— Малыш… — Я коснулся мечом подбородка чёрта. — Ты, боюсь, кое-чего не понял в том, как у нас всё будет. Царя вам мы выделим уже завтра. Потом сделаем так, что размножаться вы, твари, больше не сумеете. А потом будем думать, кем вас, в потустороннем мире, заменить. И как только найдём, вся ваша шобла будет перебита без остатка. Потому что вы — твари. А с тварями у охотников никаких дел быть не может.
Тут я вспомнил свою кобылу, но ничего добавлять не стал. Моя Тварь — это исключение из правила. Единственное. Ну, почти единственное… Тут я ещё Марфу вспомнил. Ладно, хватит отвлекаться.
— Давайте, ребята, — улыбнулся я. — Сделайте одолжение, нападайте первыми.
В глазах чёрта сверкнула лютая злоба. Отбив лапой в сторону меч, он с визгом бросился на меня…
— «Дуэль, дуэль», — проворчал я, обжигая меч встроенным в него Красным петухом. — Зачем дуэль, когда можно просто зарезать?
— И то верно, — хохотнул один из охотников. — Вечно эти дворяне какой-то дурью маются. Набили бы морды друг дружке, да забыли. Так нет ведь — стреляться. Была б охота…
— Хватит болтать, — скомандовал Разумовский. — Туши — на улицу, там пожгите, а то тут копоти будет… И поломоек прислать, пусть в порядок приведут всё.
— Никит, — тронул я Разумовского за локоть. — Я когда пришёл, видел, как кто-то из чёрного хода выскочил. Ну, там, где якорь, помнишь. Подозрительная личность.
— Выясним, — пообещал Разумовский. — Этого скота Стахиева допросим — всё расскажет. Он давно перед государыней расстилается, я подозревал, что воду мутит. Только до сих пор доказательств не было, а теперь уж ему не отвертеться. Не ожидал, видимо, что так обделается.
— Ну, ясен день. Люди думают, что чёрт — это прям такая мощная сила, что вообще непобедимая…
И тут снизу послышался грохот. Мы с Разумовским переглянулись, спустились и увидели, что в дверь с воплями ломится тщедушный паренёк лет двадцати, с козлиной бородкой, мечом на боку и, что характерно, с перчаткой на руке. Гвардейцы, охраняющие вход, ему решительно противились.
— Пропустите, глупцы! — орал парень. — Там нечистая сила! Я чувствую её! Я пришёл защитить государыню!
— Этот через чёрный ход выходил? — спросил Разумовский.
— Похож, — кивнул я. — А кто это?
— Казимир Стахиев. Сын того, предателя. Похоже, план был прост и изящен. Тебя устранить, а потом разыграть комедию с как будто бы победой над чертями. И вуаля — у государыни новый фаворит.
— Что вообще могло пойти не так, — вздохнул я. — Эй, недоумок!
Парень резко повернулся и рывком выдернул из ножен меч, заставив гвардейцев напрячься.
— Это оскорбление⁈ — проорал он. — Как вы… Вы… — Тут он меня, видимо, узнал и задрожал мелкой дрожью. — Вы — Владимир Давыдов⁈
— С утра был. А ты что, серьёзно охотник?
— Да какой он охотник, — поморщился Разумовский. — Фантазёр. Был бы охотник — неужто я за ним не присмотрел бы? Проверяли, трижды. Ничего в этом сопляке охотничьего нет. Взять!
Гвардейцы дважды повторять не заставили. Миг — и обезоруженный Казимир оказался прижат лицом к стене. Меч — настоящий, охотничий, отлитый из костей тварей — беспомощно звякнул об пол.
— Поздравляю, дружище, — сказал я, спустившись. — Жизнь ты себе сегодня обосрал качественно. Что характерно, кроме себя, и винить-то некого. Папашу, разве — что потакал. Никит, я тебе ещё нужен?
— Нет, Владимир, иди. Я слышу, там уже музыка. Повеселись, я присоединюсь позже. У меня тут ещё дела.
Разумовский постарался бодро улыбнуться, но выглядел до смерти усталым.
— Да надо думать. Непростое это дело — заговоры распутывать.
Я вдруг понял, что с Разумовским мы во многом похожи. Вокруг него твари тоже кишмя кишат. Только, в отличие от тех тварей, что лезут ко мне, эти наделены человеческим обликом. Такое себе, конечно. Как по тонкому льду ходишь, змеиный клубок, блин… Я почувствовал, как подступает злость.
Повеселиться? Да не вопрос. Сейчас повеселюсь. Я решительно направился в зал.
Там снова играла музыка, но войдя, я увидел, что танцующих почти нет. А при моём появлении и те пары, что танцевали, остановились. На меня уставились сотни настороженных глаз. Ну, понятное дело — не знают, как себя вести. С одной стороны, вроде бы герой, с другой — чёрт его знает, что дальше будет исполнять. Только что, вон, из-за него Разумовский обвинил в предательстве уважаемого человека, целого господина Стахиева, и приказал увести. От такого героя лучше в стороне держаться, факт.
Музыка вдруг смолкла. А пары, замершие посреди зала, поспешно расступились. Ко мне шла императрица.
— Рада приветствовать вас, господин Давыдов.
Она остановилась напротив меня, подала руку. Я поклонился, коснулся руки губами.
— Здравствуйте, Ваше Величество. Благодарю за приглашение. Симпатично у вас тут. Без чертей — так вообще красота.
Императрица милостиво кивнула.
— Я слышала, что полчаса назад вы уничтожили целую свору нечисти, из-за подлого предательства проникшую во дворец?
«Слышала», ага. Наверняка своими глазами наблюдала, от и до. То, что её при этом никто не видел, не означает, что она ничего не видела. У этой дамы кругом глаза и уши.
— Скажем так, принял участие в уничтожении. Но раскрыл заговор не я, это Разумовский постарался.
— Не сомневалась в прозорливости Никиты Григорьевича.
— В Никите Григорьевиче я тоже не сомневаюсь, более преданного человека вам не найти. А ещё господин Разумовский — мой друг. Четыре дня назад мы с ним бились с тварями в загробном мире, плечом к плечу. Пока некоторые на балах развлекались… — Я обвёл глазами зал. — Разрешите, Ваше Величество, я скажу этим господам пару слов? Раз уж тут собрался, насколько понимаю, весь цвет российского дворянства?
— Извольте. — Если императрица и удивилась, виду не подала.
— Вот что, уважаемые. — Вокруг мгновенно наступила тишина. Акустика здесь была — ого-го, повышать голос не пришлось. Он разносился по огромному залу, так, что каждый из собравшихся слышал каждое слово. — Удивлен, что должен об этом говорить. Вы все-таки не безграмотные крестьяне, а свободные образованные люди, соображать должны. Человек, которого сейчас приказал увести Разумовский, собирался убить меня. А если повезёт, то и его. С единственной целью — впереть на место Разумовского своего ставленника. Я более чем уверен, что провернул он это не один, протащить во дворец такую свору нечисти — не самая простая задача. Среди вас есть те, кто поддержал предателя — в расчёте на получение тёплого места после того, как вместо Разумовского рядом с российским троном встанет другой. В Никите я не сомневаюсь, он выявит всех, кто причастен к этой дряни. О том, что предатель — полный идиот, говорить тоже не буду. Я, блин, в потустороннем мире Змея Горыныча победил и Кощея в плен взял! А мне тут детскими погремушками угрожать пытаются. Я, собственно, к чему веду. Посмотрите вокруг себя! Мир по швам трещит. Твари чуют скорый конец и лезут из всех щелей. Самому мне в скором времени предстоит бой с такой хренотенью, по сравнению с которой Змей Горыныч — шавка подзаборная. А вам делать больше нечего, кроме как лодку раскачивать! Пытаться своих ставленников поближе к трону пропихнуть. Не о том сейчас думать надо, ясно? И, коль уж помогать биться с тварями не можете — хотя бы не мешайте тем, кто может. В частности, моему другу Никите Григорьевичу Разумовскому. Я понятно излагаю? — В зале по-прежнему стояла гробовая тишина. Никто не издал ни звука. — Окей, расцениваю, как согласие. Но поскольку в каждой отдельно взятой личности не уверен, хочу предупредить. Я — самый сильный охотник в Российской Империи! А собираюсь стать ещё сильнее. И если кто-то, из-за жадности и скудоумия, снова попробует рыпнуться — разбираться с ним будет уже не Разумовский. В моих силах переправить в загробный мир заживо любого из вас. Хоть десяток. Хоть сотню! — Я снова обвёл глазами зал. Увидел застывшего в дверях изумленного Никиту. — В момент, когда будете влажно мечтать о том, какие перспективы перед вами откроются, вспомните о моих словах! У меня всё, спасибо за внимание. Можно продолжать веселье.
Я коротко поклонился.
Императрица некоторое время смотрела на меня. Потом повела рукой в сторону оркестра.
Грянула музыка. Кавалеры подхватили дам, через минуту по залу уже кружились пары. Императрицу и меня, продолжающих стоять в центре зала, они старательно огибали.
— Проникновенная речь, Владимир Всеволодович, — обронила императрица. — Как вы там сказали? Не раскачивать лодку?
— Именно так, Ваше Величество.
— Мудро.
— Старался. Впрочем, умные люди это и без меня понимают. Я обращался в первую очередь к… не самым умным. Надеюсь, что если не объяснил, то хотя бы напугал. Перед тем, как рыпаться, десять раз подумают. Всё у Разумовского голова болеть поменьше будет… Разрешите идти, Ваше Величество? Меня невеста ждёт.
Я кивком показал на стоящую поодаль Катерину Матвеевну. Она то краснела, то бледнела, теребила в руках веер, но в целом выглядела решительно. Если бы меня сейчас за дерзкие речи поволокли на костёр, бросилась бы отбивать.
Императрица улыбнулась.
— Слышала о вашей прелестной невесте много хорошего. Ну же, Владимир Всеволодович! Что же вы стоите? Познакомьте нас.
После бала на площади перед дворцом запузырили фейерверк. Мощный такой, прям дорого-богато. По-императорски. Катерина Матвеевна до того натанцевалась, навизжалась от восторга и нахлопалась в ладоши, что в родительский дом я ее практически внёс на руках.
— Какой чудесный вечер! И как жаль, что теперь тебе придется уйти, — нежно поцеловав меня, пробормотала Катерина Матвеевна.
— Ну, если бы мне не приходилось уходить, в спальне ты оказалась бы гораздо раньше. Но ладно уж, ждём до свадьбы — значит, ждём до свадьбы.
Я сдал Катерину Матвеевну матушке и горничным и свалил к себе в башню. Обнаженной Земляны в ванне не обнаружил, но не сказать, чтобы сильно из-за этого расстроился. Денёк всё-таки выдался насыщенным. Разделся, плюхнулся в кровать и мгновенно вырубился.
Утром, проснувшись, просканировал баланс. Вчерашние черти его ещё немного приподняли. Скольких я уработал? Кажется, шестерых, остальных позволил добить Разумовскому со свитой. Плюс двести двадцать четыре родии, итого четыре тысячи четыреста тридцать четыре. Гляди-ка, вроде ничего особо не делал — а уже половину набрал! Пустячок, а приятно.
В прекрасном настроении я спустился вниз, в столовую. Где обнаружил Земляну и Гравия.
— Что ты, молодец, невесел? — принимаясь за завтрак, обратился я к Гравию. — Что ты голову повесил?
— Не помню, — сказал Гравий.
— О как. Бывает… Ну, давай пойдём простым логическим путём. Где ты вчера был, что делал? В кабаки заглядывал? Хотя кабацкая драка тебя вряд ли бы расстроила, скорее наоборот. Так что, думаю, невеселость связана с личной жизнью. Вспоминай — бывшей звонил? Сообщения отправлял?
— Говорит, что его царём хотели сделать, — грустно глядя на Гравия, сказала Земляна. — А он не помнит, какого царства. И кто хотел сделать, тоже не помнит… Слушай, Гравий! Я сама выпить не дура. Но уж так-то, совсем до одури — нельзя же! А в следующий раз что тебе почудится? А ежели вовсе разума лишишься, как Аврос?
— Не пил я.
— Тебя не поймёшь! То пил, то теперь — не пил!
— Не столько пил, чтобы как Аврос.
— Но про царя не помнишь?
— Нет.
— Вот! Потому что не было никакого царя. Почудилось тебе.
— Был.
— Да нет же!
Спор прервал ворвавшийся в столовую Неофит.
— Здравы будьте! — приветствовал нас. Плюхнулся на свободный стул и расплылся в довольной улыбке.
— Что, отпустили тебя родители?
Неофит помотал головой.
— Не-а. Сам сбежал. Скучно с ними — мочи нету! Истосковался.
— Ну, молодец, чё. Начинаю ждать появления комитета по охране детства. Эксплуатация труда, и всё такое.
— Да не, к тебе они не полезут. Побоятся. И денег я им оставил, надолго хватит… Гравий, а ты чего такой смурной? А?
Но поделиться бедой ещё и с Неофитом Гравий не успел.
— Барин! — в столовую заглянул Данила. — Тама, во дворе, господин охотник с неба свалились. Вас спрашивают. Говорят, срочно.
Проводить среди прислуги разъяснительные беседы на тему «откуда на якоре во дворе берутся охотники» желания у меня не было. Тем более, что сам этого толком не понимал. С неба падают — ну, и ладно. Пусть себе падают.
— Это кто ж там такой стеснительный?
Я пошёл к двери. Те охотники, что бывали в моём доме часто, во дворе не дожидались, заваливались прямо в гостиную. Из новеньких кто-то, что ли?
Нет. Не новенький.
— Владимир! — крикнул Глеб, едва я показался на пороге. — Беда! Твари Полоцк атакуют. На стены лезут. Видимо-невидимо их, отродясь столько не было! Из Пекла прут.
— Понял. — Я повернулся к своим — выскочившим вслед за мной. — Я — в Полоцк, Неофит со мной. Земляна, Гравий — за подмогой. Тащите всех, кого найдёте, и пусть там дальше передадут, что помощь нужна. Чую, крепко мы осиное гнездо разворошили.
Пауку и Разрушителю, в отличие от Терминатора, серьёзного применения у меня в хозяйстве не нашлось. Паук категорически не желал расставаться с карабинами, а Разрушителя домашние побаивались. Так, поручали что-то по мелочи — но постольку-поскольку. Поэтому ни одного, ни другого отрывать от общественно-полезных работ не пришлось. Я положил одну руку на загривок паука, другую — на локоть Разрушителя. Глеб подхватил Неофита. Мы переместились в Полоцк.
В том, что дело плохо, не было ни малейших сомнений. Я это понял в ту же секунду, как перенёсся. По ушам резанул отчаянный визг летучих мышей пополам с летучими же змеями. Визг, как у хорошего звукорежиссёра, красиво ложился на грохот, с которым два великана разносили стену. Перенеслись мы, разумеется, под эту самую стену, но можно было переноситься в любую точку Полоцка. Весело было везде. Летучие твари прорвали оборону и атаковали здания, экипажи, людей и всё остальное.
— Глеб! — истошно завопил один из охотников, прихрамывая, ковыляющий к нам от стены. — Всё кончено! Прорвались они!
— Ничего не кончено! Я Владимира привёл.
Мужик резко перестал хромать. Уставился на меня, потом повернулся ко мне спиной и с воплем: «Ура!» — бросился обратно на стену.
— Никогда бы не подумал, что на мужиков вот так воздействую, — поёжился я. — Так, чего стоим, кого ждём⁈ Разрушитель! Ты против летучих можешь что-то сделать?
Разрушитель, в отличие от паука и Терминатора, обладал интеллектом. Пусть искусственным, но всё-таки. И сразу начал исполнять то, что от него требовалось.
Задрав голову, он зафиксировал взглядом ближайшую летучую змею и прыгнул. Или скорее взлетел? Трудно сказать, но вышло охренительно эффектно. Разрушитель вцепился змее сначала в крыло, потом переметнулся на шею, что-то сделал, и внизу хлынул буквально поток зелёной крови.
— Хорошее, — оценил я. — Продолжай! Глеб, Неофит — сражаетесь в городе.
— А ты? — спросил Глеб.
— Стену терять нельзя. Паука с собой берите. Ты, членистоногое! Пацана защищай, головой отвечаешь.
Паук поднял два ствола. Прямо ковбой, блин.
— Всё, погнали, — махнул я рукой и бросился на стену.
Что ж, один на один с великанами мне пока ещё драться не доводилось. Но всё когда-то бывает в первый раз, надо и эту галочку себе поставить. А то будут потом внуки спрашивать: «Деда, деда, а ты великанов убивал?». А я расплачусь старческими слезами и скажу: «Нет, внучата. Чёрта убивал, Кощея побеждал, Горыныча — тоже. А вот с великанами не довелось». «Ну-у-у, дед, — скажут разочарованные внуки, — ну, ты и лох. Вот дедушка Глеб, например, чуть не каждую неделю великанов убивал». Нельзя такого допускать, потому что нельзя допускать никогда!
Я взбежал по ступенькам, метнулся по стене к великану, на ходу вытаскивая меч. Он буквально полыхал, посрамляя самое солнце, которое, к тому же, в страхе пряталось за тучами. Великан на это сияние среагировал, повернулся и занёс руку, думая размазать меня одним ударом.