— Здрав будь, добрый молодец. — Лесовичка строго посмотрела на меня. — Как ты здесь оказался?
— На космическом корабле прилетел. Вот, — я кивнул на яйцо.
Но лесовичку интересовало не оно, на яйцо взглянула без интереса. Так, будто у них в лесу даже доставщики на таких гоняют.
— Откуда ты узнал, куда лететь?
— Да там у Кощея навигатор встроенный. Вы не волнуйтесь, уважаемая, ваша тайна умрёт со мной! Никто, кроме меня, вашу драгоценную избушку отыскать не сможет. Да я и сам докучать не планирую. Быстренько порешаем один вопросик, я исчезну, и больше вы меня не увидите. Ну, если сами не захотите, конечно. Вы не думайте, я, так-то, права интровертов уважаю. Нарушать уединение позволяю себе только в самых крайних случаях. И сейчас как раз именно такой.
— Чего тебе надобно? — Лесовичка смотрела по-прежнему строго, но уже не так напряженно.
— Отгадайте загадку! Тело в подвале, голова в башне, а сердце по небу летает.
— Испепелил ты, что ли, кого? — удивилась лесовичка. — Оно, конечно, дело молодое, да только на кой-тебе в подвале прах?
— Гхм. Ну там, как бы, не совсем прах. Да и тело нас в данный момент не интересует, лежит себе и лежит. Нам важна голова.
— Нам?
— Именно. Нам с вами. Мне нужна информация, а вы — та, ради кого голова Кощея согласилась эту информацию предоставить.
— Голова?..
— Так получилось. Кощея я… Ну, короче, голова теперь существует отдельно от тела. Как правитель загробного мира Кощей функционировать перестал, об этом можете больше не беспокоиться. А как источник информации его, теоретически, ещё можно использовать. Узнать, как добраться до сердца, и тогда уж уничтожить навсегда — чтобы вообще голова не болела. Ни у него, ни у меня. Посадить в загробное царство приличного управленца и жить себе радостно дальше, строить мир во всем мире. Но, блин, есть нюанс — информацию Кощей готов предоставить лишь после того, как увидит вас.
Лицо лесовички дрогнуло.
— Больше тысячи лет я его не видала. Того молодца, что когда-то человеком был. Могучим воином он стал, весь мир завоевать хотел. А после в Кощея обратился… Ты-то нынче — не слабее него. — Лесовичка посмотрела на меня.
— Польщён. И что?
— А то, что мир наш и так по швам трещит! Стонет, аки зверь подраненный, будто его на части раздирают. И ежели есть у меня власть — не позволить тебе встать в загробном царстве заместо Кощея, то сердце его раздобыть я тебе не позволю! Хоть ты меня бей, хоть режь. За такое и смерть принять не жалко.
— Патриотично. Уважаю. Но вы меня, боюсь, неверно поняли. Я не собираюсь становиться новым Кощеем. И реальный мир перекраивать в планы тоже не входит.
— А чего же тебе надо? — Лесовичка посмотрела с недоумением.
— А вы до сих пор не поняли? Всё, чего я хочу — избавить мир от тварей. Позволить ему жить по его законам. Вернуть то мироустройство, которое было до того, как упали звёзды. Ваш старый, волшебный мир.
— И всё?
— Всё. Как закончу с тварями, хозяйством займусь. У меня в усадьбе левое крыло до сих пор заколоченным стоит. Во флигель водопровод не подведён. Об электрификации вообще ещё не думал, хотя надо бы. Без интернета скучно… Бардак, одним словом! А ещё я жениться собираюсь. Как вы думаете, в медовый месяц мне будет сильно надо перекраивать мир? Или всё-таки поинтереснее занятия отыщутся?
Лесовичка смотрела на меня. Всё ещё недоверчиво, но взгляд потеплел.
— Вы поймите, уважаемая. Быть сильным и мечтать поработить мир — не одно и то же. То, что ваш знакомый в итоге стал Кощеем, совершенно не означает, что к тому же самому приду я.
— Славомыс, — пробормотала лесовичка.
— Что, простите?
— Славомыс, так его звали когда-то. Мыслящий о славе.
— Н-да, имечко-то говорящее. Родители как в воду глядели… Ну что, вы идёте со мной? Славомыс там уже заждался.
Лесовичка посмотрела на яйцо.
— В эту штуку не полезу! Чужая она мне. И самой природе — чужая.
— С этим согласен, спору нет. Я бы даже сказал, чужее не бывает. Но бросать инопланетное транспортное средство посреди леса всё же не хотелось бы. Наткнётся кто-нибудь из местных — может возникнуть нездоровый ажиотаж.
— Не наткнётся. Живым моя избушка глаза отводит.
— Ну окей, как скажете. От перемещения Знаком вас корёжить не будет?
Лесовичка надменно фыркнула.
Переместился я вместе с лесовичкой сразу к себе в башню. Показал на кресло:
— Располагайтесь, уважаемая. Чай, кофе?
— Не тяни! Привёл с Кощеем беседовать, так давай сюда Кощея.
— Как скажете.
Я принялся отпирать сейф. Лесовичка охнула.
— Нешто там он? В сундуке?
— Ну, если не сбежал, должен быть там. Но сбежать — это вряд ли. До сих пор никто не сбегал.
Я открыл дверцу. Из сейфа донёсся то ли вздох, то ли стон.
— Раньше надо было вздыхать, — наставительно сказал я. — Тебя, между прочим, никто не гнал порабощать царство мёртвых.
Вынул голову Кощея и положил на стол.
Кощей увидел лесовичку.
— Лесьяра… Ты ли это?
— Будто не знаешь, что я, — проворчала лесовичка. — Сколько раз косорылых своих подсылал, за мной шпионить!
— Всё та же, — нежно пробормотал Кощей. — Совсем не изменилась…
— Зато ты, смотрю, страсть как похорошел. Зачем звал?
— Поглядеть на тебя! Сказать, что всю жизнь любил тебя одну!
— Ну да. Оттого, наверное, только под венец ходил семь раз, да сколько ещё полюбовниц было! Потомства сколько наплодил! И всё — от любви ко мне, не иначе.
— Знаешь, — умиленно проговорил Кощей. — Всё про меня знаешь, умница моя…
Лесовичка покраснела.
— Да надо больно! Я бы и рада была не знать — люди болтали. Что же мне, уши затыкать?
— Не серчай, зазнобушка! Это всё когда было-то, тысячу лет назад?.. Сейчас уж, небось, и потомков моих потомков не осталось.
— Это твоих-то — не осталось⁈ Живут себе припеваючи, что им будет. Только в Российской империи — четыре ветки. Крепка твоя кровь.
— Спасибо, милая! — окончательно растрогался Кощей. — Я и знать не знал про потомков…
Лесовичка поняла, что снова спалилась, и покраснела. Прикрикнула:
— Зачем звал, говори!
— Обернись той, что прежде была. Погляжу на тебя, предамся любви с тобою, а после и в переплавку можно.
— Минуточку, — вмешался я. — С этого момента поподробнее. Любви предаваться — это ты каким местом собрался? Ничего, что тебя ниже шеи вообще нет?
— Тело ты мне вернёшь.
— Это вряд ли, но даже если верну. Ты, возможно, за века подзабыл, но некоторых анатомических деталей у тебя не хватает. Я бы сказал, довольно существенных. Хотя к фантазиям отношусь с уважением, сам люблю разнообразие — но тем не менее.
— Я могу обернуться человеком. Силу потеряю, сразить меня будет так же легко, как обычного воина.
— Внезапно… И что же? Тогда и сердце твоё искать не придётся?
— Не придётся.
— И ты, падла, молчал⁈
— Ты не спрашивал, что будет, если человеком обернусь.
— Действительно. И как это я спросить не догадался! На всех столбах ведь написано, что если Кощей Бессмертный обернётся человеком, бессмертным быть перестанет! Вот что. Давай-ка мы с тобой сначала с сердцем разберёмся. Рассказывай, как до него добраться. А я пока подумаю, что с тобой делать — так, чтобы ты, обретя тело, не свалил обратно в загробное царство.
— Поклянись, что если расскажу, ты позволишь мне Лесьяру полюбить. Пока не поклянёшься, молчать буду.
— А меня вы спросить не хотите⁈ — возмутилась Лесьяра. — Я, может, с ним любиться не желаю! Или вы, может, думаете, что у меня за столько веков получше него никого не было?
— Не было, Лесьярушка, — тон Кощея снова сменился на умильный.
— Да откуда ты знаешь?
— Да где бы ты взяла такого, как я? Таких, как я, больше нету…
— Да уж, — пробормотал я. — Таких долбодятлов, реально — поди найди. — Повернулся к лесовичке. — Уважаемая! Ну, что вам стоит? Вы вроде не школьница на выпускном балу.
— Что мне стоит⁈ — возмутилась лесовичка. — Ах ты, потаскун! Развратник! По себе судить привык! А я сколько веков одна-одинёшенька прожила, честь блюла девичью!
— Вас не поймёшь. То — хрен знает, сколько, то про девичью честь… Вы, это. Может, просто стесняетесь? Давно, наверное, не возвращались… так сказать, в прежнюю форму. Оно там, может, за века слежалось, или ещё чего? Так это вы не волнуйтесь. Кощею волю дай — он вас в любом виде отлюбит, у него тысячу лет женщин вообще не было. А я отвернуться могу, мне не сложно. Да и в целом — не сказать, что впечатлительный.
— Это ты что сейчас такое сказал? — изумилась лесовичка. — Это ты думаешь, что я некрасивая, что ли⁈
Она выпрямилась. Повела плечами, встряхнула головой. И тут же на моих глазах сухонькая старушка как будто начала расти. А вместе с тем менялись её лицо и тело.
Разгладились морщины, налились румянцем полные губы, сверкнули зеленью глаза. По плечам рассыпались густые тёмно-рыжие волосы. Расширились бёдра, поднялась грудь, уточнилась талия. Из одежды на роскошной девушке осталось несколько сухих листочков, целомудренно приклеившихся к самым интересным местам.
Трансформация закончилась. Кощеева башка от восхищения потеряла дар речи.
Я пробормотал:
— Офигеть… Не, ну как мужик мужика — я тебя понимаю. Такую и сам бы не забыл.
Чутким ухом своим я уловил откуда-то снизу, из недр дома грохот. На него наложились встревоженные голоса.
Извинившись, я вышел из башни и спустился по ступенькам.
— Что тут такое?
— Да там, барин, с запертого крыла что-то ломится, — сказал Данила с топором.
— Вона чё эрекция животворящая делает… Ладно, сейчас разберусь. Вы, никто не лезьте. Там дело особое.
Спровадив таким образом Данилу, я вышел на улицу, миновал свой морок и проник на запертую территорию. Здесь удары раздавались громче. Само собой.
Тело Кощея стояло на коленях возле подвальной двери и долбилось в неё всем телом. Когда я открыл, оно от неожиданности упало на пол.
— Я уж и подзабыл, какой ты здоровенный, — задумчиво изрёк я, глядя, как эта хреновина поднимается на ноги. — Да уж… А что если ты, мил человек, мне звездишь? Я тебя соберу воедино, а ты мне тут экстерминатус устроишь, потом в загробный мир вернёшься, и повторится всё как встарь? Ночь, ледяная рябь канала, аптека и далее по списку?..
Тело Кощея вновь встало на колени. Если раньше в этом была объективная необходимость — оно просто не помещалось в подвале в полный рост, — то теперь конкретно умоляло. Хотя даже без башки было чуть выше меня.
— Да я не возбуждаюсь, когда передо мной на коленях стоят. Мне, Кощей, доводы нужны. Гарантии.
— Какие ещё тебе гарантии? — послышался вдруг грустный голос.
Я обернулся, увидел Лесовичку. Она стояла поодаль, на этот раз одетая. В свой излюбленный прикид. Листья, травы, ветки, ягоды.
— Вы это о чём? — вежливо спросил я.
— Сам царь загробного мира перед тобой на колени встал. И я тому — свидетельница.
— Это разве гарантия? Да он вас же первую прикончит, как свидетельницу, и дело с концом.
Лесовичка покачала головой.
— Не знал ты Славомыса.
— Бог миловал.
— Не таким он был, чтобы на колени встать, а потом предать. Трудно его было заставить колени преклонить, но если уж признал кого над собой — так тому и быть, значит.
— А девушек невинных Славомыс раньше похищал?
Вздохнула Леська.
— И то правда, Владимир. Изменился он, сильно. Можешь ему поверить, а можешь не верить. Что до меня — я не знаю, хочу ли видеть его прежнего. Прими сам решение. За всех.
Ну, блин. Легко сказать!
Давай-ка начнём с того, что я и тебе не сказать, чтобы прям доверяю. Да, ты нам с Захаром помогла, потом мы тебя выручили, ты мне подгон хороший сделала. Потом опять же Захара с деревенскими приютила, согрела-обсушила. Дальше мы твои проблемы порешали. Ну, прямо скажем, хоть количественно ты нам больше помогала, чем мы тебе, однако рисковали и напрягались сильнее мы. Шутка ли — целого лешего забить! Не, ну то есть сейчас, конечно, шутка — так, размяться поутру. А тогда нифига не смешно было. Десятком стояли, чуть все не полегли. Так что профита с нас ты больше получила, чем мы с тебя. И в серьёзном деле я тебя не проверял ни разу. В окопе одной ложкой на двоих из котелка не хлебали…
Я думал, Лесьяра ждала. Тело Кощея стояло на коленях, молитвенно сложив перед грудью костяные руки. Я поморщился. Ладно… Хрен с ним, я сегодня фаталист. Меры предосторожности, конечно, приму, но в целом — пускай.
Я сидел в столовой один и пил чай. В доме было тихо. Ни одной, можно сказать, живой души, если не считать живой душой Лесьяру. Всех домашних я загнал в яйцо. Настроил перемещение на двор своего оплота и дал наказ в случае чего нажать определённую кнопочку. За кнопочку отвечал Тихоныч, как самый рассудительный.
Выбранную комнату я огородил по периметру противотварной цепью. Смешно, конечно, надеяться, что она удержит Кощея в полной силе, но тут уж лучше больше, чем меньше. К тому же, рассчитывал я не только на цепь. Знал, что в этом доме есть кое-что, что в решающий момент защищает хозяина. Однажды оно помогло мне справиться с Троекуровым, когда эта мразь додумалась припереться ко мне в гости и начать качать права. Вряд ли Кощей ожидает такой подставы, так что преимущество у меня будет.
Ну и Истинный меч, прокачанный ножнами Мономаха. Не будем забывать, что у Кощея меча больше нет. Его прихватизировал Гравий, я возражать не стал. У меня свой есть, козырный, а с этой дурой при обычном человеческом росте работать невозможно. Что уж Гравий с ним делать собрался — понятия не имею. Сделает — покажет. Может, на стенку дома повесит, для красоты. Самое применение.
Было тихо. Ну а чего я, собственно, ждал? Стонов на весь дом и трясущейся люстры?
Хлопнула дверь. Я повернул голову, услышал шаги. Они приближались, приближались… И вот в столовую вошёл мужчина. Не сказать, чтоб молодой, лет пятидесяти. И правда высокий, хоть и не до такой степени — на голову выше меня, так, навскидку. Одет он был в какие-то старинные одежды, сейчас ничего похожего не носят. Лицо суровое, но при этом как будто отрешённое. Голова перехвачена узорчатым шнурком, завязанным узлом на затылке.
Кощей остановился, посмотрел на меня. Не дожидаясь приглашения, сел напротив. Между нами оставался целый длинный стол. Если кастану Знак — десять раз успеет увернуться, упасть вместе со стулом, а потом атаковать…
— Вот и всё, — тихо сказал Кощей. — Можешь убить. Родий только не получишь, костей не соберёшь.
— И что? Нет даже соблазна нарушить слово и убить меня?
— Как я тебя убью? Я простой человек.
— Так перекинуться обратно в скелета — не?
Кощей покачал головой и усмехнулся с такой грустью, что даже мне стало как-то не по себе.
— Став Кощеем, я от человеческого отрёкся. Но сила моя росла. И однажды я понял, что смогу снова превратиться в себя прежнего, живого, могущества моего на это хватит. Но вот обратно — уже не сумею. Кончено со мной, охотник.
— Ну, отчего же кончено? Почему не просишь меня, чтобы просто тебя жить оставил? Как человека.
— Потому как не жизнь это. Кощеем я только силу чувствовал и понимал, ничего кроме силы не нужно было. А сейчас человеческая кровь по жилам течёт. Жив я, а не жив. Сердца-то нету.
— Давай про сердце подробнее. Договор был — рассказ за Лесьяру.
— От своих слов не отрекаюсь, охотник. Слушай.
И Кощей рассказал полную версию событий, случившихся в незапамятные времена в загробном мире.