Война в Ветёлках

XXII

На ферме была самая горячая пора: начинался растел коров. И Пелагея пропадала там с раннего утра, выкраивая на обед полтора-два часа.

Встречи с Горбовой она так и боялась, но разговор все-таки состоялся. Как-то вечером, за неделю до праздников, когда Пелагея выдаивала последнюю корову, к ней подошла Андреевна.

— Здравствуй, Поля, — мягко сказала она и встала, облокотившись на бревенчатую перегородку, разделявшую коровник от конюшни. Пелагея подняла голову, посмотрела на Горбову, но не смутилась и спокойно ответила:

— Здравствуй.

— Колхозники собираются в город ехать, базировать. Как ты-то? Поедешь?

— Поеду. Спасибо, что сказала. Настеньке пальто нужно позарез — обносилась вся. Дай самой-то ходить не в чем.

Закончив дойку, Пелагея, как на крыльях, понеслась домой. Редко приходилось в ту пору колхозникам бывать в городе. Было у Пелагеи и масло, скопленное за лето, сала пуда два прошлогоднего, пара обделанных на днях гусей, кубатка сметаны.

И Пелагея чего только не накупила. На базаре ей и встать не дали — перед праздником дело-то было.

На торжественное собрание шестого ноября вырядилась, как девка на выданье. Длинные русые косы сплела в одну толстую тугую косу, окропила ее духами, и на шею, на платье побрызгала. Лицо подпудрила, и все смотрелась в зеркало — нет ли морщин? На лбу, поперек его, чуть заметно легли годы и заботы. Но все же лицо еще было свежим в ее тридцать лет. По-прежнему весело глядели большие голубые, как летние Ембулатовские плесы, глаза. Не изменилась и фигура.

Марья Арифметика, к которой подсела Пелагея в клубе, прошептала:

— Как на кино смотрят. Особенно вон тот молоденький, из военкомата.

Пелагея метнула взгляд в сторону военного и зарделась: тот в упор разглядывал ее. Заиграла гармонь.

— Разрешите пригласить на танец, милая красавица, — пригласила Пелагею Горбова.

И только было они вошли в круг, как военный и еще один прибывший в отпуск солдат разбили женщин. Офицер уцепился за Пелагею. А ей стало так смешно, что она не удержалась и стала громко смеяться.

Небольшой струнный оркестр заиграл вальс «На сопках Маньчжурии». И снова военный пригласил Пелагею.

— А почему вы не дома празднуете? — спросила его Пелагея.

— Прислали доклад вам читать. А мне все равно: я ведь не женат.

Пелагея снова засмеялась. А ее напарник стал шептать:

— Для меня самым большим удовольствием будет провести вечер в вашем обществе.

На третий танец его опередил Федор Степанович.

После доклада, когда началось премирование, Марья Лапшина так растрогалась, что кинулась целовать Горбову, потом Белавина.

— Арифметика, у Федора-то Степановича своя жена…

Зал громко хохотал, рукоплескал.

Художественную часть вечера открыл Белавин. Он читал стихотворение Корнея Чуковского «Легкая добыча». Маленькая инсценировка, в которой бабку играла Горбова, вызвала больше всего смеха.

Несет бабка корзину с гранатами. Останавливает ее немец-часовой.

— Что тут есть? — спрашивает.

— Лимонки, — отвечает бабка и сует ему в руки корзину. Зал замирает…

В это время дверь клуба открылась и на пороге, через который со свистом ворвалась поземка, выросла фигура сторожа фермы, семидесятилетнего Антоныча.

— Граждане! — с тревогой в голосе закричал дед.

— Что случилось? — бросился к старику Белавин.

Тот молча, вглядываясь в зал, с удивлением произнес:

— Эх, сколько вас тут!

— Да говори же ты, — не выдержала и бабка — Горбова.

Сторож ухмыльнулся, погладил бороду.

— Пелагея Чинарева тут, что ли? Чернавка у нее отелилась. Любимица ее.

Все захохотали, а Пелагея мгновенно бросилась из клуба.

— Куда ты? — закричал на нее сторож. — Без тебя там все сделали.

Возвращалась с фермы домой, когда в клубе уже не было огней. Хутор же не спал. Она подбежала к калитке, взялась за нее, и тут неизвестно откуда взялся военкоматский.

— Вы чего? — удивилась Пелагея.

Облокотившись на калитку, он попыхивал папиросой. Потом шагнул к ней и крепко обнял за плечи.

Пелагея напрягла все силы, вырвалась, бросилась во двор, нырнув в сени, заперла за собой дверь.

— Полюшка, открой, — шептал офицер.

Пелагея молчала. Когда же вошла в избу, ей снова стало смешно. И она смеялась, чувствуя себя счастливой.