Владыка

Глава 4

Ясным рождественским утром я вышел во двор. Призвал Путеводное Яблочко и попросил:

— Отведи меня к Лесовичке.

Яблочко ярко вспыхнуло, завертелось на месте и исчезло. Выглядело при этом возмущенным донельзя. Как будто я не отвести к его же хозяйке попросил, а показать её фотки ню — из тех времён, когда женихалась с Кощеем. Ну или что там у них были за отношения.

— Вот так вот, да, — пробормотал я. — Этот функционал, получается, не доступен… Ладно, хрен с тобой. В этом мире, слава богу, не единственный навигатор… Бро! Ты мне очень нужен.

Я отчего-то не сомневался, что кот сумеет отвести меня к Лесовичке. К Бабе Яге отвёл же. Да и вообще всю дорогу выручал, каждый раз, когда нужна была помощь, оказывался рядом. Но сейчас почему-то не появился.

Я подождал. Нету. Перенёсся на опушку леса, снова позвал:

— Бро! Ну я понимаю, что Рождество и всё такое. Но ведь не похмелье же у тебя? Коты же не бухают?

Кот не появлялся.

Так-то, конечно, чёрт его знает — может, и бухают. После распевающей частушки пьяной кобылы я уже, в общем-то, ничему не удивлюсь. А может, пушистый бро просто занят. Или же повод слишком незначительный, эту задачку я могу решить и сам, без его помощи…

Я призывал спасительные мысли, но на душе заскребли кошки. Не нравилось мне, что бро не появляется.

Ладно. Яблочко не работает, кота нет. Спрашивается, что делать в этом случае? Идти домой и дальше спать? Звучит заманчиво, конечно, но знаю, что не усну. Беспокойство за бро не даст. Ну и последний шанс испробовать тоже надо.

Я перенесся к избушке Бабы Яги. Велико было искушение ещё раз попросить, чтобы повернулась к лесу задом ко мне передом — очень уж прикольно избушка поджимала куриные ноги. Но Карелия Георгиевна за такие приколы вклеит — мало не покажется. А я всё-таки о помощи просить пришёл.

Не успел подняться на крыльцо, как дверь распахнулась.

— С Рождеством, Карелия Георгиевна! — поклонился я.

Карелия Георгиевна покачала головой.

— Ты сколько выпил-то вчера, болезный? Бабу Ягу — с Рождеством поздравлять!

— Пф. Подумаешь. Кобыле своей я ещё и подарок подарил. Ей, между прочим, очень понравилось… Вы сейчас не заняты?

— Да говори уже. Знаю я тебя, не отцепишься. Зачем явился?

— Вы знаете, кто такая Лесовичка?

Карелия Георгиевна прищурилась.

— Никак и ты её знаешь?

— Я не виноват, так получилось.

— Ну да. Чтоб у тебя, да по-другому получилось… И чего тебе от Леськи надобно?

— Мне — ничего. Я посредником выступаю.

Карелия Георгиевна покачала головой.

— По каким средам? Понедельник нынче! Бросал бы ты пить, милок.

— Бросил! Уже часов десять не пью… Так как мне Лесовичку найти? Я ведь правильно понимаю, что сам к её избушке не выйду? И не факт даже, что избушка сейчас там, где я её в последний раз видел?

— Правильно понимаешь. Леськино волшебство — такое же древнее, как моё. Мы с ней — не то, что эти…

— … понаехавшие, — подсказал я.

— Верно. Тьфу на них! А ты, что же — у Леськи в избушке бывал?

— А что вы на меня так смотрите? Вот уж в чём я абсолютно уверен, так это в том, что ваша Леська — совершеннолетняя. Как вариант, совершеннолетие отмечала раз триста… Бывал в избушке, да.

— И что у неё там?

— А, вот вы о чём. На вшивость проверяете… Ну, там у нее кровать кинг-сайз, зеркальный потолок, джакузи, ведёрко с шампанским… Да шучу, блин! — это я увидел, как посуровело лицо Карелии Георгиевны. — Что ж вы все такие, к моему искрометному юмору не восприимчивые? Избушка её — продолжение самого леса. Стены — ветки, на полу — листья да мох. Ягоды растут, другие всякие гербарии. А вообще, я так скажу: думается мне, что Леська захочет, то у неё в избушке и будет. А захочет, так вовсе каждому будет своё показывать.

Яга удовлетворённо кивнула и качнула головой. Заходи, мол. Я вошёл вслед за ней в избу, уселся на лавку.

— Скоро уж соседи болтать начнут, — ворчала Карелия Георгиевна, стуча кухонной утварью в районе печки. — Наповадился к старухе молодой ходить…

— Да какие соседи, я вас умоляю. Утро Рождества. К вечеру если оживут — уже хорошо.

— А дети? Детвора-то непьющая. Вон, носятся, играют. Всё видят…

— Ну… Что поделаешь. В деревне жить — по-деревенски выть. Хотя с вашей-то силой, Карелия Георгиевна, не обязательно и старушкой быть. Вы ж, небось, можете, как та же Леська, хоть молодухой, хоть девчонкой малолетней обернуться.

— Мочь-то могу, да на кой-оно мне надо?

Карелия Георгиевна сноровисто организовала чай, выперла откуда-то блюдо со свежими плюшками.

— О, плюшки — это я люблю! — оживился я. — Какой же герой без плюшек. А почему «на кой-оно мне надо»?

— А потому! Молодкой стану — от дурачья всякого с масляными взглядами отбою не будет. Отошью — ведьмой ославят, жечь придут. Это ж только настоящую ведьму трогать побоятся, а ту, на которую со злости наговорили — мигом истреблять кинутся. Придётся всех убить, куда деваться… А девчонкой — и того хуже. Видано ли дело, чтоб малолетняя, да одна жила, с хозяйством управлялась. Тут же найдётся тьма охотников помочь, плечо подставить, да хозяйство себе расширить.

— Да уж… Тяжела ты, женская доля.

— И не говори! Но я ж разве жалуюсь? Мне-то везде хорошо. Захочу — так обратно в чащу уйду. А могу и вовсе в загробный мир. Теперь-то, чай, Кощея там нет, жить можно.

— Вот хоть бы спросили для приличия, как у нас всё прошло, удачно ли, не осталось ли какого осадочка, — подколол я старушку.

Карелия Георгиевна посмотрела на меня, как на идиота. Молча сняла с полки и положила на стол круглый, начищенный до зеркального блеска металлический поднос. Бросила на него сморщенное яблочко. То покатилось по кругу так, будто внутри него находился некий хитроумный механизм. Я привстал и с любопытством посмотрел на блюдо. Увидел знакомые пустоши и без толку слоняющихся растерянных чертей. Двое от безысходности подрались. Остальные не обращали на них внимания.

— Вот оно, значит, как… Смотрели матч в спортивном баре, как белый человек.

— А то ж! — вздёрнула нос Яга.

Подняла яблочко — изображение исчезло. Что-то пошептала в ладонь, бросила яблочко снова. То покатилось, но уже в другую сторону.

Я увидел зимний лес. А по нему шла Леська. Или, скорее, лесовичка. Только вот на этот раз она выглядела не так осенне-празднично, как раньше. Подстроилась под среду, мимикрировала. Больше напоминала лешего — этакое чёрное бревно в переплетении чёрных же ветвей. Ни листочка, ни ягодки. И всё же чувствовалось каким-то образом, что это — именно лесовичка. Может, потому что не было в ней никакой гигантомании. Ростом была с обычного человека, если судить по окружающим деревьям.

Вот остановилась. Заяц попался в капкан, видимо, оставленный деревенскими. Лесовичка легко вынула зайца из ловушки, провела веточной рукой над лапкой, та срослась. Заяц ускакал, а лесовичка двинулась дальше.

— И где это она? — полюбопытствовал я.

— Смотри, может, примету какую увидишь, — пожала плечами Яга. — Чем могу уж. Тут моё колдовство на её колдовство.

— Она древнее тебя?

— Чегой-то? Она против меня — младенец!

— А силы у вас равные откуда?

— Силы у нас не то чтобы равные, они разные. Друг к другу не лезем, не мерялись — чай, не мужики. Жить друг дружке не мешаем, вот и воевать нам нечего. Да только я-то сама по себе появилась, так миру нужно было, чтобы я была. А Леська… С Леськой иначе вышло. Она человеком была, только лес любила сильнее людей. Вот дух леса её и выбрал. Слились они, значит, одним целым стали. И вот там теперь поди разбери, где Леська, а где лесовичка…

— Да мне это — не суть важно на самом-то деле. Мне главное её с Кощеем свести, а там — их проблемы.

— С Кощеем? — обалдела Яга и уставилась на меня. — Так ты не прибил его?

— Увы. Там сложнее оказалось. Чтобы прибить — сердце нужно, а оно не в яйце. Вернее, в яйце, да не в том. В небе летает. Выше неба, если быть точным. И я Кощея почти раскрутил покаяться и сдаться естественному течению реки времени, которая людей заставляет стареть и умирать. Но он мне, собака, условие выкатил — подай, говорит, Леську. Люблю, спать не могу. Не, ну что спать он с ней не может — это понятно. Там же один скелет, даже без бакулюса. Что конкретно исполнять собрался— большой вопрос. Но это, опять же, проблема не моя.

Баба Яга безмолвно покачала головой. По-моему, все окружающие люди (и нелюди тоже) уже тупо устали офигевать от моих весёлых приключений.

Мы смотрели, как Леська шарашится по лесу, нанося пользу его обитателям. Только что медведям одеялки не подтыкала. Наконец, она, видимо, умаялась и вернулась к себе в хижину. Внутрь «камера» не последовала.

— Ну, всё, — сказала Яга. — Больше не покажет.

Поднос демонстрировал фасад дома. Я разочарованно цокнул языком. Впрочем, тут же сгенерировал новую безумную идею.

— Карелия Георгиевна, а можно этот девайс с собой забрать? Я поиграю и верну, честное пионерское!

— Бери, — пожала плечами Яга. — Хочешь — насовсем забирай. Я себе, будь нужда, ещё изготовлю.

— От души. — Не стал я бросаться «спасибами», памятуя, от чего образовано это слово. — Как пользоваться?

— Яблочко берёшь в кулак, шепчешь ему приказ, кого показать, да бросаешь на блюдо.

— Принято.

Я встал, в одну руку взял яблоко, под мышку — поднос. Шагнул в сенцы.

— А ну, стой! — рявкнула вдруг бабуся.

— Чего? — повернулся я. — Не бесплатно? Так я в долгу не останусь, заплачу.

— Слышишь, бубенцы звенят?

— Местные катаются?

— То не местные…

Отстранив меня, Яга подкралась к двери, прислушиваясь. Бубенцы к тому времени уже смолкли. Выждав, старушка резко распахнула дверь. Потянуло холодом. А за дверью оказались трое в шубах и шапках.

— Эт-то что такое? — прошипела Карелия Георгиевна. — Совсем без ума? Куда припёрлись!

Визитёры задрожали. И тут — будто морок сняло. Вместо лиц я увидел чертячьи рыла. Тут же сунул яблоко в карман и потянулся к мечу.

— Мы не к тебе, бабушка Яга, — пропищал один, самый низкорослый, знакомым голосом. — Нам бы Владимира, охотника…

Я стоял так, что черти меня не видели.

— На кой он вам?

— Разговор до него имеется.

— Ах, разговор! Знаю я ваши с охотниками разговоры. Убирайтесь прочь! И если ещё хоть раз возле моего дома появитесь…

— Бабушка Яга, мы драться не хотим! Дозволь слово молвить.

Поколебавшись, Яга повернулась и посмотрела на меня.

— Ну, решай, охотник. Будешь с ними говорить?

Я полностью разделял мнение Карелии Георгиевны. Какие, нафиг, разговоры с чертями? Резать их надо, ре-зать! Но раз уж пришли с миром — отчего бы не выслушать.

— Ну, вот он, я, — сказал я, оттеснив хозяйку и встав на пороге. — Чего хотели?

— Не узнаёшь меня? — пискнул мелкий. — Это же я, Недотыкомка!

— Узнал. Не каждый день чертям имена раздаю. Дальше что?

— Эм… Земля наша большая, а порядку в ней нет.

— Чего? — обалдел я.

— Кощея-то не стало, править некому, господин Владимир охотник! Оттого бардак у нас происходит и вакханалия. Весь загробный мир по швам трещит.

— Ну и флаг вам в руки, барабан на шею. Место гиблое, туда ему и дорога.

— И-и-и, охотник! Не спеши такие вещи говорить. Вот скоро мертвецы обратно полезут — сами тут взвоете!

— Мертвецы? Обратно?

— А то куда же! Обратно полезут, в свои дома вернутся, а живыми-то не станут! И жрать только человечину смогут. А правители прежние поднимутся — править пойдут? Что вы тогда делать будете?.. Ты, Владимир — охотник могучий, герой, Кощея одолел. Да только мёртвых-то всё одно больше, чем живых! Числом задавят. Не должно так быть, не просто так порядок заведён: у мёртвых свой мир, у живых — свой.

— Ну так и крепите заборы на своей стороне! Что вам ещё сказать? Я-то тут с какого боку вообще?

Черти, все втроём, упали на колени и запричитали:

— Приходи, Владимир, княжить и владеть нами!

— Заместо Кощея.

— Трон загробного мира тебе предлагаем.

— Такого величия ни один земной правитель не знал.

— Над целым миром властвовать!

— А мы — все, как один! — тебе поклонимся.

— При Кощее нам лихо было, а ты — справедливый и зря никого не обидишь.

— Соглашайся, охотник Владимир!

Сказать, что я охренел, значит, ничего не сказать. Примерно так же, наверное, охреневает молодой многообещающий айтишник, который пришёл устраиваться джуном в свою первую контору, а ему говорят: «Слушай, а нахрена тебе все эти перья? Го королём Великобритании!»

Я повернулся к Яге. Та встретила меня серьёзнейшей миной и кивнула.

— Верно говорят. Без царя потусторонний мир не выстоит. Кто-то должен души в узде держать, да и чертям спуску не давать. Вот, трое выскочили, как ни в чём не бывало. А сколько ещё пролезло, да пакостить людям пошло?

— Как-то я вот вообще не планировал этаких социальных лифтов, — честно признался я. — Несмотря на то, что в предках — целый Мономах. На трон садиться — ну, ей-богу, никакого желания. А уж тем более в загробном мире. Я-то жив! И жить планирую долго. Зря, что ли, качество жизни с каждым днём улучшаю?

— Это — воля твоя, — кивнула Карелия Георгиевна, — а только в загробном мире порядок навести всё одно надобно.

— Да я уже понял… Ладно, черти, чёрт с вами. Через три дня возвращайтесь — поговорим. Думать буду.

— Так за три дня, может, всё уже рухнет! — заверещали черти.

— Ну так держите крепче, чтоб не рухнуло! А я таких решений на бегу не принимаю. Сказал, через три дня — значит, через три дня. Всё, свободны!

Черти мигом сдристнули. Выскочили за забор, запрыгнули в сани. Недотыкомка уселся на водительское место, хлестнул лошадь. Та заржала. И вновь будто пелена с глаз упала. Я увидел, что это не лошадь, а человек. Больше того — знакомый человек. А именно — брат Варвары Михайловны, убитый мною в Питере на дуэли. Он грустно посмотрел на меня и поскакал, увозя за собой тройку борзую чертей.

Я проводил их взглядом и только и сказал:

— Н-дя…

— Думай, Владимир, — вздохнула сзади Яга. — Либо сам соглашайся, либо думай, кого ещё царём посадить. Оставлять загробный мир без головы — нельзя.

— Уже начал думать, — буркнул я.

И перенёсся на капитанский мостик яйца.

Не было печали, блин… Ну что за жизнь такая? Что ни день, то новое «нихеражсебе». Ладно. Не буду отклоняться от плана.

Я положил на пульт управления блюдо, достал яблочко, шепнул: «Покажи мне избушку лесовички!» — и бросил на поднос. Яблочко закружилось, и зеркальная поверхность изобразила требуемое.

— Туда, — поднял я взгляд на голограмму. — Потянем?

Голограмма, показывающая с высоты птичьего полёта самое яйцо и мою усадьбу, мигнула. И показала с той же высоты леськин дом. Удовлетворённо кивнув, я ткнул мечом на пустое пространство перед домом и сказал:

— Сюда.

Ну, здравствуй, Леська. Надеюсь, места для приземления хватит.

Яйцо задрожало и загудело. Как оно работает, какие механизмы использует для перемещений — для меня оставалось загадкой. Будь на моём месте Ползунов, непременно полез бы разгадывать. Но я — не Ползунов, у меня другие цели.

Попал в руки отличный инструмент. Работающий. Ну и чего ещё надо? Работает — не лезь, такое моё мнение.

Через несколько минут яйцо опустилось на снег рядом с домом Лесовички. Настолько плавно, что ни одна соломинка на крыше дома не дрогнула. Дверь корабля разблокировалась сама, едва только я к ней направился. Мы с яйцом всё лучше понимали друг друга, мне уже даже мысленно не нужно было формулировать приказы. Корабль сам считывал, что от него требуется.

Я спрыгнул на снег и направился к дому лесовички. Не дошёл — она появилась передо мной. Как будто из воздухе образовалась. На этот раз в виде сухонькой маленькой старушки — привет Карелии Георгиевне.

— Здрасьте, — поклонился я.