Волчье счастье

17. Открытка

Весну не остановить — слишком силен инстинкт природы согревать землю, цвести, давать всходы. Родники Фонтана Фредда щедро дарили чистую воду, разливались, снег таял, с гор неслись потоки, которые бороздили морщинами склоны, обнажали и шлифовали камни на тропах. Солнце сеяло тепло, будило ужей от зимнего сна. В Мурацце Фаусто случалось видеть, как они спаривались: обычно ужи застенчивы, но по весне они теряли всякий стыд, сплетались друг с другом, и лучше было поскорее пройти мимо, не тревожа их. Фаусто снова стал отправляться на долгие прогулки, как осенью. Он поднимался в горы до самой линии снега или бродил по лесу, поредевшему после схода лавин, смотрел на оленей и косуль, которые терлись лбами о стволы — до крови, сдирая шкуру, готовые к росту новых рогов.

Он стал часто листать подаренный Сильвией альбом Хокусаи — тайну, связывавшую их. И находил тысячи перекличек между картинами, которые явились из давнего прошлого, и тем, что видел он сейчас из окна. Соседи жгли ветки можжевельника и хворост, разравнивали землю, вспаханную кротами. Джемма срезала ножом цикорий — шла одна по полю, наклоняясь после каждых двух-трех шагов, и собирала цикорий в сумку. Кажется, здесь тоже люди не осознают присутствие горы Фудзи, которая неотступно наблюдает за ними.

В конце альбома были строки Хокусаи — единственные, которые он оставил после себя: «С шести лет меня неодолимо влечет воссоздавать окружающий мир, однако среди картин, написанных мной между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами, нет ни одной стоящей, такой, которая бы обладала подлинной ценностью. Только в шестьдесят три я постиг суть птиц, животных, насекомых, рыб и понял, как рождаются травы и деревья; в восемьдесят лет достиг мастерства, а в девяносто проник в глубины искусства; когда мне исполнится сто, я, возможно, приобщусь к высшей истине, в сто десять каждая линия и каждый мой рисунок наполнятся жизнью; мудрецы, которым даровано долголетие, убедятся, что я чужд фальши, — на это я надеюсь. Подпись: Старик, одержимый живописью».

В Фонтана Фредда явно не хватало Бабетты. Табличка на двери ресторана тускнела и выцветала. Фаусто вдруг захотелось сделать то, чего он не делал уже давно: взяв бумагу и ручку, он сел за стол писать ей письмо. Он вспомнил, до чего же он раньше любил писать письма — это были его первые художественные опыты. Сколько писем отправил он девушкам, в которых был влюблен! На трех листах Фаусто рассказал Бабетте о весне, о Веронике и квартире в Милане, о своих сомнениях и о чувстве подавленности, которое оставила после себя поездка в город. Потом написал о Луиджи, о встрече с его дочерью и о том, как она похожа на отца. Добавил, что она, Бабетта, хотя и судит себя строго, действительно преобразила Фонтана Фредда, открыв там ресторан — по-настоящему уютное место, — и вдобавок родила такую замечательную дочь. Для Фаусто ресторан и в самом деле стал прибежищем, почти что домом, где его приняли с теплотой и пониманием, в которых он нуждался на трудном этапе жизни, и оценили его скромные кулинарные способности; в ресторане всегда было весело, пусть даже за окном столбик термометра опускался ниже отметки минус двадцать. Он напомнил Бабетте, что в рассказе Карен Бликсен на пиру, который устроила главная героиня — угощение обошлось ей в баснословную сумму, — ни один из гостей, людей невзыскательных и простых, не оценил выставленных на стол деликатесов, за исключением генерала в отставке, который несколько лет прожил в Париже. Старый генерал ел молча, ведь никто не смог бы разделить его восторг от изысканных блюд, и думал: то, что делает эта женщина, — настоящее искусство. Вот чем прекрасен рассказ Бликсен: если хотя бы один из гостей получил удовольствие от еды, понял Бабетту и увидел в ней художника, творца — значит, ее пир удался и все усилия не напрасны.

В конце письма Фаусто спросил: «Как дела? Тебя здесь не хватает. Вернешься?»

Потом он спустился в долину, доехал до Тре-Вилладжи и попросил в газетном киоске открытку с видом Фонтана Фредда. Продавщица вытащила из-под стопок журналов пакет с открытками. На одной из них была фотография поселка в 1933 году: несколько каменных домишек, ни асфальтированной дороги, ни фонарей, ни гостевых домов для туристов, ни «Пира Бабетты» и фуникулера — только крестьянин, который гнал быка по дороге, и горы. Они возвышались над вспаханными полями и стогами сена и, казалось, были за пределами времени. Фаусто положил в конверт письмо и открытку, а на обороте написал единственный адрес Бабетты, который знал, — адрес ресторана. В надежде, что Бабетта, где бы она сейчас ни находилась, просила пересылать ей почту из Фонтана Фредда. Но, по большому счету, какая разница, прочтет ли она это письмо через неделю или через год? Фаусто был рад, что рассказал ей все то, что рассказал. Наклеив на конверт марку, он бросил письмо в почтовый ящик, и у него возникло ощущение, будто он отправляется в далекое путешествие.