Властелины удачи

1

В тот же день Энджи перебралась на верхний этаж. Первую ночь она спала во второй спальне. Следующую — в одной кровати с Джонасом.

Четверо молодых сотрудников, прибывших в Лас-Вегас в течение недели, отнюдь не удивились, что новая секретарь мистера Корда на редкость интересная женщина, которая к тому же и живет в его номере. Как и говорила Энджи, Джонас славился успехами на женском фронте.

Еще какое-то время ушло на утряску последних деталей, но к концу второй недели заточения в Лас-Вегасе Джонас полностью контролировал деятельность своих компаний. Он звонил по телефонам со скрамблерами. Кто-то из четырех его помощников, если возникала необходимость, улетал на «дехавиленде» в Мехико, а оттуда — в любую часть света, куда направлял его Джонас.

Его не разыскивало ФБР. Он всего лишь не желал давать показания сенатской комиссии. Слушания эти считали важными разве что члены комиссии да несколько газет. Последние расценили его побег как насмешку над сенатом. Заголовок на пятой странице одной из них гласил:

«КОРД УСКОЛЬЗАЕТ ОТ СЕНАТСКИХ ИЩЕЕК». Вторая подошла к вопросу более творчески, обратившись к первоисточникам: «НОЙ В КОВЧЕГЕ, ДЖОНАС[9] В КИТЕ?»

Его даже не могли обвинить в оскорблении конгресса, поскольку повестки он не получал.

Энджи первой увидела газетное сообщение о том, что Моника подала на развод.

Они с Джонасом завтракали. Джонас, как всегда, плотно, Энджи ограничилась апельсиновым соком, кофе и крекерами. Ночного халатика или пеньюара у нее не было, спали они голыми. Поэтому она вышла к столу в белых нейлоновых трусиках, а он — в боксерских трусах. Джонас читал «Нью-Йорк таймс», Энджи — «Лос-Анджелес таймс».

— О, Джонас!

— Что?

Она протянула ему газету, указывая на заметку:

«КОРДЫ РАЗВОДЯТСЯ

Миссис Джонас Корд подает на развод. Миссис Джонас Корд, урожденная Моника Уинтроп, подала иск в Верховный суд Лос-Анджелеса с требованием развести ее с Джонасом Кордом. Последний обвинен в супружеской неверности, жестоком обращении и оставлении жены. Миссис Корд просит вынести решение о разводе, оставить ребенка под ее опекой, присудить ей часть калифорнийской собственности Кордов, а также уплату алиментов.

Местонахождение мистера Корда неизвестно. Он покинул свой дом в Бел-Эйр за несколько часов до прибытия судебного исполнителя, который намеревался повесткой вызвать его на слушания о деятельности авиакомпаний, проводимые сенатской комиссией, и с тех пор его ни разу не видели. По некоторым сведениям он поселился неподалеку от Мехико. Джерри Джеслер, адвокат миссис Корд, полагает, что отсутствие мистера Корда не помешает началу судебного процесса, поскольку по законам штата Калифорния газетная публикация является извещением для ответчика о вызове его в суд».

Джонас пожал плечами и вернул газету Энджи.

— Супружеская неверность, жестокое обращение, оставление жены, — повторил он. — Она ничего не сможет доказать.

Энджи накрыла его руку своей.

— Я покажу под присягой, что мы никогда не спали вместе.

Он вяло улыбнулся:

— Тебе не придется этого делать, Энджи. Так и должна поступать верная секретарь, но давать показания ты не будешь. Мои адвокаты все уладят. Моника не будет требовать многого. Она женщина благоразумная.

— Ты ее… любил?

Джонас кивнул:

— Дважды. Я дважды женился на ней.

Энджи нахмурилась, указала на газету.

— Это не мое дело. Мне не следует задавать вопросов. Но… там упомянута опека над ребенком.

— Монике нет нужды требовать опеки над ребенком. Девочке скоро исполнится восемнадцать. В конце концов, я же не буду просить ее поселиться у меня. Я хочу, чтобы она приезжала ко мне, и лишь в том случае, если у нее возникнет такое желание.

Он вновь просмотрел заметку, нахмурился, отложил газету в сторону. Губы его превратились в тонкую полоску.

— Мне очень жаль, Джонас, — прошептала Энджи.

— Если ты хочешь пожалеть наш распавшийся брак, жалей. Но вот меня жалеть не стоит. Да и ее тоже.

Глаза Энджи повлажнели от слез.

— Напрасно я задаю тебе личные вопросы. Я с тобой счастлива, что бы ты мне ни ответил.

Джонас поднялся, подошел к ней сзади. Обхватил руками груди, поцеловал в шею.

— Спрашивай, о чем хочешь. Если я не захочу отвечать — просто промолчу.

Энджи обернулась к нему, губы ее разошлись в улыбке.

— Или солжешь.

— Или солгу, — засмеявшись, согласился он.

2

Естественно. Ложь — альтернатива умолчанию. Иногда он ею пользовался. Ему не хотелось досконально копаться в прошлом Энджи. Кое-какие справки он навел и выяснил, что рассказанная Энджи история ее жизни не соответствовала действительности. Он ее не осуждал, понимая, почему она не хотела говорить правду. Главное заключалось в том, что он мог ей доверять. Невада с ним соглашался, а к мнению старика Джонас прислушивался.

Шестого июня 1918 года Эдгар Бурнс умер в Шато-Тьерри от шрапнельных ран. За две недели до этого родилась его дочь Анджела, а двадцать шесть лет спустя погиб ее первый муж. Мать Анджелы сразу же вновь вышла замуж, лишь в двенадцать лет девочка узнала, кто ее настоящий отец. В школу она ходила как Энджи Деймон.

Деймон был бутлегером, оперировавшим в Йонкерсе под покровительством самого Арнолда Ротстайна. Когда Арнолда убили, Деймона пригрел дон Кастелламарезе, и он продолжал гнать джин до отмены «сухого закона». Когда это произошло, дон Кастелламарезе выделил ему долю в букмекерских операциях. В детстве Энджи видела, что живут они ничуть не хуже семей адвоката, дантиста, торговца недвижимостью, их соседей по обсаженной деревьями улице в Уайт-Плейнсе[10].

Ее отец, вернее, как со временем выяснилось, отчим, занимался экспортно-импортными операциями. Так думала она. И соседи.

Энджи исполнилось семнадцать, когда ее отца арестовали и газеты написали об его истинном занятии. До суда дело не дошло, прокуратура отказалась от обвинений, но случившееся так потрясло Энджи, что она не вернулась в школу. Она попросила Деймона устроить ее в букмекерскую контору, но получила отказ. Год она ничего не делала. Старых друзей избегала, а новых завела среди безработных и не слишком уважающих законы парней Уайт-Плейнса.

Одного из них звали Джером Лэтем. Симпатичный парень с волевым подбородком и тяжелыми, нависающими над глазами веками, он обычно ходил в соломенной шляпе и никогда не испытывал недостатка в деньгах. Никто не знал, где он их берет, а потому его окружал ореол загадочности и великолепия. Энджи влюбилась в него, а так как Джерри никогда не встречал такой красавицы, он… Она не могла сказать, что и Джерри влюбился в нее. Он позволял ей быть рядом, поскольку такой трофей лишь подчеркивал доблесть охотника. Они сошлись и всюду появлялись вместе. Он тратил на нее деньги. Покупал ей наряды.

Ее мать и отчим невзлюбили Джерри Лэтема. Деймон назвал его бандитом, на что Энджи сердито ответила, что не Деймону записывать в бандиты кого-то еще. В результате она испортила отношения как с матерью, так и с отчимом. Пошла к Джерри и сказала, что хочет жить у него.

Джерри ее впустил. Сначала они жили в одной комнате, потом он снял маленькую квартирку, а в конце мая тридцать седьмого года, когда ей исполнилось девятнадцать, они поженились.

Она узнала, откуда у Джерри брались деньги, которые никогда не иссякали. Он зарабатывал их на поддельных купюрах. Покупал двадцатки у фальшивомонетчика в Нью-Рошелле по восемь долларов каждая. А затем кружил по Нью-Йорку, покупая всякие мелочи и расплачиваясь фальшивками. Обычно его покупка стоила пять долларов. Отдавая двадцатку, он получал на сдачу пятнадцать, то есть чистая прибыль на каждой купюре составляла пять долларов. На автобусе он ездил и в Нью-Джерси, скажем, в Патерсон, в разных магазинах избавлялся от пяти двадцаток и возвращался домой с пятьюдесятью долларами выручки. Он мог бы зарабатывать и больше, продавая купленное в магазинах. Частенько он закладывал свои покупки в ломбард, но никогда не выкупал их.

Его ни разу не поймали. Секрет успеха заключался в том, что он не жадничал. В тридцать восьмом году семье из двух человек ста пятидесяти долларов на месяц хватало с лихвой. Он не работал чаще одного раза в неделю. И никогда не заглядывал второй раз в один и тот же магазинчик, обходил его за квартал.

Легкость, с которой доставались деньги ее мужу, зачаровала Энджи. Она предложила свои услуги. Несколько раз ходила с ним, потом одна. Она приносила немало пользы. Могла заходить в те магазины, где он уже побывал, нагреть их во второй раз.

Но в феврале сорокового года произошла катастрофа. Агенты министерства финансов накрыли типографию в Нью-Рошелле. Фальшивомонетчика упекли в федеральную тюрьму.

Джерри пришлось искать новый источник средств существования. Он начал обчищать почтовые ящики. Она помогала. Письма они потрошили на столике в кухне. Находили деньги, иногда чеки, переводы, сертификаты акций, облигации. Он умел виртуозно подделывать документы. Найдя чек на крупную сумму, выписанный, скажем, на Артура Шульца, он подделывал автомобильное удостоверение бедолаги Артура и получал по нему деньги в банке. Если чек выписывался женщине, обналичивала его Энджи.

Закон об избирательном призыве на военную службу вступил в силу десятого сентября сорокового года, и Джерри Лэтема забрали одним из первых. К концу года он уже учился воевать в Форт-Диксе.

Энджи впала в отчаяние. Она понятия не имела, что зарабатывать на жизнь можно и другими способами, отличными от тех, которым научил ее Джерри. И одиннадцатого марта сорок первого года к ней пришли агенты ФБР и арестовали ее, обнаружив в квартире более четырехсот чужих писем. Они нашли незаполненные бланки водительских удостоверений и даже несколько поддельных двадцатидолларовых купюр. Двадцатого июня она начала отбывать срок в женской тюрьме в Олдерсоне, в Западной Виргинии.

Телеграмму ей принесли в камеру. Сержант Джером Лэтем погиб в бою шестого июня сорок четвертого года. В сентябре ее условно освободили.

За три года тюремного заключения она научилась печатать и стенографировать.

Энджи никогда не работала в «Бойз-Каскейд» или у аудитора штата Калифорния. Когда она вышла из тюрьмы и зарегистрировалась в полицейском участке по месту жительства, ей предложили место секретаря в Совете по распределению дефицитных товаров в условиях военного времени. Вскоре она встретила мужчину, который стал ее вторым мужем, Теда Уайэтта. По характеру своей деятельности он мало чем отличался от Джерри Лэтема: подделывал не водительские удостоверения, а купоны на получение дефицитных товаров. Будучи секретарем Совета, она узнавала заранее, какие купоны будут введены в следующем месяце. Эта информация была поистине бесценной для того, кто печатал фальшивые купоны.

В сентябре сорок пятого года срок ее условного заключения закончился. Энджи вышла замуж за Теда Уайэтта, и они уехали в Калифорнию, где, как они надеялись, никто не знал об их достаточно темном прошлом. Она действительно пристрастилась к азартным играм благодаря Теду, тут она сказала правду. Он брал ее в Рино, потом в Лас-Вегас, и, когда там открылись такие казино, как «Фламинго» и «Семь путешествий», их уже знали у игорных столов.

Уайэтт проиграл. Проиграл много. И исчез. Энджи так и не узнала, то ли он сбежал, то ли его вывезли в пустыню и убили. Как бы то ни было, она с ним развелась, поскольку он ее бросил.

Ее взяли секретарем в автомобильное агентство. Со временем она стала менеджером. А по вечерам подрабатывала в казино у столов, делая ставки для привлечения публики. Но своим телом не торговала. По десять раз на неделе мужчины делали ей самые разнообразные предложения, от наличных до поездок в Европу, она всегда отвечала отказом.

Два года тому назад Моррис Чандлер полюбопытствовал, не хочет ли она стать его секретарем. Энджи ушла из автомобильного агентства, поскольку Чандлер платил больше. Так что Чандлер предложил Джонасу своего секретаря. Естественно, не задолжала ему Энджи и пятисот долларов. Поэтому Чандлер удивился, когда Джонас попросил переписать долг миссис Уайэтт на его счет. Но просвещать Джонаса не стал. Чандлер не предлагал Энджи стать его шпионкой. Лишь намекнул, что интересные сведения, полученные от нее, будут щедро оплачены.

Моррис Чандлер не подозревал, что в работе на Джонаса Корда Энджи увидела шанс не просто подняться на куда более высокую ступеньку, но и сделать это в компании человека, которого нашла бы достойным спутником любая женщина.

3

И еще в одном Энджи ублажила Джонаса. Из многолетнего опыта он знал, что более всего ценит женщин, которые делают ему минет. И не только потому, что ему правился оральный секс, и еще как нравился. Он пришел к выводу, что женщины, согласные на такое, смелы и игривы не только в постели, но и в жизни. Таких вот женщин он любил и уважал более других.

— Скажи, Энджи, — прошептал он ей на ухо однажды вечером, на вторую неделю их знакомства. — В постели ты великолепна, но…

— Что «но»?

— Нет, не «но». Ты великолепна. Я вот думаю, не могла бы ты… не могла бы ты взять в рот?

Она приподнялась на локте:

— Ты серьезно? Не знаю. Действительно, не знаю. Я никогда этого не делала. — Она потянулась, обхватила его член рукой. — Он у меня не уместится. Я задохнусь.

— Весь брать в рот и не надо.

— А как надо? Как это делается?

— Как сосут леденец.

Она рассмеялась:

— Как сосут леденец! Ясно… А тебе очень хочется?

Он глубоко вдохнул:

— Честно говоря, да. Но требовать этого от тебя я не стану.

Она смотрела на него несколько секунд.

— А ты сначала помоешься?

— Конечно.

— Тогда… я попробую.

Она говорила правду. Такого она не делала. Она слышала, как это называется. Слышала, как возмущались подобными просьбами другие женщины. Но… Джонас того заслуживал.

Вернувшись из ванной, он пах мылом и лосьоном после бритья. Взбив подушки, поставил их на попа к изголовью, сел, прислонившись к ним спиной, и замер в ожидании.

Какое-то мгновение Энджи собиралась с духом. Потом улыбнулась, наклонилась вперед, широко раскрыла рот и губами затянула кончик его массивного органа в рот. Подержала там, поглаживая головку языком. Затем отпустила, схватилась у основания левой рукой и начала лизать по всей длине. Шепотом он предложил полизать и то, что ниже, темную, морщинистую мошонку. Она это сделала и изредка возвращалась к ней, но большую часть времени уделила верхней части его пениса, то стягивая, то исследуя пространство между головкой и крайней плотью как губами, так и языком.

Он начал постанывать. Давно уже никто не доставлял ему такого удовольствия. Она удивилась. Чтобы мужчина испытывал блаженство от подобных манипуляций? Но, если ему это нужно… Он будет любить ее за это. Нет, не любить. Ценить. И почему женщины всегда возмущались мужчинами, которые просили сделать им минет. В данном положении женщина полностью держала ситуацию под контролем, чего не скажешь, лежа под мужчиной, бешено скачущим на ней в преддверии оргазма. Делая минет, она управляла мужчиной, и его оргазм полностью зависел от ее желания. С чего же ей полагать себя униженной и оскорбленной?

В оральном сексе Энджи не нашла ничего неприятного, хотя немного нервничала из-за спермы, гадая, что с ней делать, не слишком ли она неприятна на вкус. Ее появления она добивалась минут пять-шесть. Когда же струйка брызнула, Энджи обнаружила, что сперма абсолютно безвкусная. И в этой стадии не нашла для себя ничего оскорбительного. Вот тут, догадалась она, и надо сосать, выбирать всю сперму в момент оргазма. Она вновь обхватила его член губами, которые заработали, как насос. Часть спермы попала в горло. Энджи проглотила ее. Часть накопилась во рту. Она снова сглотнула.

— О Боже, Энджи!

Она довольно улыбнулась. Капельки спермы блестели у нее на подбородке.

— Тебе понравилось?

Джонас привлек ее к себе, прижал к груди.

4

Невада и Энджи вытаращились на Джонаса. Они смеялись, понимая, однако, что настроен он серьезно.

Клинт Макклинток, отправившись по делам в Лос-Анджелес, заглянул в театральный магазин в Калвер-Сити и отоварился по списку, полученному от Джонаса. Он привез парик из седых волос, очки, круглые линзы из обычного стекла в серебряной оправе, коробочку воска, который актеры вставляли между деснами и щеками, чтобы лицо становилось толще.

Два часа Джонас экспериментировал с гримом, а потом предстал перед Энджи и Невадой. Брови и волосы, выглядывающие из-под парика, также поседели; краску и кисточку Макклинток купил в том же магазине. На носу появились очки. Воск сделал толстыми его щеки.

— Что это ты задумал? — рассмеявшись, спросил Невада.

— Я иду вниз, чтобы посмотреть, как работает казино. Там крутится много денег. Я хочу посмотреть, как это делается.

— Мори тебе все расскажет.

— Я хочу увидеть все своими глазами.

Джонас надел костюм, в котором прилетел из Бел-Эйра, серый, в белую полоску, двубортный. Белую рубашку и цветастый галстук, бывший в моде в прошлом году.

— Я пойду с тобой, — вызвалась Энджи.

Джонас обдумал ее предложение, потом согласился. Она лишь дополняла его маскарадный наряд, учитывая, что в казино ее знали.

Вниз они спустились на отдельном лифте и попали в ту часть «Семи путешествий», которую Джонас еще не видел. Собственно, весь отель предназначался для обслуживания этажа, на котором размещалось казино. Здесь билось сердце отеля, источник прибыли. Без дохода, который обеспечивало казино, отель «Семь путешествий» обанкротился бы в первый же день.

Джонас играл в других казино и в целом представлял себе, что его ждет. Казино предлагало четыре динамичных игры: рулетку, кости, блэкджек, чакэлак. Игроки стояли или сидели под яркими огнями вокруг массивных столов, на зеленом сукне которых и происходило действо. Во французские казино, где доводилось бывать Джонасу, пускали лишь в вечерних туалетах. В «Семи путешествиях» не придерживались столь строгих правил, но господ и дам в джинсах заворачивали назад. Сотрудники были в белых рубашках с галстуками-бабочками и черных брюках без карманов. Девушки в коротких плиссированных юбочках и ажурных чулочках обходили столы с уставленными бокалами подносами, обслуживая игроков и стараясь увильнуть от тех, кто прогуливался между столами. Воздух посинел от табачного дыма.

Игроки смотрели на столы или в свои карты. Обычно молча. Если кто-то и говорил, то тихо. Выигрыш не сопровождался радостными воплями. При проигрыше никто не стонал.

Моррис Чандлер хотел, чтобы казино «Семь путешествий» походило на казино в Монте-Карло. Разумеется, в этом он не преуспел, поскольку не мог заставить игроков подходить к столам в смокингах и вечерних платьях. Но крупье за столами, где играли в рулетку, следовали традиции и говорили исключительно на французском. «Faites ses jouets» — предлагая делать ставки, «Rien va plus» — перед тем, как раскрутить колесо, подводя черту под сделанными ставками.

Джонас понимал, что игра идет абсолютно честная. Идеально отбалансированные колеса рулетки, кости без вкрапления свинца, немеченые карты. Казино выигрывало, не прибегая к жульническим методам. Оно не могло проиграть, потому что устанавливало правила игры.

На рулетке, к примеру, были ноль и двойной ноль, американское изобретение. Европе хватало одного ноля. Когда шарик останавливался на ноле или двойном ноле, казино выигрывало. В блэкджеке в каждом выигрыше казино имело свою долю, даже если кто-то срывал банк. И так далее. Один игрок мог выиграть, выиграть много, и все же в любой день в выигрыше оставалось казино. Опытные игроки это понимали, но, со свойственным им хроническим оптимизмом, полагали, что сумеют посрамить теорию вероятности. Однако проигрывали даже те, кто не поддавался эмоциям и играл, прислушиваясь исключительно к голосу разума. И проигрывали крупно.

Потолок казино покрывали зеркальные панели. Наверху, в темном зале, прогуливались сотрудники службы безопасности, наблюдая за происходящим внизу, дабы исключить малейшее мошенничество как со стороны крупье, так и шулеров. Хотя крупье и не могли спрятать фишки в одежде без карманов, случалось, что они сбрасывали их не тем, кто выигрывал, а своим сообщникам, сидевшим у стола.

Детективы следили также и за игроками. Впрочем, смухлевать они практически не могли. Колеса рулетки они не касались. На костях, специально изготовленных для «Семи путешествий», было выгравировано название казино, так что игроки никак не могли подменить их. Более серьезную проблему представляли собой игроки в блэкджек. Блестящая память некоторых позволяла им запоминать, какие карты ушли, а какие остались в колоде. Тем самым они резко повышали вероятность выигрыша. Чтобы противостоять им, игра велась двумя колодами. Однако находились игроки, что могли держать в памяти и две колоды. Разумеется, встречались они редко, и их знали наперечет. Во всех казино имелся их список. Когда кто-то из сотрудников замечал такого специалиста, его брали под локоток и выводили из казино. Строго говоря, такие игроки не нарушали закон. Но все казино ненавидели их и старались держать подальше от карточных столов.

Сопровождаемый Энджи, Джонас купил фишек на пятьсот долларов. Поиграл в блэкджек, где у умного игрока были наибольшие шансы. Час спустя он стал богаче на сто двадцать пять долларов. Не так уж и много. Когда он обменивал фишки на наличные, кассир даже не взглянул на него.

Они заглянули в зал, где автоматы проглатывали металлические доллары и полудоллары, тряслись, звенели, но, остановившись, ничего не отдавали. Играющие на автоматах отличались большей эмоциональностью, чем сидящие у столов. При выигрыше они вопили от радости, привлекая новых игроков. Крупные выигрыши случались, но нечасто. Обычно автомат выплевывал двадцать пять или пятьдесят долларов. Игроков радовал сам факт выигрыша, и они не отлипали от автоматов. Последние приносили чистую прибыль. С ними казино постоянно было в выигрыше.

— Они тут просто печатают деньги, — пробормотал Джонас, когда он и Энджи поднялись на верхний этаж.