Глава 10

— Из-за твоих чертей, между прочим, уходит! — рявкнул на Кощея я.

Тот развёл руками. Дескать, понимаю, но что ж теперь.

— Как ему можно помочь?

— Того не ведаю.

— Да блин. Толку с тебя…

— Это старинное волшебство? — глядя на домового, спросил вдруг Неофит. — Дедушка — из тех сказочных созданий, что жили до того, как звёзды упали?

— Из тех. А ты про них откуда знаешь?

— Бабушка Мстислава рассказывала. И ещё она говорила, что все эти создания будто единой нитью связаны. Твари — те каждая сама по себе. А эти — порождения старинного волшебства. Вроде как и порознь, да всё одно вместе.

— Всё одно вместе? — перепросил я. — Хм-м. А ну, Кощей, позови Лесовичку!

— Да как же я её позову? — удивился Кощей. — Лесьярушка — девица с характером, с самой юности такой была. Приходит лишь тогда, когда сама захочет.

— Угу. Когда захочет, значит. — Я выхватил меч и приставил к горлу Кощея. Крикнул: — Лесьяра! Для того, чтобы ты появилась, мне обязательно нужно начать его убивать? Или угрозу жизни возлюбленного и так срисуешь?

Некоторое время ничего не происходило, а потом воздух в подвале загустел. Соткался в вихрь, вихрь — в Лесовичку в обличье юной красавицы. Которая ринулась на меня с кулаками.

— Отпусти Славомыса, злыдень! Что он тебе сделал?

— Отпущу обязательно. И ничего не сделал. Ну, то есть, сделал, конечно, но в данный момент — без претензий. Просто скажи, ты можешь помочь домовому?

— Домовому?

Я ткнул пальцем. Лесовичка обернулась и увидела домового. Тот ещё больше уменьшился и уже почти истаял, сквозь прозрачное тело видны были осколки кирпича, на которых лежал.

— Ох, бедненький… — Лесовичка мгновенно забыла о Кощее, присела рядом. — Кто его так?

— Черти. Славомыса твоего подданные.

— Он не мой! — оскорбилась Лесовичка. Как будто не сама только что требовала освободить возлюбленного.

Взяла домового за крошечную, едва различимую ладошку. И принялась что-то шептать. Тельце домового дрогнуло. Он вскрикнул, выгнулся дугой. Закричал, как от невыносимой боли.

Неофит дёрнулся к Лесовичке. Я опустил меч — удерживать Кощея необходимости уже не было, — поймал Неофита за плечо.

— Не мешай!

— Но ведь обижает она дедушку!

— Она дедушке жизнь спасает. Без побочек, видимо, не обойтись.

В тельце «дедушки» между тем потихоньку возвращались краски.

Когда Лесовичка отпустила его руку, домовой по-прежнему оставался крошечным, но истаивать передумал. Тело, хоть и уместилось бы сейчас на ладони, выглядело вполне материальным. Я подошёл ближе.

— Спасибо, сестрица, — донеслось до меня.

— Сочтёмся, братец, — наклонила голову Лесовичка. — А спасибо — не мне. Вот этого доброго молодца благодари. — Она указала на меня.

Домовой посмотрел на меня и вдруг заплакал.

— Кто б когда сказал, — услышал я сквозь рыдания, — что охотника буду благодарить, что жизнь мне спас!

* * *

Отец Василий отправился шарашиться по Смоленску. Я наказал Харисиму приглядывать за ним вполглаза. А отцу Василию наказал по окончании экскурсии отыскать оплот и попросить переместить его ко мне. Я уже верну в Нюнькино. Вряд ли у кого из смоленских ребят есть якорь непосредственно там.

Неофита пришлось телепортировать домой. Мы с ним секунды полторы прорабатывали версию сразу ко мне, но решили, что это негуманно по отношению к родителям. Унесли пацана среди ночи исполнять нечто загадочное, а он потом и вовсе пропал. Нет, пусть уж успокоит. Да и вообще, рождественские каникулы неплохо бы провести со своими. Успеем ещё в одном окопе посидеть, когда та тварь с орбиты в гости придёт…

Славомыса-Кощея я перенёс к себе домой и понял, что — всё. Слишком уж насыщенный выдался… ночь.

Тётка Наталья собрала внеочередное пожрать, и мы с Кощеем уселись за стол. Я разлил по стопкам очередную бутылку наливки. Вот дожил до жизни хорошей — сижу, с бывшим царём загробного мира накатываю.

— Давай, — поднял я стопку, — за победу над фаши… Эм… В общем, за нас с вами и за хрен с ними.

Кощей возражать не стал. Выпили. Первый эффект тёткинатальиной наливки — в голове прояснилось и наступил бодряк. Потом срубит, но я на то и рассчитываю. Хоть пару часов качественно поспать. «Качественно» — это без снов, как мёртвому.

— Н-да, — подвёл я чисто звуковой итог случившемуся. — Слушай, ну с твоим бывшим царством надо чего-то решать. Это ж не дело.

— Не дело, — согласился Кощей. — Везде порядок должен быть. А без головы порядка не будет никогда. А чего ты думаешь-то? Иди и правь. Они ведь звали тебя.

В голосе послышалась тщательно скрываемая ревность.

— Куда ж мне… У меня тут хозяйство, скотина, другое…

— Не понимаешь ты, от чего отказываешься. Целым миром властвовать! Миром, который каждый миг всё больше и могущественней.

— Угу, офигенное описание вакансии. А придёшь и по факту — сторож на кладбище, с окладом в размере прожиточного минимума.

— Не пойму я тебя…

— Что к власти не рвусь?

— Известное дело. Чего же ещё хотеть-то, о чём мечтать?

— Я, может, другой. Я, может, совсем не про это. Может, моя жизненная цель — это составить полнейшее описание всех подвидов комара обыкновенного.

— Чего? — скривился Кощей.

— Того. Кому она нужна, эта власть твоя? Обо всём голова болит, за всё отвечаешь. Можно, конечно, на кого-то всю рутину свалить, но тогда ещё непонятнее: нахрена? Чтоб на коленях все ползали и ноги тебе целовали? Так я от такого не возбуждаюсь, проблем с самооценкой нет. Какие там требования к кандидату?

— Волевой человек нужен. И сильный. — Кощей взял бутылку и вновь наполнил рюмки. — Чтоб черти слушались.

— Это-то понятно. И всё, что ли?

— А чего ж ещё?

Тут хлопнула входная дверь. Послышались шаги и сопение, не характерные ни для кого из домашних. Я с интересом уставился на входной проём. Вскоре там появился Гравий.

— Здравы будьте, — сказал тот меланхолично.

— И сам не хворай, — согласился я. — Слушай, Гравий, а ты к власти как относишься?

— Храни, Господи, государыню-императрицу.

— Это понятно. Я, в смысле, властвовать любишь?

— Хлопотное. С людьми. Не поймёшь, когда с ним как с другом, когда как с подчинённым надо. Обижаются. И треплются вечно почём зря.

— А если властвовать над теми, кто тебе точно не друг?

Гравий задумался. Я подкинул ещё дровишек:

— И никакого общения. Вообще. Никогда. Хочешь — молчи хоть тыщу лет.

— Это где такое? — заинтересовался Гравий.

— Ты бери рюмку в кухне, да подсаживайся.


В общем, Гравий наживку заглотнул. Я не испытывал никаких угрызений совести. Всё честно объяснил и раскрыл все нюансы. Кощей ещё больше нюансов выкопал.

— Бессмертным будешь, — заявил он.

— Как так? — поглядел на него Гравий.

— А вот так. Нет там времени, не идёт оно. Каким войдёшь — таким и останешься. Не помрёшь, если не убьют. А не будешь дурака валять — так и не убьют. Чертям спуску не давай, главное. Не друзья они тебе, как бы ни льнули, чего б не брехали. Доброты не понимают. Если покажется, что чёрт перед тобой выслуживается особливо, что как будто поощрить его нужно — сразу бей. Чем сильнее — тем лучше. За службу — никакой благодарности. Чуть подобреешь к кому — сразу сожрать попытаются.

— Так они ж сами царя просят…

— Соображать-то они могут, когда надо. Да только порывами. А нормальное для чёрта существование — это жрать тех, кто слабее. И всех вокруг они постоянно проверяют, а не слабые ли. На сильных пастёнку разевать боятся. Такие вот твари. Либо боятся и пресмыкаются, либо пожирают, ничего другого не умеют.

— Таких и впрямь бить не жалко, — задумался Гравий. — А когда…

— Завтра за ответом придут, — сказал я. — Если не забудут. Если забудут — придётся самим туда переться и огнём и мечом утверждать твой несгибаемый авторитет.

— А изба-то там сыщется?..

— Владимира проси, — кивнул на меня Кощей, — он может мою крепость обратно перенести из тайги.

— Там от той крепости осталось-то, — поморщился я. — Других вариантов нет? Ты из чего эту крепость отгрохал? Я в твоём загробном мире никаких стройматериалов не видел.

— Да и нет никаких материалов. — Славомыс произнёс слово с некоторым трудом. — Чертей гонял сюда, на каменоломни. Да. Чертей угомонить проще всего, если занять чем. Работники они хорошие. Тупые, но усердные. Скажешь решетом воду в бочку носить, так не успокоится, пока не натаскает полную. Чем больше работают, тем больше порядку. Меньше бедокурят да шалят.

— А над покойниками зачем измываются? — спросил я.

— Так приставлены за ними смотреть. А смотреть для чёрта — это не работа. Заскучает и сбежит. Вот чтоб не скучали — дозволено измываться. Но то ж только над грешниками. К праведникам они подойти не могут, чуть коснутся — обжигаются. Но праведников тех, знаешь… — Кощей вздохнул и вновь наполнил рюмки. — Из тысячи один будет — уже хорошо. Кабы невинно убиенных не было, так и того бы не насчитать.

— Пойду, — решил Гравий и выпил.

— Да ты погоди, — попытался осадить его Кощей. — Примут ли тебя ещё.

— Примут.

Гравий встал и покачнулся. Только тут до меня дошло, что Гравий угашен в дымину. Ну, дело-то понятное. В загробный мир сходили успешно, да Рождество ещё наложилось.

— Я заночую у тебя?

— Ночуй, комнату знаешь, — пожал я плечами.

Гравий кивнул и, не прощаясь, вышел из столовой. Мы с Кощеем проводили его взглядами.

— А зачем он приходил? — заинтересовался Кощей.

Я пожал плечами.

— Да кто ж его знает, это ж Гравий. Может, хотел рассказать, что в Сибири тоже армия чертей из-под земли выскочила, а он всех перебил. Но потом решил, что слишком много слов получится, и ничего говорить не стал. А может, дома тётка задолбала, в тишине посидеть пришёл. Как думаешь, получится у него? Царём?

Кощей пожал плечами. Ничего не сказал.

* * *

— Ну и рожа у тебя, — сказала Земляна, глядя на мою рожу. — Весь свет петербургский распугаешь.

— На то и расчёт, — проворчал я и посмотрел в зеркало.

Да уж, рожа была та ещё. Мне категорически не хватало сущей мелочи, часов двенадцати глубокого сна.

— Умойся, — подсказала Земляна.

— Угу…

Я открыл воду над ванной и тщательно умылся. Ну вот, плюс один к самоощущению. Теперь — Восстановление сил. Ну вот, совсем хорошо! Этот Знак, кстати, тоже можно апнуть. На последнем уровне, согласно справочнику, вштыривает так, что можно до недели непрерывной деятельности от себя ожидать.

Дело хорошее, да только жутко представить, что после этой недели с тобой будет. Вырубит на месяц. Очнёшься, а кругом марсианские треножники… Ладно, с Восстановлением погодим, до зарезу пока не требуется. А по родиям — ну-ка, что у нас там? Вчера до того ушатался, что даже не проверил. Ого! Со вчерашней битвы без малого три тысячи насыпалось! То есть, если считать в среднем, то выходит, что я в одиночку около сотни чертей положил! То-то устал, как скотина. Ну зато на балансе теперь четыре тысячи двести десять родий.

— Что ты сказал? — изумилась Земляна. — Сколько-сколько⁈

— Да ничего, таблицу умножения повторяю. А ты, кстати, откуда нарисовалась?

Я покопался в памяти. Засыпал вчера один. Кажется. Выпили-то мы с Кощеем прилично. А вот утром… Сейчас прям интересно стало — то, о чём я думаю, мне приснилось, или… Я посмотрел на Земляну. Одетая сидит. Хрен знает, может, и приснилось.

Земляна под моим взглядом порозовела и отвела глаза. Проворчала:

— Откуда, откуда… Из деревни вернулась, чего мне там делать. Родня дальняя. Повидались, да разбежались. Денег им оставила — живут небогато. Что тут было без меня?

— Да как тебе сказать… Разное было.

— А что за мужик у тебя живёт? Не охотник, но странный какой-то. Кощеем называется.

— Это, собственно, Кощей и есть, просто теперь его другой актёр играет. Тот, что раньше был, контракт продлевать отказался, ушёл Сауроном в Нетфликс работать.

Я коротенечко объяснил Земляне суть происходящего. Та отреагировала болезненно.

— Ты сдурел⁈ Загробного царя у себя дома держать!

— Ну не на улице же его привязывать. Холод собачий. Загрустит ещё чего доброго.

— Да на кой он тебе сдался⁈

— Цыганам продам, всё копейка.

— Надо было вот как есть его — так и сдать! Хоть денег бы получили. Золотой же весь был.

Я представил себе охреневшую рожу принимальщика, которому принесли живые шевелящиеся кости, и засмеялся. Впрочем, я бы такое понёс в свой оплот, а там — Алёшенька. Который в операции принимал непосредственное участие, так что не удивился бы. С другой стороны, он эти кости ведь потом куда-то один чёрт сбывает.

— Не шуми, я знаю, что делаю. И не вздумай его убивать!

— Не начнёт творить всякое — не убью, — мрачно пообещала Земляна. — Да я и вообще зашла — вещи забрать.

— Чего вдруг?

— Ну уж, «вдруг». Ты ж жениться собираешься.

Я не сразу связал «жениться» с присутствием в доме Земляны. Потом сообразил.

— А, ну, да…

— Я не дура, меня просить не надо. Поохотились знатно, денег я скопила, пока у тебя жила. Купила себе домик в Поречье. Маленький, но уютный. Заходи на новоселье.

— Зайду, — пообещал я. — К чаю чего-нибудь куплю — и загляну.

— А то слушаешь, слушаешь этого твоего Брейгеля — и такая тоска на душе начинается, хоть в петлю лезь, — продолжила Земляна. — А потом подумаешь: а может, и правда? Может, по уму жить надо, а не как придётся? Говорят же, на бога надейся…

— А ты чего — Брейгеля слушала? — изумился я.

— Да заходила пару раз.

— Вот знал я, что развивающие подкасты могут наносить пользу! Выпишу ему премию.

— Вот этого не надо! Загордится ещё. Он и так надутый, как индюк, ходит. Надо будет как-нибудь с ребятами собраться и настучать ему ночью тёмной. Чтоб не задавался. Ишь, деньгами он вертеть умеет, нашёл, чем гордиться. Мы-то тоже повертеть можем.

— Вот в этом — не сомневаюсь. Вертеть вы большие мастера. С вещами-то помочь тебе?

— Иди уже. — Земляна зевнула. — Я завтра утром уйду. И вещей у меня — сам видел. Хочу, понимаешь ли, напоследок ванну твою попробовать. Уж так расхваливал.

— А, это пожалуйста. Вот тут холодная, тут — горячая. Смешай, как понравится. Смотри, не ошпарься.

— Управлюсь. Всё, иди. Не по чину тебе теперь на посторонних голых девок любоваться.

— Как раз наоборот, до свадьбы — самое оно. Ещё и мальчишник устрою обязательно. Ты, кстати, приглашена, из торта будешь голой выпрыгивать. Что-то мне подсказывает, номер будет иметь успех… Ладно-ладно, ухожу!

Перенёсся я сразу в Смоленск и перевёл дух. Кажется, Земляна кастовала Удар. Или Меч? Ну, надеюсь, что все разрушения устранит до моего возвращения, иначе я ей устрою.

Я постучал в дверь особняка Головиных, и мне открыл слуга. На заднем плане маячили отец Катерины Матвеевны и её дядя. Увидев меня, дядя немедленно повернулся и заорал:

— Катюша, спускайся, он приехал!

Катюше, видимо, стоило бы немалых сил сдержать порыв радости и не спорхнуть по лестнице, а спуститься чинно-благородно, как полагается приличной девушке из хорошей семьи. И тратить силы на ерунду она не стала.

— Владимир! — донеслось сверху.

И Катерина Матвеевна, подхватив платье, рванула по ступенькам прямо ко мне в объятия.

— Катюша… — только и вздохнул папенька Катерины Матвеевны.

Дядя тоже неодобрительно покачал головой. Зато матушка, глядя на нас, расцвела.

Сама Катерина Матвеевна сияла, как утреннее солнце, и цвела, как майская роза. На ней даже платье было какого-то такого цвета… Утреннего.

— Ах, до чего же я соскучилась! — Катерина Матвеевна прильнула ко мне. — Как же отрадно думать, что мы целый вечер проведём вместе!

Я, держа её в объятиях, с удивлением понял, что и мне предстоящий вечер уже не кажется тяжёлым испытанием. Было бы, конечно, намного приятнее вместо императорского дворца переместиться сейчас к себе в башню — вместе с Катериной Матвеевной, разумеется. Уверен, что так мы провели бы вечер ещё отраднее. Но есть мнение — этот вариант родители Катерины Матвеевны не одобрят. И императрица расстроится, что я не пришёл. И в ванной сейчас Земляна плещется… В общем, такой себе расклад. Подождём другого.

— Вы ведь успеете на бал? — забеспокоилась матушка Катерины Матвеевны. — Когда Катюша сказала, что вы, Владимир Всеволодович, можете в единый миг оказаться в Санкт-Петербурге, мы, признаться, не поверили.

Загрузка...