III

Фоме Лупычу Чупрову перевалило за шестьдесят. А вот никто даже из молодых мужчин не мог соперничать с ним ни в силе, ни в ловкости. Клал на обе лопатки любого. Приезжали специально с Бухарской казахи-батыры, хохлы-силачи, чтобы встретиться с Чупровым, но никто с победой не возвращался.

Уральский казак Фома Чупров в молодости служил рядовым в особой охранной сотне у белоказачьего генерала Толстого. После гражданской войны в станицу Соболевскую, откуда был родом, не вернулся, а уехал в глухой хутор Приуралья Ветелки, где вскоре женился на некрасивой, но работящей молодой хохлушке. Через год у них уже было две пары быков, три коровы. А еще через три года Чупров купил ветряную мельницу. В самый разгар нэпа Фома Лупыч собирался в Уральске открыть свой магазин. Закупил место, материалы для строительства, но решил подождать. Накануне коллективизации к Чупрову не раз жаловали «гости», уговаривая его вступить в «Союз по спасению России». Фома Лупыч продолжал выжидать: не время было идти напролом. И после первого хуторского собрания, где было объявлено об организации колхоза, чуть ли не первым записался в артель и добровольно сдал скот, имущество, мельницу. Даже написал заметку об успехах коллективизации. Но ничто не помогло Фоме Лупычу «пристроиться» к новой жизни: его как кулака сослали в Сибирь.

…Вернулся Чупров в Ветелки в конце мая 1938 года. Жена его, Оксана, полоскала белье в Ембулатовке и не заметила на другом берегу речки старика с клюкой. Старик опустился на песок, стащил с ног рваные сапоги и долго разглядывал полоскавшую белье женщину. Затем поднялся, сиял брюки и зашел по колено в теплую воду. Оксане почему-то было неприятно глядеть на старика, который смотрел на нее с какой-то подозрительностью, и она, побросав скорее белье в корзину, заспешила домой, но ее окликнули:

— Не узнаешь меня, жена?

Да и как можно было узнать, если весь он зарос до самых глаз густой бородой. С тех пор Фома Лупыч не снимает бороды. Вернулся Чупров в Ветелки таким же сильным и здоровым, каким и уезжал. Только стал еще более замкнут и молчалив.

После возвращения с неделю не показывался людям на глаза, а потом пошел в правление колхоза проситься на работу.

В саманной избе долго, пригнувшись, переминался с ноги на ногу у двери председательского кабинета. И, наконец, поправив на голове казачью, с красным околышем фуражку, толкнул дверь. Шагнул через порог и замер. За столом сидел маленький тщедушный казак с крупным рябоватым носом и седой головой. Он медленно поднялся навстречу Фоме Лупычу. На мгновение встретились взглядами.

— Узнал, поди, меня, Фома Лупыч?

Чупров молчал. Деваться было некуда, и он сел, стараясь унять дрожь в руках. Да, он узнал стоящего перед ним человека. Это был Еремей Кузьмич Услонцев, два дня назад принявший колхоз в Ветелках. Думал однофамилец, ан нет…

Односельчане, они после гражданской войны оба оставили Соболевскую. Чупров осел в Ветелках, Услонцева же послали на учебу в город.

Фома Лупыч поднял свою тяжелую голову, и взгляды их снова встретились. Оба они в эту минуту вспомнили июль 1919 года, когда под станицей Соболевской сошлись в конном сабельном бою. Ударили — шашки в руках Услонцева как и не было. Но от второго удара Чупрова он успел соскользнуть под брюхо лошади.

— Помнишь, чай, что было между нами? — Услонцев снова сел за стол, а Чупров, продолжая теребить бороду, процедил сквозь зубы:

— Мало ли чего было. Не своей волей ходили. Власть такая была. Не в банде ведь какой был…

— Власть такая была, — повторил за Чупровым Еремей Кузьмич.

— А то как же, — оживился Фома Лупыч, — нам, трудягам, все одно. При какой власти трудиться… А чего наживал — все вот этими руками. — И он, протянув руки, показал Еремею Кузьмичу свои необыкновенно широкие, с твердой, будто высохшей кожей ладони.

Председатель встал, прошелся по своему крохотному кабинетику и остановился за спиной Чупрова.

— Что ведь получается? С кем судьба людей сводит… Меня, например, со своей смертью. А вот теперь ты опять на мою голову… — Еремей Кузьмич шире распахнул окно на улицу, откуда пахнуло зноем и запахом пыли, и заключил: — Плотники нужны нам.

— Могу и плотником. — Фома Лупыч встал, долго надевал на голову, точно примеривая, свою казачью фуражку, пошел к двери. У порога остановился, — Всякие приказания буду выполнять исправно.

И долго они стояли молча друг против друга, скрестивши взгляды.

Загрузка...