня узнать, какой будет участь Альбии...
Последние слова Марка, произнесённые печальным и мрачным тоном, снова напомнили Децию о той боли, которую носил в себе его брат, гнетущей, страшной, разрушительной боли.
– Я тебе ещё не сказал, кто у нас был этим утром, – снова заговорил он, заговорщическим голосом привлекая внимание Марка. – Ты ни за что не угадаешь! Я и сам поначалу, когда увидел его перед собой, подумал, что не полностью проснулся. Однако странно, что он ни словом не обмолвился о том, что произошло в императорской семье. Если, как ты говоришь, об этом уже знает весь двор, то он должен был узнать о случившемся одним из первых.
– Да о ком же речь, говори скорее, – не сдержавшись, перебил брата Марк.
– К нам приходил Келад.
Услышав ответ, Марк вскинул на Деция глаза; его душевное смятение и тревога были так велики, что он невольно подумал: «Что-то случилось с Альбией», только в этом найдя причину появления в его доме одного из влиятельнейших фаворитов Августа.
В последующие несколько минут он с жадным вниманием слушал рассказ Деция о том, что в доме весталок его ждёт ловушка, что, если дело о попытке совращения жрицы было закрыто из-за неясности его вины (и благодаря подкупу претора), то теперь, проникни он в темницу к Альбии, суд получит убедительные доказательства его преступления. И тогда дело Марка Блоссия будет пересмотрено, а, учитывая выздоровление Августа, судить его будет сам император.
– Как говорится, всё, что не делается, к лучшему, – сделал вывод Деций, радуясь про себя, что его брат счастливо избежал ловушки. – Боги отвели от тебя опасность прошлой ночью, а теперь, благодаря Келаду, ты предупреждён о коварных замыслах наших врагов. Я знаю, тебе тяжело отказаться от своего желания увидеться с Альбией, но, Марк, будет всё же лучше, если ты немедленно уедешь из Рима.
Сдвинув брови, Блоссий-старший какое-то время стоял в глубоком раздумье. Затем, очевидно приняв какое-то решение, он с лёгкой улыбкой недоверия обратился к брату:
– Я не подвергаю сомнению то, о чём ты мне сообщил, но, право, меня удивляет участливость Келада. Что ему за дело до меня, до Альбии? Какую выгоду он получит от того, что убережёт меня от повторного суда?
– Чтобы ответить на этот вопрос, нужно уметь разбираться в дворцовых интригах. Мы с тобой всегда старались держаться в стороне от жизни императорского дома и можем только догадываться, что в среде приближённых Августа кипят нешуточные страсти. Допускаю, что поступок Келада был вызван его желанием досадить Ликину, который, как известно, стремится затолкать своего соперника на задний план.
– О, неужели и Ликин замешан в этом деле?
– По словам Келада, именно Ликин сделал так, чтобы жалобы Деллии на решение суда достигли ушей императора.
– Подумать только! Деллия! – воскликнул Марк с усмешкой. – Какая волчица скрывается под овечьей шкурой! Сегодня она снова пыталась провести меня, как последнего простака, и я чуть было не попался на крючок. Какую великолепную сцену она разыграла передо мной, как правдоподобно лились её слёзы и звучали слова раскаяния...
– А ты всё-таки пошёл к ней, – Деций укоризненно покачал головой. – Полагаю, она досыта насладилась твоим унижением и от души посмеялась над тобой...
– Нужно что-нибудь придумать, брат, я сойду с ума, если не увижу Альбию в ближайшие часы, – после этих слов Марк умолк на какое-то время в раздумье и затем, проведя рукою по лбу, на котором проступил пот, сказал: – Мне кажется, я понял, что нужно делать. Я должен вызволить Альбию из темницы и бежать из Рима вместе с нею. Ничего другого мне не остаётся.
– Дерзкий замысел, – отозвался Деций в некотором сомнении. – Только снова возникает вопрос: как тебе пробраться в темницу и как затем оттуда выйти вместе с Альбией? Даже если предположить, что тебе чудом удастся проникнуть в дом весталок незамеченным, то как ты отыщешь вход в подземелье?
Не найдя подходящего ответа, Марк с протяжным стоном запустил в волосы пальцы обеих рук и дёрнул их с такой силой, что Деций испугался, как бы он совсем не вырвал их.
Всерьёз опасаясь за душевное состояние брата, Деций приказал доверенному слуге за обедом подмешать в вино снотворное. Не прошло и получаса, как Марк, не успев покинуть триклиний, крепко уснул прямо за столом.
Но, видимо, сама Венера, сочувствуя влюблённым, решила наконец помочь им.
На исходе дня, когда Марк всё ещё пребывал во власти Морфея, в дом к братьям Блоссиям неожиданно пришла Басса. Старая служанка Альбии привела с собой девушку, лицо которой показалось Децию знакомым.
– Это Элия, подруга Альбии, они вместе служат в храме Весты, – сказала Басса, и Деций сразу вспомнил, где и когда он видел эту девушку.
В тот день, когда его вели на казнь, она была рядом с Альбией, и в какой-то мере своим помилованием Деций был также обязан ей.
– Альбию необходимо немедленно вызволить из темницы, – начала говорить Элия в сильном волнении. – Я слишком много времени провела в храме, наблюдая за Пинарией, чтобы не понять, что она за человек. Вы должны знать, что Великая дева не простит Альбию. Во-первых, Альбию лишат многих привилегий и больше никогда не допустят к священному огню. Во-вторых, если ей и позволят остаться в храме, то выполнять она там будет только самую грязную, самую тяжёлую работу: жреческий сан у неё отнимут и тем самым низведут до положения обычной храмовой служки.
– Неслыханно! – воскликнула Басса, едва не задохнувшись от гнева. – Альбия принадлежит к старинному патрицианскому роду, а её собираются ущемить в законных правах и сделать из неё едва ли не рабыню!
– Многие весталки всё же считают, что такое положение лучше, чем осуждение сограждан и клеймо позора на всю жизнь, – заметила Элия с грустной улыбкой. – К тому же, изменение статуса жрицы сохранится в стенах храма, и посторонние об этом не узнают. Для всех непосвящённых Альбия по-прежнему останется служительницей Весты, помилованной самой богиней.
– Отчего же Пинария с таким упорством добивается от неё раскаяния? – удивился Деций, слабо разбиравшийся в обычаях, по которым жили жреческие общины. – Разве за признание вины не полагается прощение?
– Великая дева стремится сломить упорство Альбии и вырвать у неё признание в вине вовсе не для того, чтобы даровать ей прощение. Случай с Альбией должен послужить примером для других весталок: это как предостережение о том, что за подобные проступки любую из них ждёт суровая кара.
Элия умолкла, как будто задумавшись о чём-то; её голубые, детски чистые глаза на миг потемнели, белый лоб прорезала едва заметная морщинка.
– У нас в храме когда-то служила весталка по имени Винуция, – снова заговорила девушка, вскинув голову. – Это была старая жрица, всеми уважаемая, память её хранила много удивительных историй из жизни весталок. Одна из них была о весталке Постумии, которую обвинили в нарушении целомудрия, хотя она публично заявила, что неповинна в этом преступлении. Подозрение же против неё было вызвано всего лишь тем, что она имела слишком независимый для девушки нрав и обожала носить изысканные наряды. К счастью для Постумии, суд закончился тем, что её оправдали, а великий понтифик предписал ей впредь воздерживаться от развлечений и выглядеть не миловидной, но благочестивой.
Снова выдержав паузу, Элия поправила лёгкое покрывало на голове и продолжила:
– В случае с Альбией всё обстоит гораздо сложнее: здесь замешан мужчина – и на оправдание ей рассчитывать не приходится. Я много думала о том, как ей помочь избежать тех унизительных испытаний, которые уготовила для неё Пинария, и нашла только один ответ. Она должна бежать!
Стоявший напротив весталки Деций грустно усмехнулся и, понизив голос, сказал:
– Не одной тебе пришла в голову такая мысль. Но как это сделать?
Перед тем, как ответить, Элия помедлила, пристально глядя Децию в глаза, и тот даже изумился силе и твёрдости, которые он прочёл в глазах этой юной девушки.
– Клянись тенями своих предков, клянись всеми богами! Ты не струсишь, не предашь?
– Клянусь всеми богами, какие только есть на небе, на земле и под землёй, я сделаю всё, только бы мой брат был счастлив! Я приведу к нему его Альбию, даже если за это мне придётся заплатить ценой собственной жизни!
Выслушав ответ Деция, Элия удовлетворённо кивнула. Басса и Деций приблизились к ней почти вплотную, склонили головы – какое-то время в атрии был слышен только их торопливый шёпот.