Владыка

Глава 25

Родиеносные молнии жалили без перерыва. Интересно, сколько там до следующего ранга — того, что даже в справочнике не обозначен? Сто тысяч? Миллион? Надо было спросить Ждана, жаль, не успел. Теперь он уж наверняка усвистал обратно в Пекло, чего ему тут сидеть.

А я теперь, кстати, понимаю, почему такие, как он, уходят. Разве вот это — соперники⁈ Разве тут можно найти настоящее удовлетворение от работы? Господи, да я как будто младенцев режу, аж неудобно! Уж не грешу ли, часом? Ща как выскочит из-за кустов какой-нибудь гринпис по тварям, или типа того.

Больше всего раздражала мелочёвка. Крысы, ящеры, лягушки, кикиморы. Их успешно прибивали мои Доспехи, но при этом давали просадку. Приходилось то и дело их подновлять, на доли секунды оставляя себя без защиты.

— Достали, — рыкнул я и выдал порцию Мороза.

С полсотни крыс и лягушек обратились в ледяные комочки. Ещё один Мороз, и посыпались градом застывшие в полёте ящеры. Не все, но изрядное количество. Отлично, всё легче жить.

Я снёс башку русалке, развернулся и разрубил пополам медведя. Поворот — и голова вепря рассечена повдоль, вместе с клыками. Что-то тычется в Доспехи. Поворот, удар — упырь падает, уже полыхая.

Настроение росло в геометрической прогрессии с каждым ударом. Столько костей и родий — и все мне! Одному мне, ни с кем не придётся делиться! Тупые твари, которые теперь, к тому же, лишены возможности размножаться… Да я сейчас, по ходу, перебью всех отечественных разом, и государство сможет дышать свободно. Может, государыня ещё один орден даст — прикольно, чё бы нет. Деньги, конечно, ещё прикольнее, но денег мне тут и так хватит, по ходу, на несколько жизней вперёд.

Я уже не замечал, кого рублю, колю, сжигаю, ломаю Костомолкой, замораживаю и бью Молнией. Твари перестали существовать для меня как отдельные единицы. Они были как колышащееся вокруг море, которому нет ни края, ни конца. Да и слава богу! Не надо ни края, ни конца.

— Пусть продлится целый век, — запел я, — танец смеха и веселья! Пусть цветами станет снег, ароматами — метели! Я мечтаю танцевать, как волшебные русалки… О, русалки!

Кажется, одним взмахом я изничтожил сразу четверых. Блестяще, просто блестяще!

Разворот — и колющий удар в какое-то очередное безликое пятно, про которое можно было сказать наверняка только одно: это враг.

Меч, усиленный Костомолкой, отработал безукоризненно. И вдруг стало тихо. Как будто всё остановилось, включая своё время.

Я моргнул. Окружившие меня твари медленно пятились. Никто не издавал ни звука. Кроме нанизавшейся на мой меч Твари. Той единственной Твари, которой я хотел сохранить жизнь. Моей кобылы.

Она издала хрип пронзённой мечом грудью и с усилием, с извечным своим упорством продвинулась вперёд, пропуская волшебное орудие глубже.

— Спасибо, хозяин, — услышал я, когда её морда оказалась у самого моего уха.

А потом Тварь упала на колени, и меня шарахнуло. Сразу сотней родий.

— Ты… Ты… Тварь тупая! — заорал я, выдернув меч. — Зачем ты вылезла⁈

Тварь молча лежала у моих ног. А все остальные драпали во все стороны так, будто за ними гналась тысяча охотников.

Горячка боя схлынула мгновенно. Как и тогда, под Полоцком, я буквально рухнул, с ужасом понимая, до какой степени себя измотал. Нет, маны ещё оставалось прилично, но физически я был — всё. Если бы не троекуровский амулет и Знак Перемещения, то мне только и оставалось, что лечь рядом с Тварью на снег и замёрзнуть насмерть.

Я лёг рядом с Тварью и закрыл глаза.

Но долго полежать мне не дали.

— Владимир.

Я поднял голову и, щурясь, уставился на Ягу, вылезающую из ступы.

— Чего тебе?

— Надо закончить начатое.

— Всё закончилось.

— Сердце. Ты посмотри.

Я нехотя взглянул на мёртвую Тварь. Через пробоину в груди мерцал свет.

— Просто не мешай, я его достану, — сказала Яга.

— Ну-ка нахрен, отказать. — Я достал кинжал достопамятного Мандеста. — Хватит с меня экспериментов.

— Да ты неужто думаешь, что я бы…

— Ничего я не думаю. Просто действую. Не лезь.

Светящееся сердце я растоптал так же, как первое. И точно такие же разряды пробежали по залитому тварной кровью снегу.

— Теперь уж точно всё, — вздохнула Яга.

Я отшвырнул прочь испачканный кинжал. Кровь Твари была не такая зелёная, как у других тварей. Мне почему-то казалось, что она была больше «человеческой». Наверное, просто казалось.

— Владимир, — начала было Яга.

— Уйди, — велел я и сел. Положил себе на колени лошадиную морду.

Яга молча удалилась — и на том спасибо. А я погладил Тварь по морде.

— Не такого ты финала заслужила, подруга… Почему было не потерпеть, а? Мы бы обязательно нашли выход. Всегда находили. Да и я хорош… Завалился спать, вместо того, чтобы решать сразу. Понимал ведь, что нездоровая хрень творится… Мой косяк. Мой косяк, не поспоришь. Значит, мне и исправлять…

Забрезжила вдруг надежда. Дурацкая, как мне показалось, но секунду спустя я услышал:

— Мяу.

Кот сидел на боку Твари и смотрел на меня. Урчал и будто чего-то ждал.

— Здорово, бро. Хочешь помочь?

— Мы поможем, — раздался знакомый голос. — Она ведь не полностью была тварью. Возможность есть.

Лесовичка — на этот раз в облике девчонки Леськи, — опустилась рядом со мной на колени и заглянула в глаза.

— Сначала — ты. Потом — мы. Но поторопись! Время уходит.

Это точно. Откладывать было нельзя.

Я начал с того, что вытянул руку над растерзанной грудиной Твари. Остановить кровь.

Ничего не произошло, но, наверное, и не должно было. Дальше. Костоправ. Заживление.

С противным звуком срослись кости, поверх них затянулось мясо, покрылось свежей шкурой.

Ну и теперь — погнали прокачивать до предела запущенную ветку. Минус пятьдесят родий, третий уровень Воскрешения — можно поднять мертвеца на сутки в качестве зомби и заставить выполнять приказы. Круто, круто. Может, когда-нибудь и пригодится, но точно не сейчас.

Ещё минус сотня родий — поблагодарим моих спонсоров, вон они, вокруг валяются, в разной степени расчленённости. Четвёртый уровень Воскрешения. Доступный только начиная с ранга Воеводы. Возможность воскресить погибшего до часа назад. Безо всяких приписок мелким шрифтом. Не зомби. А полноценное возвращение к, мать её, жизни.

Ну, погнали.

Воскрешение!

Мана хлынула из меня Ниагарским водопадом. Потемнело в глазах. Я пошатнулся.

Н-да, так хреново мне ещё не было. Даже когда тащил в загробный мир макаронного монстра — не было. На мгновение показалось, что не выдержу.

Я заскрежетал зубами, но Знака не отменил. Я справлюсь! Воевода я, или где⁈ Или только и могу — тварей гасить направо-налево, а как до настоящего дела дойдёт, так подыхать? Нет уж!

Чтобы не упасть, я вонзил меч глубоко в землю и схватился за рукоять. В ушах звенело, перед глазами плыло, я в этой круговерти уже вообще ничего не видел. Единственное, что знал: надо выстоять!

В момент, когда казалось, что сейчас сам рухну замертво рядом с Тварью, всё вдруг закончилось.

— Одолел, — проговорила-пропела Лесовичка. — Сильный воин! Велика твоя мощь, а дух ещё сильнее!

Слова её доносились будто сквозь вату, откуда-то издали. Но наваждение отпускало. Я понял, что всё ещё держусь за меч и даже ухитрился не упасть. Картинка постепенно обретала фокус.

Я увидел кота и Лесовичку. Лесовичка вытянула руки над лошадиной мордой. Забормотала что-то — быстро, напевно, я ни слова распознать не мог. А кот вдруг вскочил на лошадиный бок, принялся топтать его передними лапами с выпущенными когтями и громко мурлыкать.

Это продолжалось с минуту, а потом я заметил, что, кажется… Нет, не кажется — точно. Бок Твари начал подниматься и опускаться, покачивая кота.

А в следующую секунду…

— А-а-а-а!

Тварь с воплем вскочила на все четыре копыта. Кот с недовольным мявом отлетел в сторону. Лесовичка встала и отступила мне за спину.

— Опять этот воротник меховой со своими когтями⁈ — возмутилась Тварь. — Да что ж его… — и осеклась. — Хозяин? А… А где я? Что я?

— С возвращением, — сказал я. Встал и покачнулся. — Только чур, домой на тебе поедем.

— Но я… Я же умерла, хозяин!

— Ну а мы тебя вернули. Да не просто так.

— А просто как?

— Ты теперь не тварь, Тварь, — хихикнула из-за моей спины Лесовичка.

— А кто же я?

— Ты теперь — волшебное существо. Как я. Как кот.

Кот утвердительно мявкнул.

— Только зовут тебя всё равно Тварью, — уточнил я. — Вот такой тебе ребус, разгадывай, наслаждайся.

Тварь разинула рот и смотрела на меня, как баран на новые ворота. А я почувствовал, что — всё. Конец, финита. Сделал пару шагов и повалился на бок Твари.

— Присядь, что ли? Не запрыгну.

Кобыла послушно опустилась пузом в снег. Я забрался на неё. Тварь поднялась. У меня закружилась голова, и я закрыл глаза.

Сказал:

— Едем домой.

— Домой, — повторила Тварь.

И сделала первый нерешительный шаг в новую волшебную нетварную жизнь.

Она несла меня нежно и аккуратно, как драгоценный хрустальный сосуд. Каким-то образом ухитрившись развить при этом весьма приличную скорость — уже через пять минут мы стояли у ворот усадьбы.

Ворота распахнулись за секунду до того, как остановились — дома нас ждали.

— Барин! — всхлипнула Маруся. — Лошадушка!

Выглядел я, судя по всему, не очень — ко мне бросились все. Стащили со спины Твари, на руках понесли к дому.

— Погодите, — остановил я.

Обернулся. Тварь топталась перед воротами и косилась на противотварную верёвку. Позвала:

— Захарка! Отведи меня в конюшню.

Захар пошёл было к ней.

— Стой, — окликнул я. — Шагай сама. Без Захара.

— Не могу! Амулетик потеряла.

— Да говорят тебе, не нужны больше никакие амулетики! Ты больше не тварь. Шагай так.

Наступила тишина. Все собравшиеся уставились на Тварь.

— Боязно… — Тварь с сомнением смотрела на верёвку.

— А мне, думаешь, не боязно было тебя воскрешать? Давай-давай, шагай! Или ты вместе с тварностью и смелость растеряла?

Тварь возмущенно фыркнула. Встряхнула гривой. Зажмурилась и решительно перескочила верёвку.

— Хозяин! — открыв глаза, Тварь уставилась на меня. Помотала головой, словно не веря. Оглянулась назад, на верёвку — убедиться, что та на месте. — Хозяин! Я не тварь! На меня верёвка не действует!

Я улыбнулся.

— А я тебе что говорил? Ты меня когда-нибудь слушать будешь, или…

— Хозяин! — Тварь бросилась ко мне. Растолкала всех и ткнулась мордой мне в грудь. — Теперь я тебя всегда-всегда буду слушать!

Спал я… не знаю, сколько. Долго, наверное. Проснулся потому, что надоело спать. Чувствовал себя охренительно бодрым.

За окном вовсю светило зимнее солнце. Отражалось от сугробов, снег на ветвях деревьев переливался. Чирикала какая-то птаха, ей вторила Маруся — возилась во дворе по хозяйству. А в доме стояла уютная тишина. Не настороженная, когда все затаились и ждут напасти, а аккуратная — когда ходят на цыпочках, разговаривают шёпотом и вполголоса шикают друг на друга: да тихо ты!

Я улыбнулся. Встал и спустился на первый этаж.

Охотники, по устоявшейся традиции, сидели в столовой у самовара. Ко мне повернулись все. И загомонили разом.

— Владимир!

— Ну как ты?

— Прекрасно. Только жрать хочется.

Я прошёл к своему месту во главе стола. Неофит немедленно вскочил и бросился на кухню — докладывать тётке Наталье, что Владимир встал и его можно кормить, ни в чём себе не отказывая.

— Расскажи про вчерашнее, — потребовал Егор. — С кобылы твоей толку мало. Как в конюшню вошла, так почти сразу дрыхнуть завалилась.

— Почему «почти»?

— Сперва с соколом поцапалась. И на жеребца наорала, который в её стойло заглянуть пытался.

— А. Ну, поцапаться — это святое, да… Спасибо, тётка Наталья!

Я принял из рук тётки Натальи блюдо с умопомрачительной яицницей — украшенной кусочками бекона, сыра, с поджаренным хлебом и свежей зеленью. Приступил к процессу насыщения, параллельно рассказывая о том, что происходило вчера на лесной опушке.

Подойдя к концу рассказа, понял, что в столовой установилась абсолютная тишина. Никто, по-моему, даже не дышал — все жадно ловили каждое моё слово.

— Ну и, вот, — закончил я. — То, что Тварь теперь — не тварь, это вы все своими глазами видели. А вообще, если дальше так подойдёт, противотварную верёвку можно будет вовсе убрать. Что-то мне подсказывает — твари теперь тихие станут. До весны уж точно затаятся…

— Погоди, — сказал Егор. — Верно ли я понял? Ты нынче — Вовевода⁈

Я вместо ответа стянул с руки перчатку. И сам с интересом уставился на собственную руку.

Шесть мечей Тысячника исчезли. Вместо них появился единственный. Он занял почти всю тыльную сторону ладони и светился. Надо будет, конечно, в темноте проверить, но есть мнение — для того, чтобы подниматься вечером к себе в башню Светляки мне больше не нужны. Достаточно просто перчатку снять.

Хотя… Я задумчиво посмотрел на перчатку. А есть смысл её дальше носить, вообще? Сдаётся мне, ранг Воеводы — не то шило, которое можно в мешке утаить. Да, по сути, и утаивать уже не от кого и незачем. День-два — и слух о том, что граф-охотник Владимир стал Воеводой, по всей России разбежится. Третью позицию популярности, после подраться и побухать, среди охотников уверенно держит почесать языки.

— Ух ты! — восхитился Неофит. Схватил меня за руку, потрогал меч. — Жжётся?

— Нет. Вообще не чувствую.

— У меня тоже такой будет!

— Ну… почему нет. Может, и будет.

— Гордимся мы тобой, Владимир! — глядя на меня, объявил Егор. — Страсть, до чего гордимся!

Земляна, Захар и Неофит закивали.

— Этот твой, столичный, прибегал уже, — сказала Земляна. — Просил передать, как отдохнёшь, что государыня тебя видеть желают.

— Орден дадут, — авторитетно объявил Неофит. — Ещё красивше прежнего! И дворец подарят. Я слыхал, государыня любит дворцы дарить.

— Разберёмся, — усмехнулся я.

Отодвинул опустошенную тарелку и потянулся. Встал.

— В Петербург? — спросила Земляна.

— Не.

— А куда?

— Меня другая дама ждёт. Давно уж, небось, все жданки прождала — а я всё никак. Вот, хоть сейчас метнусь, исправлю оплошность.

— Кланяйся от нас Катерине Матвеевне, — солидно сказал Захар.

— Непременно. Как только её увижу, так сразу. Но не прямо сейчас.

— Так ты не к ней?

— Нет.

— А к кому же?

Этот бестактный вопрос я оставил без ответа. Представил деревеньку, название которой, если и слышал — запоминать не посчитал нужным. Ту, где мы с Егором когда-то давно, в прошлой жизни, вдвоём! — бились с крысами.

Представил — и тут же переместился к тому самому сараю. Он стоял, заметенный снегом, но к двери вела тропинка — время от времени сено отсюда брали. Сарай стоял, как я и запомнил, на самом отшибе, у леса. Я выбрался на дорогу и пошёл по деревне. Через несколько шагов понял, что меня что-то смущает. Еще через несколько сообразил, что именно.

Переместился я в той же одежде, в которой завтракал. Даже камзол на рубаху не накинул, не говоря уж о меховом плаще. Не подумал как-то. Но холодно мне не было.

То есть, было, сейчас я это отчётливо вспомнил — в первые несколько секунд. А потом организм как будто переключил внутри себя настройки. Адаптировался под температуру окружающей среды. То есть, получается, мне в моём нынешнем ранге мороз нипочём? И даже делать для того, чтобы не мёрзнуть, ничего не надо?.. Круто, блин! Надо будет на досуге ещё в настройках покопаться. Хрен меня знает, что я ещё могу. Вдруг танцевать научился, на радость Катерине Матвеевне?

— Ой.

У деревенского колодца возились пацан лет десяти и девчонка постарше, поднимали ведро. Увидев меня, аж ворот крутить перестали. Уставились во все глаза на дяденьку, в двадцатиградусный мороз шагающего по дороге в одной рубашке.

— Что? — спросил я. — Закаляюсь. Не пытайтесь повторить в домашних условиях. Это я — охотник. Мне можно. — Отодвинул детей от ворота, принялся крутить, поднимая ведро. — Вот что, отроки. Где-то в этой деревне девочка живёт, которой крысы лицо подрали. Знаете такую?