Византийские легенды

Раскаяние святой Пелагии

Свершившееся в наши дни чудо я, грешный Иаков, положил себе записать для вас, духовные братья, чтобы, услышав о нем, вы обрели великую пользу для души и прославили человеколюбца бога, не хотящего ничьей смерти, но спасения всех грешников.[37]　

Святейший епископ антиохийский созвал по какому-то делу окрестных епископов. И прибыли они числом восемь; был среди них и божий святой Нонн, надо мной епископ, пречудный муж и подвижник, монах Тавенниского монастыря.[38] Безупречной своей жизнью и достохвальными деяниями удостоился он столь высокого сана. И вот, когда мы прибыли в Антиохию, епископ велел нам остановиться в пристройке церкви святого Юлиана.[39] Войдя, мы расположились там с остальными епископами.　

В один из тех дней епископы, сидя все вместе в преддверье церкви, стали просить владыку Нонна наставить их своим словом. В то время как святой дух говорил его устами во благо и спасение всех слушающих, вот проезжает мимо первая из антиохийских танцовщиц. Она сидела на иноходце, красуясь пышным своим нарядом, так что всюду сверкало на ней только золото, жемчуга и драгоценные каменья, а нагота ног была украшена перлами. Пышная толпа слуг и служанок в дорогих одеждах и золотых ожерельях сопровождала ее; одни бежали впереди, другие шли следом. Особенно суетный люд не мог досыта налюбоваться ее нарядом и украшениями. Миновав нас, она наполнила воздух благовонием мускуса и мирры. Когда сонм святых епископов увидел, что женщина едет с открытым лицом столь бесстыдно, что покрывало у нее наброшено на плечи, а не на голову, все они отвратили от нее взор, как от великой скверны. А божий святой Нонн не сводил с женщины мысленных своих очей и, после того как она удалилась, повернулся и следил за ней. И, склонив лицо свое к коленам, всю грудь омочил слезами, и, громко застенав, говорит сидящим рядом епископам: «Вас не услаждает ее красота?». Они хранили молчание и не ответили. И снова, склонив лицо свое к коленам, Нонн громко застенал, и, бия себя в грудь, всю власяницу омочил слезами. Потом поднял голову и говорит епископам: «Подлинно не услаждает? А я весьма сильно услажден и возлюбил красоту ее, потому что бог поставит эту женщину в грозный час судить нас[40] и епископство наше. Как вы думаете, возлюбленные, сколько времени она мылась в спальне, наряжалась, прихорашивалась и с какой любовью к красоте гляделась в зеркало, чтобы достигнуть своей цели и явиться возлюбленным красивой? И это она делала, чтобы понравиться людям, которые сегодня живы, а завтра уж нет. А мы, имеющие в небесах брачный чертог, вечный и не преходящий во веки, имеющие жениха бессмертного, бессмертие дарующего украшенным его заповедями, имеющие богатое небесное приданое, которого нельзя себе и представить, «не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило то на сердце человеку, что приготовил бог любящим его»,[41] да что говорить? Разве в уповании вечно созерцать божественный лик и неизреченную красоту мы не наряжаемся, не смываем грязь с нашей жалкой души, а оставляем ее в небрежении?».　

Сказав это, он пригласил меня, и мы взошли в келию. Нонн бросился на пол и стал биться лбом оземь, плача и говоря: «Боже, смилуйся надо мной, грешным и недостойным, за то, что в один день красота блудницы победила красоту всех лет жизни моей. С каким лицом предстану я пред тобой, боже? Какими словами оправдаюсь перед тобой? Что скажу тебе, видящему мое сокровенное? Пусть я, грешный, приму кару за то, что преступаю порог твоего храма, не принося тебе красоты душевной, которую ты требуешь от меня, и предстою твоей страшной трапезе, не украсившись по воле твоей. Боже, изведший ничтожество мое из небытия в бытие и удостоивший меня, недостойного, служить тебе, не отринь меня от своего небесного престола, и прелесть блудницы да не свидетельствует против меня в день страшного суда. Ведь та обещала быть угодной людям и сдержала слово, я же обещал быть угодным тебе, милосердному богу, и обманул тебя. Потому она перед своими возлюбленными в пышном уборе, а я наг на земле и на небесах. Нет у меня впредь надежды на спасение в награду за дела свои, но душа моя всецело во власти твоего милосердия, и уповаю спастись по многому твоему благоутробию».　

В таких его стенаниях и горестных воплях закончили мы тот день, а это была суббота. Наутро по исполнении нами ночных молитв епископ говорит мне: «Брат диакон, мне было видение, и я весьма страшусь, ибо не могу его истолковать. Но бог совершит угодное ему и спасительное для нас». Потом говорит мне: «Я видел во сне, что стою вблизи престола и черная, запятнанная грязью голубка, залетев в церковь, вьется вокруг меня, и я не в силах был вынести злосмрадия грязи ее. Она все время вилась вокруг меня, пока не кончились молитвы оглашенных, а когда диакон возгласил: „Оглашенные, изыдите",[42] тотчас исчезла. После литургии верных и евхаристии[43] служба окончилась. Когда я ступил к порогу божьего дома, снова залетает эта же самая голубка, запятнанная грязью, и вьется надо мной. Протянув руку, я схватил ее и бросил в купель во дворе церкви. И она оставила в воде всю грязь свою и вышла сверкающей, словно снег, и, взлетев, стала подниматься ввысь, пока не скрылась от очей моих».　

Сказав это, он позвал меня с собой, и мы направились в великую церковь вместе с остальными епископами и приветствовали епископа этого города.[44] Когда священству пришло время взойти в церковь, упомянутый антиохийский епископ пригласил собравшихся епископов взойти вместе с ним. Взошедши, они сели на свои места в алтаре. После чтения святого евангелия епископ города посылает владыке моему Нонну святое евангелие, поручая ему сказать проповедь. А он, хотя отверз уста, не сам говорил, но благодать божья, пребывавшая в нем. Проповедовал он просто и без словесных прикрас, ибо не был причастен человеческой мудрости, но, исполненный святого духа, поучал народ, говоря ясно о грядущем суде и благой надежде, которая есть у верных. И весь народ так сокрушался из-за слов, которые через него говорил дух святой, что пол в церкви оросился слезами.　

По устроению человеколюбца бога приходит в этот храм и та, прославленная своими пороками женщина, о которой у нас речь. Дивно и удивительно, что, будучи оглашенной, никогда не задумываясь о своих грехах и никогда прежде не заглядывая в церковь, она теперь слушала проповедь святого и так исполнилась страха божия, что, отчаявшись в себе, плакала, и реке её слез не было преграды. Она приказывает двоим из своих слуг, говоря: «Останьтесь здесь, и пойдите за этим святым епископом, и узнайте, где он живет». И слуги сделали, как им было велено, и, пойдя вслед за нами, остановились подле церкви. Вернувшись, они сказали своей госпоже: «Они живут в пристройке храма святого Юлиана».　

Тотчас она посылает со своими слугами таблички[45] такого содержания: «Святому ученику Христову грешная выученица диавола. Выслушала я проповедь о боге, которого ты чтишь, и узнала, что он преклонил небеса и нисшел на землю не ради праведных, но чтобы спасти грешных, и, будучи столь славным и великим, возлег с мытарями и грешниками,[46]что он, на кого не дерзают взглянуть херувимы и серафимы, пребывал среди людей. И теперь, владыка, при твоей великой святости (ибо хотя телесными очами ты и не зрел вожделенного Иисуса, но знаешь, что у колодца он разговаривал с самаритянской блудницей:[47] ведь я слышала, как ты говорил это о твоем боге), если ты ученик такого бога, не погнушайся мною, ищущей спастись через тебя и предстать перед твоим святым ликом».　

Тогда епископ пишет в ответ на это так: «Кто ты и какова цель твоя, ведомо богу. Только говорю тебе, не вознамерься искушать ничтожество мое. Ведь я — грешный человек. Но если подлинно имеешь благочестивое стремление, знай — со мной пребывает еще семеро епископов. Придя, в их присутствии встретишься со мной, а наедине не можешь встречаться».　

Прочитав это, она сейчас же с радостью поднялась и, добежав до храма святого Юлиана, сообщает нам, что она пришла. А епископ Нонн, до того как этой женщине прийти, созвал епископов и только потом позволил войти ей. Она же, войдя туда, где они собрались, бросилась рыдая на пол и обняла стопы святейшего епископа Нонна, так что от ее обильных слез оросились стопы святого, а она вытерла их своими волосами и, собрав прах с земли, посыпала себе голову. С криком, идущим из самого ее сердца, женщина воскликнула, обращаясь к святому: «Молю тебя, владыка, сжалься надо мной, грешной. Подражай наставнику твоему Иисусу Христу и излей на меня доброту свою. Удостой сделать меня, недостойную, христианкой. Ведь я — море прегрешений,[48]владыка, бездна беззакония. Заклинаю тебя, ученика истинного бога, не погнушайся мной, запятнанной грязью, но очисть меня в купели очищения».[49]　

Когда она в томлении сердца и со слезами говорила это, мы, все собравшиеся епископы и клирики, сильно плакали от такой в ней внезапной и чудесной перемены, и многие дивились и говорили, что никогда не видели столь сильного стремления и идущей от души веры. Едва сумел раб божий уговорить женщину подняться с земли и сказал ей: «Правила церковного служения гласят: не крестить блудницу без поручителей, чтобы она вновь не впала в тот же грех».　

Услышав эти слова, женщина опять бросается наземь и с обильными слезами обнимает его стопы, говоря: «Ты за меня дашь ответ перед богом, и тебе он зачтет мои прегрешения, если не пожелаешь окрестить меня, нечестивую. И не получить тебе удела от господа, когда не избавишь меня от дел моих и позорной жизни моей. Ты отречешься от твоего бога, если не возродишь меня сегодня и не приведешь ко Христу его невестой».　

Все собравшиеся епископы и сопровождавшие их восславили человеколюбца бога, видя, как она горит стремлением к богу и слыша такие ее слова. Тотчас же божий святой посылает меня, грешного диакона, к епископу города оповестить его обо всем, чтобы его святость удостоила послать одну из диаконис. И вот я отправился и сообщил об этом епископу. Услышав, он возликовал весьма великим ликованием и послал меня с таким ответом владыке Нонну: «Право, честной отец, это дело ожидало тебя. Знаю, что ты — уста бога, сказавшего: „Если извлечешь драгоценное из ничтожного, будешь, как мои уста“».[50] И послал со мной мать Роману, главную из диаконис.　

Придя, мы застаем эту женщину простертой на земле у ног епископа. С трудом мать Романа сумела уговорить ее, сказав: «Встань, дитя, для свершения заклинаний».[51] Раб божий говорит ей: «Исповедуй все грехи свои». Она ответила ему: «Когда пытаю свою совесть, не нахожу у себя ни единого доброго дела; но знаю, что прегрешений моих больше, чем песка на берегу, и даже вод морских немного сравнительно с моими грехами. Но я уверовала в твоего бога: беспредельное его человеколюбие состраждет множеству моих беззаконий». Тогда епископ говорит: «Скажи, как твое имя?». Она говорит: «Родителями я была наречена Пелагией, но вся Антиохия зовет меня Маргаритó[52] по множеству драгоценностей, которыми украсили меня грехи мои — я ведь была разубранным пристанищем диавола». Епископ снова говорит: «Нареченное тебе от рождения имя Пелагия?». Она отвечает: «Да, владыка». После этого Нонн произнес слова заклятия и, окрестив, помазал святым мирром и причастил нетленной плотью и кровью Христовой. Диакониса, мать Романа, была ее духовной матерью. Она берет ее и уводит с собой, потому что мы там жили вместе с прочими епископами.　

Тогда епископ говорит мне: «Подлинно, брат диакон, возвеселимся сегодня с божьими ангелами, и не откажем себе против обыкновения в елее, и выпьем вина в ликовании духовном из-за спасения этой женщины». Когда мы вкусили трапезу, приходит диавол, нагой, и, схватившись за голову, кричит так: «Беда мне с этим седым ядцей и болтуном. Не довольно ли тебе тридцати тысяч сарацин,[53] которых отторг от меня и, окрестив, отдал твоему богу? Не довольно ли моего Гелиополя,[54] где всех, кто там жил, ты привел к своему богу? Но и самой верной надежды ты лишил меня? Ох, беда мне от этого гадкого старца: нет больше сил терпеть твое коварство! Будь проклят день, когда ты на беду родился. Река слез твоих обрушилась на мой шаткий дом и унесла все мои надежды».[55] Так говорил диавол с громким воплем и стенаниями, причем это слышали все епископы, клирики, диакон и сама новообращенная. Снова диавол говорит: «Вот, что со мною, госпожа Пелагия. И ты подражала моему Иуде? Ведь тот, увенчанный славой и почетом и будучи апостолом, предал собственного господина.[56] Так и ты поступила со мной». Тогда епископ Нонн говорит рабе божьей Пелагии: «Прогони его крестным знамением». Чуть только она сотворила крестное знамение, диавол исчез.　

Спустя два дня диавол опять приходит, когда Пелагия спала в опочивальне со своей крестной матерью, и будит рабу божью и говорит: «Госпожа моя, Маргарите, что я сделал тебе дурного? Разве не одел золотом и перлами? Не осыпал серебром и золотом? Умоляю, скажи, чем я огорчил тебя? Ответь, и я припаду к тебе и оправдаюсь. Только не покинь меня, дабы я не сделался посмешищем христиан». А раба божия, перекрестившись и дунув на него, заставила диавола исчезнуть, сказав: «Да накажет тебя господь Иисус Христос, исторгший меня из твоей пасти и укрывший в своем брачном чертоге на небесах». Затем, разбудив диаконису Роману, говорит ей: «Молись за меня, матушка, потому что диавол, словно лев, кидается на меня». А Романа отвечает ей: «Не бойся, дитя, и не страшись его, ибо он отныне трепещет и боится даже твоей тени».　

На третий день Пелагия зовет слугу, ведавшего ее имуществом, и говорит ему: «Ступай в дом, перепиши все, что есть у меня в сокровищнице, и принеси сюда золото и украшения». Слуга ушел и исполнил то, что было ему велено, и все принес своей госпоже. Тогда она через свою крестную мать позвала святого епископа Нонна и передала ему право распоряжаться всем домом, сказав: «Вот, владыка, богатство, которым из-за греха обогатил меня сатана. Я отдаю его в ведение твоей святости, ибо мне теперь довольно богатства жениха моего Христа». И, созвав слуг и служанок, она своей рукой дала каждому и каждой вдоволь золота и сказала им: «Я освободила вас от временного рабства, вы же постарайтесь освободиться от рабства греху мира сего». Так она отпустила их. А святейший мой епископ призвал церковного эконома и перед лицом Пелагии дал ему в распоряжение все ее имущество, сказав: «Заклинаю тебя святой Троицей, пусть ничто из этого имения не пойдет на церковь или епархию, но лишь на нищих и убогих. Раздай его вдовам и сиротам, чтобы они во благо использовали накопленное во грехе и чтобы богатства беззакония стали сокровищем праведности». А раба божья Пелагия семь дней не ела ничего своего, и ее кормила мать Романа, ибо Пелагия дала обет не вкушать от того, что приобрела во грехе богатства. На рассвете восьмого дня, который пришелся на воскресенье, она снимает крестильную одежду, которую носила,[57] надевает стихарь и фелонь[58]и, не сказавшись нам, уходит из города. Ее духовная мать горько плакала и сокрушалась из-за этого, а святейший епископ Нонн утешал ее, говоря: «Не плачь, а радуйся и ликуй, ибо Пелагия, подобно Марии,[59]избрала благую часть». По прошествии немногих дней епископ города отпустил по домам всех посторонних епископов, и мы вернулись в свою епархию.　

Спустя три года меня охватило желание сходить на моление в Иерусалим, чтобы поклониться святому воскресению господа и бога нашего Иисуса Христа, и я спросил позволения у моего святейшего епископа, владыки Нонна. Он отпустил меня и говорит мне: «Брат диакон, если пойдешь, поищи монашествующего евнуха по имени Пелагий, который долгое время подвизается там затворником; посети его, и это будет тебе на пользу». Сам же говорил он мне о рабе божьей, но не открыл того.　

Двинувшись в путь, я пришел в святые места и поклонился пречестному древу и святому воскресению; а наутро стал искать святого Пелагия и, нашедши, остановился у его келии на Елеонской горе,[60] где молился господь. Когда же я увидел, что у кельи нет входных дверей и со всех сторон глухие стены с одним только маленьким оконцем, да и то было плотно притворено, постучал, и Пелагий отпер. Взглянув на меня — на самом деле то была раба божия, — она узнала меня, я же ее вовсе не узнал. И как бы я мог узнать, раз ее невиданная и удивительная красота так увяла от строгого воздержания и истаяла, словно воск? Ведь ее прежде полные прелести глаза глубоко запали и едва виднелись, а соответствие в прекрасном ее облике исчезло от чрезмерных лишений. Весь Иерусалим думал, что это евнух, и никто не подозревал в ней женщины, даже я не чаял ничего подобного; я получил от нее как от мужчины благословение, и после того она говорит мне: «Почтенный брат мой, не под началом ли ты владыки Нонна, епископа?». Я ответил: «Да, досточтимый отче». Она говорит мне: «Пусть молится за меня — ведь твой досточтимый епископ — апостол господень». Затем сказала: «Молись за меня, почтенный брат мой», затворила оконце и стала петь псалом третьего часа.[61] А я постоял возле ее келии и помолился, и ушел оттуда, получив величайшее назидание от ангельских словес ее и ни о чем не догадываясь. В течение дня я ходил по монастырям, чтобы помолиться и принять благословение святых отцов. Повсюду в этих монастырях шла молва о святом Пелагии. И на второй день пришед к ее келии за благословением, я не получил ответа, а на третий день сказал себе: «Вот я приходил сюда раз и другой раз, но не имел ответа. Не ушел ли отсюда тот раб божий?». С этими словами я стал со всех сторон оглядывать келию. Так как выхода нигде не было, мне пришла на ум другая мысль, и охватило меня благочестивое раздумие: «Уж не умер ли, — говорил я себе, — живший здесь святой монах?», и стал старательнее смотреть, не разгляжу ли чего через оконце. Так как я не только ничего не увидел, но даже не услышал, чтобы кто-нибудь внутри, как прежде, пел или хотя дышал, я решил снять с оконца глиняную замазку и посмотреть повнимательнее. Сделав это, я просунул голову и вот вижу, что святой мертв и благолепно покоится на земле. Тут я снова захлопнул оконце, замазал его глиной и, славя бога, поспешил в Иерусалим, рассказывая живущим там о кончине святого монаха чудотворца Пелагия. Тотчас иноки из Никополя, Иерихона и из монастырей по ту сторону Иордана в великом множестве собрались на Елеонской горе. Выломав двери келии, они вынесли тело святого, многоценнее всякого золота и дорогих камней, дали ему целование и с великим почетом и благоговением положили на ложе. Когда святейший епископ, тоже прибывший туда, равно как досточтимые отцы, обряжали Пелагия и умащали миром, они увидели, что Пелагий по природе своей истинно был женщиной, и все велегласно воскликнули: «Слава тебе, господи, что много у тебя сокровенных на земле святых, не только мужей, но и жен». И так всему сошедшемуся народу стало известно это великое чудо, а собрались туда также и все монахини женских монастырей. Святые отцы со свечами и кадилами несли на руках святые останки Пелагии и погребли их на почетном и святом месте. Такова жизнь блудницы, таковы деяния распутной женщины. Господь да дарует свою милость в день суда и нам, равно как ей, ибо слава его во веки веков. Аминь.　

Текст переведен по изданию:

Н. Usеner. Legenden der heiligen Pelagia. Bonn, 1879.