Ветры Запада. Книга 2

Глава 22

— Здравствуй, здравствуй, — добродушно сказал князь, кивая на кресло. — Что новенького расскажешь?

— Здравствуй, княже, — поздоровался я усаживаясь. — В империи я побывал.

— Знаю уже, — кивнул он. — Докладывали мне, что ты ни с того ни с сего вдруг подскочил, запрыгнул в дирижабль и улетел.

— Герцог Оттон захватил в плен мою Владеющую, — объяснил я. — Вот я и летал её выкупать.

— Вот прямо сам герцог захватил? — улыбнулся князь.

— Кто именно захватил — не знаю. Но жила она у него в замке на правах гостьи, и о выкупе я договаривался с самим герцогом.

— Даже так? — удивлённо покрутил головой князь. — Это кто же у тебя такая значительная персона?

— Лада Дорохова, княже, — ответил я. — Если, конечно, тебе это имя что-то говорит.

— А ведь знаешь, что-то говорит, — задумался князь вспоминая. — Слышал я про неё — вроде это у тебя самая больная на голову?

— Не уверен, что самая, княже. Она же не одна у меня такая, и каждая по-своему стукнутая. Как их сравнишь? Но эта действительно где-то вверху списка.

— И зачем ты их таких понабрал? — укоризненно покачал головой князь.

— А где других-то взять, княже? К тому же ведь именно из таких Высшие и получаются. Которые нормальные — те, по-моему, и не развиваются особо. Ну, у меня такое впечатление сложилось.

— А про свою мать тоже так скажешь? — он с любопытством посмотрел на меня.

— А её зацикленность на клинике — это нормально, что ли? — тяжело вздохнул я. — Я давно уже из-за этого беспокоюсь. Надеюсь, Эрик её всё-таки немного отвлечёт.

— Ребёнка родит — отвлечётся, — махнул рукой князь.

— С нами она не особо отвлекалась, — заметил я хмуро. — Мы сами по себе росли. Извини, княже, не стоит мне, пожалуй, мать обсуждать.

— Ну и не будем, — согласился князь, — да и что её обсуждать? На самом деле, Кеннер, я с тобой и не спорю. Так и есть — все они с какой-нибудь придурью. Сколько у меня нервов эта публика сожгла, ты бы только знал. Хотя Аня вроде нормальная, пока что никаких заскоков у неё не замечал.

— Я тоже не замечал, чтобы Максакова как-то чудила, — подтвердил я. — Хотя я с ней не очень хорошо знаком, так что уверенно утверждать не рискну.

— Ладно, что это мы с тобой вдруг сплетничать взялись, как бабки на скамейке, — иронически хмыкнул князь. — Ты что пришёл-то? Рассказать что-то хочешь, или просто поделиться впечатлениями? Где гулял, какие достопримечательности посетил…

— По-хорошему надо было доклад тебе подать, княже, — виновато сказал я, — но очень уж деликатные темы затрагиваются. Позволь, я тебе устно всё расскажу, а ты мне сам скажешь, что надо в докладе написать, а что лучше между нами двумя оставить.

— Даже так? — князь внимательно посмотрел на меня. — Удивляюсь я всё-таки тебе, Кеннер. Ты же совсем молодой — сколько тебе сейчас?

— Двадцать, княже, — ответил я, чувствуя себя неловко. — В самом начале студеня двадцать один будет.

— Двадцать, — повторил он, покачивая головой. — В твоём возрасте ещё и мозгов-то быть не может, а ты вот такими вопросами занимаешься, о которых с князем только наедине можно говорить. И ведь вполне успешно занимаешься — из моих советников не каждый таким может похвастаться. Может, ты тоже какой-то ненормальный?

— Скорее всего, княже, — кисло ответил я. — Но я не специально, просто как-то само собой всё выходит.

— Само собой выходит, — усмехнулся князь. — Ну ладно, рассказывай — что там у тебя?

Я собрался с мыслями, прикидывая, что и как ему говорить.

— Для начала, княже, хочу обсудить небольшой, но интересный вопрос, раз уж мы про Ладу заговорили. Девица меня просто поразила, до сих пор отойти не могу. Она и в плену умудрилась найти себе кавалера, да не просто кавалера, а похоже, что и мужа.

— С девицами такое случается, — философски заметил князь. — Есть у них свойство выходить замуж, порой совершенно неожиданно. Не успеешь и глазом моргнуть: была девица — раз, а она уже и дама.

— Так-то так, но интересна личность перспективного мужа, — я почувствовал, как князь внутренне подобрался, поняв, что сейчас услышит что-то интересное. — Это некий Клаус фон Абенсберг — личный друг герцога Баварского и Светлый паладин церкви.

— Какая… энергичная девица, — удивлённо поднял брови князь. — И фамилия жениха мне тоже кажется знакомой.

— Он был старшим сыном и наследником графа Абенсберга, но когда обнаружилось, что он одарённый, титул отошёл его младшему брату. Причём Клауса лишили не только титула, но и дворянства.

Князь внимательно слушал, уже полностью осознав, что я рассказываю не просто любопытную историю.

— Молодые, естественно, хотели бы жить вместе, наслаждаясь обществом друг друга, однако вот неприятность — Ладу в империи вовсе не хотят видеть, потому что для них она ведьма, противная Господу. Единственным вариантом видится переезд Клауса в Новгород, и, как оказалось, эта идея не вызывает у него никакого протеста. Он, в общем-то, и не скрывает, что немного обижен на империю и церковь. Графы Абенсберг принадлежат к верхушке империи, и наследнику совсем не понравилось, что его в одночасье лишили всего и выкинули на свалку.

— Что ты ему пообещал? — перебил меня князь.

— Что его никак не будут ущемлять, если он просто приедет жить. Если же он пожелает принять наше гражданство, то его дворянство будет признано без дополнительных подтверждений. Для нас он по-прежнему граф — лишение дворянства на основании того, что он одарённый, с точки зрения наших законов является юридически ничтожным. А вот если он откажется от христианства, то совершенно реальным будет и признание герба. Здесь, впрочем, есть скользкий момент — Христу вряд ли понравится, если его отвергнет высокопоставленный паладин, так что Клаусу отказ от христианства может очень дорого обойтись. Я сказал ему, что, в принципе, возможен вариант, когда он останется христианином, но поклянётся, что его потомки христианами не будут. Однако у меня нет полномочий такое обещать, и решить это может только сам князь.

Князь надолго задумался.

— Церковь тебя проклянёт, — убеждённо заявил он.

— А я-то тут при чём, княже? — изумился я. — Я ему Ладу не подкладывал, да и вообще в сердечные дела своих служащих не лезу. Я бы её и в империю отпустил, но это же не моя вина, что влюблённые там жить не смогут.

— Как у тебя всё это получается… — князь покрутил головой. — И как ты считаешь — он нам нужен?

— Нужен, княже, — убеждённо ответил я. — Очень сильный Владеющий, с хорошей перспективой возвыситься. Лада тоже сильная и перспективная, дети наверняка будут с хорошим даром. Причём Клаус совсем не против гарема, даже, по-моему, наоборот. Наше семейство ему жён и обеспечит сколько захочет, у нас хватает красивых девчонок. В результате получим большую семью сильных Владеющих, полностью преданную княжеству. Вернуться в империю у них вряд ли получится, да и для чего возвращаться? У Клауса там ничего нет, а с братом отношения напряжённые. Есть ещё один интересный для нас момент: через Клауса будет неплохой выход на имперское дворянство — пусть его и лишили титула, но для дворян он по-прежнему свой, а для Оттона вообще друг детства.

— Правильно рассуждаешь, — с удовлетворением сказал князь. — Значит так: передашь ему, что если он захочет герб, то клятвы хватит. Но с условием, что он пойдёт к тебе вассалом. Не спорь! — возвысил он голос, хотя я и не собирался спорить. — Без поддержки сильной семьи ему от герба никакого толку не будет, а к кому ещё ему идти? Он так и так твоим человеком будет, это же ты ему своих девок подложишь.

— Я понял, княже, — согласно кивнул я. Собственно, я и ожидал, что князь повесит ответственность за Клауса на меня — больше всё равно не на кого.

— Я доволен тобой, Кеннер, — серьёзно сказал князь. — У тебя всё?

— Нет, княже, не всё. Я поговорил с Оттоном, а потом по его поручению съездил к императору и поговорил с ним. Кое-что в имперской кухне немного прояснилось.

— Так, так, — князь снова подобрался. — Рассказывай.

— Ты, наверное, знаешь, княже, проблему с вольностями в империи? И города, и владетели накопили столько разных вольностей, что империя превратилась в рыхлое образование, где никто ничего никому не должен.

— Я бы сказал, что это преувеличение, — заметил князь.

— Так видит ситуацию император, — пожал я плечами. — Он привёл мне в качестве примера сицилийский поход.

— Да, громкая история была, — усмехнулся князь. — Мне рассказывали, что Конрад после этого сильно изменился. И неудивительно — позорище было ещё то, макнули его в грязь знатно. То, что над ним муслимы смеются — это ладно, кого там волнует, что враги думают. Но его же и свои дворяне после этого перестали уважать.

— Так они же сами прислали ему вместо войск какое-то отребье!

— И ты думаешь, что они об этом вспоминают? — саркастически хмыкнул князь. — Ты многих людей знаешь, способных сказать: «В этом провале виноват я, потому что поступил недостойно»?

— Ну, вообще-то, и такие люди встречаются, — попытался возразить я.

Князь ничего на это не ответил, лишь посмотрел на меня с весёлой иронией.

— Я сказал глупость, княже, — со вздохом признал я.

— Вот, кстати говоря, ты, Кеннер, за свои ошибки не цепляешься, — одобрительно заметил князь. — Это хорошая черта — почти любую ошибку можно исправить, если в ней не упорствовать. Ладно, продолжай.

— Похоже, что именно после той истории император решил, что такое положение дел неприемлемо, и решил его исправить. Однако вольности просто так отобрать невозможно — те же курфюрсты вряд ли согласятся утвердить императорскую буллу, ограничивающую их права. Поэтому император пошёл другим путём — он начал отбирать у имперских владетелей земли — например, тот же Ландсгут у Баварии. Когда дворянство поняло, что император не остановится, им ничего не оставалось, кроме как взбунтоваться.

— Погоди, Кеннер, — нахмурился князь, — ты хочешь сказать, что гражданскую войну затеял сам Конрад?

— Именно так, княже, — кивнул я. — У него более чем достаточно сил, чтобы раздавить любой бунт, а у мятежников можно отобрать всё что угодно, и никто слова против не скажет.

— Ловко, ловко, — пробормотал князь. — Это объясняет, почему Оттон Баварский не так уж рвётся воевать. Такая вот интересная гражданская война у них получаются — не понять даже, то ли они воюют, то ли нет. Но всё же Конрад рискует — гражданская война вообще дело такое… она может очень неожиданно повернуться.

— Она и повернулась, княже, — подтвердил я. — Церковь сразу же туда и влезла, вот прямо обеими ногами. Партия, которая поддерживает герцога Баварского, заручилась большинством в коллегии курфюрстов. В результате Оттону воевать и не нужно — коллегия признает наследником именно старшего брата императора, а не кронпринца.

— Сильный ход, — одобрил князь. — То есть Оттон сейчас держит императора за горло и может требовать чего хочет, так?

— Не совсем так, княже. Точнее, потребовать-то он потребовал, вот только совсем не факт, что он держит императора за горло.

Князь с любопытством смотрел на меня, ожидая продолжения.

— Герцог попросил меня поехать в Вену и передать императору его предложения…

— Тебя попросил? — перебил меня князь.

— Дело слишком деликатное, а люди герцога все на виду. С другой стороны, предложение герцога как раз в интересах княжества, вот так и вышло, что я был самым подходящим вариантом.

— Продолжай, — кивнул он.

— Предложение состояло в следующем: император возвращает земли сторонникам герцога и отказывается от короны в пользу кронпринца. Взамен Баварский отказывается от любых притязаний на корону, так что созывать коллегию для определения наследника уже ни к чему. Церковь при этом остаётся ни с чем, потому что её поддержка не понадобится. От себя я добавил обещание лечить императора — после отречения, разумеется. Герцог об этом дополнении не знает.

— Оттон сделал хорошее предложение, — кивнул князь. — Для императора хорошее, как мне кажется. И ты считаешь, что оно в интересах княжества?

— Конечно, княже, — уверенно подтвердил я. — Нам будет серьёзно обязан и новый император, и старый, который наверняка станет советником. При этом мы не поссоримся, а наоборот, упрочим отношения с герцогом Баварским, который сейчас относится к нам нейтрально.

— А с церковью не поссоримся?

— Каким образом? Наше влияние в империи чисто символическое, поставить нам в вину смену власти в Вене никак невозможно. Нам даже за лечение императора претензий не выдвинут — мы же лечим всего лишь частное лицо. Это больше не политика, так что отказать ему в лечении было бы просто бесчеловечным.

— А если вылечить именно императора? — прикинул князь.

— Тогда мы поссоримся вообще со всеми, княже, — решительно сказал я. — Недовольны Конрадом практически все в империи — и церковь, и дворянство. Слишком уж решительно он начал реформировать империю. Большинство не участвует в мятеже герцога просто потому, что императору и так недолго осталось. Мы таким образом ничего не приобретём, только потеряем.

— Да, пожалуй, выгоды здесь никакой, — согласился он. — Ну что же, с первого взгляда там вроде всё просто и ясно, но ты, похоже, так не считаешь. Почему ты сказал, что он, возможно, не держит императора за горло?

— Потому что герцог, возможно, просто блефует, — объяснил я. — Слишком много в этом деле непонятностей, особенно в том, что касается роли церкви. Герцог заявляет, что у него есть большинство в коллегии курфюрстов. Даже если это действительно так, это большинство не у него, а у церкви. Разрешит ли ему церковь просто сидеть и ждать мирного перехода власти? Есть некоторые признаки того, что церковь тоже заинтересована в гражданской войне. Оттон заявил мне, что он не хочет быть императором, и что это Конрад вынудил его начать мятеж. Однако так ли это? Вполне возможно, что он всё-таки хотел, но понял, что короны ему не видать, и теперь пытается выйти из дела, надеясь при этом всё-таки получить некоторую прибыль в виде возвращения Ландсгута.

— То есть ты допускаешь, что на самом деле у Баварского шансов нет? — с любопытством посмотрел на меня князь.

— Я допускаю, что церковь на самом деле планирует свой вариант, в котором герцог Оттон является лишь разменной пешкой. В таком варианте император разгромит мятежников и урежет привилегии дворянства, сильнее укрепив центральную власть. Церковь при этом получит дополнительные земли и привилегии. Затем император умрёт, естественным образом передав власть кронпринцу Дитриху.

— Интересный вариант, — задумался князь. — У тебя есть в пользу этого какие-то аргументы или ты просто фантазируешь?

— Есть аргументы, княже. Сейчас мятежа фактически ещё нет, так что император вынужден ждать, когда мятежники сделают первый шаг, чтобы начать действовать. У мятежников мало шансов в открытой войне с императором, однако церковь упорно толкает герцога к активным действиям, в частности, требует немедленно напасть на Трир. Как объяснил мне герцог Оттон, за этим стоит сам архиепископ Трира, который таким образом планирует разобраться с вольностями Трира. Объяснение очень логичное, и в него вполне можно поверить, но есть один момент, который вызывает сомнения. А именно: архиепископа Бопре активно поддерживает в этом кардинал Скорцезе, который при этом принадлежит как раз к противоположному лагерю.

— Этого недостаточно, чтобы сделать какой-то определённый вывод, — заметил князь.

— Совершенно недостаточно, — согласился я. — Есть ведь и другой вариант, в котором церковь действительно хочет посадить на трон герцога Оттона. В этом варианте она тоже получит немало выгод: усилит власть папы и ограничит власть императора. Я думаю, в Ватикане многим не нравится то, что Конрад заметно усилил центральную власть за последние годы. Ну и, разумеется, от герцога можно очень много потребовать за помощь.

— А почему ты не допускаешь, что разные партии в церкви просто тянут каждая в свою сторону? — заинтересованно спросил князь.

— Вот в это я категорически не могу поверить, княже. Они, конечно, все наперегонки тащат в свой карман, взять того же архиепископа Бопре, но есть общая линия церкви, от которой никто из них ни за что не отклонится. Когда появляются две линии, церковь просто раскалывается. Так, как она раскололась на греческую и римскую. Этот конфликт слишком серьёзен, чтобы тянуть в разные стороны ради своих мелких выгод, и я думаю, у церкви здесь имеется единая цель, к которой так или иначе стремятся все партии.

— И у тебя есть какое-нибудь предположение, в чём эта цель состоит?

— Всего лишь предположение, княже, — пожал я плечами, — но да, есть. Я думаю, что церковь поставила всё-таки на императора. Точнее, на кронпринца — император должен сделать всю грязную работу и сойти со сцены. В пользу этого говорит и странная воинственность церкви, и внезапное миролюбие герцога, который, возможно, осознал предназначенную ему роль. Однако всё может оказаться и иначе, конечно — слишком много неизвестных. Очень уж мутно там у них в глубине.

Князь в задумчивости покивал, барабаня пальцами по столу.

— И, стало быть, в наших интересах… — вопросительно начал он.

— В наших интересах поддержать предложение герцога Баварского, княже. Ну, насколько мы вообще способны хоть как-то влиять на происходящее. В этом варианте мы получаем максимальную выгоду. В других вариантах конечный результат может нам совсем не понравиться — мы даже приблизительно не в состоянии предсказать, каким он будет. А здесь мы хотя бы имеем полную определённость… ну, почти полную.

— Почти? — вопросительно посмотрел на меня князь.

— Непонятно, куда уйдёт накопленная энергия. Вот, к примеру, собрались недовольные, трясут оружием, выкрикивают гневные слова, друг друга заводят. И тут выходит к ним некто и объявляет: «Всё в порядке, проблемы решились, расходитесь, пожалуйста». И что — они побросают дубины и пойдут опять сажать репу? Так не бывает. Вся эта отрицательная энергия должна куда-то выплеснуться.

— Верно говоришь, — согласился князь. — Но я думаю, что выплеснется это всё-таки не на нас. Для случайной цели мы слишком сильны, да и далековато сидим. Ещё что-нибудь добавить хочешь?

— Ещё герцог Баварский интересуется установлением прямых торговых связей. Я пригласил его на свадьбу матери, чтобы он мог с тобой пообщаться, не привлекая лишнего внимания.

— Очень хорошо, Кеннер, — одобрительно сказал князь. — Правильно думаешь, правильно поступаешь. Я доволен тобой, и говорю это сейчас от имени княжества. Насчёт доклада давай решим так — про Абенсберга ничего не пиши. До тех пор, пока он не подаст заявления на гражданство, княжеству до него дела нет и быть не может. Остальное запиши подробно; обязательно изложи свои соображения и рекомендации. Но доклад отдашь прямо моему секретарю, я его предупрежу. В канцелярии этот доклад регистрировать не стоит, да им о нём вообще знать не нужно.

— Сделаю, княже, — кивнул я.

— На этом всё? — он внимательно посмотрел на меня. — Или не всё? Говори, что ты мнёшься?

— Даже не знаю, княже, как сказать, — неуверенно ответил я. — Есть у меня некое ощущение, совершенно ничем не подкреплённое…

— Так расскажи, — заинтересовался князь. — Чего стесняешься? Если боишься дураком показаться, так не бойся — не покажешься. Я о тебе мнение давно составил.

— Знаешь, княже, как говорят: «История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй — в виде фарса».

— Нет, не знаю, — покачал головой князь. — Никогда не слышал, чтобы так говорили[25]. Но вообще, мысль интересная.

— Ты только вдумайся в это, княже. Империя ослабла, появился герцог-претендент на корону, в смуте активно участвует церковь. Империя движется к гражданской войне, и вся надежда на кронпринца Дитриха. Тебе не кажется, что всё это уже в точности было? А может, и этого Дитриха потом тоже назовут Великим? Я это вполне допускаю, кстати — мне кажется, из него выйдет сильный правитель.

— Действительно, интересно, — согласился князь. — И что из этого следует?

— Не знаю, княже, — вздохнул я. — Но знаю, что роль в фарсе меня не особенно радует.