Власть над миром. Истинные цели американского империализма

Государство против демократии

Для того чтобы выполнять свою роль защитника существующего порядка, государство часто идет на обман, какими бы ни были демократические ограничения, налагаемые правительством. Бывший глава ФБР Дж. Эдгар Гувер отмечал в своем интервью в 1970 году, что «справедливость является второстепенной по отношению к закону и порядку. Она является частью закона и порядка, а не их единым целым». Действительно, это единое целое, являющееся обязательной целью правоприменяющих органов государства, — что Гувер неоднократно подтверждал своими действиями, — состояло в сохранении существующих классовых отношений, защите социально-экономической структуры от фундаментальных реформ и революционных изменений. Сохранение общественной безопасности и справедливости является второстепенным для государства. Государство нарушит их, когда посчитает необходимым, чтобы защитить господствующий общественный строй.

Эту точку зрения не следует считать «марксистской». Вспомним, что писал английский политический деятель Джон Локк в 1689 году: «Самый большой и главный итог объединения Людей в Государстве и их подчинения Государству — защита их Собственности». Адам Смит писал в 1776 году: «Необходимость в гражданском правительстве растет с приобретением ценной собственности». И «до тех пор, пока не возникает собственность, правительство не существует. Подлинная цель любого правительства — обезопасить богатство и защитить богатых от бедных». Следует помнить о том, что начиная с эпохи античного искусства в Афинах и по настоящий день историческая цель демократического правительства была как раз противоположной — защитить бедных от богатых.

Проще говоря, отличие правительства от государства можно сравнить с отличием муниципального совета от полиции, Конгресса от ЦРУ. Правительство является посредником в общественной политике. Государство сочетает применение силы с контролем как в открытой, так и в завуалированной формах. Однако это — концептуальное отличие между эмпирически частично совпадающими явлениями. Совпадение особенно очевидно в отношении исполнительной власти, которая является ключевым моментом как политики правительства, так и поставщиком государственной власти. Граница между государством и правительством стирается, когда речь заходит о судах и некоторых административных органах, а также тех членах Конгресса, которые служат в комитетах, которые имеют дело с разведкой и рассматривают военные вопросы и которые действуют в основном как коллаборационисты национальной безопасности, а не как независимые члены законодательного органа, осуществляющие парламентский контроль.

Концептуальное отличие между государством и правительством позволяет нам понять взаимоотношения между политико-экономической стороной власти и народным управлением. Мы лучше осознаем, что вступление в должность в правительстве редко гарантирует полный доступ к инструментам государственной власти. Когда Сальвадор Альенде, кандидат от партии Народного единства, посвятивший себя реформам в интересах рабочего класса, был избран президентом Чили в 1971 году, он взял на себя бразды правления в правительстве и был способен приступить к проведению таких политических изменений, как получение полулитра молока ежедневно для каждого бедного ребенка в Чили. Но он так и не смог получить контроль над государственным аппаратом, военными, полицией, силами безопасности, службами разведки, судами и фундаментальным основным законом, который обманывал всю систему в пользу зажиточного имущего класса. Когда Альенде стал содействовать политике перераспределения и выступать против классовых привилегий, военные захватили власть, убили его и тысячи его сторонников. Прокапиталистическое государство, поддерживаемое ЦРУ, уничтожило не правительство Альенде, а демократию, которая его породила.

В Никарагуа после того, как левые революционные сандинисты проиграли на выборах 1990 года в пользу правоцентристской коалиции, армия и полиция остались в их руках. Однако в отличие от вооруженных сил Чили, которым оказывалась поддержка огромной силой Соединенных Штатов, никарагуанские вооруженные силы были целью этой силы и оказались не способны поддерживать правительство в его революционном курсе. В то же время непоследовательность левого крыла военных в достаточной мере распылила государственную власть, что затруднило для нового правительства Чаморро проведение прокапиталистических реформ со скоростью, которая понравилась бы Вашингтону.

Страны с якобы демократическими правительствами часто демонстрируют явно не демократическую государственную власть. В Соединенных Штатах не только консерваторы, но и либералы использовали ФБР для защиты интересов безопасности государства. Они, таким образом, помогли создать независимую, неподотчетную политическую полицию, которая все больше и больше участвовала в различных неконституционных действиях, включая наблюдение за диссидентами и протестующими. В 1947 году президент Гарри Трумэн создал Центральное разведывательное управление для того, чтобы собирать информацию и координировать действия с иностранной разведкой. Как бывший сенатор Джордж Макгаверн заметил (9 августа 1987 года):

В книге, посвященной Дж. Эдгару Гуверу, Энтони Саммерс заметил, что ФБР поддерживало тесные связи с организованной преступностью. Бывший тайный агент ЦРУ Роберт Морроу в своей книге Firsthand Knowledge («Информация из первых рук») показывает, как было неприятно обнаруживать, что ЦРУ оказывалось в сговоре с мафией. В течение ряда лет комитетские расследования в Конгрессе обнаруживали связи ЦРУ с торговлей наркотиками. При всех строго секретных операциях, отмывании денег, торговле наркотиками и часто незаконном использовании жестокости «государство национальной безопасности» недалеко ушло от организованной преступности. При всех своих преступлениях, при всем запугивании рабочего класса, присвоении материальных ценностей и влиянии в высших кругах организованная преступность недалеко ушла от государства.

Возможно, нет ничего удивительного в том, что самый знаменитый мафиози США, Аль Калоне, размышляя о расширяющемся политическом мире (Liberty Magazine, 1929), говорил, как и Дж. Эдгар Гувер:

В других «западных демократиях» секретные военизированные силы неофашистского толка (широко рекламируемые как операция Гладио в Италии) создавались НАТО, чтобы действовать в качестве сил сопротивления в случае, если антикапиталистические революционные силы захватят власть в этих странах. В связи с тем, что этого не происходило, эти секретные подразделения вовлекались в террористические нападения против левых. Они оказывали поддержку фашистскому режиму в Португалии, участвовали в военных переворотах в Турции в 1971 и в 1980 годах, а также в перевороте в Греции в 1967 году. Они подготовили планы проведения террористических актов против социал-демократических лидеров Германии и организовали «превентивные» нападения на социалистические и коммунистические организации Греции и Италии. Они организовали секретные сети связи и разрабатывали списки политических соперников, подлежащих задержанию в разных странах.

Бен Лау отмечал (Guardian, 5 December 1990), что «операции нахлынули из-за нежелания НАТО проводить различие между нападением Советов и победой местных коммунистических партий на избирательных участках». Что касается НАТО, для Североатлантического союза не существовало серьезного различия между перспективой уступить Европу советским танкам или мирным избирательным бюллетеням. Хотя последняя перспектива казалась более вероятной. Советские танки не могли войти, не рискуя спровоцировать ядерный конфликт, тогда как антикапиталистические силы могли захватить целые страны без единого выстрела — посредством выборов.

Необходимо напомнить о замечании государственного секретаря США Генри Киссинджера, который поддерживал свержение чилийской демократии: «Я не понимаю, почему мы должны наблюдать, ничего не предпринимая по этому поводу, как какая-то страна идет к коммунизму из-за безответности собственного народа». Цель этих секретных операций состояла в том, чтобы убедиться, что западные демократии движутся не в «безответственном» антикапиталистическом направлении.

В Соединенных Штатах различные правые группировки, имеющие хорошо вооруженные военизированные лагеря и секретные армии, процветают, оставленные без внимания Министерства юстиции США, которое не считает, что они нарушают какой-либо закон. Если бы это были антикапиталистические вооруженные группы, они, вероятно, подверглись бы атакам федеральной или местной полиции и их члены были бы убиты, как это происходило с партией «Черные пантеры» в различных частях страны в конце 1960-х — начале 1970-х годов.

Логичность действий консерваторов

Отцы-создатели Конституции США неоднократно подтверждали в своих частных беседах и письмах друг к другу, что основная цель правительства состоит в том, чтобы противостоять уравнительным тенденциям масс и защищать интересы владельцев богатого имущества от конкурирующих требований мелких фермеров, ремесленников и должников. Они хотели, чтобы государство было сильным и могло защищать имущих от неимущих.

Сегодня консервативные теоретики поддерживают политику невмешательства — чем меньше правительства, тем лучше. На практике, однако, система «свободного рынка» основана на власти государства. Каждая компания США официально получает от государства документ, содержащий разрешение на создание корпорации, юридического лица, в котором также определяются права и привилегии создаваемой организации, которые защищаются государством, судами, полицией и армией. Если бы органа государственной власти не существовало, не было бы учрежденных законным порядком частных корпораций.

По иронии судьбы, эти консервативные круги — так сильно зависящие от решений правительства, налоговых кредитов, отдаваемых по низкой цене земель, поддержания цен и от множества других государственных субсидий — продолжают осуждать пагубное проникновение правительства. Однако во всем этом существует невысказанная последовательность — когда консерваторы говорят, что они хотят «меньше правительства», они имеют в виду социальные службы, правила охраны окружающей среды, защиту прав потребителя и охрану безопасности труда — все то, что может сократить прибыль предприятия. Эти институты включают все формы социальной помощи, которые потенциально откачивают средства из частного рынка и предоставляют альтернативные источники дохода для работающего населения, что делает его менее склонным работать за более низкий заработок.

В то время как консервативные элиты хотят меньше контроля со стороны правительства, они обычно хотят больше власти государства, чтобы ограничить эгалитарное воздействие демократии. Консерваторы и те, кто называют себя либералами, хотят серьезного вмешательства государства для того, чтобы поддерживать политико-экономический статус-кво. Они предпочитают государство, которое ограничивало бы доступ к информации об их деятельности, прослушивание телефонных разговоров, сажало бы в тюрьму революционеров и реформаторов по сфабрикованным обвинениям, надоедало бы диссидентам и применяло бы наказания не к лицам, злоупотребляющим властью, а к их жертвам. Консерваторы также поддерживают репрессивные обвинительные акты; ограничение прав женщин, меньшинств, гомосексуалистов и лесбиянок; введение цензуры в кино, искусстве, литературе и на телевидении.

Что касается их протестов против «культурных элит» и «либеральных средств массовой информации», консерваторы приложили немало усилий для того, чтобы уничтожить доктрину «справедливости», которая предоставляла возможность выхода в эфир сторонам, излагающим противоположные точки зрения. Консерваторы, включая таких представителей Демократической партии, как президент Клинтон, поддерживали субсидии правительства бизнесу и расширение национальной безопасности.

Пропаганда консерваторов, предназначенная для массового потребления, неявным образом подразумевает различие между правительством и государством. Это приводит к тому, что народ видит в правительстве источник своих самых больших проблем. В то же время такая пропаганда поощряет возникновение у общественности слепого восхищения государством, его флагом и другими атрибутами, а также такими внешними инструментами его власти, как вооруженные силы.

Государство исполнительной власти

Глава исполнительной власти — монарх, премьер-министр или президент — обычно ближе к государственной, чем к законодательной власти. В некоторых европейских странах премьер-министр имеет отношение к мероприятиям законодательного органа и плану бюджетных мероприятий, а также связанных с этим вопросам, в то время как президент является главнокомандующим вооруженными силами и главой государства — эта двойственность олицетворяет различие между правительством и государством. В политической системе США глава исполнительной власти объединяет функции премьер-министра и президента, государства и правительства, народного лидера и конституционного монарха.

К. Маркс понял роль, которую играет исполнительная власть в поддержании классового превосходства. Его часто неправильно цитируют, говоря, что он якобы утверждал, что государство — это исполнительный комитет буржуазии. На самом деле в «Манифесте коммунистической партии» он и Ф. Энгельс говорят о том, что «исполнительная власть современного государства — это всего лишь комитет, управляющий общими делами буржуазии». Таким образом, К. Маркс и Ф. Энгельс признают особую классовую роль исполнительной власти. Они также неявным образом признают, что правительство буржуазии не является чем-то единым целым. Его отдельные части могут становиться ареной борьбы.

Это справедливо в отношении исполнительной ветви власти. Так, интересы Министерства здравоохранения и социальных служб и Министерства жилищного строительства и городского развития иногда могут заметно отличаться от интересов исполнительной власти, которые представляют Пентагон, Министерство обороны или Министерство финансов и Министерство торговли США. Роль президента состоит в том, чтобы разрешить эти плюралистичные интересы таким образом, чтобы государство не пострадало.

Различие интересов внутри исполнительной власти является наиболее опасным явлением для государственной власти — для «государства национальной безопасности», неформальной структуры военных служб и служб разведки, из которых ЦРУ является ее основным элементом[9]. Президент эффективно выполняет свою роль как глава «государства национальной безопасности» до тех пор, пока он остается в рамках своего основного предназначения, которое выражается в максимизации власти в интересах корпораций и глобальной гегемонии капитализма. Если бы сторонник прогресса Джесси Джексон был бы избран президентом, ему было бы сложно получить контроль над государством, если допустить, что ему «позволили» бы уцелеть на своем посту.

В 1977 году президент Картер попытался назначить Теодора Соренсона на должность директора ЦРУ. Соренсон, выдающийся либерал, отказался от прохождения военной службы по убеждениям и дал показания в суде в защиту Дэниэла Эллсберга и Энтони Руссо, которым предъявлялось обвинение в связи с их ролью в публикации секретных документов Пентагона. Консервативные республиканцы специального Комитета по разведке Сената вместе с демократами, такие, как председатель Дэниэл Инуи, выступили против Соренсона. Они заявили, что его связь с юридической фирмой, которая работала со странами, в которых ЦРУ имело большое влияние, могло вызвать «конфликт интересов». Они задавали ему вопросы по поводу секретных документов, которые он использовал в написании своей книги, и выдвигали другие неубедительные претензии.

Как сообщалось в отчете New York Times (18 January 1977), «источники информации Конгресса, близкие к комитету, высказали предположение, что за такими возражениями стояло убеждение части некоторых сенаторов в том, что директор ЦРУ должен был придерживаться более жесткой линии консервативных кругов, чем Соренсон». Официальные лица ЦРУ просто объявили о своей оппозиции, и Соренсон снял свою кандидатуру с рассмотрения.

После того как Джон Кеннеди вступил в должность в 1961 году, директор ЦРУ Ален Даллес регулярно утаивал от Белого дома информацию о различных секретных операциях. Когда Кеннеди заменил Даллеса Джоном Маккоуном, Управление стало утаивать информацию от Маккоуна, своего директора. Поставленный во главе ЦРУ для того, чтобы осуществлять над ним контроль, Маккоун так и не смог проникнуть в наиболее засекреченные операции Управления.

Президент, который тесно сотрудничает с «государством национальной безопасности», обычно может нарушать безнаказанно законы демократического управления. Так, президент Рейган нарушил некоторые положения Закона о контроле над экспортом оружия, в том числе положение, которое требовало, чтобы президент сообщал Конгрессу, когда осуществляется вывоз большой партии военного оборудования в другую страну. Он нарушил Конституцию, когда начал войну против Гренады, не получив на то согласие Конгресса. Он нарушил Конституцию, когда отказался расходовать денежные средства, выделенные Конгрессом на различные социальные сферы.

Рейган и другие члены его администрации отказались предоставлять информацию, когда Конгресс проводил расследования по их специальным операциям. Указом президента он отменил ограничения Конгресса на проведение ЦРУ надзора за национальными организациями и их деятельностью, даже если президентский указ не отменял собой закон Конгресса. Его интервенция против Никарагуа была признана Международным судом 13 голосами против 1 нарушением международного права, но Конгресс ничего не сделал, чтобы призвать его к ответу. Он был по уши занят заговором «Иран-контрас», и так и не предстал перед Комитетом по расследованию, пока находился на своем посту.

Разоблачение как сокрытие истины

Иногда с достаточной шумихой и гласностью правительство способно поставить государство под наблюдение общественности и обуздать его, но ненадолго. За последние семьдесят лет комитеты Палаты представителей и Сената проводили расследования по некоторым неприятным операциям ЦРУ. Конгресс установил ограничительные правила для ФБР, расследовал мошенничество во время заговора «Иран-контрас» и провел другие важные расследования, которые на практике оказались ограничены в масштабе и воздействии. Во время всех этих разоблачений вопрос об основных предпосылках политики и классовом предназначении самого «государства национальной безопасности» так и не был задан.

Слушания по делу «Иран-контрас» выявили функцию правительства — минимизация негативных последствий большинства официальных расследований. Как представитель народного суверенитета, совместный специальный комитет Конгресса, расследовавший заговор, должен был убеждать общественность в том, что виновные, стоящие за всеми этими незаконными неконституционными действиями, будут разоблачены и наказаны. Однако такое разоблачение вступает в конфликт с первым правилом государства, которое состоит в том, что демократия не должна никогда делать что-либо, что будет дестабилизировать государство как таковое.

Процесс легализации путем внесения корректировок — это палка о двух концах. Он должен зайти достаточно далеко для того, чтобы показать, что система самоочищается, но в то же время не так далеко, чтобы не дестабилизировать саму исполнительную власть. То же самое относится и к следователям Конгресса, которые заявляли о своей решимости добраться до сути дела «Иран-контрас», а затем также напоминали нам о том, что «этой стране необходимо благополучное президентство», подразумевая, что после «уотергейтского скандала» и отставки президента Никсона лучше было не открывать слишком многое, рискуя тем самым затем нанести вред законной исполнительной власти.

В целом расследование было, с одной стороны, разоблачением, а с другой стороны, сокрытием истины — разоблачались проступки на уровне подчиненных, в то время как президент Рейган и вице-президент Буш оставались полностью незатронутыми. В обоих случаях, как в разоблачении, так и в сокрытии истины, цель одна и та же — усилить законность государства путем демонстрации самоочищения, открыть некоторые должностные преступления и отрицать существование остальных.

Держа правительство в узде

Обычно государство имеет больше рычагов для сдерживания правительства, а не наоборот. Специальные комитеты по разведке палат Конгресса обычно состоят из членов обеих партий, которые отождествляют свои взгляды с потребностями государства национальной безопасности. Как сообщалось, администрация Буша была потрясена назначением пяти либералов в Комитет по разведке Палаты представителей (состоявшего из двадцати или около того членов). В сущности, администрация заявляла, что Комитет имеет особые отношения с государством и что необходимо провести проверку его членов на идеологическую надежность.

Члены законодательных органов, которые не проходят проверку на идеологическую надежность, но занимают ключевые позиции в законодательных органах, подвергаются определенному риску. Когда Джим Райт (штат Техас) стал спикером Палаты представителей, он стал поднимать важные вопросы о секретных операциях ЦРУ против Никарагуа. Райт также занимал сочувствующую позицию по отношению к рабочему классу, выступал за гражданские права, в защиту окружающей среды и развитие социальных сфер. Наконец-то нашелся выдающийся лидер, который стал публично задавать вопросы по поводу политики империализма США, хотя Райт никогда, конечно, не называл ее политикой империализма. Критика политики «государства национальной безопасности» со стороны левой или либеральной партии обычно не освещается в средствах массовой информации. Но так как спикер Палаты представителей был не тем, кого можно было легко проигнорировать, выдвинутые им обвинения получили освещение в прессе. Действительно, его обвинения восприняли так достаточно серьезно, поэтому за свои комментарии по Никарагуа он подвергся нападкам в передовых статьях Washington Post и New York Times.

В это время я начал размышлять вслух о том, произошел ли с Джимом Райтом несчастный случай, или он вдруг умер естественной смертью. Но в наши дни существуют более искусные способы отделаться от причиняющих беспокойство чиновников. Министерство юстиции при контроле республиканцев провело тщательную проверку предпосылок событий с Райтом и обнаружило сомнительные финансовые сделки — это было не слишком сложно, так как большинство политиков всегда нуждаются в фондах избирательной кампании. Выяснилось, что он якобы получал незаконные взятки от техасского разработчика и издателя. По-видимому, неписаное правило политики США состоит в том, что политические лидеры, пойманные в темных делах, могут отказаться от должности, чтобы избежать уголовного преследования. Известные примеры такого компромисса — президент Ричард Никсон и вице-президент Спиро Агню. Это то, что Райт сделал быстро.

Следующим в очереди на пост спикера был Том Фоули (от штата Вашингтон), безвольный, как спущенная покрышка Tip O'Neil, на него можно было положиться в том, что он не будет задавать причиняющие беспокойство вопросы о темных делах «государства национальной безопасности» и курсе глобализма США.

Критика «государства национальной безопасности» поддерживается меньшей частью голосов в Конгрессе. В целом лидеры Конгресса являются соучастниками государства и заложниками недостатка собственных полномочий. Многие из них соглашаются с режимом секретности, который окружает операции ЦРУ и внешнюю политику США. Члены комитета по разведке редко выполняют свои обязанности как контролирующего органа; они не задают вопросов о секретных операциях, «грязных делишках», испытаниях оружия, ядерном оружии, подавлении восстаний и помощи тиранам. Если кто-то задает слишком много вопросов, могут возникнуть вопросы о его лояльности: «Почему этот член Конгресса хочет знать все наши секреты?» Поэтому они позволяют государству бесконтрольно существовать.

Во время слушаний по делу «Иран-контрас» представитель Джек Брукс (от штата Техас), который слишком серьезно воспринимал свои обязанности, спросил подполковника Оливера Норта, было ли правдой то, что он помогал в разработке секретной операции под кодовым названием Red Alfa 84, чтобы приостановить действие Конституции и ввести военное положение в США. Норт был ошеломлен, а председатель Комитета, сенатор Дэниэл Инуи, прервал Брукса, заявив строгим тоном: «Я считаю, что вопрос касается очень деликатной и секретной сферы. Могу ли я попросить вас более не касаться этого вопроса, сэр?»

Брукс ответил, что он читал в газетах о том, что Совет национальной безопасности разработал «чрезвычайный план на случай непредвиденных обстоятельств, который приостановит действие американской Конституции, и что он был глубоко обеспокоен этим». Инуи снова прервал его. Наступил напряженный момент. Руководство комитета непреднамеренно признавало, что оно воздержится от того, чтобы задавать вопросы по поводу секрета, связанного с незаконным планом по проведению военного переворота в Соединенных Штатах, разработанного лицами «государства национальной безопасности».

Конституционная тирания

Конституция содержит положения, которые касаются непосредственно государственной власти, например власть для организации и вооружения народного ополчения и ее призыва для «подавления восстаний». Положение принято для «сооружения фортов, хранилищ, складов оружия, доков и других необходимых строений» и содержания армии и Военно-морского флота как для национальной обороны, так и для учреждения вооруженного федерального присутствия в потенциально повстанческих штатах, — власть, которая показала, что была наиболее полезной для богатых баронов прошлого столетия, когда армия неоднократно использовалась для подавления промышленных забастовок. Сегодня контроль над забастовками в значительной степени осуществляется полицией и Национальной гвардией.

В статье 1 раздела 9 Конституции США говорится о том, что приказ о доставлении в суд, предназначенный для защиты граждан от произвола случайного ареста, может быть приостановлен в случае непредвиденных обстоятельств и восстаний. На самом деле в Конституции предусматривается ее полное приостановление от имени исполнительного абсолютизма.

«Государство национальной безопасности» в значительной степени преуспело в выведении большей части своей деятельности из-под демократического надзора. Секретный бюджет ЦРУ явно нарушает статью 1 раздела 9, которая, в частности, гласит: «Денежные средства могут быть получены из Министерства финансов только вследствие ассигнований, выделяемых согласно закону. И время от времени регулярные отчеты и счета денежных поступлений и расходов по всем правительственным денежным средствам становятся достоянием общественности». Отчеты о расходах разведывательного сообщества не предаются огласке, которые предположительно составляют между 35 и 50 млрд долл. в год. Ассигнования на операции ЦРУ скрываются в других статьях бюджета, и о них не знают даже члены Конгресса, голосующие за распределение денежных средств.

Иногда стремление государства поставить себя над Конституцией и вне Конституции делается не тайным образом, а вполне открыто, как это было во время кризиса в Заливе, когда государственный секретарь США Джеймс Бейкер заявил: «Мы не чувствуем себя обязанными идти в Конгресс, чтобы объявить о войне», а президент Буш сказал, что он введет войска в бой независимо от того, получит он хоть один голос в Конгрессе в свою поддержку или нет. Вместо того чтобы подвергать цензуре такие противозаконные заявления и действия Буша, как будто бы армия принадлежала ему лично, средства массовой информации превозносили Буша как «сильного лидера».

Вспомним о хвастовстве Тедди Рузвельта почти век тому назад по поводу его империалистической интервенции в Панаму: «Я вошел в зону канала, а Конгресс оставил дебатировать». Опасность исполнительной власти состоит в том, что она приводит свои желания в исполнение. Она имеет в своих руках рычаги ежедневного управления и меры, которые она может осуществлять в принудительном порядке.

Государство в обществе

Сказав, что «государство национальной безопасности» освободилось от демократического процесса, я не имел в виду, что оно ушло из нашей жизни. В действительности оно глубоко проникло в различные сферы общества. Рассмотрим действия рабочих, являющихся членами профсоюзов. Руководители Американской федерации труда — Конгресса производственных профсоюзов (АФТ-КПП) спонсировали такие организации, как Американский институт развития свободного труда (AIFLD) в Латинской Америке, а также подобные институты в Африке и Азии, предназначенные для создания коллаборационистских, антикоммунистических, прокапиталистических профсоюзов, которые подрывают наиболее воинственные левые профсоюзы как у себя дома, так и за рубежом.

«Государство национальной безопасности» оказывает влияние на корпоративные средства массовой информации. ЦРУ принадлежат многочисленные информационные агентства, издательства, телеграфные агентства за рубежом, которые вырабатывают дезинформацию. Затем эта дезинформация возвращается назад, в Соединенные Штаты Америки. В Соединенных Штатах ЦРУ проводило активную подготовку «Красных бригад» методом надзора и проникновения в тыл врага. Как я отмечал ранее, торговля наркотиками поддерживалась частично группами ЦРУ и различными силами местной полиции с неизбежным следствием и, вероятно, с действительным намерением дезорганизовать и деморализовать население бедных районов города и воспрепятствовать возникновению любых форм руководства со стороны местных общин.

Многочисленные законопроекты о борьбе с преступностью содержали «антитеррористические» меры, которые создавали больше опасности нашей свободе и безопасности, чем то, что могли сделать террористы. Президент Рейган предложил законопроект о том, что помощь террористам будет рассматриваться как уголовное преступление. После того как администрация назвала сальвадорских партизан террористами, любой, кто проявлял солидарность с демократическими диссидентами и повстанцами Сальвадора, мог подвергнуться уголовному преследованию за оказание помощи и содействие «терроризму». Таким образом, государство пытается подавить антиимпериалистические действия и защитить империю путем подавления самой демократии. (Конгресс, контролируемый демократами, тогда отказался действовать в соответствии с законопроектом Рейгана.)

Процесс неправомерного использования силы исполнительной властью поддерживается консервативной судебной властью. Суды предоставили широкую свободу исполнительной государственной власти и поддержали ввод ограничений на несовпадение взглядов, информацию и передвижение во имя «национальной безопасности».

Неправомерное использование силы исполнительной властью заметно в Восточной Европе, где народы бывших коммунистических стран теперь могут насладиться драконовскими «удовольствиями» капиталистического рая. Социальные преимущества, которыми они когда-то пользовались при социалистическом государстве, упразднены, включая гарантированное право на труд, бесплатное образование вплоть до высшего в зависимости от способностей, бесплатная медицинская помощь, гарантированная пенсия, дешевое жилье, субсидируемые коммунальные услуги и транспорт. Взамен они получили благословение гиперинфляции свободного рынка, коллапс производства, широко распространенную безработицу, рост числа бездомных, проституцию, бедность, голод, болезни, коррупцию, этнические войны, власть мафии и жестокие преступления.

Наиболее затронутыми оказываются самые уязвимые группы общества, в которых уровень смертности более чем удвоился: пенсионеры пожилого и старческого возраста, инвалиды, рабочие с низким доходом, женщины с низким доходом и дети. Предвкушая, что однажды они станут частью «первого мира», европейцы из стран Восточной Европы с радостью приняли капитализм, но были быстро доведены до нищеты стран уровня «третьего мира». Горькая шутка, которая распространяется по России, суммирует произошедшее: К.: «Капитализм за один год смог сделать то, чего не удалось сделать социализму за 70 лет?» А.: «Заставить социализм выглядеть привлекательнее».

Социальная нищета капиталистического рая явилась причиной гнева и недовольства в бывших коммунистических странах, которые необходимо теперь сдерживать. Политическая демократия, которая использовалась, чтобы свергнуть коммунизм, теперь стала своего рода барьером для драконовских мер свободного рынка, необходимых для восстановления капитализма. Таким образом, сама демократия должна быть разбавлена или ее необходимо обойти для того, чтобы «демократические реформы» — а это и есть переход от социализма к свободному рынку — были проведены полностью.

Неудивительно, что президенты различных государств Восточной Европы неоднократно выбирали государство, а не правительство, требуя права отбросить на время демократию и управлять посредством декретов исполнительной власти. В России президент Борис Ельцин делал как раз это, используя силу и жестокость, чтобы подорвать основы Конституции, подавить парламент, избранный демократическим путем, и местные советы, монополизировать средства массовой информации, убить более тысячи человек и арестовать еще тысячи — во имя спасения демократии. Когда капитализм находится в стадии кризиса, капиталистическое государство усиливает репрессии, нападая сначала на уровень жизни народа, а затем на демократические права, которые могут позволить им защищать этот уровень жизни.

Кроме того, материальная и политическая помощь, которую Советский Союз, Болгария и Восточная Германия оказывали движениям национального освобождения в странах «третьего мира», больше не поступает. Вместо этого бывшие коммунистические страны теперь вступают в империалистические войны, как это было во время операции «Буря в пустыне» в 1991 году и участвуют в прямых интервенциях США, как в Сомали в 1993 году, тем самым укрепляя интервенционистские державы большинства могущественных империалистических государств.

Теория заговора?

Демократия — не неподвижная и законченная система, а процесс непрекращающейся борьбы. Демократические завоевания никогда не находятся в абсолютной безопасности. Они могут быть отброшены назад, если противоречия капитализма угрожают привести систему к кризису. Суть капитализма, смысл его существования не в том, чтобы строить демократию, или помогать трудящимся, или спасать окружающую среду, или строить дома для бездомных. Его цель — обратить природу в товар, а товар — в капитал, чтобы инвестировать и накапливать, преобразовывая каждую часть мира по своему образу и подобию для своей самореализации.

Некоторые люди отвергают критику, называемую «теорией заговора». Они не верят, что политики могут иногда лгать и могут не говорить о скрытых намерениях в интересах влиятельных кругов. Они настойчиво утверждают, что, в отличие от нас остальных, богатые и могущественные не действуют с заранее обдуманным намерением. Согласно этой точке зрения, внутренняя и внешняя политика представляют собой не более чем ряд невинных случайностей, которые не имеют ничего общего с защитой состоятельных кругов. Безусловно, это то впечатление, которое хотят создать официальные лица.

Я вспоминаю мультфильм о двух быках на лугу. Один со страдальческим выражением говорит: «Какое несчастье, я только что узнал, как они делают гамбургеры!» А другой бык отвечает ему: «Да ну тебя, левый параноик со своими теориями заговора». Те, кто являются жертвами политики капиталистического государства, должны начинать осознавать — чтобы не стать гамбургерами, — что условия, которым они подвергаются, являются чем-то большим, чем результат невинной неосмотрительности и непреднамеренных последствий.

В некоторых кругах стоит только назвать что-либо «теорией заговора», как это становится достаточным основанием для того, чтобы распустить организацию. Конечно, существуют ни на чем не основанные теории заговора, например мнение, что сионисты, католики, коммунисты, экологи, арабы-террористы, черные или Объединенные Нации захватывают Америку. Принимать или не принимать теорию заговора зависит от системы доказательств. Те из нас, кто заявляют, что партии, занимающие «надежное» положение в капиталистическом государстве, мобилизуют огромные ресурсы для сохранения и содействия интересам существующей классовой системы, хотели бы чего-нибудь большего, чем притворная улыбка по поводу «теории заговора».

Как я ранее отмечал, некоторые люди с презрением отвергают любое предположение о том, что своекорыстный человеческий фактор и власть вовлечены в политику государства. Чтобы опровергнуть все утверждения: фантазии о заговорах, о том, что элитная власть осуществляется сознательно и разумно, необходимо прийти к неправдоподобной позиции, что не существует своекорыстного планирования, секретов, попыток обмануть общественность, утаивания информации, предумышленного принесения в жертву других, безжалостных преследований полиции, намеренно несправедливых и незаконных доходов. Это то же самое, что считать элитарные круги принципиальными и полностью честными, хотя иногда они сбиты с толку. Несомненно, такое представление о политической реальности было бы в высшей степени наивным.

Альтернативой могут быть «теория совпадений» или «теория наивности», которые утверждают, что что-либо происходит просто из-за непреднамеренных случайностей или неразберихи при недостатке знания о том, на что делается ставка, и кто получает что, когда и как. Они утверждают, что рабочие, фермеры и большинство простых людей совершают согласованные поступки, преследуя свои интересы, но это не относится к корпоративным элитарным и финансовым кругам, которые владеют столь многим и контролируют столь многое.

По некоторым необъяснимым причинам мы должны допустить, что богатые и могущественные, так хорошо обученные бизнесу и политике, у себя дома в кругах власти не знают, в чем состоят их интересы, и оказывают им некомпетентную поддержку. Такая «теория наивности» кажется еще более надуманной, чем идея о том, что люди с огромным состоянием и чрезмерной властью будут прибегать к любым возможным средствам для достижения своих целей — а государство будет их самым важным орудием в этом бессердечном и безжалостном предприятии.