Волгари в боях за Сталинград

В. С. Мельников ОТВАЖНЫЕ РЕЙСЫ «АБХАЗЦА»

Укрытый ветвями, «Абхазец» стоял у левого берега, напротив завода «Красный Октябрь». Команда, утомленная бессонными ночами, отдыхала. Капитан баркаса А. Н. Хлынин, воспользовавшись передышкой, ушел на берег. Над Волгой стояла туманная дымка. Рассветало. Гул фашистских самолетов разорвал предутреннюю тишину. А скоро грохнули и первые в этот день взрывы: началась очередная бомбежка.

На войне всякое бывает. Так и тут. Случайный осколок перебил трос, которым одна из барж была причалена к берегу. Баржа качнулась на поднятой взрывом волне, чуть постояла и поплыла по течению к правому берегу.

— Голдобин! — крикнул начальник переправы капитан Язиев. — Задержать баржу!

— Есть задержать баржу! — по-военному быстро ответил помощник капитана «Абхазца».

Маленький баркас помчался вдогонку за баржей. Но ее уже заметил враг. Фашисты открыли ураганный заградительный огонь.

Забурлила от взрывов вода, по корпусу защелкали пули. Не выдержал Голдобин.

— Право руля! — дал он команду, и «Абхазец» на полном ходу помчался обратно.

На берегу стоял мрачный Хлынин.

— Что же вы, ребята, сплоховали? — Казалось, капитан заглянул каждому в душу.

Хлынин быстро вскочил на баркас.

«Абхазец» вновь мчится вдогонку за баржей, а она уже почти у самого берега. Фашисты опять полоснули огнем. Но баркас, маневрируя, упорно шел к цели. Развернувшись на полном ходу, «Абхазец» подхватил баржу и на глазах у врага стал уводить ее…

Мало приходилось отдыхать команде «Абхазца». Кочегары и масленщики опали, свалившись на час-другой на замасленный пол в машинном отделении, капитан со своим помощником и рулевым — тут же, в рубке, которую в шутку называли «судовым дотом». Так ее стали именовать после того, как на одной из барж команда раздобыла тюки шерсти. Ею обложили рубку. Шерсть оказала неоценимую услугу новым хозяевам. Осколки снарядов и пули, легко пробивавшие доски, не могли преодолеть слоя шерсти толщиной в шесть-семь сантиметров. Горячий металл запутывался в ней, и приходилось лишь опасаться пожара.

Боевая обстановка на переправах еще больше сдружила членов экипажа. Много лет плавали вместе на одном судне эти люди, но только теперь, в эти суровые дни, когда на каждом шагу подстерегала смерть, до конца раскрылись душевые качества каждого из них. Кто раньше мог предполагать, что матрос Мария Ягупова, эта небольшого роста с застенчивым взглядом девушка, добровольно взвалит на свои плечи все тяготы фронтовой жизни, что она проявит такую высокую стойкость?!

Как-то в один из воздушных налетов, когда «Абхазец» выводил из опасной зоны груженую баржу, осколком бомбы Ягупову ранило. Лицо девушки залилось кровью. Она бессильно опустилась на палубу, потеряла сознание. Но едва Марию взяли на руки, чтобы снести на берег, она очнулась и попросила:

— Оставьте меня тут, на судне.

Ее все же отправили домой. Через две недели девушка с повязкой на голове пришла к капитану.

— Возьмите меня на «Абхазец».

Марию пробовали отговорить, но из этого ничего не вышло. Вместе с командой она отправилась в очередной рейс. Ее еще раз ранило осколком бомбы, в руку, но девушка не сошла на берег…

^{В дни сталинградского сражения отличился экипаж баркаса «Абхазец», которым руководил капитан Анатолий Николаевич Хлынин — один из опытных судоводителей волжского флота.}

Сентябрьским утром начальник переправы Язиев вызвал Хлынина.

— Важный груз есть. Подготовьтесь, вечером повезете, — приказал Язиев.

— А почему не сейчас? Баркас готов, — заметил Анатолий Николаевич.

— Сейчас нельзя, рискованно — груз опасный.

— На войне не рисковать нельзя. А за доставку груза отвечаю головой. Сами понимаете, с баркаса никуда не денешься.

Начальник хорошо знал Хлынина. Имя смелого капитана уже было известно на переправах.

— Что ж, раз берешься сам — грузись! — сказал Язиев.

Через час-полтора баркас спешил к правому берегу.

На борту стояли ящики с бутылками, пересыпанные песком. Шли без баржи — она мешала бы судну маневрировать, да и слишком крупной мишенью была бы для фашистских летчиков.

«Абхазец» не успел дойти и до середины реки, как гитлеровцы открыли по нему ураганный огонь. Речники поставили дымовую завесу и, скрываясь за ней, лавируя между разрывами снарядов, приближались к берегу.

У рубки, вблизи ящиков с бутылками, задымилась доска. Поблизости никого не оказалось. Минута промедления — и судно могло взлететь на воздух. Капитан, оставив штурвал, бросился к ведру с песком. Засыпал загоревшуюся доску, вернулся к штурвалу. Человек большой выдержки, всегда спокойный, Анатолий Николаевич сейчас был таким, словно вел баркас в самый будничный рейс. А ведь рядом рвались снаряды, на баркасе были ящики с боеприпасами!

Так «Абхазец» доставил боеприпасы нашим бойцам. И вскоре на участке фронта, куда приставал баркас, задымились фашистские танки, подожженные горючей жидкостью.

…Стоял октябрь. Ночи были уже длинными и холодными. Над Волгой все чаще опускались туманы. Огонек, вспыхнувший ночью на реке, вызывал на себя град фашистских снарядов и пуль.

Было за полночь, когда Хлынин получил приказ отвести в город баржу с боеприпасами. Баржа стояла у берега и на фоне деревьев оставалась незамеченной с другого берега. Баркас медленно подходил к барже, и тут, как на зло, луна выползла из-за облаков. Этого оказалось достаточным для того, чтобы фашисты открыли по барже орудийный огонь. Два снаряда угодили в баржу. Пробоины были на уровне воды, и военные, сопровождавшие груз, не заметили их.

Баркас забуксировал баржу и повел к правому берегу. Тут-то, при движении, вода стала заливать баржу. Военные засуетились. Малоопытные в речном деле, они не сообразили сразу, что предпринять.

Хлынин услышал крики, доносившиеся с баржи. Он приказал дать задний ход, и когда баркас поравнялся с баржей, перемахнул на нее. Вода уже разлилась по всему судну. Капитан спустился в трюм и, ступив в холодную воду, начал искать пробоины. Вот они, две дыры. Но чем закрыть их? Кошмы нет ни на барже, ни на баркасе.

— Снимайте, братцы, шинели, иначе ко дну пойдем! — крикнул капитан военным.

В трюм одна за другой полетели шинели, телогрейка и даже полушубок. Действуя ломиком, Анатолий Николаевич крепко заткнул отверстия и, продрогший, с закоченевшими ногами, вернулся на палубу.

— Возьми, капитан, погрейся, — предложил один из военных, поднося Анатолию Николаевичу кружку со спиртом.

И тут раздался новый взрыв: снаряд угодил в палубу. Вспыхнул огонь. А на палубе сотни тонн снарядов, мин и зажигательной жидкости!

Некоторые из солдат, сопровождавших смертоносный груз, метнулись к борту, готовые в любой момент прыгнуть в воду. Другие же кинулись к ящикам с песком.

— Руби буксирный трос! — раздался повелительный голос Хлынина.

Солдаты с недоумением взглянули на капитана: «В своем ли он уме? Неужели оставить беззащитную баржу посреди Волги под обстрелом?»

— Руби трос! — гневно повторил капитан и бросился на помощь солдатам, которые таскали песок к месту пожара и тушили огонь.

Почему он прежде всего отдал приказ рубить буксирный трос? Анатолий Николаевич меньше всего думал о собственной безопасности. Взрыв может произойти каждую секунду. Это ясно. А баркас, люди, с которыми он сроднился, останутся и будут совершать новые рейсы ради победы над врагом.

Но капитан в то же время не терял надежды на спасение баржи и груза. Поэтому он так стремительно бросился на борьбу с пожаром, увлекая своим примером бойцов.

А что стало с «Абхазцем»? Казалось, освободившись от баржи, он на всех парах помчится подальше от нее. Именно так должны были понять поступок своего командира члены экипажа.

Но странно: баркас повернул к барже. Вот он пришвартовался к ней, и речники один за другим взобрались на ее палубу.

Силы, противостоящие огню, возросли. Солдаты и речники передавали друг другу ведра с песком, некоторые действовали топорами: обрубали пылавшие брусья и сбрасывали их в воду.

— Под минами огонь! — крикнул кто-то.

Капитан обернулся. Близ ящиков, в которых находились мины, он увидел пламя. Секунда, две, три — и страшный взрыв разнесет все.

Хлынин растерялся лишь на мгновение. Потом он бросился вперед. Но его опередили. Человек в форме речника метнулся к пламени с ведром в руке. Песок погасил огонь, но он вспыхнул рядом. Храбрец не отступил: подхватив поданное ему военными второе ведро с песком, он обил и новый очаг огня.

Тут капитан узнал своего помощника.

— Голдобин, ты как здесь очутился? — строго спросил Хлынин.

— А мы все тут.

К Хлынину подошли механик Бырщиков и его первый помощник Белослудцев.

Капитан вгорячах не заметил ни баркаса, подошедшего к барже, ни своих людей, высадившихся на нее. Но теперь, видя их, он понял все.

— Иван Иванович, нельзя так рисковать экипажем, судном, — сказал он механику.

— А как же можно иначе, Анатолий Николаевич? Сами понимаете…

В душе Хлынин гордился своими людьми. Команда сделала это по инициативе его помощника, того самого Голдобина, который не очень-то мужественно вел себя в первых рейсах…

…700 рейсов под яростным огнем противника, во льдах совершила в те грозные дни команда баркаса «Абхазец». На правый берег она доставила тысячи тонн боеприпасов, вывезла в безопасное место сотни раненых воинов. В том, что защитники Сталинграда выстояли на клочке земли у правого берега, есть несомненная заслуга экипажа баркаса «Абхазец» и его отважного командира Анатолия Николаевича Хлынина.

С тех пор прошло много лет. В разных местах работают и живут члены команды «Абхазца». Иван Григорьевич Белослудцев плавает помощником механика на пароходе «Печора», Иван Иванович Бырщиков ушел на пенсию…

Изменился Анатолий Николаевич Хлынин. Чуть посеребрились его виски, резче стали морщинки на лбу. Но бывалый речник все так же исправно несет свою капитанскую службу. И все на том же прославленном «Абхазце». Вернее сказать, дважды прославленном, ибо не менее, чем в боях, баркас отличился в труде.

Команда «Абхазца» доставляла материалы на строительство Волго-Донского судоходного канала и Сталинградской ГЭС. Она одной из первых на речном узле стала водить баржи методом толкания. Одному из первых в пароходстве коллективу «Абхазца» присвоено звание экипажа коммунистического труда.

Вот и сейчас 115-сильный небольшой баркас ведет перед собой груженую баржу. Мимо проплывают знакомые, такие близкие сердцу места… Сталинград. На высоком берегу высятся новые многоэтажные дома.

— Красота-то какая! — замечает молодой рулевой, любуясь родным городом.

— Да… А что тут было лет 18 назад, ты знаешь?

— Знать-то знаю, но не пришлось видеть. Молод.

— И хорошо, что не пришлось. Сделать надо так, чтобы не повторилось. — Мысли Анатолия Николаевича невольно уносятся к дням великой битвы за Сталинград.