Война в Ветёлках

XVI

После полуночи, перед самой зорькой, когда сон сладок и крепок, когда в хуторе не услышишь ни шороха, в окно Горбовой громко постучали. Затем послышались удары в дверь. Били настойчиво, кулаками, ногами.

— Мама, — тревожный голос молодой снохи. — Стучатся.

Горбова проснулась, протерла глаза, откинула простыню.

— Вроде стучатся? — спросила она и приказала снохе: — Ступай открой.

— Я боюсь, мама!

А в окно и двери продолжают настойчиво тарабанить.

Горбова, позевывая, слезла с кровати и пошлепала босыми ногами по свежевымытому полу. В окно смотрела долго, пристально.

— Открой! — кричали со двора.

Проснулись внуки — двухлетний Ваня и четырехлетний Коля. Захныкали. Тяжело дыша, в распахнутую дверь ворвалась Марья Арифметика.

— Ты? — Горбова чиркнула спичку, собираясь зажечь лампу. — Бросила комбайн? Кто там с тобой?

Со двора робко вошла в сени Пелагея.

— Мы работали допоздна, — будто оправдывалась Пелагея. — А потом ее Степка с Настенькой моей принесли нам кислого молока и вот эти письма. — И сунула в руки Горбовой мелко исписанный тетрадный в клетку лист бумаги.

— Говорят, чуть ли не в каждый двор подбросили, — садясь на скамейку, прохрипела Марья.

— «Святое письмо. Во имя отца и сына и святого духа», — Горбова вывернула фитиль у лампы и принялась читать. Что вслух, а что про себя.

— В бригаде нам сказали — идите к Горбовой или к Белавину. Покажите. Одной-то ночью страшно, так мы вдвоем…

Ничего на это не ответив, Горбова продолжала чтение:

— «…Да отсохнут руки у того, кто будет грузить наш хлеб… Да постигнет того тяжелая кара… Хлеб наш, нам его в своих сусеках и хранить. Да возродится доблесть уральского казачества в борьбе с большевистской чумой…

Письмо трижды переписать и разослать своим знакомым и родным.

Кто же этого не сделает, тому грозит близкое несчастье».

Горбова помолчала, сложила листок вчетверо и сказала:

— Ладно, бабы. Идите отдохните до свету-то… Потом на ток приходите. Там будем калякать.

С рассветом Горбова поспешила на ток, захватив из дома красный флаг для первой подводы. Там уже толпились женщины. У весов стояли три подводы.

— Чего стоите, не грузите? Писем начитались… Боитесь?

Белавин и Игнат Котелков насыпали в мешки зерно и ставили их на весы.

Люди все шли. Рассаживались прямо на ворохе зерна, бросая взгляды то на Белавина, продолжавшего с Игнатом грузить на подводы мешки с зерном, то на стоявшую перед толпой Горбову. Заметив на крыше веревкинского дома хозяина, Горбова подумала: «Не он ли с Чупровым подожгли народ, натравили, а сами издалека теперь наблюдают?»

— Собрание давай! — раздался из толпы чей-то голос. — Давай собрание.

— Чего Белавин-то отбился, пусть сюда идет.

Горбова оглянулась — услышал ли Федор Степанович? Услышал. Отряхнул пыль с видавшей виды гимнастерки, вытер фуражкой с лица пот.

— Вот-вот, давай подходи сюда, председатель.

— Ну, чего же делать будете? — спокойно, но громко сказала Горбова. — Судить, что ли, нас с Белавиным собрались?

— Судить не судить, а спросить кое-что надо.

Подошел Белавин и встал рядом с Горбовой.

— Валяйте! Кто первый? — бросил вызов Федор Степанович.

— Без валянья обойдемся, — голос из толпы.

Теперь уже все встали.

— От жизни отстали, кто писал эти «святые» письма! — закричала Горбова. — Взывают к вам — растаскивайте, дескать, хлеб, а то государству отвезут. И отвезем! Солдатам Красной Армии и рабочим городов отвезем. — Белая косынка упала с головы Горбовой, она подняла ее, отряхнула пыль и продолжала: — И если даже весь хлеб отвезем — все равно с голоду не умрем. У нас молоко, картофель, творог, каймак, яйца, морковь, свекла. Получим на трудодни и хлеба. Немного и не самого лучшего качества, но хлеба… Свиней, овец порежем. У кого из колхозников опухли с голода дети?

— Ох, какая ораторша! Да мы вовсе не про то, — протолкалась вперед пожилая женщина с черными, загорелыми руками. Лицо в морщинах, черная коса упала из-под косынки на плечо. Она встала рядом с Горбовой и Белавиным, перевела дыхание:

— Товарищи колхозники! — Люди притихли. Насторожились и Горбова с Белавиным. Женщина повернулась лицом к вожакам колхоза. — Дорогие вы наши! Уж не подумали ли вы, что мы за хлебом пришли?

— Товарищи, — перебила Горбова.

— Не торопи меня, Андреевна… Разговорами-то вы нас с Белавиным не балуете. Только одну работу с нас требуете. И сами-то уж вытянулись в струнку, почернели.

Дальше колхознице не дали говорить — загалдели, заспорили.

— Дело говори.

Вышел кузнец, полуслепой, прокопченный, с бородой дремучей, будто век нестриженой.

— Я то же самое скажу, — проговорил он, — до упаду вы работаете. Смотришь на вас и диву даешься — сколько в вас силы, сколько в вас добра, сколько в вас веры, насколько чисты вы! А вот в работе, в суете забываете о врагах наших. Мы ведь собрались не за тем, чтобы не давать хлеб грузить государству. Говорить с людьми надо… Всякие слухи, записки, святые письма. Без совета с людьми сейчас нельзя… А то что «руки отсохнут» — не побоимся. Я первый сейчас буду грузить!

И снова закричали в толпе:

— Чупров возит в город хлеб, сало. На золото выменивает.

— Веревкин в Бузулуке рыбой торгует. Шубу бабе из самых дорогих мехов привез. Налоговый агент!

— Куда смотрят партийная организация и Совет?

— Найти кто записки вражеские разносит!

— Ждут развала колхоза, а вот этого не хотели? — ив воздух поднялись кулаки.

— Товарищи колхозники! — Белавин замахал фуражкой, стараясь успокоить взбудораженную толпу.

— Кто работает, а кто наживается на колхозной земле. Тащить их сюда.

— Товарищи колхозники!

Наконец, немного утихли.

Белавин почувствовал головокружение. Слабость в ногах. Превозмогая себя, побледневший, он тихо сказал:

— Разберемся, товарищи. Фронт и город ждут наш хлеб. Надо отправлять обоз.

— И отправим, в чем дело? — раздались голоса.

Белавин хотел что-то еще сказать, но слабость свалила его, и он опустился на хлебный ворох. Горбова бросилась к нему, но он твердо, хотя и тихо сказал:

— Грузите обоз… Я сейчас встану.

На обратном пути из города, проезжая через райцентр, Горбова на минуту забежала в райком. Только открыла дверь к первому секретарю, как Козырев вышел из-за стола и пошел ей навстречу.

— Поздравляю, Валентина Андреевна! Только сейчас передавала Москва о вашем красном обозе. Очень, очень хорошо! Пример для других. Сами знаете, машин не хватает. Надо использовать все — быков, верблюдов, а хлеб возить.

Обняв Горбову за плечи, он провел ее к столу и усадил в кожаное кресло.

— Ну, рассказывай.